Йозеф Шумпетер. 12 страница

Здесь перед нами иная ситуация, которая никак не вписывается в схему совершенной

конкуренции и гораздо больше напоминает случай монополии. В таких случаях

принято говорить о "монополистической конкуренции". Теория монополистической

конкурен­ции является одним из важнейших достижений послевоенной экономической

науки [См. в особенности: Чемберлин Э. Теория монополистической конкуренции (М.:

Изд-во иностр. лит-ры, 1959); Робинсон Дж. Экономическая теория несовершенной

конкуренции. (М.: Прогресс, 1986).].

Остается рассмотреть большую группу относительно однородных продуктов, в

основном это промышленное сырье и полуфабрикаты: стальные слитки, цемент,

хлопковые полуфабри­каты и пр. В их производстве, кажется, отсутствуют

предпосылки для монополистической конкуренции. В принципе это дей­ствительно

так. Но на практике в этих отраслях господствуют гигантские фирмы, которые

вместе или порознь в состоянии манипулировать ценами, даже не прибегая к

дифференциации продукта, т.е. здесь существует "олигополия". И вновь модель

монополии с соответствующими поправками гораздо лучше подходит к этому случаю,

чем модель совершенной конкуренции.

В тех случаях, когда преобладает монополистическая конкурен­ция или олигополия,

или их комбинация, многие основные положения маршалловско-викссллевской школы

либо становятся неприменимыми, либо нуждаются в гораздо более сложных

доказательствах. Это относится прежде всего к основополагающему поня­тию

равновесия, т.е. предопределенного состояния экономического организма, к

которому он всегда стремится и которое обладает некоторыми простыми свойствами.

В случае олигополии предопределенного состояния равновесия, как правило, вообще

не существует. Здесь возможны бесконечные выпады и контрвыпады, военные действия

между фирмами, которые неизвестно сколько будут продолжаться. Конечно, есть

много специфических случаев, когда состояние равновесия теоретически существует

и здесь. Но даже в этих случаях равновесия достичь гораздо труднее. Кроме того,

на место "благотворной" конку­ренции классиков здесь приходит "хищническая"

борьба не на жизнь, а на смерть или состязание за контроль над финансовой

сферой. Все это открывает массу возможностей для злоупотреблений и

расточительства, а ведь надо учесть еще издержки на проведение рекламных

кампаний, препятствия на пути новых методов производства (скупка патентов для

того, чтобы их никто не использовал) и т.д. И наконец, самое важное: даже если в

этих условиях чрезвычайно дорогостоящим способом нам удается добиться

равновесия, это вовсе не гарантирует нам ни полной занятости, ни максимального

выпуска продукции, как это было в случае совершенной конкуренции. Равновесие

здесь может совмещаться с неполной занятостью. И, похоже, неизбежно

подразумевает уровень производства, не достигающий максимума, поскольку

стратегия сохранения прибыли, невозможная при совершенной конкуренции, в данном

случае становится не только возможной, но и неизбежной.

Ну что же, значит, мнение "человека с улицы" (если только это не бизнесмен) о

частном предпринимательстве справедливо? Разве современный анализ не опроверг

классическую доктрину и не оправдал точку зрения масс? Разве в конце концов мы

не выясни­ли, что производство ради прибыли и производство ради потребления не

часто идут параллельными курсами, а частное предприятие представляет собой не

более чем средство для сокращения производства с целью извлечения прибылей,

которые в свою очередь правильно характеризуются как результат поборов и

вымогательства?

Йозеф Шумпетер. "Капитализм, социализм и демократия" > Глава седьмая. Процесс

"созидательного разрушения"

Теории монополистической и олигополистической конкурен­ции в их доступном

варианте могут быть использованы двумя группами оппонентов капитализма. Одни

могут утверждать, что капитализм никогда не благоприятствовал максимизации

производства и экономический рост происходил вопреки постоянному саботажу со

стороны буржуазии. Сторонникам этой точки зрения придется доказать, что

наблюдавшиеся темпы экономического роста вызваны некоторой последовательностью

благоприятных обстоятельств, не связанных с механизмом частного

предпринима­тельства и достаточно сильных, чтобы победить сопротивление

буржуазии.

Этот вопрос мы подробно обсудим в гл. IX. Но приверженцы данного подхода имеют

одно преимущество. В отличие от них представителям второй точки зрения надо

объяснить, как капита­листическая действительность, которая вначале

благоприятствова­ла максимальному или, по крайней мере, заметному росту

производства, в дальнейшем под влиянием монополистических струк­тур, убивающих

конкуренцию, начала действовать в обратном на­правлении.

Для этого, во-первых, требуется придумать воображаемый золотой век совершенной

конкуренции, который в определенный момент превратился в монополистический век,

хотя очевидно, что совершенная конкуренция всегда была всего лишь абстракцией.

Во-вторых, следует учесть, что темпы прироста производства вовсе не сократились

после 90-х годов прошлого века, начиная с которых мы можем отметить преобладание

крупнейших концернов (во всяком случае, в обрабатывающей промышленности):

никакого "перелома" в поведении показателей производства не отмечено. Са­мое же

важное состоит в том, что современный уровень жизни масс сложился именно в эпоху

сравнительно бесконтрольного господства "большого бизнеса". Если мы составим

список предметов, покуп­ка которых входит в потребительский бюджет современного

рабочего, и проследим, как изменялись их цены начиная с 1899 г., но не в

деньгах, а в часах оплаченного рабочего времени - т.е. индекс в деньгах,

деленный на индекс почасовой заработной платы за соответствующие годы, мы будем

поражены ростом материального благосостояния рабочих, который, если учесть еще и

повышение качества товаров, не только не уступал, но превосходил все предыдущие

показатели. Если бы мы, экономисты, меньше предавались догадкам и больше

смотрели на факты, мы сразу же усомнились бы в достоинствах теории, которая

предсказывала совершенно противоположные результаты. Но это еще не все. Как

только мы посмотрим на показатели производства отдельных товаров, то выяснится,

что наибольшего прогресса добились не фирмы, работающие в условиях сравнительно

свободной конкуренции, а именно крупные концерны, которые к тому же

способствовали прогрессу в конкурентном секторе (как, например, крупные

производители сельскохозяйственной техники). В конце концов в наши души

за­крадывается ужасное подозрение: видимо, большой бизнес в гораздо большей

степени способствовал повышению, чем снижению, уровня жизни.

Таким образом, выводы, к которым мы пришли в конце предыдущей главы, оказались

на поверку неправильными. Однако они следуют из наблюдений и теорем, которые

почти безупречны [Именно почти. В частности, теория несовершенной конкуренции не

может объяснить многочисленные и очень важные случаи, в которых даже на уровне

статического анализа модели несовершенной и совершенной конкуренции показывают

приблизительно одинаковые результаты (объемы производства). В других случаях

такого совпадения не наблюдается, но несовершенная конкуренция, хотя и приводит

к меньшему объему производства, в то же время производит некоторую компенсацию,

которая не учитывается в индексе промышленного производства, но вносит свой

вклад в то, что этот индекс в конечном счете призван измерять. Это, например,

случаи, в которых фирма защищает свой рынок, создавая себе высокую репутацию как

поставщика высококачественных товаров или услуг. Но чтобы упростить изложение,

мы не будем останавливаться на слабых местах самой теории.]. Де­ло в том, что

экономисты и популяризаторы увидели какой-то ас­пект действительности. Они по

большей части увидели его в пра­вильном свете и сделали из этого формально

правильные заключения. Но из такого фрагментарного анализа нельзя сделать

никаких выводов о капиталистической действительности в целом. Если же мы сделаем

такие выводы, то угадать можем только случайно. Такие попытки предпринимались,

но счастливого случая так и не произошло.

Важно понять, что, говоря о капитализме, мы имеем дело с эволюционным процессом.

Кажется странным, что кто-то может не замечать столь очевидного факта, важность

которого давно уже подчеркивал Карл Маркс. Однако фрагментарный анализ, из

которого мы черпаем большую часть наших выводов о функционировании современного

капитализма, упорно его игнорирует.

Поясним сказанное и посмотрим, какое значение это имеет с точки зрения нашей

проблемы.

Капитализм по самой своей сути - это форма или метод экономических изменений, он

никогда не бывает и не может быть ста­ционарным состоянием. Эволюционный

характер капиталистического процесса объясняется не только тем, что

экономическая жизнь протекает в социальной и природной среде, которая изменяется

и меняет тем самым параметры, при которых совершаются экономические действия.

Этот факт очень важен, и эти изменения (войны, революции и т.д.) часто влияют на

перемены в экономике, но не являются первоисточниками этих перемен. То же самое

можно сказать и о квазиавтоматическом росте населения и капита­ла, и о причудах

монетарной политики. Основной импульс, который приводит капиталистический

механизм в движение и поддерживает его на ходу, исходит от новых потребительских

благ, новых методов производства и транспортировки товаров, новых рынков и новых

форм экономической организации, которые создают капиталистические предприятия.

В предыдущей главе мы видели, что уровень жизни рабочего с 1760 но 1940 г.

изменился в первую очередь не количественно, а ка­чественно. Аналогична история

развития сельского хозяйства. На­чиная с первых попыток рационализировать

севооборот, применить плуг и удобрения и кончая сегодняшними механизирован­ными

фермами, имеющими прочные связи с элеваторами и железными дорогами, - это

история революций. То же самое можно сказать и об истории черной металлургии от

печей, работавших на древесном угле, до наших современных печей, об истории

энергетики от водяного колеса до современных электростанций, об истории

транспорта от почтовой кареты до самолета. Открытие новых рынков, внутренних и

внешних, и развитие экономической орга­низации от ремесленной мастерской и

фабрики до таких концернов, как "Ю.С.Стил", иллюстрируют все тот же процесс

экономической мутации, - если можно употребить здесь биологический термин, -

который непрерывно революционизирует [Строго говоря, эти революции происходят не

непрерывно, а дискретно и отделяются друг от друга фазами относительного

спокойствия. Но весь процесс в целом действительно непрерывен, т.е. в каждый

данный момент происходит или революция, или усвоение ее результатов. Обе эти

фазы, вместе взятые, образуют так называемый экономический цикл.] экономическую

структуру изнутри, разрушая старую структуру и создавая новую. Этот процесс

"созидательного разрушения" является самой сущностью капитализма, в его рамках

приходится существовать каждому капиталистическому концерну. Данный факт имеет

двоякое отношение к нашей проблеме.

Во-первых, поскольку мы имеем дело с процессом, каждый элемент которого требует

значительного времени для того, чтобы определить его основные черты и

окончательные последствия, бессмысленно оценивать результаты этого процесса на

данный момент времени: мы должны делать это за период, состоящий из веков или

десятилетий. Любая система - не только экономиче­ская, - полностью использующая

все свои возможности для получения наилучшего результата в каждый данный момент

времени, может в долгосрочном аспекте уступить системе, которая не делает этого

никогда, поскольку краткосрочные преимущества могут обернуться долгосрочными

слабостями.

Во-вторых, поскольку мы имеем дело с процессом органическим, то анализ того, что

происходит в отдельном концерне или отрасли, может прояснить, как работают

отдельные детали всего ме­ханизма, но не более того. Поведение того или иного

предприятия следует оценивать только па фоне общего процесса, в контексте

порожденной им ситуации. Необходимо выяснить его роль в постоянном потоке

"созидательного разрушения", невозможно понять его вне этого потока или на

основе гипотезы о неподвижности ми­ра.

Однако именно из этой гипотезы исходят современные экономисты, которые,

исследуя, к примеру, ситуацию в олигополистической отрасли (т.е. отрасли,

состоящей из нескольких крупных фирм), видят только хорошо известные меры и

контрмеры, неизбежно ведущие к высоким ценам и ограничению производства. Они

берут текущие величины параметров без учета прошлого и будущего и полагают, что

они все поняли, если смогли объяснить поведение этих фирм с помощью принципа

максимизации прибыли в данный момент. В работах теоретиков и докладах

правительственных комиссий поведение таких фирм практически никогда не

рассматривается как результат прошлого и как попытка справиться с ситуацией,

которая быстро меняется, попытка фирм устоять, когда почва уходит у них из-под

ног.

Иными словами, обычно проблему видят в том, как капита­лизм функционирует в

рамках существующих структур, тогда как действительная проблема в данном случае

состоит в том, как он создаст и разрушает эти структуры.

Пока исследователь не признает этого, его работа бессмысленна. Но как только он

это признает, его взгляд на капиталистическую практику и ее социальные

результаты претерпевает существенное изменение [Следует отметить, что изменению

подвергается только наша оценка экономической эффективности капитализма, а не

наше отношение к нему с точки зрения морали. Моральное одобрение или осуждение

совершенно независимо от нашей оценки социальной (и любой другой)

результативности системы, если только подобно утилитаристам мы не отождествим их

по определению.].

Прежде всего надо пересмотреть традиционную концепцию конкуренции. Сейчас

экономисты начинают признавать не только ценовую конкуренцию, но и конкуренцию

политики сбыта. Как только это происходит, ценовой параметр теряет свое

доминирующее положение в экономической теории. Однако до сих пор в цен­тре

внимания экономистов все еще находится конкуренция, протекающая в рамках

неизменных условий, в частности неизменных методов производства и

организационных форм. Но вопреки учебникам в капиталистической действительности

преобладающее зна­чение имеет другая конкуренция, основанная на открытии нового

товара, новой технологии, нового источника сырья, нового типа организации

(например, крупнейших фирм). Эта конкуренция обеспечивает решительное сокращение

затрат или повышение качест­ва, она угрожает существующим фирмам не

незначительным сокращением прибылей и выпуска, а полным банкротством.

По своим последствиям такая конкуренция относится к тради­ционной как

бомбардировка к взламыванию двери. В этих услови­ях степень развития

традиционной конкуренции не так уж важна: мощный механизм, обеспечивающий

прирост производства и сни­жение цен, все равно имеет иную природу.

Едва ли необходимо упоминать о том, что конкуренция, о которой мы сейчас ведем

речь, оказывает влияние не только тогда, когда она уже есть, но и тогда, когда

она является всего лишь потенци­альной угрозой. Можно сказать, что она

дисциплинирует еще до своего наступления. Бизнесмен ощущает себя в конкурентной

си­туации даже тогда, когда он является полным монополистом в своей отрасли или

когда правительственные эксперты не обнару­живают действенной конкуренции между

ним и другими фирма­ми в его отрасли или смежных областях и делают вывод о том,

что он ссылается на наличие конкурентов только для отвода глаз. Во многих

случаях, хотя и не всегда, такая ситуация в конце концов порождает поведение

очень близкое к тому, которое соответствует модели совершенной конкуренции.

Многие теоретики придерживаются противоположной точки зрения, которую легче

всего проиллюстрировать на таком приме­ре. Предположим, несколько розничных

торговцев, действующих в одном районе, стремятся улучшить свои позиции, повышая

ка­чество обслуживания или создавая "дружескую атмосферу", но избегают ценовой

конкуренции и торгуют по старинке, как принято в здешних местах. Если на этот

рынок приходят новые торговцы, состояние квазиравновесия нарушается, но это

вовсе не идет на пользу покупателям. Экономическое пространство для каждого из

мага­зинов сокращается, их владельцам становится трудно свести кон­цы с концами

и они пытаются выйти из положения, повысив це­ны но тайному соглашению. Это еще

более сократит их продажи и т.д. В итоге рост потенциального предложения будет

сопровож­даться ростом цен и падением продаж, а не наоборот.

Такие случаи действительно встречаются и с ними стоит разобраться. Но на

практике они встречаются в секторах, наименее ти­пичных для капиталистической

экономики [Ср. также теорему, которая часто фигурирует в теории несовершенной

конку­ренции: теорему о том, что в условиях несовершенной конкуренции

производственные и торговые фирмы имеют иррационально малые размеры. Поскольку в

то же время предполагается, что несовершенная конкуренция является наиболее

характерным признаком современной экономики, нам остается только удивляться

тому, каким видят мир экономисты. Очевидно, они имеют дело с миром, состоящим

целиком из исключений.]. Кроме того, они преходящи по самой своей природе. В

нашем примере с розничной торговлей настоящая, ощутимая конкуренция возникает не

от появления новых магазинов того же типа, а со стороны универмагов, сетей

магазинов, торгующих но почте, и супермаркетов, которые рано или поздно

разрушают старую отраслевую структуру [Однако угроза их вторжения не окажет на

мелких лавочников обычного дисциплинирующего воздействия: их сильно ограничивает

заданный уровень издержек. Как бы умело они ни вели свое хозяйство, они не

смогут бороться с конкурентами, которые могут себе позволить продавать товар по

цене, не превышающей закупочную цену мелких магазинов.].

Теория, игнорирующая этот существенный аспект конкурен­ции, тем самым упускает

из виду все, что в ней есть собственно капиталистического. Даже если она не

противоречит логике и фактам, она похожа на постановку "Гамлета" без принца

датского.

Йозеф Шумпетер. "Капитализм, социализм и демократия" > Глава восьмая.

Монополистическая практика

Сказанного выше вообще-то достаточно, чтобы читатель смог разобраться в

подавляющем большинстве случаев, с которыми он сталкивается в повседневной

жизни, и опровергнуть тех критиков капиталистической экономики, которые явно или

неявно основы­вают свою аргументацию на отсутствии при капитализме совершенной

конкуренции. Однако, поскольку связь между нашими доводами и взглядами некоторых

из этих критиков не столь очевидна, несколько моментов следует разъяснить.

1. Мы только что установили, что воздействие новшеств, например новых

технологий, на существующие отраслевые структуры в долгосрочном аспекте

препятствует стратегии ограничения производства, сохранению господствующих

позиций и максимизации прибыли. Теперь мы узнаем, что такого рода

ограничительная стратегия приобретает в процессе созидательного разрушения новое

значение, которым она не обладает в стационарном состоянии или в состоянии

медленного и сбалансированного роста. В двух последних случаях ограничительная

стратегия ведет лишь к увеличению прибыли за счет покупателей, а в случае

сбалансированного роста она может быть также самым простым и эффективным

способом накопления средств для финансирования дополнительных инвестиций

[Теоретики считают последнее положение грубой ошибкой. Они доказывают, что

финансировать капиталовложения за счет кредитов, банков и частных лиц, а для

госу­дарственных предприятий - за счет сбора подоходного налога гораздо более

рационально, чем использовать для этого избыточную прибыль, полученную с помощью

ограничительной политики. Для некоторых случаев это верно. Для других -

совершенно неверно. Я считаю, что и капитализм, и коммунизм русского типа

относятся ко второй категории. Но главное состоит в том, что с помощью одних

лишь теоретических доводов, в особенности краткосрочного характера, мы не сможем

решить проблему, с которой вновь столкнемся в следующей части.].

В процессе же созидательного разрушения ограничительная стратегия может помочь

стабилизировать корабль капиталисти­ческой экономики, облегчить временные

трудности. Этот довод всегда всплывает во времена депрессии и, как известно,

пользу­ется популярностью у правительств и их экономических советников (ср. опыт

NRA) [National Recovery Act - закон, легший в основу политики "Нового курса"

администрации Ф.Д.Рузвельта - Прим. ред.]. Им много раз злоупотребляли, и это

привело к таким неприятностям, что большинство экономистов всем сердцем

презирают его. Однако даже те советники, которые им злоупотребляют [В частности,

легко показать, что политика, направленная на сохранение "соотношения цен",

бессмысленна и во многом вредна.], не видят более общих аргументов в его пользу.

Практически каждое капиталовложение как необходимый элемент предпринимательского

действия требует некоторых предохраняющих мер: страховки или хеджирования.

Долгосрочное инвестирование в обстановке, которая быстро меняется или может

измениться в любой момент из-за появления новых товаров или технологий,

напоминает стрельбу по мишени, которая не только плохо видна, но и движется,

причем движется рывками. Поэтому необходимо прибегать к таким средствам защиты,

как патенты, сохранение на какое-то время технологических процессов в тайне, а в

некоторых случаях - заключение контрактов на долгий срок. Но эти защитные

средства, которые большинство экономистов счита­ют обычным компонентом

рационального менеджмента [Однако некоторые экономисты даже их считают

препятствием на пути прогресса, которые необходимы при капитализме, но исчезнут

в социалистическом обществе. Доля правды в этом есть. Но это не опровергает того

тезиса, что защита, предоставляемая патентами и т.п. в условиях экономики,

основанной на прибыли, в целом является прогрессивным, а не сдерживающим

фактором.], - это только частные случаи более широкого класса мер, многие из

которых экономисты проклинают, хотя в сущности они ничем не отли­чаются от

"признанных".

Если, к примеру, существует возможность застраховаться на случай войны, никто не

осудит фирму за то, что она включит стоимость страховки в цену своего продукта.

Но риск войны входит в долгосрочные издержки и тогда, когда не существует

соответствующих страховых институтов. Просто в этом случае стратегия фирмы будет

включать в себя "необоснованное" ограничение производства и приведет к получению

избыточной прибыли. Аналогично, если нельзя приобрести патент или если патентная

за­щита неэффективна, фирма должна прибегнуть к другим средствам для того, чтобы

обезопасить свои инвестиции. К этим средствам относится и такая ценовая

политика, которая позволит списать основной капитал быстрее, чем требовалось бы,

или дополнительные инвестиции, которые позволят создать избыточные мощности и на

случай атаки или, напротив, обороны от потенциальных кон­курентов. Опять-таки,

если бы долгосрочные контракты нельзя было заключать заранее, пришлось бы

изобрести другие средства для того, чтобы привязать к инвестирующей фирме

будущих поку­пателей.

Анализируя такие стратегии со статической точки зрения, экономист-исследователь

или правительственный чиновник приходит к выводу, что такая ценовая стратегия

является хищнической, а ограничение производства означает для общества чистую

потерю. Он не видит, что в условиях непрерывного потока нововведений ограничения

такого типа являются всего лишь моментами (часто неизбежными) долгосрочного

процесса экспансии, который они скорее поддерживают, чем тормозят.

Этот тезис не более парадоксален, чем, например, такой: автомобиль ездит

быстрее, потому что у него есть тормоза.

2. Особенно ярко это проявляется в тех секторах экономики, в которых новые

продукты и новые методы производства влияют на структуру отрасли постоянно. Для

того чтобы живо и наглядно представить себе стратегию фирмы, лучше всего

рассмотреть поведение новых концернов или даже новых отраслей, которые

на­правлены на изготовление нового товара или внедрение новой технологии

(например, алюминиевой промышленности) либо на частичную или полную

реорганизацию существующей отрасли (например, прежняя "Стандарт Оил компани").

Как мы уже отмечали, такие концерны - агрессоры по природе, в их руках находятся

эффективные орудия конкурентной борьбы. Лишь в редчайших случаях их вторжение не

увеличивает количества и не повышает качества производимой продукции. Здесь

сказывается как сам новый метод производства, - даже если он никогда не

используется на полную мощность, - так и давление, которое он оказывает на уже

действующие в отрасли фирмы. Но насту­пательное и оборонительное орудие

агрессора включает не только цену и количество выпускаемого продукта, но и

другие стратегические виды вооружений, воздействие которых сказывается за долгий

срок, но в каждый дискретный момент времени сводится, как представляется на

первый взгляд, лишь к ограничению производства и удерживанию высоких цен.

С одной стороны, далеко идущие планы во многих случаях не смогли бы воплотиться

в жизнь, если бы с самого начала не было известно, что потенциальных конкурентов

отпугнет необходимость огромных вложений капитала, или недостаток опыта, или

наличие в арсенале фирмы специальных средств для их отпугива­ния. Все это должно

предоставить фирме время и пространство для дальнейших шагов. Даже завоевание

финансового контроля над конкурентом, с которым не удается справиться иными

способами, или приобретение привилегий, противоречащих обществен­ному чувству

справедливости, например льготные железнодорож­ные тарифы, предстают перед нами

в новом свете постольку, поскольку речь идет об их долговременном влиянии на

объем производства Наше уточнение, как мне кажется, устраняет любые

недоразумения, которые может вызвать такая формулировка. Если же его

недостаточно, я еще раз повторю, что моральный аспект в данном случае, как и в

любом другом, совершенно не затрагивается экономическими доводами. Кроме того,

прошу читателя поразмышлять над тем, что, даже имея дело с бесспорными

нарушениями закона, цивилизованный судья и цивилизованные присяжные принимают во

внимание конечную цель, ради которой было совершено преступление, и общественные

последствия, которые оно имело. Другое возражение имеет большее значение. Если

предприятие может преуспеть только с помощью таких средств, не означает ли это,

что оно не может принести пользу обществу? Этот тезис можно весьма просто

доказать. Однако он имеет смысл только при весьма строгих оговорках, касающихся

"прочих равных". Иными словами, этот довод справедлив только, если

абстрагироваться от процесса созидательного разрушения, т.е. от

капиталистической действительности. В том, что это действительно так, можно

убедиться на аналогичном примере с патентами.]: они могут устранять препятствия,

которые институт част­ной собственности ставит на пути прогресса.

В социалистическом обществе это время и пространство также понадобятся, но там

Дата добавления: 2015-05-22