Fight with shell and bullet 4 страница

рисом, кровь у них жидкая и течет медленно». Так охарактеризовал покоренных в 1886 г. туземцев британский колониальный офицер Э. Чарлз Браун⁶⁹⁸.)

Один дипломат Третьего рейха в 1940 г. так мотивировал утвер­ждение, что «англичане объективно правы... в том, что колонии — это бремя»: «Что мне делать, чтобы туземцы работали? Это уже известно, но как же мы, сентиментальные европейские гуманисты, можем использовать плети из крокодильей кожи, или отрубать руки, или клеймить каленым железом?»⁶⁹⁹ Требование «клеймить» или по крайней мере делать специальные татуировки выдвигалось уже в 1911 г. в Юго-Западной Африке, колонизованной Германским рей­хом (порядок и там устанавливался не без оглядки на британские образцы)⁷⁰⁰, а после такая практика была введена и в отношении если уж не всех жителей восточного пространства, отбывавших тру­довую повинность, то по крайней мере в отношении всех заклю­ченных гиммлеровских концлагерей. Эпигонам мистера Хьюстона Стюарта Чемберлена вполне хватало «обоснований», чтобы оправ­дать методы обращения с туземцами на «восточном пространстве» (включавшие, как известно, и «спецобращение»): «Русский испокон веку привык к жестокому и беспощадному отношению со стороны властей»⁷⁰¹. «Великодушие не оправдано, когда имеешь дело с азиа­тами... которые в любезности всегда видят признак слабости», — традиционно считали британские «эксперты» по колониальному пространству, явившемуся моделью для «восточного пространства» Гитлера. В конечном счете фюрер был убежден, что «славяне — прирожденная масса рабов, вопиющая о господине» (а его идеолог, ученик Чемберлена Альфред Розенберг высказывал аналогичное мнение в отношении индийцев). Ведь Гитлер подходил к своему расовому империализму с английскими колониальными мерками — и потому был убежден, что «индийцы опустились бы без длани английского хозяина». «Так и здесь... Наша Индия — это русское пространство, и как англичане правят с помощью горстки людей, так и мы будем управлять своим колониальным пространством...»⁷⁰². «Посмотрим на англичан, которые при помощи 250 тысяч человек —- из которых вооруженные силы составляют около 50 тысяч — управляют 400 миллионами индийцев...»⁷⁰²³. Рассуждая в таком духе, Гитлер настоятельно призывал доказать, «что не одни англичане могут с помощью тончайшего слоя администрации управлять боль­шими массами народа»⁷⁰³, «нет, на это в равной мере способны и немцы». «Теперь начнется столетняя борьба, и это прекрасно: мы не заснем... Потому я буду заботиться, чтобы она встряхнула эту молодежь»⁷⁰⁴.

Как известно, эта борьба должна была «встряхнуть» (по Гитле­ру) и гитлеровские СС. Войска СС должны были особо отстаивать «физическую и моральную территорию, необходимую для расы эк­спансивной и имперской» (говоря словами английского вице-ко­роля лорда Керзона). Орудием в этой борьбе служила не культура, а куда более сильная вещь — огнестрельное оружие. В пьесе груп-пенфюрера СС Ханса Йоста один «соратник» всякий раз, когда слышит слово «культура», ощущает желание снять револьвер с пре­дохранителя. При Гитлере Йост стал президентом Академии лите­ратуры. В Англии столь практичный вождь не занял бы такого по­ста. Правда, не столько из-за «револьвера», сколько потому, что для англичан бесполезность и даже вредность литературы уже дав­но стала аксиомой. (Так думал и современник Ханса Йоста, дирек­тор Винчестерской паблик-скул, председатель Имперской объезд­ной комиссии паблик-скул (1926) Монтегю Рэндалл, один из тех, кого пригласили для улучшения отбора нордических родсовских стипендиатов (стипендиатов германской расы)⁷⁰⁵.) Литература, по мнению англичан, мешала муштре хранителей империи, подрыва­ла дух элитарных паблик-скул, враждебный разуму и индивидуаль­ности⁷⁰⁶.

Когда воспитание ставит перед собой такие цели, разглаголь­ствования также становятся помехой. Ведь многословие, как изве­стно, характерно для кляузников и ворчунов, тогда как для людей, облеченных реальной властью, характерен грозный рык. Соответ­ственно и заповеди для представителей балтийско-баварско-ост-маркской расы господ в «немецкой Индии», в гитлеровском вос­точном пространстве гласили: «Вы никогда не убедите русского... Говорить он может лучше вас, потому что он прирожденный диа­лектик... Решающее значение должна иметь лишь ваша воля... в том числе и благодаря ее твердости... Сохраняйте дистанцию по отношению к русским, они не немцы»⁷⁰⁷. «Если ты шатаешься пья­ным на глазах своих иноплеменных рабов, то разве ты создаешь впечатление, что это раса господ прибыла сюда?», — иронизировал Генрих Гиммлер⁷⁰⁸.

Из английского колониального опыта следовало, что «европей­ская администрация представительствует от имени чего-то величе­ственного... И, следовательно, мы снова возвращаемся к английс­ким методам... Хайль Гитлер», — утверждал один представитель рейха в Эфиопии в 1940 г.⁷⁰⁹ Для колониальных англичан, чьи ме­тоды управления послужили образцом для немцев, важно было на­учиться держать себя, изображать олимпийское превосходство — и сохранять этот имидж перед туземцами («Стоит только один раз

дать им повод усомниться в непобедимости британской власти, и все достигнутое рассыпется в прах»)⁷¹⁰. «Перед низшей расой необ­ходимо демонстрировать власть, могущество и холодность», чтобы туземцы не увидели чего-нибудь, что могло бы подвергнуть сомне­нию «недостижимую высоту статуса высшей расы», статуса боль­шего, чем просто статус человека. Так, бойскауты должны были учиться внушать туземцам, что «англичанин —...больше, чем про­сто человек». Имитируя превосходство, англичане — «как нечто большее, чем [просто] человеческая раса» — привычно соблюдали дистанцию по отношению к покоренным народам. «На публике следовало постоянно сохранять внешнее достоинство — наполови­ну за счет высокомерного выражения лица, [естественного для ан­гличан], наполовину за счет [соответствующей] маски»⁷¹¹.

«Со всем этим можно было бы смириться... если бы англича­нам... были присущи возвышенные добродетели и высокая ду­ховность...»⁷¹² А поскольку британцы не проявляли этих качеств, автор «Более Великой Британии», сэр Чарлз Уэнтворт Дилк⁷¹³ давал следующие наставления о том, как удерживать власть: «Сто лет англичанин в Индии держался как полубог. Он считает себя высшим существом, а [туземное] население воспринимает его так же, как он сам оценивает себя. Всякое ослабление уверенности... как со стороны англичан, так и со стороны индийцев, было бы опасным»⁷¹⁴.

Возможность подобного ослабления внушала серьезный страх. «Наши офицеры рассказывают, что любой туземец, говорящий по-английски, — негодяй, лжец и вор, что... недалеко от истины», — заявлял сэр Чарлз Дилк⁷¹⁵. Именно в «туземцах», получивших ан­глийское образование, колониальные британцы видели наиболь­шую угрозу⁷¹⁶. Существовала «опасность», что они знают больше и в разговоре над ними не удастся взять верх. Именно поэтому среди всех «туземцев» колониальные англичанине предпочитали по­слушных солдат и с подозрением относились к разглагольствую­щим индусским интеллектуалам (бенгальским «бабу»)⁷¹⁷. В 1886 г. руководитель африканского отдела британского колониального ве­домства заявил, что «образованный туземец — это проклятие за­падного побережья...» В Британской Западной Африке это мне­ние оставалось в силе еще в 1938 г.: «неученых туземцев предпо­читали ученым»⁷¹⁸.

В противоположность англичанам, немцы кайзеровских времен с их миссионерским менталитетом стремились распространять соб­ственную культуру среди населения колоний⁷¹⁹. Адольфу Гитлеру, напротив, казалось бессмыслицей, чтобы Германия «мотивировала

свое право на колонии способностью и желанием распространять немецкую культуру...» Ведь в этом отношении фюрер также рав­нялся на английские образцы: англичанину никогда бы не при­шло в голову обосновывать создание колоний «чем-то, кроме аб­солютно реальных и практических преимуществ». «Не стоит за­бывать и про плеть, повсеместное использование которой обус­лавливалось полным отсутствием риска вступить в противоречие с культурной миссией». А «если... туземцы... у нас... чувствовали бы себя лучше, чем при англичанах, то для нормального англича­нина это... говорило бы только в пользу английского типа коло­ниальной политики»⁷²⁰.

Опасения же, что подобные колониальные методы могут быть применены в самой Англии, что система насилия, «легализован­ная» в Британской Индии (со ссылкой на незрелость туземцев и их привычку к деспотизму), может быть навязана и Англии, возникли почти одновременно с созданием Британской Индии. В 1788 г. Эдмунд Бёрк тщетно убеждал разорителя Бенгалии Уоррена Гас­тингса не подменять божью или человеческую этику «географичес-ко-климатической нравственностью» (не релятивизировать нрав­ственность). То есть если максима завоевателей «Я нахожу народ в рабском состоянии и обращаюсь с ним как с рабами» будет перене­сена из покоренной Индии в чувствующую себя свободной Анг­лию, свободы последней утратят свою силу⁷²¹: «Нижняя палата... сможет сохранять свое величие... до тех пор, пока она будет в силах препятствовать проникновению нарушителей закона из Индии в законодатели Англии». («Как можем мы в дальнейшем [всегда] со­хранять деспотическую власть над ста миллионами азиатов и [при этом] не потерять собственной свободы?» — спрашивал Ричард Кобден в 1857 г.⁷²²) Это знаменитое предостережение было тем бо­лее уместным, что даже крупнейший английский критик конфор­мизма, Джон Стюарт Милль, отвергая насильственное подчине­ние, делал исключение для «отсталых обществ, раса которых еще пребывает в несовершеннолетнем состоянии». То есть Милль со­вершенно по-утилитаристски ставил право людей на свободу в за­висимость от их «аттестата зрелости». Этот, пожалуй, самый влия­тельный из социальных критиков Англии оправдывал деспотизм, если он практиковался в отношении варваров и «имел целью их исправление»⁷²³. Британское правительство, угнетавшее туземцев в Индии («факты... в которые трудно поверить, даже после ужасов Европы XX века»⁷²⁴), в самой Англии не желало полностью ограни­чивать себя законами; кровавый террор, при помощи которого в 1857 г. было задушено восстание за независимость Индии, мог быть

7 Зак. 4322

применен и против недовольных низших слоев Англии: об этом еще 18 сентября 1857 г. в Лондоне предупреждал оппозиционный полковник Фицмайер*⁷²⁵.

Наиболее известное изложение опасностей, угрожающих де­мократии в имперской «метрополии» со стороны империализма, было сделано Джоном Гобсоном** в 1902 г. Он показал, что анти­демократизм органически свойствен империализму, что дух импе­риализма «отравляет идею демократии, заложенную в уме и харак­тере народа». В то время как империя расширяется, колониальные военные «открыто презирают демократию», внося этот дух презре­ния в парламент и подрывая парламентаризм, чтобы и дальше воз­лагать «ярмо империализма на плечи "негров"».

«Юг Англии полон людей...чей характер сложился в атмосфере наших деспотически управляемых владений. Немало их... занима­ет ответственные посты в полицейских учреждениях и тюрьмах; они — сторонники всяких принудительных мер... Если все искус­ство тиранической власти, если все ее силы, приобретенные и при­меняемые в наших несвободных владениях, обратятся против сво­боды нашего отечества, то, право, это будет справедливым возмез­дием за империализм....Каким непрерывным потоком льется сюда яд безответственного автократизма»⁷²⁵³, неся с собой равнодушие и даже откровенную враждебность к свободам подданных.

С другой стороны, то, что сразу после 1857 г. англичане начали проводить авторитарно-репрессивную политику по отношению к индийцам, отражало страх привилегированных классов перед рас­ширением избирательных прав⁷²⁶, страх, объяснявший, почему ан­гличане приветствовали (правда, пока что в других странах) вожди-стский принцип. О том, что и демократические страны применяют в своих колониях вождистский принцип, напоминал -ине совсем необоснованно — гитлеровский наместник генерал Риттер Франц фон Эпп⁷²⁷. Именно на основе колониального опыта Британской Индии (ставшей прообразом гитлеровского «восточного простран­ства») Фицджеймс Стефен⁷²⁸, служивший в 1869—1872 гг. в совете вице-короля лорда Ричарда Мэйо***, вывел следующее правило: «Подсчет голов [для выяснения результатов голосования] происхо­дит по тем же принципам, что и проламывание голов»⁷²⁹. В том смысле, что если головы не собираются разбивать, то вовсе неза­чем их сначала тщательно подсчитывать. А значит следует избегать

* Фицмайер Джеймс Уильям (1813—1895).

~ Гобсон (Хобсон) Джон Аткинсон (1858—1940) — англ. экономист, либерал-антиимпериалист.

•" Бёрк Ричард Саутвелл, шестой граф Мэйо (1822—1878) — вице-король и генерал-губернатор Индии.

голосования. Мудрое меньшинство должно повелевать невежествен­ным большинством — так же, как всадник повелевает лошадью¹¹^. Под заголовком «Свобода, равенство, братство» упомянутый идео­лог английского колониализма — еще до Хьюстона Стюарта Чем-берлена, вдохновителя Гитлера — разоблачает эти идеалы как «боль­шие слова для мелких вещей»⁷³⁰. «Люди не должны быть свободны», — утверждал он на основе своего колониального опыта в Индии. Это положение ассоциировалось с англичанами, владевшими Ин­дией. Книга «излагала европейские проблемы в [британско-]ин­дийском свете»⁷³¹, отрицая европейскую демократию во имя-бю­рократического деспотизма Британской Индии. Фицджеймс Сте-фен был настолько восхищен системой управления британскими колониями в Индии, что «готов был перенести ее на своих соотече­ственников в Англии». Именно «философия британской государ­ственной службы в Индии» Фицджеймса Стефена вдохновила бу­дущего вице-короля Индии лорда Керзона. В конечном счете, вла­ствование в этом регионе стало считаться ценностью само по себе; ценностью являлась и «гордость от того, что ты принадлежишь к господствующей расе»⁷³². На основе опыта британского правления в Индии Фицджеймс Стефен пришел к выводу, что «упоение влас­тью, расовая гордость и культ насилия — это основы жизни»^т. «Лютая ненависть к революции и революционерам... пылкое желание про­тиводействовать всем чаяниям народа... Чувство, которое возму­щенный жандарм испытывает по отношению к толпе, во имя гу­манности бьющей стекла...»⁷³⁴

Вполне логично, что для этого отставного хранителя британско­го порядка в Индии — еще до Хьюстона Стюарта Чемберлена, до Альфреда Розенберга, и до Адольфа Гитлера — даже основополож­ник исторического христианства ассоциировался с бунтом. Созна­тельный администратор британской колонии поступил бы со столь мятежным пророком точно так же, как римский прокуратор Пон-тий Пилат с Иисусом из Назарета... (писал Фицджеймс Стефен). (Хотя Стефен открыто и не высказал мысль о том, что распятие Христа было справедливым делом, он тем не менее приходит к выводу, что британский колониальный управляющий какой-нибудь мятежной провинции поступил бы правильно, казнив подобного религиозного провидца.)^734а

В целом англичане в Индии в позднеимпериалистический пери­од — так же как X. С. Чемберлен, вдохновитель Гитлера, — имели склонность к деуниверсализации христианства. Христианскую ре­лигию словно бы сводили до роли отличительного признака англи­чан как уникальной расы — англичане стали придерживаться такой

позиции задолго до «немецких христиан», духовно ориентировав­шихся на Третий рейх. Ведь индийцы были не вправе, меняя рели­гию и становясь христианами, рассчитывать также на изменение своего социального статуса, — социальная дистанция между ними и англичанами должна была оставаться незыблемой и в конфессио­нальном отношении⁷³⁵.

Идеолог империализма лорд Альфред Милнер утверждал, что туземцы, перешедшие в христианство, становятся «наглыми, неуп­равляемыми и ленивыми»⁷³⁵³. Из представлений о расе, существо­вавших в викторианскую эпоху, следовало, что христианское уче­ние является источником «опасных представлений о демократии и всеобщем равенстве», и, естественно, англичане не могли допус­тить распространения подобных идей среди тех, кого «совершенно заслуженно следовало удерживать в подчиненном положении»⁷³⁵⁰. Таким образом, они предпочитали, чтобы туземцы оставались языч­никами, и расценивали деятельность миссионеров как пагубную. Просвещать каннибалов, рассказывая им, что все равны перед Бо­гом — значит портить их и вводить в заблуждение. «Даже священ­ная правда не может сделать черного белым, а белого черным; точ­но так же, как не может она сделать вас равным... вашему хозяину»⁷³⁵⁰. Принадлежность к высшему или низшему классу оп­ределялась в глазах англичан не верой, но цветом кожи. Те же, кто стремился «подняться выше своего статуса», будь то английские рабочие или чиновники-индусы, и подражал людям более высоко­поставленным, становились посмешищем в глазах общества. Так, уже в 1916 г. вице-король Индии лорд Челмсфорд запретил инду­сам организовывать собственные отряды бойскаутов, считая, что это могло «оказать на них опасное влияние». Однако, поскольку главным долгом бойскаутов являлось безоговорочное подчинение вождю, к 1921 г. вице-король лорд Руфус Ридинг стал лидером ин­дийских скаутов⁷³⁵⁰.

В самой Великобритании социальная дистанция, которую низы по традиции воспринимали как должное, только увеличилась в ре­зультате опыта владычества над Индией. «Вместе с индийскими англичанами, уходящими на пенсию, в Великобританию проника­ло некое подобие кастового менталитета, дополнительно углубляв­шего и без того глубокий раздел между классами». Так, в Эдинбур­ге возникло нечто вроде каст, и в одну из них входили пенсионеры из Британской Индии. Эти люди по большей части не могли по­хвастаться высоким происхождением, но они «позаимствовали» его в стране каст; в то время слово «брахманы» стало использоваться для обозначения самого высокого происхождения⁷³⁶. Англичане

вообще были уверены в собственном превосходстве над всем ми­ром. И в Капской колонии британцы «чувствовали себя аристокра­тическим сословием; в этом случае роль низших классов... играли туземцы», чьими хозяевами они были⁷³⁷.

Интересно, что еще в начале 1920-х годов англичане обвиняли большевизм и иудаизм в подстрекательстве индийских национали­стов к сопротивлению британскому господству. В колониальном романе Флоры Стил «Закон порога» болыпевистско-иудейские эмис­сары «пьют за архибольшевика Бакул/ина [sic], за уничтожение дис­циплины и порядка и полную свободу для зла»⁷³⁸. Ведь еще до Гит­лера, уверенного, что за революцией в России стоят евреи, англи­чане-империалисты мыслили сходным образом: они считали, что за индийским сопротивлением чужеземному британскому господ­ству стоят еврейские силы. Предвосхищая нацистскую пропаганду, в ноябре 1917 г. английская империалистическая пресса уже назы­вала большевистских вождей «крысоподобными обитателями кло­ак», приписывая большинству из них карикатурные еврейские имена^738а. «Еврейская олигархия» якобы желает «взрыва в Индии», направленного против Великобритании, а уступки индийским на­ционалистам в 1918 г. объяснялись тем, что Эдвин Сэмюэль Мон­тегю, министр по делам Индии, был евреем и отличался «нежела­нием или неспособностью править... сильной рукой»⁷³⁹. «Железным кулаком» фашистского диктатора Бенито Муссолини в 1923 г. вос­хищался бывший образцовый британский вице-король Индии лорд Керзон. Ведь в конечном счете лозунги фашистов призывали «ве­рить и повиноваться» — а никак не сомневаться, и уж тем более не критиковать⁷⁴⁰. И те же самые «добродетели» уже в течение не­скольких поколений упорно прививали британской «расе господ» ее воинствующие священнослужители вроде Чарлза Кингсли и про­рока Томаса Карлейля, тосковавших по вождю. «Верь, повинуйся, сражайся» — вот идеалы, из поколения в поколение вдохновляв­шие правящий класс Британской империи.

У них будут идеалы, которые сделают убийство благодар­ной деятельностью.

Герберт Дж. Уэллс, 1924

ГЛАВА 10

ОБРАЗЕЦ ДЛЯ ГЕОПОЛИТИКОВ ГИТЛЕРА. КАК НЕ ПОТЕРЯТЬ ВЛАСТЬ: «КАРТХИЛЛ»

В 1924 г. — через год после того, как лорд Керзон восславил фашистского дуче, общество смогло ознакомиться с самыми на­стоятельными рекомендациями о том, как сохранить британское господство над Индией. Речь идет о книге «The Lost Dominion» («Утраченная власть»*) Беннета Кристиана Хантингтона Калкраф-та Кеннеди (1871 — 1935), уполномоченного по делам юстиции в провинции Синд Британской Индии и члена Верховного суда Бом­бея⁷⁴¹, опубликовавшего книгу под псевдонимом Ал. Картхилл. В своем труде Картхилл (в контексте общепринятой среди британцев практики расистского империализма, а также используя характер­ные ссылки на «азиатские деспотизмы» и рекомендуя не останав­ливаться перед массовым истреблением) самым радикальным об­разом разделывался с либеральным британским гуманизмом и пар­ламентаризмом. Эта книга, с ее иронически-уничижительной «ра­совой» характеристикой индийских «туземцев», изобличением де­мократии, пацифизма, принципа самоопределения — всего того, что в соответствующих кругах Германии называлось «слюнявым гуманизмом» — была почти сразу же переложена на немецкий язык (одним «фёлькише» издательством) под названием «Verlorene

* В 1925 г. эта книга (правда, в сильно сокращенном виде) была издана и в России под заглавием: Ал. Картхилль. Потерянная империя: Почему англичане потеряли Индию. Повесть англо-индийского администратора / Пер. Н. Губс-кого и Е. Зубковой под ред. В. Яковлева. [М.]: изд-во М. и С. Сабашниковых. 1925. Далее некоторые цитаты приводятся по этому изданию.

Herrschaft» (1924). Предисловие к немецкому изданию этой книги написал учитель Рудольфа Гесса и наставник Адольфа Гитлера, про­фессор Карл Хаусхофер, восхищавшийся Британской империей. В предисловии Хаусхофер проводил параллели (в духе Вагнера) между ситуацией, описанной в книге Картхилла, и Валгаллой: «как если бы Вотан, под победными рунами которого некогда выступали англо­саксы, в последний час Валгаллы еще вынужден был председатель­ствовать на конгрессе пацифистов... и уже... видел трепетанье пер­вых огоньков мирового пожара»⁷⁴². Сам Картхилл был сторонником государственного террора и подтверждал его эффективность. Этот колониальный британский авторитет заявлял, что он опроверг мне­ние, будто «[на штыках]... нельзя сидеть [по крайней мере долго])». Ведь «если штыков достаточно и они так хорошо воткнуты в тело жертвы, что она не будет извиваться, если размещение этих штыков проведено в определенном и искусном плане, то при их помощи можно соорудить... нечто вроде лесов, на которых... можно водру­зить довольно устойчивый консульский... трон»⁷⁴². Успешное «кон­структивное подавление», применявшееся в колониальной полити­ке, Картхилл оценивал как «похвальное». Впрочем, он сожалел об отсутствии у англичан необходимого единодушия. Ему казалось, что оно исчезло; он более не видел британской решительности и «могу­чей убежденности народа, верящего в себя», — «той веры, которая дает людям силы противостоять богам»⁷⁴³.

«У немецкого народа отныне будет доступ к одной из самых силь­ных книг... англосаксов о государстве», — писал в заключении гит­леровский геополитик Карл Хаусхофер. Он также рекомендовал гит­леровской Германии сотрудничать с Британской империей. «Ведь у таких противников можно и нужно учиться»⁷⁴⁴. «Если... среди народа господ возобладает настроение... отказаться от законного права на насилие, то в отношении Индии... ничто другое не подействует»⁷⁴⁵.

После того как подобные установки — особенно деспотизм во­сточного типа и всесилие европейской бюрократии — настолько хорошо сработали в Индии, Картхилл пытается внушить мысль, что соответствующие методы следует применить и для искорене­ния непорядков в самой Британии (как отметила Ханна Арендт⁷⁴⁶). Однако — согласно мистеру Картхиллу — «британские избиратели, которых каприз Провидения поставил распорядителями судеб че­ловеческого рода», не имеют «надежныхруководителей»¹*¹. Он явно имел в виду руководителей, которые должны были еще более воин­ственно отстаивать расовую чистоту и насильственно отделять свет культуры от тьмы. Ведь «несчастна та особь, что появляется на свет в результате физического скрещивания особей двух разнородных

племен. Каждая клетка в ней — арена гражданской войны. Едва ли менее несчастен тот, чей интеллект усвоил чужую культуру, тогда как его инстинкты ее отвергают»⁷⁴⁸.

Больше всего огорчало Картхилла то, что из английской культу­ры, даже из той, которая распространялась в Индии, не удалось исключить либеральные идеи, противоречившие представлениям о расовом превосходстве, деспотизму и бюрократической гегемонии, идеи, «пригодные для гуманистической... и подрывной агитации — под маской демократии и самоопределения»⁷⁴⁹. Это была опасность, которую англичане «проглядели»: ведь британское «правительство питало известное презрение к образованию». «Британско-индийс­кий деспотизм... не сознавал необходимости... сдерживать распро­странение таких идей»⁷⁵⁰. То есть вина за распад империи (в отно­шении Индии) возлагалась и на английские власти, равнодушно взиравшие на распространение в колониях таких тлетворных евро­пейских представлений, как демократические взгляды.

Для империализма «было важно, чтобы человек из покоренного народа оставался неразвитым, чтобы его не обучали чужому языку [завоевателей] в таком объеме, который позволил бы ему, к приме­ру... получить образование на опасно высоком уровне». Так утвер­ждал один немецкий автор, говоря о гитлеровском «дранг нах ос-тен» и о «культурной политике» Третьего рейха на завоеванном «восточном пространстве»⁷⁵¹. Однако эта формулировка почти бук­вально совпадает с высказываниями таких столпов Британской империи, как наместник Великобритании в Пераке (Малайя) сэр Фрэнк Суэттенхем. Как и Картхилл, горевавший, что англичане оставляют свои позиции в Индии, Суэттенхем считал, что немалая доля вины в неповиновении британским имперским властям лежит на тех, кто позволял «туземцам» получать английское образование. «И если бы бабу [т. е. «пишущий» индиец, обученный английско­му] имел душу, она бы, верно, потребовала отчета от тех, кто дал ей дар речи для выражения неосуществимых притязаний класса, столь же богато наделенного способностью к высокопарной агитации, сколь жалкого с точки зрения... телосложения, которым отличают­ся господствующие расы... В Индии воспитание [education] пред­ставляет все большую опасность»⁷⁵². «Давать малайцам высшее об­разование значило бы вкладывать им в руки интеллектуальное ору­жие, которое они могли бы обратить нам на погибель»⁷⁵³. «Мы в безопасности, пока обучаем детей [Британской Малайи] читать, писать и считать исключительно на их языке»⁷⁵⁴. (Правда, нельзя сказать, чтобы даже в Малайе британская школьная политика все­гда твердо следовала этой линии, да и христианские миссионеры

распространяли среди «туземцев» не только те знания, которые были угодны британским империалистам.)

Именно подобную политику намеревался проводить в жизнь — причем гораздо более беспощадно и последовательно, чем британ­цы — Генрих Гиммлер в отношении народов «восточного простран­ства»: «Никогда в будущем не следует учить этих людей чему-то, кроме "умения написать [собственное] имя, кроме того, что по­корность немцам... — божественная заповедь". Они не должны уметь читать». (В Англии, в страхе перед революцией, советовали не зап­рещать бедным читать, а вот писать не разрешать.) Рейхсляйтер Мартин Борман в начале октября 1940 г. заявил следующее: «Поля­кам надо оставить их католических попов, чтобы они "оставались тупыми и глупыми"». А всех польских интеллектуалов, по его мне­нию, следовало уничтожить, что «отныне... становилось законом жизни»⁷⁵⁵. Некий крайсляйтер и гебитскомиссар Бехер как-то зая­вил: «У кого я замечу интеллект, тот будет расстрелян»⁷⁵⁶. Тех же поляков, которых никак не удавалось лишить этой тлетворной об­разованности, просто уничтожали: «Слой вождей, выявленный нами сейчас в Польше, подлежит ликвидации; то, что вырастет потом... надо будет снова удалить»⁷⁵⁷. В мае 1940 г. генерал-губернатор док­тор Ханс Франк отмечал в своем дневнике: тот факт, что внимание всего мира сосредоточено на Западном фронте, «мы используем... для массовой ликвидации... поляков, прежде всего ведущих пред­ставителей польской интеллигенции...»⁷⁵⁸ Таким образом, власть, наводившая «порядок» на «восточном пространстве», в «немецкой Индии» Гитлера, не испытала на себе того, что для британского империалиста Картхилла было «проклятием клеветнической прес­сы»⁷⁵⁹, проклятием интеллектуалов-моралистов, которые «из мораль­ных соображений противятся общезначимым принципам»⁷⁶⁰. Тех, кто не приемлет истин, верных «для всех остальных», тех, кого проклинал еще Карлейль, а доктор Геббельс назвал «критикана­ми». И не кто иной, как Адольф Гитлер, чувствовал себя обязан­ным «самым жестким образом обходиться с теми [в том числе и] фёлькише бумагомарателями, которые в подобной форме приоб­ретения земли [немецким мечом для немецкого плуга] видят на­рушение священных прав человека... и соответственно выступают против нее своей пачкотн ей»⁷⁶¹. Ведь смерть последнего немца стала бы смертью и для последнего пацифиста, — иронизировал Гитлер.

Дата добавления: 2015-05-08