Бенджамин Дизраэли. 1 страница

ОБЪЕДИНЕНИЕ НАЦИИ В ИМПЕРИЮ ЧЕРЕЗ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ О ЧИСТОТЕ РАСЫ: НЕ КЛАСС, НО ОДНОРОДНАЯ МАССА

В качестве премьер-министра (в 1868 г. и в 1874—1880 гг.) Дизраэ­ли, лорд Биконсфилд (1804—1881), отстаивал основополагающие политические постулаты о приоритете врожденных прав англича­нина перед правами человека; он проповедовал постулаты британ­ского империализма и солидарной общности англичан, усматривая в них в первую очередь социальные задачи. Вся его политика ве­лась во имя высшей расы и расовой чистоты. Этот премьер Вели­кобритании и личный друг королевы Виктории первым из евро­пейцев провозглашал (и — по словам Ханны Арендт — «намного последовательней, чем копеечные души в облачениях ученых»²⁴⁶), что «раса — это всё» и основа ее — кровь. «Опыт блуждания по всем окольным и ложным путям истории сводится к одному реше­нию: все есть раса». «Истина в том, что как прогресс, так и реакция —- только слова, выдуманные для мистификации миллионов. Они ничего не значат, они — ничто... Всё есть раса»²⁴⁷. Под этим мог бы подписаться и Адольф Гитлер. (Не случайно антидемократический, католический теоретик права Карл Шмитт стремился истолковать

мании Гитлера как «дизраэлизм буйно помешанного германизма».) Во всяком случае, в «Mein Kampf» Гитлер рекомендовал подходить к истории, пользуясь именно расовыми категориями. А «единствен­ное, что создает расу, — кровь», — писал Дизраэли²⁴⁸.

Величие Англии для Дизраэли было «вопросом расы», вопросом доминирования высшей расы. «Упадок расы неизбежен... если только она... не избегает всякого смешения крови», — утверждал Дизраэли (за полсотни лет до Хьюстона Стюарта Чемберлена и почти за во­семьдесят до Адольфа Гитлера)²⁴⁹. «История английского патрио­тизма» поддерживала точку зрения Дизраэли: «У любого прилич­ного человека при одной мысли о браке [англичанки] с негром должна кипеть кровь <...> Столь модное нынче естественное ра­венство, принявшее форму космополитического братства... если бы и могло стать реальностью, испортило бы великие расы и полнос­тью погубило бы гений мира [sic]»^249d. «Еврейская расовая замкну­тость отчетливей всего [sic] опровергает учение о равенстве всех людей», — уверял Дизраэли в 1853 г.²⁵⁰

«Все есть раса; другой истины нет», — настаивал он еще в 1847 г. в одном из своих романов²⁵¹. А романы Дизраэли, как утвержда­лось, были популярнее знаменитых романов Вальтера Скотта²⁵². Дизраэли еще задолго до гитлеровца Юлиуса Штрайхера сформу­лировал любимое изречение последнего: «Расовый вопрос — ключ к мировой истории»²⁵³. О том, что расовое превосходство («supremacy of race») является ключом к истории, граф Биконсфилд заявил в своей речи, произнесенной в 1873 г. в Глазго, по поводу вступле­ния в должность²⁵⁴. Во всяком случае, понятие «раса» считалось ключом к политике Дизраэли²⁵⁵. «В романах Дизраэли... раса — это догма; она настойчиво подается как фактор, важный... для будущей науки о человеке. По сравнению с расовым вопросом политика — пустая риторика»²⁵⁶. «Бог действует через расы»²⁵⁷.

При этом «Дизраэли... вера которого в расу являлась верой в свою расу [он причислял себя, в частности, к «расе» еврейской], — пер­вый государственный деятель, веривший в избранность, но не ве­ривший в Того, кто избирает и отвергает», — напоминала Ханна Арендт²⁵⁸. «Те, кто обретает причастие у Бога, могут... принадлежать только к священной расе», — заявлял Дизраэли²⁵⁹. Тем не менее, по утверждению Ханны Арендт, он «был первым идеологом, который осмелился заменить слово "Бог" словом "кровь"»²⁶⁰. По его мне­нию, избранные были определены навсегда²⁶¹, а «семитская раса» стала избранной благодаря чистоте крови. Так богословие получило биологическое обоснование, а чистота британской расы была реви-тализована архетипической, ветхозаветной, еще более чистой «бла-

городной кровью». То есть «предопределение» претерпело рациона­лизацию и стало «послеопределением» (Nachbestimmung (нем.))²⁶². Если в романе-видении Дизраэли «Танкред» его «Commonwealth» (содружество (англ.)) еще санкционировал Бог Синая и Голгофы, то есть Ветхого и Нового Заветов, то «воплощал» его в жизнь прагма­тичный английский шовинизм, «джингоизм» 1872—1878 годов²⁶³.

Ханна Арендт видит в этом радикальном секуляризаторе ветхо­заветного представления об избранном народе «создателя теории, необходимой для... угнетения чужих народов»²⁶⁴. (Гитлер понимал мысль Дизраэли именно в таком ключе: от чистоты расы зависит успех империалистического колониального владычества.) Ведь Дизра­эли недвусмысленно заявлял, что «пагубные учения... о естествен­ном равенстве людей»²⁶⁵ необходимо искоренить²⁶⁶, поскольку вре­мя парламентов прошло. Человек создан, чтобы поклоняться и по­виноваться²⁶⁷.

Уже в 1844 г. Дизраэли был одним из первых идеологов «расовой элиты», тем, кто противопоставил «аристократию от природы» арис­тократии, существование которой основано на истории и традиции. Дизраэли (за восемьдесят лет до Адольфа Гитлера) определял эту ари­стократию как «...несмешанную расу с первоклассной организацией» — по аналогии с «древними иудеями»²⁶⁸. «Дизраэли — английский империалист и еврейский шовинист... потому что "Израилем" его фантазии стала именно Англия»²⁶⁹. Но отнюдь не только его фанта­зии: в апогее британского империализма Дизраэли соединил иудаизм (ветхозаветные идеи избранности) с британскими представлениями об избранности, которые (через кальвинистское пуританство) сами опосредованно проистекали из ветхозаветных источников.

Поэтому он заявлял, что расы «арийцев и семитов имеют одну и ту же кровь и происхождение, однако... им суждено идти в проти­воположных направлениях»²⁷⁰. Ранее он предупреждал читателя (за­долго до возникновения Третьего рейха), что «невозможно что-либо сделать, пока арийские расы не высвободятся из пут семитизма»²⁷¹. Потому что, согласно Дизраэли, «семитизм научил людей прези­рать собственное тело»²⁷². Высшей целью жизни Дизраэли провозг­лашал «жить в арийской стране, среди людей арийской расы, воз­вращать к жизни... арийский символ веры»²⁷³. По этой причине он приветствовал — в связи со строительством Суэцкого канала — создание «естественной разделительной границы» между «эфиопа­ми» и «Великой расой»...²⁷⁴

Элитарное классовое воспитание великой расы (англичан) так­же вызывало у Дизраэли настоящее восхищение: «Вы хорошие стрел­ки, вы умеете ездить верхом, вы умеете грести... И то несовершен-

ное выделение мозга... которое называется «мыслью», еще не со­гнуло вашего стана. Вам некогда много читать. Напрочь исключай­те это занятие!»²⁷⁵ Таким образом, лозунги, которые англичанин Джордж Оруэлл в романе «1984» высмеял как атрибуты грядущего тоталитаризма, еще Дизраэли выдвигал в качестве принципов вос­питания английской элиты — в момент, когда английский импери­ализм подходил к своему апогею: «То, что вы называете невеже­ством, — это ваша сила: отсутствие книжных знаний. Книги пагуб­ны. Это проклятие человеческой расы...»²⁷⁶. (Правда, Лотарь — ге­рой романа Дизраэли — «нарушил основной принцип первокласс­ного арийского воспитания и рискнул немного почитать»²⁷⁷.) Диз­раэли так сформулировал одно истинно английское воззрение: «Что меня восхищает... — это то, что они [образцовые, неиспорченные арийцы] умеют говорить только на одном языке. И что они никог­да не читают. Вот... высшее воспитание!»²⁷⁸ Образцовый герой од­ного романа Дизраэли заявляет: «Я не терплю книг в моем доме...» (Именно со времен Дизраэли (конец 1880-х гг.) прослеживается безразличное отношение английских рабочих к образованию.) Но «арийские ли это принципы?», — спрашивает другой герой. На этот сам собой напрашивающийся вопрос Дизраэли отвечает: «Да... И я верю, [что] этим принципам предстоит великое воскрешение. Мы доживем до него, мы сможем увидеть воскрешение»²⁷⁹ этих самых арийских принципов. И мир действительно дожил до него всего-то лет через шестьдесят после кончины Дизраэли — при самом после­довательном из всех почитателей его империи.

К «арийским принципам» Дизраэли относил и «законы, кото­рые должна соблюдать первоклассная раса для сохранения здоро­вья»²⁸⁰. В конце концов, «римляне обрекали уродливых детей на немедленное уничтожение. [А] качественное единообразие расы слишком тесно связано с общим благом, чтобы предоставить его на произвол частных лиц». (Ведь даже технологическое превосходство, согласно евгенике Дизраэли, не могло бы защитить опустившуюся, гибнущую расу. Он уверял, что могучая военная машина Англии в руках отсталой расы оказалась бы столь же бесполезной, как «гре­ческий огонь» для поздней римской Империи, т. е. Византии, в ее борьбе против молодых, более витальных народов.) Следовательно, «необходимо издать законы, призванные обеспечить все это [поли­тику, диктуемую расовой евгеникой]. И настанет день, когда они появятся»²⁸¹. И верно, настал день, когда они появились. Правда, не в Англии Дизраэли — на родине евгеники, а в государстве под властью самого последовательного селекционера (а прежде всего — истребителя) рас из всех основателей империй.

Одну из его главных «биологических» и социал-дарвинистских идей Дизраэли предвосхитил в такой формулировке: «Превосход­ство инстинктивного человека — важный признак аристократии». С другой стороны, Дизраэли «нашел язык, на котором его были гото­вы слушать буржуазия и мещане»: ведь он делал упор на «естествен­ные свойства расы, достигаемые селекцией». «Правда, Дизраэли не довелось встретить во плоти своего «инстинктивного человека» (animal man) и олицетворение расы», — замечала Ханна Арендт^281а.

Но, видимо, расовая евгеника оказала на Дизраэли столь силь­ное впечатление именно потому, что для этого глашатая империи раса изначально должна была лежать в основе понятия о нацио­нальном единстве: «Раса — это то, что объединяет нацию». В такой форме концепция Дизраэли сформулирована в «Истории английс­кого патриотизма» (1913)²⁸². Ведь Дизраэли был убежден, что «сре­ди миллионов [англичан] еще кишмя кишат представители... столь сильного и совершенного типа, как арийский. И [его] можно раз­вить»²⁸³. Дизраэли возлагал надежду на здоровый расовый патрио­тизм (правда, еще не на нацистское «здоровое национальное чув­ство») именно беднейших англичан²⁸⁴. Он возлагал надежду на их «национальный характер». А императив национального характера — то есть расы — Дизраэли ставил выше конституции. Именно тот императив «национального характера, который (как заявлял уже Карлейль) едва ли может расцвести при власти большинства». Выс­казывания Дизраэли сделали «фарсовый характер народных выбо­ров... еще более вопиющим», — уверенно заявляет автор «Истории английского патриотизма»²⁸⁵. В своих заявлениях Дизраэли провоз­глашал примат расовых интересов над классовыми: чем была бы его консервативная «партия тори, не будь она национальной? Ни­чем». «Это партия многих классов империи. Другая партия [либе­ралов] стремится заменить национальные принципы [Англии] кос­мополитическими, объявляет войну всем нравам и обычаям народа этой страны, насаждает в ней космополитические идеи»²⁸⁶.

Дизраэли пытался привлечь на сторону своего «национального дела» не только консервативную партию, но и рабочих²⁸⁷. Гитлер придерживался аналогичной точки зрения: в одной из своих пер­вых речей в качестве рейхсканцлера он заявил, что видит «первей­ший долг правительства... в привлечении... немецкого рабочего на сторону национального дела».

Дизраэли демонстративно включил в число своих политических требований улучшение гигиены труда в промышленности и обес­печение рабочих сносными жилищными условиями²⁸⁸. Пусть это еще не было похоже на нацистскую организацию «Сила в радости»

(«Kraft durch Freude»*⁶⁵), но, по крайней мере, речь уже шла об уменьшении страданий, вызывающих слабость. Дизраэли можно считать изобретателем набора методов, позволявших консервато­рам настраивать беднейшие массы против либерализма. Оскар Шмитц, автор пятисотстраничного «Английского завета, который Дизраэли оставил Германии», изданного в 1916 г., в разгар первой мировой войны²⁸⁹, рассматривает вопрос о том, насколько доде-мократические институты кайзеровской Германии — несмотря на все тогдашние вильгельмовские лозунги типа «Боже, покарай Анг­лию!» — могли в своей социальной политике следовать завету Диз­раэли, лорда Биконсфилда. Утверждая, что рейх не нуждается в парламентаризме, Оскар Шмитц также ссылался на авторитет Диз­раэли: «демократический консерватизм Дизраэли — единственное спасение от переворота»²⁹⁰. Действительно, в Англии Дизраэли уда­лось убедить большинство рабочих отказаться от революционных идей и даже забыть о классовом антагонизме: «Они не приемлют космополитических принципов, они твердо стоят за национальные основы»²⁹¹. Соответственно уже для Дизраэли забота о благе бедня­ков сосуществовала с заботой о строительстве империи — и о со­хранении существующего социального устройства²⁹².

Именно с помощью своей политики империализма и своей при­верженности расовой иерархии Дизраэли намеревался преодолеть со­циальную дистанцию между классами Англии — между «богатыми и бедными... между привилегированными и народом, между двумя на­циями»²⁹³. По его мысли, из «двух наций», разделенных классовыми противоречиями, должна возникнуть единая, объединенная нация — а цементировать такое национальное единство будет популяризация империализма. (Так, уже в 1912 г. могло прозвучать следующее заяв­ление: «Всякий, над кем развевается флаг Юнион Джек, — в равной мере англичанин, будь он лорд или докер»^293а.) Империализму лорда Милнера мешали классовые противоречия; он призывал к «имперс­кой консолидации» путем «устранения причин классовой вражды». Рассуждая в таком духе^ фашистские фюреры Англии пытались изоб­ражать и защищать империализм своей страны как социалисти­ческий²⁹³⁵. Например, автор «Английского завета, который Дизраэли оставил Германии», в 1916 г. утверждал, что последний «учитывал социалистические [т. е. социальные] требования» и (именно ради них) сделал Империю жизненно необходимой для Англии²⁹⁴.

*⁶⁵ "Сила в радости" — национал-социалистическая организация в составе Гер­манского трудового фронта, занимавшаяся вопросами досуга, отдыха и раз­влечений среди рабочих. Руководитель организации Роберт Лей стремился избавить рабочего человека от "чувства неполноценности, которое он унасле­довал от прошлого".

Желательно, чтобы Германия достигла в своем развитии состоя­ния Англии, где благодаря империализму «социал-демократичес­кая революция... имеет совсем ручной характер», — такой совет давал кайзеровской империи еще Карл Петере²⁹⁵. Согласно этому завету; классовой стабильности в Германии следовало добиваться с помощью такого социал-империализма. Именно Адольф Гитлер обещал пойти этим путем и отменить классовый антагонизм в Гер­мании. Он называл себя «неизменно представителем бедноты» и намеревался создать «для немецкого плуга» на восточном простран­стве, т. е. в России, в «германской Индии», не имевшую себе рав­ных расовую империю. Решающим фактором социального един­ства этой империи (как это уже было в Британской Индии) должно было стать сознание расового превосходства²⁹⁶. (Ведь незаменимый солдат колониальной Британии, которому доставалась лишь «скуд­ная частица того, что Великобритания выжимала из Индии, тем не менее жил в уверенности, что он — как белый человек — обладает привилегией... смотреть свысока на всех индийцев, от [владетель­ного] князя до уборщика»²⁹⁷.)

Именно при Дизраэли расовая основа национального единства и империализма сделалась очевидной. Упор теперь делался на «тра­диции британской расы» — причем особую ценность представляли голоса рабочих. В результате «расовый инстинкт» связывал британ­цев сильнее, чем классовый. Распространение избирательного пра­ва на британских рабочих совпало по времени с популяризацией империализма в Англии^297а. (Например, Джозеф Чемберлен*⁶⁶ «как представитель британской расы» мотивировал свои политические цели надпартийными и «национальными интересами»²⁹⁸.) В резуль­тате у англичан действительно укреплялось сознание принадлеж­ности к «имперской расе» и национальное единство. И это же ра­систское сознание своего превосходства служило для узаконивания британского империализма. Ведь именно Дизраэли сделал короле­ву Викторию «императрицей Индии» (1877).

Дизраэли прежде всего объявил, что партия консерваторов яв­ляется выражением идеи национального единства, а ее деятель­ность имеет общеимперское значение. Для этого он сумел придать партии тори национальную направленность, представить дело так, будто она стоит выше классовых интересов. Ведь благосостояние рабочих должно было считаться вопросом не менее важным, чем сохранение империи. Своим рабочим избирателям Дизраэли реко­мендовал улучшать социальное положение вместо того, чтобы при-

*⁶⁶ Чемберлен Джозеф (1836—1914) — англ. гос. деятель, в 1895—1903 гг. министр по делам колоний в консервативном кабинете Солсбери.

нимать активное участие в политике: «Вы станете... имперской стра­ной [sic], в которой ваши сыны достигнут высочайших традиций и будут внушать миру уважение...» Дизраэли еще задолго до нацио­нал-социалистов Гитлера обращался к непривилегированным клас­сам, заявляя: «Содействие [даже] самого простого человека [позже сказали бы: «соотечественника», Volksgenosse] будет... эффектив­ным»²⁹⁹.

В программной речи, произнесенной в Хрустальном дворце 24 июня 1872 г., Дизраэли подчеркивал достоинства своей модели «ра­сового единства»: «...Рабочий класс Англии особенно горд тем... что принадлежит к империи, он полон решимости хранить... свой imperium, величие и империю Англии... Рабочий класс Англии... — английский до мозга костей, он отвергает политические принципы космополитизма». Эта речь была названа «часомрождения империа­лизма как внутриполитического лозунга», поскольку она открывала радужные перспективы для «среднего человека». Наконец-то на­шел себе приложение инстинкт повелевать, присущий обывателю. (В Лондоне не было ни одного нищего, который не называл бы буров иначе, чем «наши мятежные подданные»)³⁰⁰. Почти половина рабочего класса Британии голосовала за консерваторов даже в пе­риод между двумя мировыми войнами. Во всяком случае, память о Дизраэли и в XX веке осталась «дорога массам» — именно благода­ря тому, что его империализм ассоциируется с улучшением соци­ального положения рабочих. К тому же британский рабочий «по рождению» получил священное право на огромные незаселенные пространства империи. (Министр по делам Британской Индии Ле­опольд Эмери восхвалял имперскую идею как способ «зажечь во­ображение рабочего люда». Ведь империализм охватил и партию лейбористов, как отметил Маккензи.) Эти уступки рабочему классу служили популяризации империализма и упрочению существую­щего общественного порядка. Дизраэли «открыл души англичан для осознания свободной [для них] империи». (Англичане воспи­тывались в духе абсолютного подчинения. «Не думай о себе, а ду­май о своей стране и своем работодателе. Самоотречение окупает­ся всегда», — учил бойскаутов их лидер и основатель.)³⁰¹

И как раз этой империи, как заявлял Дизраэли, грозит опас­ность со стороны либерализма³⁰² — не говоря уже об угрозе со сто­роны русских (русских «медведей»), которых он заклеймил как «мон­гольскую расу»³⁰³. При нем Россия, как известно, сделалась глав­ным объектом британской политики на Востоке, ставшей еще бо­лее агрессивной, а английский консерватизм приобрел империали­стическую ориентацию³⁰⁴. Дизраэли систематически внедрял в со-

знание англичан империалистические убеждения как подчеркнуто «национальные» — начиная со своего программного романа «Тан-кред» (1848), в котором ветхозаветная идея избранности интерпре­тировалась в расистско-биологическом духе. «После его смерти... даже его противники были вынуждены идти путями, которые ука­зал он», — такой вывод делается в немецкой публикации времен национал-социализма³⁰⁵, описывающей положение в Англии. Но это замечание было справедливо и для Германского рейха Адольфа Гитлера. Там еще в 1937 г. идеализировали Дизраэли^305а.

В ответ на возмущение действиями Османской империи (под­держиваемой Англией), которая устроила резню болгар, посчитав их «подрывным» элементом, Дизраэли в 1876 г. попытался при­уменьшить значительность происходящего, заявив, что 12000 жертв (на 370000 жителей Болгарии) — нельзя назвать геноцидом³⁰⁶ — «...пока Англией правят английские партии, правят в соответствии с принципами, на которых возведена наша империя». Ведь «наш долг — в этот критический момент [резни болгар] сохранить imperium Англии»³⁰⁷. Даже почитатель Дизраэли, Эме Уингфилд-Стратфорд, отмечает, что «лорд Биконсфилд... оправдывал свою политику бо­лее интересами Англии, чем честью [Англии]»³⁰⁸. Дизраэли никогда не руководствовался «гуманными побуждениями», «душевные по­рывы "гуманности" были ему ненавистны», — констатировал в 1916 г. автор «Английского завета, который Дизраэли оставил Гер­мании», сожалея, что государственные мужи Германии (пока еще) не следуют его примеру³⁰⁹... Ведь Дизраэли, — напоминает этот ан­гломан вильгельмовских времен, — «почитал в англичанах именно то, что не нравится массе: аристократическую волю» к власти, при­сущую расам господ. «Будучи евреем... Дизраэли находил совер­шенно естественным, что в «правах англичанина» есть нечто луч­шее, чем в правах человека», — подчеркивает Ханна Арендт³¹⁰. И собственное его признание совершенно недвусмысленно: «Что ка­сается нетерпимости — у меня нет никаких возражений против нее, если это элемент силы. Долой политическую сентименталь­ность!»³¹¹ — на жаргоне нацистского рейха это выражение звучало бы как «слюнявый гуманизм». Героя романа Дизраэли, афоризмы которого выражают расистско-империалистические убеждения по­добного рода, одна из самых авторитетных «Историй английской литературы» характеризует как «исполненного мудрости». В «Исто­рии английского патриотизма», восхваляющей Дизраэли, отмеча­ется, что «...любовь Биконсфилда к Англии, его патриотизм прояв­лялись в том, что он отстаивал интересы своей родины — без ог­лядки на принципы: политику не должны определять никакие иде-

алы, кроме идеалов скотов или хозяйственников*. Ради процвета­ния Англии он был готов закрыть глаза на тиранию и несправедли­вость»³¹². Этот же историк, пишущий об английском патриотизме, поясняет, что такой подход был следствием приоритета расы: «...Диз-раэли был способен доводить следование расовой доктрине до опас­ных крайностей. Этой доктриной... объясняется та нехватка сочув­ствия малым нациям, которая порой темным пятном ложится на его политику»³¹³.

Такое отношение к малым народам стало традицией. Оправды­вая выдачу Адольфу Гитлеру Чехословакии, британская пресса в 1938 г. писала: «Малые нации должны вести себя как малые»³¹³³ (это о требовании сохранять верность союзным обязательствам пе­ред ними). Точно так же звучит один из принципов внешнеполи­тической концепции фюрера британских фашистов сэра Освальда Мосли. И сам Гитлер напоминал в одной из своих речей, что он — фюрер немецкого народа (только и единственно); с него довольно бессонных ночей, которые он посвящает благу единственно не­мецкого народа; о благе других народов пусть заботятся их государ­ственные деятели... Именно в этой связи он мог бы сослаться на слова Иммануила Канта о моральных установках образцового анг­личанина: «Но чужестранец... всегда может умереть на навозной куче, так как он не англичанин, то есть не человек»³¹⁴.

И если Гитлер и его идеи в 1936—1939 гг., в решающие годы создания военного потенциала Третьего рейха, встречали столь широкое понимание — и чуть ли не одобрение — у видных госу­дарственных мужей Англии, если его дело они инстинктивно вос­принимали как вполне «понятное», то здесь явно не обошлось без унаследованного ими этноцентризма и расизма «расы господ». Ан­гличане считали, что им, как и древним римлянам эпохи Августа, «досталось преимущественное право завоевывать и приказывать. Пусть другим... остаются искусство, наука и философия» (1895)³¹⁵.

* В оригинале: "of brutes or economic men" (англ.) (прим. автора). ПО

Когда англичанин чует расу вождей, он почтительно скло­няется и прокладывает ей дорогу... Вильгельм Дибелиус

ГЛАВА 5 ВОСПИТАНИЕ РАСЫ ГОСПОД В БРИТАНИИ

Мужчина, стиснув зубы, неуклонно движется вперед; гиб­нут лишь жалкие слабаки.

Хотон. «Викторианское состояние духа»

Муштра элиты из элит

В самый канун первой мировой войны «История английского патриотизма» гордо заявляла, что «английский темперамент усво­ил... такие черты, как готовность повелевать и терпение, чтобы подчиняться». В Англии были настолько уверены в неотразимости своего превосходства в глазах других народов, что Британский со­вет, занимающийся пропагандой английской культуры, в 1943 г. распространил в Иране следующий текст (явно рассчитывая на его привлекательность): «Юноша, покидающий английскую паблик-скул в постыдном неведении даже начатков полезных знаний... неспо­собный говорить ни на каком языке, кроме собственного, — а пи­сать и на нем умеющий лишь кое-как, — для которого благородная литература его страны, равно как вдохновляющая история его пра­щуров, во многом остается книгой за [семью] печатями... тем не менее выносит из школы кое-что бесценное: мужской характер... привычку повиноваться и приказывать... Вооруженный таким об­разом, он выходит в мир и вносит достойный мужчины вклад в покорение Земли, в управление ее дикими народами [sic] и в стро­ительство империи» — «вполне сознавая собственные добродетели и очень мало [сознавая] собственные слабости»³¹⁶.

Так, например, Эдмонд Уорр, директор Итона в 1885—1905 гг.*, ставил здоровое тело намного выше здорового духа. «Пока каза­лось, что мир специально создан, чтобы быть Британской импери-

* Уорр Эдмунд (1837—1920) — директор Итона, пребендарий.

ей...», Итон не давал поводов для критики. Он являлся самой извес­тной паблик-скул и выращивал для империи вице-королей и прочих правителей. Воспитатели (masters) в подобных школах де-факто были воинствующими священнослужителями. Они были склонны подав­лять все, что не соответствовало «духу» общности, культивируя тем самым «гляйхшальтунг»* во имя имперского патриотизма.

В блистательные для Англии времена (например, в 1873 г.) мно­гие в стране считали, что, несмотря на «некоторую брутальность... грубое невежество и определенный снобизм... типичный мальчик из паблик-скул является благородным животным, лучше которого и быть не может»³¹⁷. А в 1918 г., в период кризиса империализма, кое-кто из англичан уже стал называть этические нормы, насаж­давшиеся в паблик-скул, своими именами: «[Там] царит единогла­сие... проистекающее из подавления индивидуальности, избыток классового чувства и отсутствие духовных ценностей, а также ан­тиинтеллектуализм, жестокость и отвращение к работе»³¹⁸. «Чув­ствительных мечтателей принуждают подавлять свое воображение». Паблик-скул «единодушно обвиняли в том, что они вытравляют рыцарский дух... заменяя его жесткостью... учат ненавидеть мечта­телей (которые в этом мире ни на что не годятся) и вообще пред­ставляют собой источник филистерского практицизма [примата практицизма]»³¹⁹.

Но именно такие методы воспитания будущих повелителей до сих пор находят свое признание, поскольку «они исключают сво­боду мальчиков... подчеркнуто ставят характер выше интеллекта, воспитывают лояльность к сообществу [здесь умалчивается, что речь идет о расовом и классовом сообществе] и... создают вождей импе­рии, верящих в свою миссию и не анализирующих ее», — утверж­дал Эдвард Мэк, занимавшийся историей этих английских приви­легированных частных школ^319а. Этот же автор замечал, что воспи­тывать джентльменов такого рода — значит формировать «несведу­щих и часто жестоких снобов, единственное занятие которых —-защита господства высших слоев»; это значит формировать неве­жественных «мужчин, способных говорить свысока, одеваться... с учетом тех формальностей, что производят столь сильное впечат­ление на окружающих». Уже длинные панталоны и цилиндры уче­ников паблик-скул заставляли их выступать с важностью. Ведь «когда белый человек бросается бежать, на Востоке к нему враз теряют уважение... Ученикам не разрешается бегать за автобусом», — с восхищением отмечал нацист Ханс Тост в книге «Национал-соци-

* Gleichschaltung (нем.) — нацистская политическая концепция подчинения всех сфер жизни Германии интересам национал-социалистического режима; термин времен нацизма.

Дата добавления: 2015-05-08