М.І. ПАНЧЕНКО 17 страница

Перед тем как возложить корону на Вильгельма и Марию, парламент-конвент предъявил им Декларацию прав. Поспешно составленная в феврале 1689 года в виде повторения обыч­ных требований парламента, она была поиме­нована “Актом о правах и свободах подданных и о порядке наследования короны”. Поскольку у парламента не было конституционной основы, его вожди сочли необходимым переделать декларацию в статут. Таковой явился в виде Билля о правах, подписан­ного Вильгельмом III и ставшего законом в декабре 1689 года142. Билль о правах, названный одним исто­риком “величайшим конституционным документом (английской ис­тории) после Великой хартии вольностей”, воплотил в себе представления парламентского большинства о древних основах английских свобод143. На короля возлагалось обя­зательство не приостанавливать действия законов* и не вводить налогов без согласия парламента. В дополнительных статьях устанавливались необходимость согласия парламента на содержание постоянной армии в мирное время, право подданных-протестантов на ношение оружия для самообороны, гарантии свободы слова парламентариям и обязательность частых созывов парламента. Право на весовые сборы и пошлины с перевозимых грузов было сохранено за Вильгельмом и Марией только на четыре года лишь потому, что, говоря словами палаты общин, “это было лучшей гарантией народу, что парламент будет созываться часто”144. (Со временем она смягчилась и новым монархам предоставляла пожизненное право на эти сборы.)

Вильгельм III вел войны постоянно, и это вынуждало его постоянно обращаться к парламенту за средствами. Он созывал парламент каждый год, как делалось и в Нидерландах, откуда он прибыл. Это стало конституционной практикой: с тех пор парламент в Англии проводит свои заседания ежегодно145. Теперь палата общин не только держала в своих руках бюджет короны, но и следила за тем, как тратятся день­ги: начиная с 1690/91 года палата общин часто выделяла ­день­ги на конкретные цели и добивалась уверенности, что они расходуются по назначению146. Учреждение Английского

--------------------------------------------------------------------------------------------------------

* Выдвигая это требование, парламентарии следовали убеждению, что законы, коль скоро они приняты, “становятся общей собственностью тех, кто их установил” и, соответственно, не могут быть отозваны или изменены иначе, как с согласия всех “собственников”. [Howard Nenner in J. R. Jones, ed., Liberty Secured, Britain Before and After 1688 (Stanford, Calif., 1992), 93.]

---------------------------------------------------------------------------------------------------------

бан­ка и оформление национального долга в 1693–94 годах еще больше укрепило финансовую власть парламента, поскольку нормой стало поручительство палаты общин по всем займам короны147. Регулировались акцизы и земельные налоги; впервые в английской истории “налоговые поступления были признаны нормальной составляющей доходов короны”148. Поступления в казну удвоились, и с этого времени англичане несли более тяжелый налоговый груз, чем французы. Полная финансовая зависимость от парламента заставляла корону все чаще обращаться к нему за консультациями по делам внешней политики и даже назначать министров из числа приемлемых для него кандидатов.

Другой важный принцип, резко ограничивший после 1688 го­­да королевскую власть, касался судопроизводства. При Стюартах судьи занимали свои должности по благо­усмотрению монарха и могли быть смещены, вызвав чем-либо его неудовольствие. Теперь было введено правило несме­няемости добросовестно выполняющих свою работу судей, уволь­нение которых допускалось лишь за совершенное ­преступление либо по просьбе обеих палат парламента149. Этим правилом была установлена независимость судебной власти.

В восемнадцатом веке отношения между королевским ­дво­ром и палатой общин не всегда были дружескими. Но соглашение, достигнутое в 1688/89 году и увенчавшее собой долгую борьбу парламента за утверждение его прав, не оставляло никаких сомнений относительно того, чем кончится дело. Достаточно сказать, что когда в 1810 году, в разгар войны про­тив наполеоновской Франции, было объявлено о неизлечимом психическом заболевании короля Георга III, о его неспособности выполнять далее свои обязанности, это никак не отразилось на управлении Британией150, поскольку власть тут же определенно и безвозвратно перешла к пар­ламенту.

10. Континентальная Европа

Хотя Англия первой в мире установила парламентскую демократию, она не была единственной европейской страной, причастной к развитию парламентских институтов. Парламенты (или штаты) были повсеместно распространены в средневековой Европе. Встречались они, что называется, на каждом перекрестке континента: в Португалии и в Дании, на Сицилии и в Польше, как на национальном, так и на регио­нальном уровнях.

На континенте, как и в Англии, основным делом парламентов было выделение короне денег на чрезвычайные расходы, связанные главным образом с ведением войны. Обилие парламентов само по себе указывает на широкое распро­странение частной собственности в средневековой Европе, ибо короли не могли бы обращаться за деньгами от налогов с совершенно неимущих подданных. И действительно, коронованные правители, считавшие себя собственниками всех своих земель, как, например, в России, стране, лишь частью расположенной в Европе, никогда не затрудняли себя обащениями к подданным за деньгами и никогда не созывали парламентов, пока не были вынуждены пойти на это под общественным нажимом в начале двадцатого столетия. Как и в Англии, парламенты на континенте часто пользо­вались фискальными трудностями своих королей, чтобы ­вырывать у них уступки в свою пользу. Особое значение анг­лийского парламента определяется, следовательно, не тем, что он возник раньше других, и не тем, что он делал, а его долгожительством, ибо с течением времени он все более набирал силу, тогда как на континенте те же учреждения не смогли, за немногими исключениями (а именно Польши, Швеции и Нидерландов), пережить эпоху королевского абсо­лютизма151.

Парламенты были побочным продуктом феодализма. Они вы­росли из собраний вассалов, чьей обязанностью было ­по­давать советы и оказывать помощь своим сюзеренам; на выс­ших ступенях феодальной лестницы сюзеренами были принцы и короли. Присутствие на таких собраниях было обя­зательным; их участники не представляли никого, кроме са­мих себя. Со временем, однако, короли и принцы нашли для себя удобным исходить из того, что участники таких собраний, пусть и не избранные, говорят от имени своих владений и регионов, и даже королевства в целом, поскольку такое по­нимание вещей придавало дополнительный вес их советам и помощи. По этой причине в большей части Европы феодальные собрания постепенно и незаметно превратились в представительные учреждения. И как таковые они отличались уже и от простых фолькмотов с личным участием каждого свободного общинника,и от королевских советов, члены которых представляли не более как самих себя*.

Первые в мировой истории представительные учреждения появились к концу двенадцатого столетия (1188) в испанских королевствах Леона и Кастилии**. Довольно быстро и на ре­гиональном, и на общенациональном уровнях в Испании образовались собрания представителей (кортесы). Англия, Австрия, Бранденбург, Сицилия, Португалия и Священная Римская империя последовали примеру в тринадцатом столе­тии; Франция, Нидерланды, Шотландия и Венгрия — в четырнадцатом; Польша, Швеция и Дания — в пятнадцатом152. Представительные законодательные учреждения оставались исключительным достоянием Европы, пока они не были ско­пированы на других континентах или перенесены туда европейцами.

В истории парламентов поражает неравномерность их раз­вития. В середине четырнадцатого века французские Генеральные штаты потребовали себе чрезвычайных полномочий, вырвав у короля в обмен на остро необходимые ему военные ассигнования такие уступки, о которых нельзя было и по­мыслить в тогдашней Англии, включая частый созыв Генеральных штатов, наделяемых правом собирать налоги и над­зирать за тем, как расходуются поступающие от них средства153. Со стороны тогда вполне могло показаться, что фран­цузы далеко опережают англичан в деле обуздания королевской власти.

Но не тут-то было: оппозиционность французского парла­мента вскоре испарилась, и Генеральные штаты превратились в безжизненный отросток королевской власти. С 1484 по 1560 год Генеральные штаты вообще не собирались. Возобновив свои заседания лишь во второй половине шестнадцатого века, они в последний раз собрались в 1614 году, и после этого перерыв длился вплоть до 1789-го.

---------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

* Как будет показано ниже, этого не произошло в Польше, где каждый депутат сейма представлял свой регион и был обязан налагать вето на любой законопроект, вступавший в противоречие с его мандатом.

** Некоторые считают, что старейшим парламентом мира явля­ется исландский альтинг, образовавшийся около 930 года. Однако, как подсказывает его название (Althing, где thing или ding означает “собрание”), это было народное собрание, а не представительное учреждение.

------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

В Испании к четырнадцатому веку кортесы Кастилии, Арагона, Каталонии и Валенсии добились права утверждать любые чрезвычайные налоги, а также участвовать в разработке и осуществлении законов. Арагонская клятва верности ко­ролю превосходила своей смелостью все, на что отваживалась британская палата общин: “Мы, столь же достойные, как и вы, клянемся вам, нисколько нас не лучшему, признавать вас нашим королем и суверенным господином при условии, что вы будете уважать все наши свободы и законы; если же нет, то нет”154. И все же испанские кортесы тоже пришли в упадок в начале шестнадцатого века, а к концу семнадцатого потеряли всякое значение.

Германский рейхстаг, или Имперский сейм, тоже пережил недолгое время подъема, а затем сник. Император Лео­польд I созвал его в 1663-м, и он постоянно заседал вплоть до 1804 года, когда Священная Римская империя была распу­щена Наполеоном.

Откуда эти перепады судьбы?

Одно обстоятельство, способствующее развитию парламентаризма, это малые размеры страны. Как правило, чем меньше страна и ее население, тем легче выковать эффективные демократические учреждения, потому что в этом случае они представляют поддающиеся управлению общины, сплоченные едиными интересами и способные к согласованным действиям. И наоборот, чем больше страна, тем более много­образны существующие в ней социальные и местные интересы, препятствующие достижению единства. Англия, с этой точки зрения, находилась в очень выгодном положении: как первая национальная монархия в Европе, она уже в тринадцатом веке обладала чувством “общности земли” (сommunitas terrae)155, неведомым на континенте, где не было еще нацио­нальных государств. Во времена, когда любое путешествие было делом медленным, дорогостоящим и опасным, в больших королевствах, вроде Франции и Священной Римской империи, нелегко было склонить провинции к отправке пред­ставителей в Генеральные штаты; часто провинции предпочитали заплатить требуемые с них налоги, только бы обойтись без своего присутствия в этом собрании. По этой причине на континенте провинциальные штаты действовали успешнее и дольше, чем национальные. Сильные региональные парламенты были как во Франции, так и в Испании. Во Франции они действовали в Лангедойе (Север) и Лангедоке (Юг), а также в отдельных провинциях (например, в Бургундии, Ту­рени и Бретани), причем некоторые дожили и до фран­цузской революции, долгое время продолжая свою работу и после того, как для Генеральных штатов место осталось лишь в исторической памяти. В Испании такие парламенты дейст­вовали в Кастилии, Арагоне, Валенсии, Каталонии и т. д. Но занимались такие собрания местными делами и королевской власти своими требованиями не докучали. В этом отношении Англии опять-таки повезло, потому что, незначительно превосходя иные провинции по размерам, она никогда не имела провинциальных парламентов.

Другим обстоятельством, способствовавшим или мешавшим усилению парламентов, было положение с внутренней и внешней безопасностью: страны, раздираемые вторжениями извне и гражданскими войнами, были предрасположены жертвовать свободой ради мира156. Самым показательным при­мером может служить Франция. вызванная притяза­ниями анг­лийского короля на французский трон Столетняя вой­на (1337–1453) развертывалась исключительно на землях Франции и соседней с ней Фландрии, разоряя и ту и другую. К концу войны, в 1439 году, французские Генеральные штаты передали королю право определять ставку и вести сбор важнейшего налога страны, taille, поголовного сбора с подданных (commoners), который до 1790 года оставался одним из главных источников пополнения королевской казны. taille, вместе с еще более доходным соляным налогом (gabelle), обес­печивал французской короне фискальную, и соответст­венно также политическую, независимость от парламента, по­зволяя королевской власти обходиться без Генеральных штатов. Во второй половине шестнадцатого столетия (1562–1598) Францию раздирали религиозные войны между католи­ками и протестантами. По их завершении изможденный на­род уступил всю полноту власти короне, что создало режим абсо­лютизма, послуживший образцом для остальной Европы.

Возвышению абсолютизма во Франции способствовало бо­гатство короны, обретенное благодаря ее налоговым полномочиям, но также и благодаря доходам от собственно коро­левских владений. Английская монархия, доходы которой в значительной части контролировались парламентом, не пере­ставала продавать свои владения, пока у нее почти не осталось частных источников дохода. Французским королям, напротив, не разрешалось расставаться ни с какой частью их владений: при вступлении на трон они приносили клятву, что подобного не допустят. В итоге на протяжении четырнад­цатого и пятнадцатого столетий, в историческое время, ре­шаю­щее для развития парламентских институтов, не было в Европе королевского дома богаче французского157.

В Испании положение все более осложнялось тем, что на протяжении всех средних веков страна была разбита на не­сколько самостоятельных королевств, и притом бóльшая ее часть находилась под мусульманским владычеством. На исходе пятнадцатого столетия брак Фердинанда Арагонского и Изабеллы Кастильской привел к объединению двух влиятельнейших испанских королевств, и тем была заложена основа будущего национального государства. Кортесы Арагона и Кас­тилии собирались раздельно, но время от времени их со­зывали на совместные заседания, получившие известность как Генеральные кортесы.

Опорой сложившегося на заре нового времени королев­ского абсолютизма в Испании, как и во Франции, была фи­нансовая независимость короны. Основной налог, alcabala, взимавшийся со всех торговых сделок и введенный в 1342 году временно, с целью собрать деньги для войны с маврами, затем стал постоянным видом налогообложения, не требовавшим одобрения кортесами. Поступления из этого источника стремительно росли и со временем стали достигать 80–90 процен­тов доходов испанской короны158. Общепринято считать, что это расслабило испанскую экономику, пагубно отразилось на ее развитии: Мэрримэн усмотрел в этом налоге “раковую опухоль, которой суждено было высосать из Испанской им­перии все жизненные соки”*. Но он помог короне вырваться из зависимости от парламента. Поскольку и дворяне, и духо­венство были освобождены от налогов, ни у тех, ни у других не возникало стремления участвовать в заседаниях кортесов, так что в итоге все заботы о противостоянии монархии падали на представителей городов, склонных к соглашательству159. В шестнадцатом веке испанская монархия добилась

------------------------------------------------------------------------------------------------

* Roger Bigelow Merriman, The Rise of the Spanish Empire, IV (New York, 1962), 301. Прескотт видел в нем “один из самых действенных способов, какие когда-либо изобретало правительство для того, чтобы сковать производительность и предприимчивость своих подданных”. [William H. Prescott, History of the Reign of Ferdinand and Isabella, the Catholic, III (Boston, 1838), 438n.]

------------------------------------------------------------------------------------------------

для себя еще большей фискальной независимости за счет получения доходов от своих заграничных владений, а именно из Нидерландов, Италии и (после 1550 года) из Нового Све­та160. Налоговая самодостаточность освободила испанских ко­ролей от необходимости созывать Генеральные кортесы, разве что по велению чрезвычайных обстоятельств. В семнад­цатом веке кортесы были преданы забвению.

Решающую роль в упадке континентальных парламентов сыграл переворот в военном деле, начавшийся в конце средних веков с освоением пороха и завершившийся в семнадцатом столетии с образованием современных национальных армий. Для существования национальной армии требовалось сильное, полновластное правительство, что и обрекло на ис­чезновение средневековые штаты, давшие толчок развитию парламентов.

На протяжении примерно тысячи лет после падения Римской империи главенствующим родом войск по всей Европе была кавалерия. В коннице несли службу дворяне, а ряды сопровождавших их пеших солдат состояли из крепостных и прочих простолюдинов. Кавалерия стала утрачивать свое первенствующее положение с появлением скорострельного арбалета, и ее значение быстро пошло на убыль, когда в упо­требление вошло огнестрельное оружие, сначала артеллерийские орудия, а затем легкие стрелковые устройства. Пехота (вы­двинувшаяся вперед) и кавалерия (превратившаяся во вспо­могательную силу) поменялись местами. В шестнадцатом веке во Франции, Германии, Швеции и ряде других стран такие армии переходного вида создавались в частном по­рядке и со­стояли главным образом из наемников. Побочным следствием сдвигов в военном искусстве стал упадок дворянства — опоры феодальных армий, как равным образом и парламентов.

После 1500 года появление новых видов оружия и вызванные им изменения в тактике ведения военных действий при­вели к образованию современных армий. Начало было положено в шестнадцатом веке в Испании, затем в семнадцатом столетии примеру последовали Швеция при Густаве-Адольфе и Франция при Людовике XIV, и в конечном счете так же поступили почти все крупные европейские государства, за примечательным исключением Англии. Постоянные армии в этих странах набирались иногда из призывников (Швеция, Россия), но главным образом из добровольцев, представлявших низшие классы и служивших под командой офицеров-дворян. Государство обеспечивало их стандартизированными вооружениями и униформами, непрерывной муштрой прививало стойкость под огнем неприятеля и добивалось меткости их собственной стрельбы. Их появление сильно укрепило власть центрального правительства, которое единственное спо­собно было позаботиться об организации и обеспечении войск, и соответственно ослабило позиции дворянства и его учреждений: “Абсолютизм во время его расцвета... показал свое превосходство над другими возможными формами правления, обнаружив способность сохранять мир в доме и соби­рать людей и деньги для защиты и расширения национальных границ. Он обладал также возможностями... наращивать бо­гатства и создавать таким образом экономические условия, не­обходимые для ведения продолжительных войн”161.

Не только из-за неспособности обеспечить этим новым во­инским образованиям требовавшиеся им организацию и фи­нансирование, но и потому, что на парламенты смотрели как на учреждения, противодействующие армии, на большей час­ти континентальной Европы парламенты пришли к закату.

Английская корона не могла использовать переворот в военном деле для утверждения своей абсолютной власти. Как и другие страны, Англия войны вела, но, в отличие от государств, расположенных на континенте, воевала она за преде­лами своих границ, на чужих берегах; так что войны никогда не создавали опасности для ее собственного населения. У нее не было никакой постоянной армии (за исключением короткого срока во время республики), и полагалась она главным образом на свои военно-морские силы и на субсидии ино­стран­ным правительствам. Принятый в 1689 году Билль о пра­вах содержал ясно выраженный запрет держать в мирное время постоянную армию без особого на то согласия парламента. Так что потребность английской короны в денежных средствах для ведения войн позволяла ее подданным вырывать для себя политические уступки.

В трех странах, помимо Англии, — в Швеции, Нидерландах и Польше — парламенты добились успеха в обуздании королевской власти.

Шведская монархия существенно урезала полномочия рикс­дага во время своих великих военных побед семнадцатого века. Но в начале восемнадцатого, вслед за сокрушительным поражением королевских армий в России, шведский парламент восстановил свою власть и к середине восемнадцатого столетия отнял у короны по существу все силы.

Соединенные провинции Нидерландов, оплот протестантизма и богатейший край Европы с его состоятельной буржуазией и обедневшим дворянством, восстали в 1560-е годы против испанского владычества и в 1581 году провозгласили свою независимость. Нидерланды стали республикой, в кото­рой главу исполнительной власти, стадхальдера, избирали штаты семи объединившихся провинций. В делах, касавшихся финансов, внешней политики, армии и флота, он был под­отчетен Генеральным штатам.

Беспримерным был парламентский опыт Польши: здесь знать взяла верх над монархией и настолько нарушила кон­ституционное равновесие, что в конечном счете это разрушило страну. В конце четырнадцатого века развитие династиче­ского спора привело к тому, что в Польше был принят принцип выборной монархии. Казимир Великий, последний король из правившей с десятого века династии Пястов, не имел наследников мужского пола. Поскольку польская консти­туция лишала женщин прав престолонаследия, Казимир ­назначил своим преемником Людовика Анжуйского, короля Венгрии. У Людовика сыновей тоже не было, и чтобы сохранить корону за одной из своих дочерей, он издал указ, так на­зываемые Кошицкие привилегии (1374), которым по существу освободил польское дворянство от налогов. Он согласился также, чтобы любые чрезвычайные налоги вводились в стране не иначе, как с согласия всего польского дворянства. На протяжении последовавших четырех столетий претенденты на польский престол, нуждавшиеся в единодушном одобрении их кандидатуры всеми польскими дворянами, предоставляли им все новые привилегии.

Вплоть до последнего дня ее существования как суверенного государства Польша так и не смогла перейти от агломе­рации провинциальных штатов к настоящему национальному парламенту. Сейм, появившийся в 1493 году, на деле представлял собой собрание посланцев независимых провин­циальных собраний (сеймиков). Они прибывали с наказами, сначала устными, а потом и письменными, которым они обя­заны были следовать буква в букву, причем у сейма не было власти что-либо решить вопреки этим наказам. Это означало, что каждая статья закона требовала единогласного одобрения: один-единственный депутат мог, используя снискавшее себе дурную славу право liberum veto, загубить любое законодательное предложение и даже добиться роспуска сейма. Сам по себе этот порядок напоминал тот, что был принят и в Нидерландах162, но если солидные голландские бюргеры сумели добиться, чтобы эта система работала, то разболтанные польские аристократы повергли законодательную власть в бездействие.

В результате образовался избыток свободы (вольности). Сейм, состоявший исключительно из дворян — города представлены не были, — оказался учреждением, умевшим мыслить с учетом лишь местных и сословных, но не национальных интересов. К семнадцатому веку он обладал всей полнотой власти в фискальной сфере, вводил налоги, главным образом на крестьян и горожан, причем в каждом случае необходимое его согласие давалось не более чем на год; в его полномочия входил также надзор за управлением государственными делами и внешней политикой. Польша так и не приступала к созданию современной армии, полагаясь на наем­ные войска. Во второй половине восемнадцатого столетия соседние Россия, Австрия и Пруссия, все управляемые абсолютными монархами, с презрением поглядывавшими на засилье знати в Польше, без труда поделили ее между собой.

Россия пошла собственным путем. Географически составляя часть Европы, она, тем не менее, создала систему управления, напоминавшую восточную модель, которая долго, вплоть до нового времени, не признавала законности частной собст­венности. О том, что это означало для жителей страны, как отразилось на их свободах, речь пойдет в следующей главе.

* * *

ГЛАВА 3: Англия и рождение парламентской
демократии

1 Edmund Burke, speech, “Conciliation with the Colonies”, in The Works of... Edmund Burke, III (London, 1823), 50.

2 A. F. Pollard, The Evolution of Parliament, 2nd ed. (London, 1926), 3–4.

3 J. Churton Collins, Voltaire, Montesquieu, and Rousseau in Eng­land (London, 1908), 158.

4 Voltaire, Letters Concerning the English Nation (London, 1926), Letter viii, 41–42.

5 Frederic Milner, Economic Evolution of England (London, 1931), 248.

6 Hans W. Kopp, Parlamente: Geschichte, Grцsse, Grenzen (Frank­furt am Main, 1966), 16.

7 Sidney J. Madge, The Domesday of Crown Lands (London, 1938), 14.

8 Ibid., 14–15, 19–20.

9 F. M. Stenton, Anglo-Saxon England, 3d ed. (Oxford, 1971), 550–4.

10 F. W. Maitland, The Constitutional History of England (Cam­bridge, 1946), 60; j. E. A. Jolliffe, The Constitutional History of Me­dieval Eng­land, 4th ed. (London, 1961), 55.

11 Robert H. Lowie, Primitive Society (New York, 1920), 383–88.

12 Richard Thurnwald in The Encyclopaedia of the Social Scien­ces, XI (New York, 1944), 390–1.

13 Jacque Ellul, Histoire des Institutions, I (Paris, 1995), 649–50.

14 Helen Cam, England before Elizabeth (New York, 1952), 47.

15 Marc Bloch, Feudal Society, I (Chicago, 1964), 111–12. См. ци­тату из Генри Мэйна в главе 2, стр. 137–138 данного издания.

16 Jolliffe, Constitutional History, 57–58.

17 Ibid., 72–73.

18 Maitland, Constitutional History, I.

19 Cam, England before Elizabeth, 55–56.

20 Stephen Dowell, A History of Taxation and Taxes in Eng­land, I (London, 1888), 7.

21 Sally Harvey in Joan Thirsk, ed., The Agrarian History of England and Wales, II (Cambridge, 1988), 85. Cf. Charles H. Pearson, History of England During the Early and Middle Ages, I (Lon­don,1867), 669.

22 C. W. Previte-Orton, The Shorter Cambridge Medieval History, I (Cambridge, 1953), 584, 586.

23 Dowell, History of Taxation, I, 7.

24 Madge, Domesday, 29.

25 Gordon Batho in H. P. R. Finberg, The Agrarian History of Eng­land and Wales, IV (Cambridge, 1967), 256.

26 Maitland, Constitutional History, 179; Cam, England before Eliza­beth, 123.

27 Maitland, Constitutional History, 180.

28 Cam, England before Elizabeth, 104–5.

29 P. S. Atiyah, The Rise and Fall of Freedom of Contract (Oxford, 1979), 91.

30 Maitland, Constitutional History, 62.

31 Kopp, Parlamente, 12.

32 K. Smellie in Encyclopaedia of the Social Sciences, IX (New York, 1944), 369.

33 J. H. Baker, An Introduction toEnglish Legal History, 3d ed. (London, 1990), 296–317.

34 Cam, England before Elizabeth, 89–90.

35 Alan Macfarlane, The Origins of English Individualism (Cam­bridge, 1979).

36 Alan Macfarlane, The Culture of Capitalism (Oxford, 1987), 192.

37 R. H. Tawney, The Agrarian Problem in the Sixteenth Century (London, 1912), 98–99.

38 Kopp, Parlamente, 14–15.

39 Cam, England before Elizabeth, 125–26.

40 Maitland, Constitutional History, 185–87.

41 Ibid., 256–57; G. R. Elton, Studies in Tudor and Stuart Politics and Government, II (Cambridge, 1974), 29–30.

42 Maitland, Constitutional History, 195.

43 Sir John Fortescue, De Laudibus Legum Angliae, ed. and trans. S. B. Chrimes (Cambridge, 1949), 24–25.

44 См. об этом: William Holdsworth, Some Makers of English Law (Cambridge, 1938), Chapter iii.

45 Paul Brand, The Origins of the English Legal Profession (Ox­ford, 1992).

46 J. H. Baker in R. W. Davis ed. The Origins of Modern Freedom in the West (Stanford, 1995), 191. В очерке Бэйкера речь идет о вкладе обычного права в развитие личной свободы в Англии.

47 Frank Smith Fussner, ed., in Proceedings of the American Phi­lo­­sophical Society 101, No. 2 (1957), 206.

48 Arthur R. Hogue, Origins of the Common Law (Bloomington, Ind., 1966), 107.

49 Ibid., 232.

50 P. S. Atiyah, The Rise and Fall of Freedom of Contract, 95. Cf. Roscoe Pound in Encyclopaedia of the Social Sciences, IV (New York, 1944), 53.

51 James A. Williamson, The Tudor Age (London and New York, 1979), 439.

Дата добавления: 2015-05-10