Понятие переходного периода 4 страница

М. Вебер, а позднее Г. О' Доннел и Ф. Шмиттер различали три стадии перехода к демократии: либерализацию, демократизацию и социализацию[109]. Причем под либерализацией авторы понимали процесс институциализации гражданских свобод без трансформации аппарата власти, который в состоянии контролировать ситуации ex post, задним числом. Если рассматривать вариант перехода к демократии, то выделение либерализации в качестве самостоятельной стадии данного перехода не представляется оправданным. Здесь ведется речь о "дозированной" свободе, а не о начале процесса смены строя. Либерализация – есть предшествующий переходу к демократии период, не имеющий еще цели формирования подлинно демократического режима. Главное для реформаторов – сохранение власти в рамках существующего строя, несмотря на наличие примет надвигающегося глубокого социального кризиса. Если реформы оказываются удачными, переход может не начаться вовсе; если реформы не получаются, реализуется один из двух вариантов альтернативы: устанавливается диктатура, нацеленная на насильственный путь осуществления перехода, либо переход осуществляется в эволюционной форме.

Реформы, в свою очередь, вызываются глубоким кризисом общества. Последний включает в себя: снижение уровня жизни людей вследствие значительной экономической отсталости страны, нарастающую коррумпированность чиновничества и криминализацию общества в целом, рост правонарушений, угрозу распада страны, утрату доверия к прежней системе ценностей, ослабление управляемости различными сферами общественной жизни. Если этот кризис не удается преодолеть реформами, он приобретает характер системного, чем с неизбежностью вызывается переход к другому конституционному строю.

Возникновение всеохватного, системного кризиса существующего конституционного строя свидетельствует о начале переходного периода. Социальная система в условиях системного кризиса достигает предела, дальше которого она существовать и двигаться не может либо наталкивается на сплошное сопротивление извне. Возможности реформирования данной системы при этом исчерпаны и возникает объективная необходимость в замене этой системы новой.

Объективность перехода, таким образом, выражается в его вынужденном характере, обусловленном необходимостью преодоления системного кризиса, пронизывающего, буквально, все сферы общества. Как с этим положением сочетаются выводы многих современных ученых, признавших в наши дни правильность предостережений Э. Бернштейна о том, что к октябрю 1917 г. в России капитализм не созрел для перехода к социализму? Капитализм, по его мнению, еще не реализовал к тому времени все свои возможности и механизмы саморазвития и поэтому объективных предпосылок к социализму не было.

Во-первых, Э. Бернштейн подменял предпосылки к социализму самим социализмом, ведь предпосылки нового общества не есть новое общество. А во-вторых, к началу XX века в России имелись объективные условия для перехода к новому строю вообще, без заведомо уготованного образца новой модели развития. Прежний строй в управлении усложняющимися делами общества себя исчерпал и явно вырождался. В таких условиях системный кризис объективно вызвал переходный процесс, а вектор этого процесса (переход к социализму) имел в данном случае вторичное значение.

Завершение переходного периода может сопровождаться регрессивными зигзагами в истории развития государства, но само начало переходного процесса объективно, поскольку объективен вызывающий переход системный кризис. А.В. Оболонский отмечал: "Годы революций да и последующий период были временем исторической жатвы плодов, посеянных и выращенных ранее, отрезком времени, когда кризисная ситуация лишь проявила в предельно обостренной форме те общие социально-этнические и психологические стереотипы, которые складывались и развивались в течение десятилетий, а по некоторым важнейшим параметрам – столетий"[110].

Важно установить, что бесконфликтным и бескризисным не может быть как начало перехода, так и весь период течения переходных процессов. Вряд ли поэтому можно согласиться с утверждением О.В. Мартышина: "Применительно к новейшей истории попытки установления демократии и господства права пришлись в России на моменты переворотов и неустройства"[111]. Подобные условия не исключительны, они сопровождают всякий переходный процесс. "Глубокий кризис экономической и социальной инфраструктуры, политическая апатия народа, чрезвычайная криминогенная ситуация – не лучший фон для обсуждения проблем становления и формирования институтов новой государственности", - отмечает М.Н. Кузьмин[112]. Однако других условий при переходе к новому строю не бывает, поэтому государственная власть должна быть готова к регулированию переходных процессов в обстановке затяжного, обвального кризиса.

Разумеется, степень разрухи в разных странах в переходный период будет различной, но «тепличных» условий для перехода создать не удается. Подчеркнем – в случае успеха реформ кризис общества не перерастет в системный и в переходном процессе не будет социального смысла, он не состоится.

Системный кризис переходности выражается в совокупности различных конфликтных, драматичных явлений. Данный кризис имеет сложную структуру в силу своей системности.

1. Наибольшей опасностью характеризуется кризис политической системы или "конституционный кризис". Он выступает результатом тупикового развития данной социальной системы и непосредственно связан с утратой легитимности прежней конституции страны. Конституционный кризис выражается в острейших конфликтах законодательной и исполнительной властей, резком снижении степени управляемости общественными делами, неэффективности мероприятий государственной власти. Конституционный кризис разрушительно воздействует на важнейшие компоненты государственности – структуру, отношения, институты и органы. Распадаются вертикально-иерархические структуры власти, обнаруживается неструктурированность властных отношений, возрастает недисциплинированность и безответственность чиновничества. Слабый контроль над деятельностью чиновников, отсутствие четкого разграничения компетенции между государственными органами и ясной процедуры их деятельности приводит к разложению аппарата власти, в частности, к его коррумпированности.

Отсюда происходит деформация государственных институтов – растет социальное отчуждение между ними и обществом, официальные структуры подменяются неформальными отношениями, государственные институты переживают дисфункцию, которая в свою очередь, приводит к дисфункции общественных отношений.

Все названное подводит к своеобразному параличу власти. С одной стороны, механизм государства бурно растет, а с другой, уровень государственного управления стремительно падает. Аппарат государственной власти Российской Федерации в 1994 г. превышал аналогичный аппарат СССР в 1,5 раза[113]. По опубликованным данным в доперестроечные годы не выполнялось примерно 25% управленческих решений государства, в начале 1990-х – около половины, в 1995 г. – около двух третей. Постоянно усиливающаяся неспособность переходного государства нормально осуществлять управление негативно сказывается на уровне жизни населения.

Ситуация конституционного кризиса используется разного рода политическими силами для конкурентной борьбы за правительственные посты, что нередко имеет своим следствием государственные перевороты.

2. Кризис национально-территориального единства переходного государства. Системный кризис переходности включает в себя межэтнические конфликты, ослабление связей регионов в рамках единого государства, территориальные притязания, сужение роли центральной власти в решении ключевых меж- и внутрирегиональных проблем (так в России роль власти центра в смягчении сепаратистских устремлений целого ряда национальных республик неизменно оказывалась низкой и с началом перехода 1917 г. и в настоящих условиях переходности). Переходному государству приходится сталкиваться с проблемой государственного устройства, с решением сложных межнациональных взаимоотношений, разжигания регионализма и национализма.

Попытки сецессии (выхода из состава государства) совершаются как в федеративных, так и в унитарных государствах. Однако в федеративных государствах сепаратистские тенденции приобретают в переходный период наиболее драматичный характер ввиду обострения национальных противоречий. Этнический сепаратизм отвергает правомерность федеральной власти и провозглашает верховенство конституций субъектов федерации над федеральными законами (так было в начале 1990-х гг. в Татарстане и Чечне – субъектах Российской Федерации, так было в 11 южных штатах США в период Гражданской войны 1861-1865 гг.).

"Тяготение к федерациям как первоначальному способу выражения прав наций на самоопределение сменяется в известной степени тенденцией к полной государственной независимости, которую дополняет стремление стать под крышу международно-правовых институтов," – отмечает Ю.А. Тихомиров[114]. Национально-территориальные образования и административные единицы в самопровозглашении своей независимости доходят до самоизоляции и фактически переходят в режим натурального хозяйствования. Единое государство идет на использование различных политико-правовых режимов для своих субъектов, соглашается с неоднородностью уровней их самостоятельности, лишь бы сохранить территориальную целостность. Так, Российская Федерация пошла на заключение двусторонних федеративных договоров сначала с национальными республиками, входящими в ее состав, а затем и с административно-территориальными образованиями – краями и областями. Заключение такого рода договоров заметно нивелировало конституционный принцип равноправия субъектов Российской Федерации.

Обострению неоднородных черт административно-территориального деления России способствует многолетняя практика Российской империи и Советского Союза чисто механического решения вопроса о делении государственной территории в зависимости от ее размеров и численности населения. При установлении границ на национальных окраинах России царское и советское правительство игнорировали многие заслуживающие внимания объективные факторы.

"Какая другая страна в мире должна была в такой степени преодолевать двойное препятствие такой огромной территории и такой разноликости?", - замечает А.И. Ковлер в отношении России[115]. Исторический опыт страны позволяет сделать вывод: "парад суверенитетов", развернувшийся в начале 1990-х гг., имел свой прообраз при переходе, начавшемся в 1917 г. Тогда лозунг "Вся власть Советам" истолковывался на местах в смысле независимости Советов от центральной власти. Практика провозглашения некоторых губерний и уездов самостоятельными республиками спустя десятилетия была снова использована.

В дальнейшем по мере усиления новых государственных структур и возникновения рыночных связующих механизмов тенденция распада государства ослабнет и регионы перестанут противопоставлять свои местные интересы общегосударственным связям. Пока же потеря темпа и отсутствие приемлемых для субъектов Российской Федерации преобразований может оставаться катализатором процесса самоизоляции территорий.

Дата добавления: 2015-05-10