Имперского истеблишмента Англии

Расово-иерархическая структура Британской империи, в свою очередь, была удобна для тех, кто (пусть даже они принадлежали к среднему классу) ощущали себя частью правящего слоя Англии, —

* Теодор Эйке (1892—1943) — один из создателей и руководителей нацистской системы концлагерей, создатель и командир дивизии СС «Мертвая голова».

Вейн-Темпест-Стюарт Чарлз Стюарт Генри, седьмой маркиз Лондондерри (1878—1949) — англ. полит, и гос. деятель.

так как именно она стабилизировала иерархическую систему британ­ского общества. (Общества, правящий класс которого и в 1930-е гг. являлся продуктом воспитания Итона, Харроу и Регби — таким же, каким он был в викторианскую эпоху и эпоху короля Эдуарда^901А.)

Эта структура образовалась в период подъема викторианской буржуазии как господствующего класса. Чемберленовская «поли­тика умиротворения», проводившаяся в конце этого периода, сле­довала традиции дискурса в духе «cant» (лицемерия, двойного стан­дарта), — напоминает Маргарет Джордж. Соответственно как биз­несмен Чемберлен был воспитан таким образом, чтобы не давать воли эмоциям (например, чуткости к несправедливости) и прези­рать их. Благодаря одному закону, инициированному им ранее, английские арендаторы попали в такую зависимость от землевла­дельцев, что появилось восемь новых способов сгона с земли — даже Освальд Мосли считал это законодательство «жутко классовым»⁹⁰¹³. Можно сказать, что Чемберлен — в традициях вик­торианской буржуазии — во время своих стараний стабилизировать режимы Гитлера и Муссолини «постоянно ощущал за спиной ка­кую-то тень» — «тень социальной революции» (социальной и эко­номической, но не политической). Роберт Шэперд также обращал внимание на сильную обеспокоенность правящего класса, встрево­женного тем, что война неумолимо повлечет за собой социальную революцию в стране. «Прежний порядок будет сметен...» «Причи­ны, по которым Чемберлен решил проводить «политику умиротво­рения» в отношении Германии, во многом крылись в... неприятии подавляющим большинством консерваторов... преобразований в британском обществе». «Они сошлись на том, что война, независи­мо от того, выиграем ли мы ее или проиграем, приведет к уничто­жению богатых праздных классов, и, естественно, выступают за мир любой ценой». Согласно декларации лейбористской оппози­ции 1938 г., чемберленовская внешняя политика становится понят­ной, если ее рассматривать в категориях «международного классо­вого сознания». На этой точке зрения давно настаивает и часть британских историков⁹⁰¹¹³.

В целом защита внутренней социальной системы Англии была связана с защитой ее расово-иерархической империи. Этим объяс­няются некоторые высказывания Невилла Чемберлена о росте в Британии раздражения, вызванного поддержкой Советским Союзом недовольных внутри империи. Не зря же Британскую империю называли системой, предоставлявшей «облегчение на вольном воз­духе высшим классам»⁹⁰¹⁰. И поскольку таким образом от сохране­ния этой империи зависела стабильность социального положения в

самой Англии, для решающей части правящих консерваторов им­перия была важнее сохранения баланса сил в Европе. Они уступи­ли гегемонию над Европой Гитлеру. Ведь Гитлер — так сказать, по определению — еще в 1942 г. в своих представлениях об «английс­ких интересах» исходил именно из интересов Британской импе­рии. («Если бы им предложили: оставить Германии континент и за это сохранить Индию, 99% англичан высказались бы за Индию. Индия для англичан — фундамент их мирового господства»⁹⁰², — подчеркивал Гитлер.) Он вызывался защищать именно Британс­кую империю. И именно в этой связи еще Томас Карлейль в 1849 г. заявлял: «Англосакс-британец — по сей день вице-регент при Со­здателе. После того как англичанин не найдет [больше] способа выполнять эти функции, они будут переданы другому..., тому, кто сможет это сделать... Если появятся более сильные, их обнаружит сама природа как достойных [этого названия]...»⁹⁰³

«Державы, более не способные вновь и вновь приобретать вла­дения — в смысле материальном и духовном, при помощи превос­ходящей воли и творческой силы, — созрели для ухода со сцены. Таким образом, судьба старых колониальных держав, которые не могут ни решительно отстаивать господствующее положение в ко­лониальном пространстве, ни воплощать в жизнь идею порядка, — предрешена. Они выпускают из своих слабых рук примат белой расы господ, вместо того чтобы с помощью новых идей, придав власти новые формы, подчинить в колониальном пространстве цвет­ной мир европейской белой расе. Подобные новые идеи ныне об­наруживаются как идеи национал-социализма. Эти идеи будут во­стребованы, чтобы организовать и упорядочить структуру мира да­леко за пределами европейского пространства. "Движение самооп­ределения разрушает колониальное господство, — утверждал Хаус-хофер. — Движение самоопределения, первоначально задуманное всего лишь как лживое средство борьбы против Германии, которое потом якобы легко можно будет остановить, — теперь как истина в процессе становления разрушает колониальное господство повсю­ду, где оно распространяется в чужеродном пространстве"»⁹⁰⁴.

(Так, Тост, английский корреспондент «Völkischer Beobachter», партийного органа гитлеровской НСДАП, констатировал: «Право народов на самоопределение, — как резонно заметил один брита­нец, — это динамит, которым можно... взорвать нашу империю». «Скверно лишь то, — утверждал один колониальный офицер в от­ставке, — что в Лондоне разучились жесткому обращению... Люди в отечестве стали слишком мягкими... Мы, англичане, должны пре­доставить Германии сферу влияния на Востоке».)

«Рекомендовать столь старой, опытной — но нынче подвержен­ной усталости и слабости — нации господ, как британская, нацио­нал-социализм побуждает прежде всего действенный политический мотив его новизны как учения о власти. Нет сомнения, что, если взглянуть за кулисы его фёлькише и социалистической мировоз­зренческой доктрины, национал-социализм в состоянии дать таких новых господ, которые смогли бы идеологически обосновать пози­цию владычества в колониальном пространстве. Возможно, не бу­дет большим преувеличением сказать, что новая немецкая политика именно потому нашла отклик в определенных, обладающих реаль­ным политическим мышлением кругах Англии, что в этой политике ясно выразилась воля к власти как противовес ослабляющему всякую империю учению о равенстве со всеми его последствиями, в том чис­ле самоопределением.

Расовое учение, пока что развитое лишь в отношении к еврей­ству и проверенное революционным путем, предлагает неисчерпа­емые возможности для властвования и подведения идеологическо­го базиса под реалистичную волю к власти в колониальном про­странстве. Лишь с помощью расового учения можно одержать иде­ологическую победу над демократическими идеями, враждебными идее господства, и приобрести обширные пространства, необходи­мые для властвования, а также твердость воли, безоглядность, ре­шительность и свободу от всякого «слюнявого гуманизма», необхо­димые для защиты привилегированного положения белой расы в мире. Новая политическая доктрина, так сказать, облегчает работу по осуществлению власти. Расовое учение, учение о неравенстве людей и рас сметает с пути все горькие воспоминания, которые с грузом столетий приобрела тревожная, ранимая и по-женски чув­ствительная старая раса господ. Если англосаксы все еще предпо­читают видеть свою особую миссию в том, чтобы нести «бремя белого человека», то ничто лучше не подходит для его облегчения, чем новое расовое учение, новые господа...

Впрочем, было бы показательным сквозь призму идей «учения о господстве» рассмотреть антисемитизм, все еще стойкий и обострен­ный... Здесь, в эсэсовских кругах, среди элитных военных кадров сознательно культивируют антисемитизм в качестве «школы гос­подства». Еврей — это «цветной», деклассированный элемент Ев­ропы, притом он политически скомпрометирован, он «недочело­век». Гуманное отношение к нему — признак непригодности к гос­подству. Поэтому здесь намеренно воспитывают бесчувственность и даже настоящую свирепость. Здесь стремятся искоренить мягко­телость и возвратить жестокости, так сказать, доброе имя».

«Секрет нашего успеха в том, что мы снова ставим в центр... право истинных господ на существование», — заявлял (по словам Раушнинга) Адольф Гитлер⁹⁰⁵. И все это не осталось неуслышан­ным, что косвенно подтверждает реакция на предложение Гитлера, адресованное тем имперским англичанам, кто сознавал, что коле­бания в применении аналогичных методов насилия к насильствен­но завоеванным народам могут повлечь за собой крах державы са­мих завоевателей⁹⁰⁶: «Расстреляйте Ганди... и, если этого будет не­достаточно, расстреляйте дюжину лидеров партии Конгресса. А если [и] этого будет недостаточно, расстреляйте [еще] двести, и так да­лее, пока порядок не будет восстановлен. Вы увидите, как быстро они ослабеют, как только вы ясно им покажете, что намерены де­лать дело», — советовал Гитлер англичанам. Ведь именно в этой нации Гитлер — как и Альфред Розенберг — видел длань господина (в которой якобы нуждается Индия), важнейшую гарантию верхо­венства «белых». Фюрер призывал к возрождению расового созна­ния, предостерегая, что «вокруг белых народов находится сомкну­тое кольцо цветных»⁹⁰⁷. Запад якобы не вправе отступать ни на шаг из своих колоний; под предводительством Гитлера «сильно воору­женная и верующая Германия» отстоит «верховенство белой расы» от «вторжения цветных» и даже станет решающей силой в утверж­дении господства белых. В то время как «англосаксы устало броси­ли поводья, мы сознаем ответственность за всех белых», — такое заявление прозвучало в 1936 году, году гитлеровской Олимпиады в Берлине. «Неужели в Лондоне полагают, что перед лицом тяжкой угрозы позициям белых в мире англосаксы могут отказаться от на­шей помощи в сопротивлении?.. Мы хотим совместно действовать в том духе, о каком некогда мечтали Чемберлен и Сесил Роде, в тесном союзе с англичанами, самым близким нам по крови наро­дом». «Это... тем более необходимо, что с 1918 г. возникла тяже­лейшая угроза, когда-либо нависавшая над верховенством белой расы: большевизм»⁹⁰⁸.

Разве «не было бы спокойнее и другим колониальным держа­вам, если бы фронт противников этой угрозы всемирного масшта­ба в колониях был укреплен за счет Германии?.. Если в колониаль­ном пространстве появится флаг со свастикой, Парижу и Лондону следовало бы видеть в этом и гарантию безопасности собственных владений». Вот как в 1937 г. отстаивались права «немцев как коло­ниальных пионеров Европы». Не в последнюю очередь подчерки­валось, что только со стороны немцев инвестированный капитал (вложенный в колонии, которые следует вернуть Германскому рей­ху) получит реальную защиту: «Под немецкой властью его владель-

цев не побеспокоят ни эксперименты "народного фронта", ни боль­шевистская опасность...»⁹⁰⁹

Речь шла именно о прикрытии Британской империи, а не о ней­трализации 26000 коммунистов в самой Англии, — об этом в 1938 г. маркизу Лондондерри напомнил Геринг⁹¹⁰. И ссылаясь именно на «исторически уникальные успехи Великобритании как колониаль­ной державы», Гитлер (в беседе с лордом Ротермиром) в 1935 г. ре­комендовал британцам сотрудничать с Третьим рейхом⁹¹¹. «Гитлер установил, что Британская империя — существенный элемент проч­ности мира».

Потенциальные союзники по расе

Видя в англичанах своих потенциальных союзников, Гитлер дол­го, до 1938 г. не отменял запрет на деятельность немецкой службы разведки и контрразведки в Англии⁹¹². (В игру дружественных в то время тайных служб входила и передача секретного военного само­летного двигателя «Бристоль».) Одному штабному офицеру бри­танского министерства авиации, майору Фреду Уинтерботему, едва удалось предотвратить провозглашение тоста за гитлеровские люф­тваффе в лондонском клубе королевских ВВС ⁹¹³. Он упоминает также о «благом» пожелании, чтобы Британская империя и «Гер­манская империя в будущем совместно правили миром». Ведь ось Рим — Берлин в глазах Невилла Чемберлена была «оплотом евро­пейского мира».

Гитлер же в свою очередь разделял с Хансом Гриммом, немец­ким пророком завоевания жизненного пространства, непререкае­мое убеждение, что «Германия... есть европейский — а значит, и британский — форпост на востоке»⁹'⁴. Англия служила своего рода оправданием империалистических амбиций Германии.

Для Гитлера Англия оставалась и гарантом успеха миссии Тре­тьего рейха: «Перед немцами поставлена задача европейского мас­штаба... Если вы [англичане] вынуждены требовать защиты белых женщин... от черного позора, то вы выполняете миссию европейс­кого масштаба». Ханс Гримм уверял, что в тот момент, когда «каж­дый» немец будет видеть в англичанине «брата по крови», тогда «англичане и немцы... вместе станут защищать свое врожденное право». Третий рейх не стремится превзойти Англию, — неустанно повторял Ханс Гримм. «И нам, немцам, не нужно других... благ... кроме тех, которые узаконил во всем мире именно английский норди-

ческий дух»⁹¹⁵. Разве могли в Англии, стране чистокровности, не заметить этих учений, не обратить внимания, что «Германия... дол­жна защищать от хаоса и масс с Востока ваш [британский] и наш большой нордический мир...»⁹¹⁶ Разве могли англичане пропустить мимо ушей высказывания, подобные этому: «в грядущем времени нашу немецкую судьбу свершит Англия, а ваша [английская] судь­ба... станет следствием нашей». Таким образом, нацистская Герма­ния Ханса Гримма открыто ожидала защиты расы господ (и гос­подствующего класса) от Англии, а британец Невилл Чемберлен — пусть он и не говорил об этом в открытую — ожидал получить именно такую поддержку от Германского рейха (как некогда этого откровенно жаждал Хьюстон Чемберлен).

Если учесть представления о «расе господ», укорененные в анг­лийской имперской традиции, то не приходится удивляться, что расовая идеология Гитлера не помешала английскому истеблиш­менту сотрудничать с национал-социалистами. При этом намного большую роль играл страх перед подрывными действиями комму­нистов против Британской империи, чем перед возможными про­явлениями классовой борьбы со стороны рабочих Западной Евро­пы. Имперские англичане больше опасались разжигания антиим­периалистических движений туземцев, чем попыток мобилизовать на революцию британский рабочий класс — надежность которого, учитывая его патриотизм и приятие существующего порядка, объек­тивно почти не вызывала сомнений. Подозрение, что цветное «низ­шее отродье» («the lesser breeds») под влиянием пропаганды Ко­минтерна утратит почтение к имперской расе, было актуальней, чем гипотеза, что английские рабочие могут поставить «классовые интересы» выше британского патриотизма. Таким образом, чем важнее для правящих кругов Британии было сохранение империи по сравнению с сохранением баланса сил в Европе, тем больше была готовность сотрудничать с гитлеровской Германией.

Подобное британское «германофильство» никак не проявляло себя в период, предшествовавший захвату власти Гитлером. (Имперская «благозвучная» формулировка консерваторов по этому поводу, выс­казанная Леопольдом Эмери, звучала следующим образом: «Кри­тика строгости Версальского мирного договора не получала оглас­ки, пока Германия оставалась спокойной». А Черчилль напоминал: «Не было предпринято ни одной попытки достигнуть соглашения с Германией... пока там существовала парламентская система [и де­мократия]». Так что Гитлер не так уж ошибался, заявив: «К нам постепенно начинают относится как к... равным... потому что мы стали вести себя безжалостно».) Итак, пока Германия была безо-

ружной, все это английское «германофильство» не проявлялось ни в малейшей степени: ни в то время, когда гражданское население Германии — даже после прекращения военных действий в 1919 г. — вымирало от блокады, ни тогда, когда сами немцы вынуждены были топить свои военные корабли в Скапа Флоу*.

Этот факт подтверждает, что английская сторона ждала от гит­леровской Германии того, чего не могла дать Веймарская респуб­лика. Чего же? Того, чего в Англии официально не было, но что так пригодилось бы ее империи. Английская сторона ждала, ска­жем, более радикальной расистско-империалистической идеологии власти с выводами в духе какого-нибудь Альфреда Розенберга, иде­ологии, дающей санкцию на «применение расовых законов против индийцев... черных, метисов и евреев... если пробуждение черных приобретет опасный характер»⁹¹⁷. Ведь так же, как в представлени­ях адептов британского расового империализма, в теории Альфре­да Розенберга подавление индийцев и черных должно было про­изойти задолго до подавления евреев. Таким образом, эта гитле­ровская идеология могла быть применена в целях сохранения Ин­дии для Англии. Ее могли бы усвоить «покоряющие мир англича­не... в качестве народа господ строящие империю!» «Однако не подлежит сомнению, что Индия нуждается в длани господина над собой», а «Великобритания в своих интересах и в интересах белой расы не вправе здесь уступать»⁹¹⁸. То есть якобы момент требует создания блока государств, «соответствующего единственно инте­ресам нордической культуры» ради «отражения нарастающей угро­зы с Востока; требуется заключить союз между этим блоком и Ан­глией, владычество которой над Индией также обеспечивается толь­ко отпором азиатству как политической силе»⁹¹⁹.

Лондонская «Times» в 1920 г. полагала (как и Альфред Розен-берг, если верить «Мифу XX века»), что за движениями народов Востока против иноземной британской власти кроется всемирный еврейский заговор, что за сопротивлением германско-нордической Британской империи стоят еврейско-демократические происки⁹²⁰. Ведь разве не еврейство (согласно Гитлеру) свергло господствовав­ший над Россией слой балтийских немцев (к которым причислял себя и Розенберг) — основу государства?⁹²¹ И разве не Гитлер хо­тел, сбросив с России «еврейско-большевистское ярмо», сделать из этого «Остланда» немецкую «Индию» — то есть то, чем была Ин­дия для Англии? «Если бы только тыл прикрывала Англия, это дало бы возможность начать новый поход германцев [на восток]». Ведь

* Англ. военно-морская база на Оркнейских островах, где после первой миро­вой войны должна была быть интернирована большая часть немецкого воен­ного флота; 21 июня 1919 г. она была затоплена.

«если бы в Европе потребовались земли, то их в основном можно было бы приобрести только за счет России; тогда новому рейху пришлось бы отправиться по стопам былых рыцарей Ордена, чтобы с помощью немецкого меча дать немецкому плугу землицы, а нации

— ежедневный кусок хлеба. Правда, при такой политике в Европе у
нас мог быть лишь один-единственный союзник — Англия»⁹²².

И действительно, в гитлеровском «броске на Остланд» Англия играла роль если и не открытого союзника, то активного пособни­ка. Так, уже после «конференции четырех» 15 июля 1933 г., реаги­руя на захват Гитлером власти, лорд Ллойд (британский верховный комиссар в Египте в 1925—1929 гг., где он исполнял должность наподобие вице-короля, в 1930 г. — противник уступок Индии, один из тех, кто настаивал на изменении демократических форм правления в самой Англии, тот самый лорд Ллойд, который пытал­ся стать лидером консерваторов, сместив Стэнли Болдуина) так прокомментировал ситуацию: «Мы даем Германии [свободный] путь на восток и тем самым — столь необходимое ей пространство для экспансии»⁹²³. Британские внешнеполитические ожидания состоя­ли в том, что «Германия будет ориентирована на восток, поскольку свободное пространство есть только там. Однако пока в России существует большевистский режим, эта экспансия не может огра­ничиваться мирным проникновением»⁹²⁴.

Так что представления британских тори о внешней политике Гитлера, согласно которым Германия имела «интересы, аналогич­ные английским», вполне укладывались в эту логику. Потребность нацистского фюрера в экспансии соответствовала британским по­требностям в «мире», который бы обеспечивал сохранение импе­рии, в духе Невилла Чемберлена⁹²⁵. (Еще раньше расист и импери­алист Джозеф Чемберлен в 1898 г. — а особенно в 1903 г. (как почти в то же время его однофамилец Хьюстон Стюарт Чемберлен)

— рассчитывал на англосаксонско-немецкий «германский [Teutonic]
альянс»⁹²⁶.

Сотрудничество с Англией при нападении на Советскую Рос­сию поистине предопределено для Германии — в этом были убеж­дены и Альфред Розенберг, и сам Гитлер, и не в последнюю оче­редь Рудольф Гесс. В тех британских кругах, через которые пытал­ся действовать Розенберг, «царили почти патологический страх пе­ред Советским Союзом и недоверие к нему», — писал Роберт Се­сил в своей книге «The Myth of the Master Race». Если британские фашисты были для английских консерваторов чем-то вроде вспо­могательных частей для борьбы с красной опасностью внутри стра­ны, то для британской внешней политики в 1936—1939 гг. вспомо-

гательной силой в мировом масштабе должна была стать гитлеров­ская Германия. Высказывания британских политиков о том, что, воздействуя на Гитлера, надо сориентировать Германию на восточ­ное направление, уже приводились много раз — в том числе еще до открытия архивов⁹²⁷.

В представлениях самого Гитлера о немецкой внешней полити­ке еще с начала 1920-х годов фигурировала некая немецко-англий-ская «ось»⁹²⁸. Идея об общем расовом превосходстве побуждала и Альфреда Розенберга выступать за союз Германии (вместе с севе­рогерманскими, т. е. скандинавскими государствами) и Англии⁹²⁹. Согласно Розенбергу, в одной речи за 1926 г. Гитлер объявил Вели­кобританию своим «естественным союзником». Во второй своей (не опубликованной при жизни) книге Гитлер (1928 г.) уже под­робно рассуждал об альянсе с Англией. Растущее влияние Розен­берга также способствовало тому, что связь с Великобританией в системе представлений Гитлера приобретала все больше значения⁹³⁰.

Англия считалась естественным союзником нацистской Герма­нии якобы вследствие принадлежности ее населения к германской расе — Англия была страной «носительницей бремени белого чело­века», низводящей цветные народы до положения неполноценных подданных. В качестве ответной услуги за возможность преследо­вать свои имперские цели, Великобритания должна была дать Гер­манскому рейху свободу действий в Центральной и Восточной Ев­ропе. Причем это пошло бы на пользу и самой Великобритании, ведь Россия всегда была ее заклятым врагом, — рассуждал Розен-берг. Главная задача союза с Англией виделась прежде всего в «ох­ране интересов людей нордической расы на заморских территори­ях»⁹³¹ от «безрасовой Лиги наций», во имя создания «систем госу­дарств... которые обеспечат на земном шаре владычество белой расы», — говорится в «Мифе XX века» Альфреда Розенберга⁹³². «Мировая политика Англии объясняется всего одним фактом: сак­сы и норманны... были ее центром, чистым в расовом отношении»⁹³³.

И, в свою очередь, немало англичан видело в Гитлере именно «белого человека» в расовом смысле — «абсолютно преданного, заслуживающего доверия, которое оказывает ему его народ»⁹³⁴. Та­ким образом мнение англичан не слишком отличалось от того, ко­торое настойчиво внедрял Готфрид Бенн (от имени соответствую­щей части своих земляков): «Речь идет вовсе не о формах правле­ния, а... о последней грандиозной концепции белой расы...»⁹³⁵

Конечно, самое великое, что совершено людьми в полити­ческом плане, — это господствующее положение, которое в мире заняла Англия... Англия во всем мире совершала то же, что в Европе делала Германия... в отношении славян. Ханс Гримм⁹³⁶

Победы британцев все в большей и большей степени стано­вились победами нацистов.

Гервин Штробль «Тевтонский остров»⁹³⁶³

Фашизм и империализм — кровные братья. Джавахарлал Неру^936ь

Чувство избирательного сродства с Гитлером, исходящее от Британской империи

Приязнь имперских англичан к Гитлеру достигла максимума в 1936—1937 гг. Эта симпатия приобрела такие масштабы, каких не удостаивалось в Англии ни одно немецкое правительство до Гитле­ра. Особенно процветала в это время организация (членами кото­рой были такие господа, как лорд Ламингтон* и Джерард Уоллоп**) под названием «English Mistery» («Английская тайна») (sic), осно­ванная Уильямом Сандерсоном, автором некоего подобия «зерцала государей» — книги, написанной в 1927 г. В ней речь идет, в част­ности, о «тайне расы», «тайне власти» и (чего следовало ожидать) «также» о «тайне собственности» («the Secret of Property»). «Наше обновление должно быть англосаксонским», — такое пожелание выражал лорд Ламингтон. Ведь в любом городе, по его словам, есть «подонки из населяющих его недочеловеков... орудия революции, подстерегающие удобный момент, чтобы удовлетворить свои при­хоти», — подонки английской крови, [и] многочисленные чужаки. Действительно же здоровые подданные — согласно лорду Ламинг-тону — испытывают (природное) уважение к установленному по­рядку и «расовое чувство». «В период... нового духовного пробуж­дения Германии [при Гитлере] это не может не вызывать восхище­ние». Англичанам же «следовало бы скрещиваться [sic] только с представителями других нордических рас»^936с — в противополож­ность расовым вырожденцам... Только демократии позволяют сво­бодно распространять низкокачественный наследственный материал.

Бейли Чарлз Уоллес Александр Нейпир Кокрен, второй барон Ламингтон (1860—1940) — англ. колониальный деятель. " Уоллоп Джерард Верной, девятый граф Портсмут (1898—1984).

Все это и многое другое можно было прочесть в органе другой организации лорда Ламингтона — «English Array» («Английский строй») основанной в 1936 г. из «English Mistery».

У «English Array» (члены которой полностью отвергали голосо­вание) были собственные лагеря для офицеров. В этом «офицерс­ком лагере» выступал, например, Реджинальд Дормен-Смит, кото­рый был губернатором Британской Бирмы в момент, когда в 1942 г. с падением Сингапура — падением, которое ускорила ложная уве­ренность англичан в своем расовом превосходстве, — Англия утра­тила ведущие позиции в Юго-Восточной Азии. Тем не менее, выс­тупая перед офицерами лагеря «English Array», Дормен-Смит заяв­лял, что именно воспитание в «English Mistery» наделило его энер­гией. А коллеги оратора перед той же аудиторией хвалили «живи­тельное омоложение Германии при Адольфе Гитлере»⁹³⁷.

И даже сын Уинстона Черчилля — Рэндольф Черчилль — испы­тывал симпатию если не к фюреру Великогерманского рейха, то, во всяком случае, к фюреру Британского союза фашистов и наци­онал-социалистов — сэру Освальду Мосли⁹³⁸. Еще более активным сторонником фашистских идей было семейство Митфорд — семья лорда Ридсдейла*, отец которого перевел на английский труд Хью­стона Стюарта Чемберлена. Провозглашая «духовное и политичес­кое единение Англии и Германии», которого столь вожделел сам Хьюстон Стюарт Чемберлен (1855—1927), лорд Ридсдейл назвал одну из дочерей Юнити Вэлкьери («Единство Валькирия»)⁹³⁹. Мало того, что он сам в 1936 г. написал в лондонскую «Times» письмо с заяв­лением, что Гитлер — «образец, которому [немцы] могут следовать с гордостью». Подобные настроения внушали ему и две из его до­черей. Диана Митфорд вышла замуж за фюрера британских фаши­стов сэра Освальда Мосли — по случаю их свадьбы доктор Йозеф Геббельс дал обед, на котором присутствовал Гитлер. Именно пос­леднего безнадежно любила другая дочь лорда Ридсдейла Юнити Митфорд. (Она не желала разговаривать со своей сестрой Нэнси Джессикой, которая вызвалась отправиться в числе добровольцев в республиканскую Испанию, сражавшуюся против фашизма.) Ког­да Германия оказалась в состоянии войны с Англией, Юнити Мит­форд попыталась (в Мюнхене) совершить самоубийство. (Позже она умерла от нанесенных себе ран, проглотив собственную брошь в виде свастики⁹⁴⁰.) Некоторое время Юнити Митфорд жила в се­мье Юлиуса Штрайхера и находила его антисемитские излияния «очаровательными»; сама же она «служила связующим звеном между ним и британскими фашистами»⁹⁴¹. Заявления типа «Британия тоже

* Фримен-Митфорд Дэвид Бертрам Огилви, второй барон Ридсдейл (1878—1958).

выступает за расовую чистоту» печатала (1936) и владелица газеты «Saturday Review». До того она призывала короля «стать диктато­ром Англии — таким, как Гитлер»⁹⁴². Другая знатная английская дама, Ронни Гревилл, носившая титул «кавалерственной дамы» (Dame of the British Empire), (она была близка и самому британско­му министру иностранных дел сэру Джону Саймону) в 1934 г. вер­нулась с Нюрнбергского съезда НСДАП в полном восторге от гит­леровской Германии⁹⁴³.

Среди восхищенных британцев — гостей гитлеровского имперс­кого партийного съезда в 1936 г. (на этом съезде Гитлер дал понять, что намерен завоевать Украину) было не менее пяти депутатов бри­танского парламента (четверо из которых — консерваторы)⁹⁴⁴. Бри­танская газета «Daily Mail» также внесла немалый вклад в создание подобных настроений: она поддерживала Гитлера тверже и после­довательней, чем любая другая газета за пределами Германии⁹⁴⁵. Этот консервативный листок, рассчитанный на мелкобуржуазного читателя, принадлежал вышеупомянутому лорду Ротермиру. Пос­ледний в 1933 г. просил передать Гитлеру, что зрители лондонских кинотеатров встречают появление фюрера на экране в еженедель­ном киножурнале «бурными аплодисментами». Еще в 1934 г. Ро-термир заявил в своей газете, что миром суждено «править» мужам из правого крыла. А Гитлер среди них — «один из тех храбрецов, что побывали в окопах»; он — человек, желающий дружбы с Анг­лией. Если же Гитлер не встретит «взаимности» со стороны Анг­лии, он поставит неконсервативных британских «мандаринов» пе­ред выбором: капитуляция или авианалеты и уничтожение. Таким образом, печатный орган лорда Ротермира подчеркивал, с одной стороны, что существует угроза войны, а с другой — что с гитле­ровской Германией необходимо дружить. Англичанам следовало признать ее экспансию — и «удовлетворить земельный голод Гитле­ра за счет России». Уже в 1933 г. лорда Ротермира привела в Мюн­хен к Гитлеру не в последнюю очередь именно «забота о Британс­кой империи»⁹⁴⁶.

Ремилитаризация Германии при Гитлере окажет на эту страну как раз... сдерживающее (sic) воздействие — утверждал Леопольд Эмери (известный как министр по делам Британской Индии; уче­ник наставника Уэлддона из паблик-скул Харроу). Видимо, для этого выпускника Харроу империя была важнее, чем обязательства Анг­лии перед странами континентальной Европы. Так, Леопольд Эме­ри выступал против стремлений (проявлявшихся в Англии и Лиге наций) защитить Эфиопию от агрессии фашистской Италии — и тем более против какого бы то ни было военного сотрудничества с

Советским Союзом⁹⁴⁷. Его воззрения формировались под влиянием идей Милнера и Гарвина*.

Еще активнее, чем Эмери, «политику умиротворения» (т. е. по­такания фашистским — и только фашистским — диктаторам) от­стаивал прежде всего Дж. Л. Гарвин, редактор консервативной га­зеты «Observer». Гарвин был убежден, что у Гитлера есть основания чувствовать себя во вражеском окружении. И когда Советский Союз — исходя из своих тогдашних интересов — настаивал на примене­нии соглашений о коллективной безопасности (т. е. принципа, со­гласно которому государства-члены Лиги должны были вступаться за жертв агрессии) в рамках Лиги наций, Гарвин настойчиво пре­достерегал, что тем самым создается угроза втягивания Великобри­тании в войну на стороне России и против Германии. Применение принципов Лиги наций (инициатором которых первоначально вы­ступила Америка) привело бы, по мнению Гарвина, к гегемонии большевизма «в Европе и Азии». Следовательно, Гарвин исходил из того, что гитлеровская Германия (полностью в духе «Mein Kampf») совершит в отношении России то, что устав Лиги наций определял как агрессию. Причем препятствовать ей в этом — отнюдь не в британских интересах. Уже в 1936 г. Гарвин выступал против «ме­лодраматической теории, согласно которой любая и всякая немец­кая экспансия на восток... представляет собой угрозу Западу». А в начале 1937 г. он — как и Гитлер — видел естественного союзника Англии именно в национал-социалистской Германии⁹⁴⁸. Мысль, что «оба великих германских народа будут сражаться друг с другом, не­выносима», — заявлял Гарвин в 1938 г. британскому посланнику в Берлине⁹⁴⁹.

В Британии существовала и противоположная внешнеполити­ческая концепция — концепция баланса сил Энтони Идена. Уси­ление фашистских держав требует создания уравновешивающей политической силы, — гласила эта концепция. Поэтому еще как министр иностранных дел Энтони Идеи пытался препятствовать присоединению Испании к «оси» Гитлера — Муссолини и ради этого еще в 1937 г. пытался ограничить иностранное вмешатель­ство в последнюю гражданскую войну в Испании. Именно против такой разумной политики выступал сэр Сэмюэль Хор — мотивируя свою позицию тем, что оно помешает победе генерала Франко (и подтверждая тем самым, что военный успех последнего целиком и полностью зависел от интервентов: Гитлера — в воздухе и Муссо­лини — на суше). Сэр Сэмюэль —- и немецко-итальянское воору­женные силы на территории Испании — добились своего, потому

' Гарвин Джеймс Луис (1868—1947).

что мистер Невилл Чемберлен, премьер-министр кабинета его бри­танского величества в 1937—1940 гг., не желал, чтобы «болшиз» (большевики) нанесли обиду Франко (в пользу правительства Ис­пании, созданного в результате свободных выборов). В результате война в Испании — благодаря военному вмешательству Гитлера и Муссолини — закончилась так, как хотел Чемберлен. (И даже на­чальники штабов вооруженных сил Великобритании не выражали заинтересованности в том, чтобы Испания осталась вне сферы вли­яния фашистов⁹⁵⁰.)

В этот внешнеполитический «успех» (потворство фашистским державам «оси») свой вклад внес и британский посланник в Пари­же сэр Эрик Фиппс*. Именно через него британское правительство оказывало давление на «союзное» французское (кабинет «парижс­ких поджигателей войны»), принуждая его к уступкам диктаторам в Риме и Берлине. Ведь сэр Эрик был убежден, что «у большинства французских евреев есть собственные причины желать укрепления связи с Советами [т. е. франко-советского договора о взаимной помощи]...» И тот же сэр Эрик Фиппс в 1938 г. не допустил, чтобы в правительство союзной Франции вошел Поль-Бонкур**, который выступал за помощь республиканскому правительству Испании, избранному народными представителями⁹⁵¹.

Стоит также заметить, что для консервативной «English Review» правительство, выражавшее интересы большинства избирателей (и его штатские защитники, в июльские дни 1936 г. одержавшие верх в Мадриде и Барселоне над мятежными военными), было «воору­женной чернью», а мятежники, изменившие присяге, — «лучшими представителями Испании», «к которым англичане не могут отно­ситься без симпатии»⁹⁵². Чтобы не мешать подводным лодкам Мус­солини торпедировать суда нейтральных стран, заходящие в порты, контролируемые правительством Испании, Англия в 1937 г. долго отказывала в защите британским торговым судам, торпедируемым в Средиземном море (в противоположность Америке, суда которой получили приказ в случае нападения открывать огонь)^952а.

Эта мера являлась частью политики главы (leader) верхней пала­ты лорда Э. Ф. Л. Галифакса, которому вскоре предстояло сменить Идена на посту министра иностранных дел при Невилле Чемберле-не. Посетив в 1937 г. Гитлера, лорд Галифакс был совершенно оча­рован его «искренностью», а режим фюрера показался ему просто «чудесным». Ведь Гитлер, как он считал, вернул Германии (кото-

* Фиппс Эрик Клэр Эдмунд (1875—1945).

** Поль-Бонкур Жозеф (1873—1972) — фр. полит, деятель, публицист и юрист, в 1932—1933 гг. — премьер-министр, в 1932—1934 гг. и 1938 г. — министр иностр. дел.

рой «грозило уничтожение со стороны коммунистов») «самоуваже­ние»⁹⁵³. Именно расовая основа политики Гитлера убедила лорда Галифакса в том, что фюрер «не алчет международной власти». (Ведь премьер-министр Невилл Чемберлен исходил из интересов не че­ловечества, а отдельных наций как «центров политической добро­детели» — как бы следуя направлению, указанному Хьюстоном Стюартом Чемберленом.) Галифакс с чувством говорил о «родствен­ных странах»: Германии и Великобритании; он с симпатией отно­сился к нацистским фюрерам, не сомневаясь, что они — настоящие ненавистники коммунистов. Лорд Галифакс даже упрекнул Идена за то, что тот больше считается с французскими союзниками, чем с Третьим рейхом. Уж скорее Франция, по мнению Галифакса, в слу­чае нападения Гитлера на Советскую Россию должна была остаться в стороне. Но при этом Франции не следовало расторгать договор о взаимной помощи с Советским Союзом⁹⁵⁴. (Из чего следует, что западные союзники отказывались от обязательств перед русскими в случае нападения на них, тогда как русские по договору были обязаны помочь Франции — а тем самым и Англии.) Впрочем, лорд Галифакс хотел отказаться от британских союзных обязательств и в отношении Франции, чтобы Англия смогла перестать блокировать экспансию Третьего рейха в направлении «восточных пространств» — пока это не угрожало Британской империи и служило поддерж­кой в ее расистской политике. Отказаться от обязательств в отно­шении Франции следовало и потому, что борьба вместе с Франци­ей, союзницей Советского Союза, означала бы для Великобрита­нии войну на стороне большевизма. А начальники штабов британ­ских вооруженных сил (почти любой ценой) стремились не допус­тить для Англии такого поворота событий⁹⁵⁵.

ГЛАВА 13 БРИТАНСКИЕ ПОСОБНИКИ ГИТЛЕРА

Группа [Энтони] Идена соглашалась, что [в 1938 г.] милли­оны немцев охотно саботировали бы ради нас работу на Гит­лера, если бы мы им дали шанс. Маурис Коулинг

Власть Гитлера могла быть абсолютно востребована про­видением для установления такого миропорядка, который Бри­тания никогда бы не осмелилась осуществить столь кровавым путем, но, возможно, лучше всех подходила для претворения его в жизнь.

Г. Уилсон-Найт

Пути к Мюнхену: «политика умиротворения», проводимая

Дата добавления: 2015-05-08