Всеобщее призвание

Логика наших рассуждений побуждает нас говорить не только о мучениках в прямом и буквальном смысле этого слова – т. е. о тех, кто в гонениях принял смерть ради Христа, но и тайном, скрытом мученичестве монашествующих и духовников. Это неизбежно, ибо мученичество – всеохватное понятие и всеобщее призвание. Если "стать мучеником" означает "взять крест и нести его со Христом", причем взять добровольно и нести, соединяя свою боль со страданием Христовым и болью всего мира, значит, к мученичеству призван каждый христианин. Каждый из нас несет свой крест, и каждый в каком-то смысле мученик. Где мы умрем за Христа – на арене, в газовой камере или в концлагере, – зависит, по большей части, от внешних, неподвластных нам обстоятельств и политических условий, в которых мы живем. Однако, примем ли мы этот крест изнутри, зависит только от нас.

Христианская община очень рано открыла ценность "незримого мученичества". "Я каждый день умираю", – пишет апостол Павел (1Кор. 15:31). Мученичество, смерть за Христа – не отдаленная, "запредельная" возможность, но данность повседневного опыта. Св. Климент Александрийский, размышляя в III веке об "истинном гностике", подчеркивает, что он (т. е. гностик) призван к постоянному мученичеству: "Он должен стать мучеником в ночи, мучеником днем, мучеником в речах, в повседневных делах, в самом своем естестве"[25]. Эту мысль продолжил Ориген в "Призывании к мученичеству". Юношей он стал свидетелем смерти своего отца, убитого в Александрии во время гонений на христиан в 202 году, и с тех пор пылко желал разделить его участь. Он стал вести аскетическую жизнь, которую считал подготовкой к будущему мученическому подвигу, и вместе с тем заменой мученичества, если его призвание все же окажется иным. Он различал "явное" и "тайное" мученичество или мученичество совести (martyrdom of conscience). [26] Если первое – удел немногих, то ко второму призваны все.

В середине того же века св. Киприан Карфагенский делает это различие более зримым. Он говорит о "крас-ном и белом мученичестве". "Красное" – мученичество крови, пролитой во времена гонений, "белое" – мученичество жертвенного сострадания и дел милосердия в мирные времена[27]. Ирландские мистики пошли еще дальше. У них появляется идея "красного", "белого" и "зеленого" мученичества: "красное" – это пролитие крови во имя Христово, "белое" – отказ ради Христа от всего, что дорого, т. е. согласие на жизнь странника, паломника, добровольного изгнанника, "зеленое" мученичество означает "освобождение от дьявольских похо-тей постом и трудами", т. е. путь аскезы в повседневной жизни. [28]

Оригеново понятие "тайного мученичества" нашло воплощение в монашестве IV века. Около 311 г., во время гонений при императоре Максимине, "отец монашества" св. Антоний Великий оставляет пустыню и идет в Александрию, чтобы поддержать мучеников в их испытаниях, готовый и сам, если будет к тому призван, пострадать вместе с ними. Однако его призвание было иным, и потому, когда гонения закончились, он вернулся в пустыню и умножил аскетические подвиги, "каждый день терзаемый, подобно мученику, своей совестью", как пишет его биограф св. Афанасий[29]. "Отдай кровь и прими Духа[30]"- говорили монахи первых веков. Дар Утешителя стяжается только "мученичеством совести", каждодневной смертью аскезы. "Отказаться от своеволия – все равно, что пролить кровь", – учит св. Варсануфий. [31] Святость, как утверждает Евагрий Понтийский, требует внутреннего мученичества: "Не думай, что можешь стяжать добродетель без борьбы до пролития крови"[32]. Монашествующие становятся мучениками внутри "благополучного" христианского мира, не подвергающегося более гонениям извне.

Однако аскетический путь тайного мученичества предназначен не только для монашествующих. Те, кто избрал семейную жизнь, тоже призваны к мученическому подвигу[33]. Общность совместной жизни супругов и детей требует того самого отсечения своей воли, которое св. Варсануфий называл "пролитием крови". Взаимная любовь, ликующая и самозабвенная, вместе с тем не может не быть жертвенной. Такое представление о семье предельно четко выражено в православном таинстве венчания. Да, в молитвах говорится о радости, но это радость креста, "радость, ею же возрадовалась св. Елена, обретя крест". Кульминация таинства – коронование жениха и невесты венцами. Это венки победителей, предназначенные для тех, кто восторжествовал над греховными страстями, и вместе с тем – мученические венцы, ибо без внутреннего мученичества, без Добровольного согласия страдать вместе с другим настоящего супружества быть не может. Недаром, когда нововенчанная пара трижды обходит алтарь, священ, ник несет перед ней крест34, а хор поет тропарь святым мученикам.

Супруги, равно как и монашествующие, призваны к несению креста, мученичеству совести. То же относится и к людям бессемейным – не к тем, кто добровольно избрал путь девства, но к живущим в одиночестве потому, что им по разным причинам не удалось создать семью. В современном западном обществе таких людей становится все больше; конечно же, немало их и в наших приходах. В православной традиции блестяще разработано богословие монашеской жизни; столь же глубоко осмыслены богословские измерения семьи, но у нас почти нет богословия безбрачия. Что же мы можем сказать людям, оказавшимся в этой ситуации?

Во-первых, думается, мы могли бы помочь им понять, какой смысл приобретают для них те две черты мученичества, о которых шла речь выше – добровольное принятие и сопричастность. Живущие в безбрачии вовсе не были от рождения "предназначены" к бессемейной жизни; но только если они примут свою ситуацию, то, что поначалу казалось злом, может обернуться благом. В вынужденном одиночестве открываются безграничные возможности "бытия – для – других". Свобода от обременительных "уз", которой, как иногда кажется, наслаждается холостяк, может стать источником деятельного соучастия в жизни ближних, служения им. Чем больше у бессемейного человека друзей (причем это вовсе не обязательно должна быть "светская жизнь"), чем усердней он молится о других, тем вероятней, что он, подобно Цицерону, nunquam minus solus, quam cum solus – не одинок, даже когда остается один. Иногда это невероятно трудно, но все сколько-нибудь стоящее дается только страданиями. "Без скорбей не будет и спасения"[35]35, – учит св. Серафим Саровский. О том же читаем и у св. Феофана Затворника: "Душа, не испытанная скорбями, ни на что не годна". [36]

Конечно, мученичество крови несопоставимо ни с чем. В гонениях жертва приносится единожды и навсегда. Мученик совести – будь то монашествующий, живущий в безбрачии или браке – призван жертвовать собой пожизненно, каждый день, снова и снова; от него требуется не одна большая жертва, а бесчисленное множество малых. По слову Мефодия Олимпийского, девственность – то же мученичество, но не одномоментное, а "растянувшееся на целую жизнь"[37]. "Двигать свой крест" предписано каждый день (ср Лк. 9:23).

Такая перспектива может показаться довольно мрачной. Но не будем забывать, что каждодневная смерть – это и каждодневное воскресение. Что-то во мне умирает, и в ту же минуту что-то рождается. Как пишет апостол Павел, "нас почитают умершими, но вот мы живы... нас огорчают, а мы всегда радуемся" (2Кор. 6:9-10).

Дата добавления: 2015-05-08