Пособниками и сообщниками 2 страница

Таким образом, «Чемберлен оказал Гитлеру не меньшую услугу, чем господин фон Папен в январе 1933 г.» (когда помог тому прийти к власти), — комментировала «Zürcher Zeitung» 22 сентября 1938 г.⁹⁹² Сгруппировавшихся же вокруг генерал-полковника Людвига Бека офицеров день Мюнхена лишил какой бы то ни было базы для

сопротивления⁹⁹³ перед лицом катастрофы, ставшей неминуемой: «Фюрера, признанного таким образом на Западе... не арестуешь; добрый народ никогда бы не простил генералам, если бы они по­пытались помешать Гитлеру и его гостю [Невиллу Чемберлену] до­биваться... мира. Все было кончено»⁹⁹⁴. («Гитлер теперь убежден, что ему позволено все. Теперь он думает, что все великие державы будут пресмыкаться перед ним», — заключал один наблюдатель⁹⁹⁴¹¹. А ведь всего за год до этого Гитлер не чувствовал себя настолько уверенно. Глава СС Генрих Гиммлер также высказывал свои опасе­ния подчиненным: «Нам нужно больше концлагерей... 30 дивизий "Мертвой головы" образуют ядро... более крупных сил, которые потребуются нам для гарантирования внутренней безопасности и полного контроля над народом»⁹⁹⁴⁶.)

В связи с ситуацией, сложившейся в начале осени 1938 г., Генрих Гиммлер говорил о применении СС для подавления внутреннего сопротивления, а то и о гражданской войне в Германии {никогда больше за весь период существования Третьего рейха он не делал подоб­ных заявлений): «Если бы началась эта война... мы бы выиграли ее. Правда, проявив такую жестокость и выказав такую железную волю, каких Германия еще не видела. Я могу гарантировать, что, пока я руковожу СС, внутри страны во время войны не будет ни одного человека, который хотя бы мысленно совершал революцию. Потому что такие люди сначала познакомятся с нами... Без всякой поща­ды... Потому что я, не дрогнув, уложил бы тысячу человек в городе. Я сделал бы это и ожидал бы от вас, что и вы это исполните»⁹⁹⁵. В первую очередь этот призыв был направлен против коммунистов. Гиммлер предвидел, что «широкие массы нашего народа... в бли­жайшие годы и десятилетия будут уязвимы для яда большевизма... распространяемого во все новых формах». «Здесь обнаруживается, что — несмотря на успехи национал-социализма — Гиммлер всегда питал глубокое недоверие к лояльности немецкого народа»⁹⁹⁶.

Как, впрочем, и мистер Чемберлен, питавший недоверие к ло­яльности немцев к делу белой расы, за которое стояла Британская империя. Это стало ясно, когда в беседе с премьер-министром его британского величества (о риске развязывания войны в случае, если не будут удовлетворены «последние территориальные требования» Гитлера в Европе) Гамелен, верховный главнокомандующий воо­руженными силами союзной Франции, упомянул о подготовке не­мецких генералов к свержению Гитлера, на что Чемберлен ответил: «Кто нам гарантирует, что Германия после этого не станет больше­вистской?» Поставить такой вопрос значило ответить на него. Под ответом мистер Чемберлен разумел естественную для него альтер-

нативу: если именно Гитлер предлагает гарантировать стабильность Британской империи, то плата в форме стабилизации гитлеровско­го имперского режима кажется премьер-министру Великобритании вполне справедливой. Не случайно его министр по делам Индии лорд Зетланд* сомневался, не создаст ли какой-то «другой немец­кий режим еще больше проблем»⁹⁹⁷.

Намерения, мотивы и результаты «умиротворения» Гитлера со стороны Чемберлена были настолько однозначны и очевидны, что еще в 1946 г. — пусть не в самой Германии, а в Швейцарии — на­шлось издательство, согласившееся напечатать книгу одного немца — свидетеля событий, уже тогда отважившегося описать, как Чем­берлен в сентябре 1938 г. спасал Гитлера от немецких генералов⁹⁹⁸. А в 1953 г. в консервативной лондонской газете «Sunday Express» бри­танский журналист Ян Колвин напомнил, как немецкие генералы пытались объяснить английскому министру иностранных дел лорду Галифаксу, что твердость Великобритании способствовала бы свер­жению Гитлера офицерами его собственного генштаба в том же сен­тябре 1938 г. — как только Гитлер вверг бы Германию в войну. Кол-вин вспоминал и об официальном ответе, который он получил тогда от британского поверенного в делах из Берлина: «Никто не должен создавать впечатления, будто британское правительство интересуют переговоры с кем-либо, кроме законного правительства Германии»⁹⁹⁹.

Генерал Гальдер был уверен, что, если бы Англия выразила го­товность ответить насилием на насилие, Гитлер «спасовал бы». Пос­ле того, как невозможно стало скрывать сведения, полученные на допросе Гальдера, коммунистическая газета «Daily Worker» вышла с заголовком «Как тори спасли Гитлера в 1938 г.» (13 сентября 1945 г.). Даже в глазах консерватора Карла Гёрделера** (который вовсе не был ни яростным сторонником демократии, ни противником ка­питализма) «Невилл Чемберлен и его клика сами были своего рода фашистами», желавшими «при помощи национал-социализма» спа­сти свою «систему получения наживы»...¹⁰⁰⁰ И эту оценку со сторо­ны мученика немецкого национального сопротивления (которую Герхард Риттер охарактеризовал как «странную»; «однако при бли­жайшем рассмотрении не такую уж нелепую» — по Б. Вендту)¹⁰⁰¹ вовсе не следует считать особым преувеличением. В самой Брита­нии подобные оценки (особенно со стороны лейбористов) не каза­лись чем-то неслыханным уже начиная с 1938 г. Ведь как-никак

* Дандас Лоуренс Джон Ламли, второй маркиз Зетланд (1876—1961). ** Гёрделер Карл Фридрих (1884—1945) — нем. полит, деятель консервативного толка, 1931—1937 гг. — обер-бургомистр Лейпцига, 1931—1932 гг. и 1934—1935 гг. — рейхскомиссар по ценам; участники Июльского заговора 1944 г., его прочили в рейхсканцлеры. После провала заговора был арестован и казнен.

мистер Чемберлен предпочел дело Адольфа Гитлера делу прусских генералов-заговорщиков, — в то время, когда (задолго до истребле­ния Гитлером евреев и цыган) в концлагерях Третьего рейха томи­лось немногим менее четверти миллиона немецких оппозиционе­ров*. Не в последнюю очередь (а скорее всего в первую) это были немецкие коммунисты.

Именно это и сделало Гитлера в глазах влиятельных лиц в Анг­лии самым надежным оплотом против большевизма — т. е. против его влияния на английских подданных из чуждых рас, влияния, ослаблявшего империю. В то же время за планами путча, замышля­емого прусскими генералами — врагами Гитлера, этим влиятель­ным лицам мерещилась опасность большевистского хаоса, крах дисциплины и порядка. По сравнению с этим Третий рейх как га­рантия порядка — т. е. систематизированности субординации — с его государственной идеологией, базировавшейся на самой ради­кальной расовой иерархичности, для англичан-тори был гораздо более приемлем. И «Гитлер... мог бы — при правильном обхожде­нии с ним — даже оказаться "хорошим парнем"»¹⁰⁰³ (sic).

(«Умиротворение» Гитлера должно было — как утверждает ав­тор книги «Политическая экономика умиротворения» — сохранить суть «британского образа жизни». Провал этой политики в конеч­ном счете похоронил и сами «джентельменские ценности». Бри­танский образ жизни вращался вокруг загородных домов на Итон сквер, которые нужно было спасать от войны, грозившей превра­тить эти фешенебельные дома в квартиры, вращался вокруг отеля Дорчестер, который нужно было спасать от угрозы перехода его в случае войны в руки туземцев, арабов. Ведь «британский образ жиз­ни», который следовало защищать, ограничивался «джентльменс­кими ценностями» праздного английского класса¹⁰⁰³³. Даже личный секретарь лорда Галифакса отметил, что «настоящими противника­ми перевооружения являются богачи из партии [консерваторов], опасающиеся обложения налогами. Ведь любая война, независимо

* По данным самого Генриха Гиммлера, в начале ноября 1937 г. в концлагерях Дахау и Заксенхаузене содержалось по 6000 заключенных, в Бухенвальде — 8000, т. е. 20000 только в этих трех лагерях. («Я убежден, — хорошо, когда наконец выскажешься до конца, — что в случае войны мы этим не обойдем­ся», — восклицал Гиммлер.) И это уже после стабилизации режима. Подчи­ненному Гиммлера Рейнхарду Гейдриху приписывают введение порядка, в соответствии с которым после полугодового заключения в концлагере узника освобождали. Таким образом, в 1937—1938 гг. только в трех названных конц­лагерях побывало 40000, а с января 1933 г. до конца 1938 г. — 240000 арестан­тов. Согласно Вернеру Мазеру, до начала войны в общей сложности «около миллиона немцев... познакомилось с лагерями в качестве заключенных» (прим. автора)*⁰⁰².

от того, проиграем мы ее или выиграем, погубит богатые праздные классы, которые вследствие этого выступают за мир любой ценой»¹⁰⁰³⁵. В этом свете «расчетливого премьер-министра» с его «политикой умиротворения» подозревали — и не только в Государ­ственном департаменте США — «в том, что он является пособни­ком эгоистических финансовых интересов тех, кому особенно вы­годно было заключить сделку с Берлином и Римом»^1003с.)

Хильдебранд установил, что Чемберлен вынужден был пойти навстречу Гитлеру — а потом и уступить ему — «чтобы сохранить империю и [британское] общество, какими они были в то время. Поэтому для него не было альтернативы консервативной «полити­ке умиротворения». Это-то и завело Англию в тупик, в конце кото­рого находилась война»¹⁰⁰⁴.

Однако и после аннексии Гитлером «остатка Чехии» (которой Великобритания торжественно давала гарантии), в июле 1939 г., в британской прессе встречались заявления, что Англия поступила бы правильно, последовав примеру Германии — «в духе общей крови и общих интересов». Предлагавший это журнал «New Pioneer» (при его имперско-патриотической позиции) уверял, что он отстаивает интересы «лучших представителей» Британии, от­вечающих традиции паблик-скул — образца элитарного воспита­ния, которому подражали гитлеровские «наполас». Не случайно именно в этот период (сразу после того, как восхищение англичан гитлеровской Германией и сотрудничество с нею достигло выс­шей точки) деятельность британских паблик-скул меньше, чем когда-либо, подвергалась критике. Когда же Третий рейх, вместо того чтобы (как планировалось) служить интересам Британской империи, вступил с ней в войну, прозвучал упрек: «Если бы паб­лик-скул формировали у своих выпускников настоящее социаль­ное сострадание... меньше бы людей [из находящихся у власти в Англии] предпочли бы принести в жертву Испанию, Чехослова­кию, Францию... вместо того, чтобы обратить свой взор к воз­можностям социального прогресса у себя на родине». Ведь утвер­ждалось, что важнейшим «союзником фашизма был [классовый] снобизм... разлагающий англичан»; сословный «снобизм, выпес­тованный паблик-скул»¹⁰⁰⁵. (Паблик-скул не только «с подозрени­ем относились к воображению и интеллекту; находить решения также никак не полагалось... С проблемами нужно было обращаться свысока, с легкой руки... Все они были неискренни», — писал р_ау₃юо5а Исходя из этих фактов, можно с легостью понять, поче­му Невилла Чемберлена не устраивала четкая формулировка идео­логических мотивов его «политики умиротворения».)

В 1940 г., в преддверии катастрофы, в свет вышла книга «Barbarians and Philistines», содержавшая обвинения в адрес бри­танской педагогики. «Мы [британцы] пребываем там, где мы есть... во многом благодаря привилегированной системе образования пра­вящих классов... Господствующий класс оставил за собой — ис­пользовав для этого систему образования — доступ к привилегиро­ванному положению, подорвав тем самым... движение в сторону демократии». «Мы ведем войну с авторитаризмом [а по сути с то­талитаризмом], в то время как большинство учеников любой паб-лик-скул в Англии... проголосуют скорее за авторитарную систему, чем за демократическую... И так готовили выпускников [паблик-скул], офицеров, колониальных чиновников» — это была подго­товка для авторитарной системы, «где не было места демократии»¹⁰⁰⁵⁰. Так и произошло: люди сражались не за демократию, а за свою страну, причем те, кто стремился к господству и владычеству, со­храняли свои привилегированные позиции.

Английские «властелины» узнавали в своих нацистских визави дух собственного духа. В ценностях, культивировавшихся в Третьем рейхе, можно было узнать установки, систематически прививавшие­ся их собственным, английским элитарным воспитанием: следует быть элитой в элитарной же нордическо-англосаксонской расе, об­ладать волей к власти, привычкой повиноваться (и приказывать), отдавать предпочтение мускулам перед интеллектом, презирать люд­скую чувствительность — вот исконные ценности воспитанников английских паблик-скул. Это узнавание и объясняло высокую оцен­ку Гитлера британскими властями, которая нашла свое воплощение в содействии англичан экспансии Третьего рейха. В этом была экзи­стенциальная подоплека того, что обычно объясняется стремлени­ем британцев использовать нацизм в качестве защитного бастиона расовой империи Англии от большевистской угрозы.

Мы подвели их [поляков] и позволили им погибнуть, не пред­приняв ровным счетом ничего для их спасения. X. Дал тон

Как непобедимость союзников так и не была использована ради окончания войны в сентябре 1939 г.

Но и позже функционирование этого бастиона не вызывало се­рьезных нареканий: «Сэр Сэмюэль Хор... обронил реплику, что после дальнейшего сближения четырех великих европейских держав [Ве-

ликобритании, Великогермании, Италии и Франции] они могли бы... даже взять на себя гарантию противодействия Советской Рос­сии», — так было сказано в сообщении, поступившем в Берлин 31 октября 1938 г.^1(Ю5с А уже на следующий день лорд Галифакс выразил пожелание, чтобы при «возможной немецкой экспансии на Украину Франция — и мы — не позволили бы России втянуть нас в войну с Германией». Через три недели (24 ноября 1938 г.) Невилл Чембер-лен получил из Франции успокоительную весть: немецкое «выс­тупление с целью отделения Украины» не обяжет Францию выпол­нять союзные обязательства по отношению к Советскому Союзу. Таким образом, британский поверенный в Берлине уже в Николаев день (6 декабря) 1938 г. мог передать в Лондон, что ближайшая цель [Берлина] на 1939 г. — создание независимой от русских Ук­раины под немецкой опекой¹⁰⁰⁶. Соответственно и его немецкий коллега в Лондоне 4 января 1939 г. мог передать «приятное» сооб­щение: «Если с немецкой — в том числе и военной — помощью, под предложенным Германией лозунгом «Освобождение Украины от власти большевистского еврейства», будет создано украинское государство, британское общественное мнение стерпит это». Сек­ретарь сэра Кадогана, служившего в министерстве иностранных дел, мистер Глэдвин Джебб подтверждал, что «в случае, если Германия испытывает потребность в дальнейшей "экспансии", она всегда может рассчитывать на Украину». Ведь большая часть англичан полагала, что «ни с точки зрения морали, ни с точки зрения благо­разумия нет необходимости препятствовать действиям Гитлера в Восточной Европе».

И вполне логично, что еще весной 1939 г. английский посол в Берлине сэр Невилл Гендерсон рекомендовал своему министру иностранных дел лорду Галифаксу дать Гитлеру возможность за­няться «освоением» Украины (уже после того, как на это был сде­лан намек на съезде нацистской партии в 1936 г.). Гендерсон счи­тал, что во время «акции» Гитлера на Украине Великобритания должна сохранять нейтралитет¹⁰⁰⁷.

Тем не менее позже, летом 1939 г., Англия пыталась добиться от Советского Союза, чтобы тот дал гарантии Польше, ее союзнице — гарантии помощи, если последняя подвергнется нападению и по­просит о таковой¹⁰⁰⁷³. Для самой Великобритании военный альянс был абсолютно неприемлем: «В таком случае Гитлер был бы загнан в угол. История с этого момента пошла бы по-другому», — писал один швейцарский историк¹⁰⁰⁸. Но для того, чтобы добиться подоб­ных гарантий от Советского союза, Англия — на основе взаимнос­ти — была бы вынуждена взять на себя аналогичные обязательства

по отношению к России. А это представлялось совершенно непри­емлемым — понятно почему. (Из Министерства иностранных дел Англии так прокомментировали мотивы британского правительства (не разглашая, впрочем, широко эту точку зрения): «с одной сторо­ны, кабинет желает получить гарантию помощи от русских, а с дру­гой стороны — не брать на себя обязательств, которые заставили бы нас препятствовать экспансии Германии на Восток — в Россию»¹⁰⁰⁸³. Британское правительство и в данном случае исполь­зовало политику двойных стандартов, оценивая свои действия с прагматической точки зрения, а действия русских — с позиций морали. Так, 24 августа 1939 г. Чемберлен пожаловался представи­телям своего кабинета: «Это противоречит всем принципам чести — в то время как мы, ничего не скрывая, проводим переговоры с рус­скими, они за нашими спинами договариваются с Германией...»¹⁰⁰⁸⁰.) Понятно и почему даже в августе 1939 г., к примеру, полковник Мейнерцхаген, шеф британской службы разведки и контрразведки в Восточной Африке, ратовал за совместные действия с гитлеровс­кой Германией¹⁰⁰⁹.

После новых британских инициатив (предпринятых уже после объявления Англией войны гитлеровской Германии), при которых посредником в установлении контактов выступал американец, один немецкий дипломат сообщал: британцы стремятся сохранить Гер­манию «в качестве пособника западных держав в действиях против России»¹⁰¹⁰. 28 августа 1939 г. Гитлер уверил шведского посредника Далеруса: остается только выяснить, что предпочитает британское правительство — политический договор с ним или альянс. Он бы отдал предпочтение настоящему союзу с Великобританией¹⁰¹¹. (Один апологет внешней политики Гитлера вспоминал во времена Адена­уэра, что еще 25 августа 1939 г. Гитлер предложил сэру Невиллу Гендерсону заключить договор, «обеспечивавший Британской им­перии немецкую помощь [15 дивизий — согласно Риббентропу] в любом месте, где бы она ни понадобилась»¹⁰¹². Гитлер явно имел в виду потребность в помощи Германии для укрепления власти бе­лой расы над низшими расами, особенно цветными...) Через того же Далеруса лорд Галифакс 26 августа 1939 г. передал сообщение: «Мы постараемся сохранить дух, который выказал фюрер»¹⁰¹³. Вер­но сказано, даже чересчур верно...

То, что британская сторона тогда не слишком усердствовала в противодействии Гитлеру, является неопровержимым фактом. Ведь посол его британского величества сэр Невилл Гендерсон заявлял из Берлина, что из всех немцев именно Гитлер умеренней всех в том, что касается Данцига и «польского коридора»...¹⁰¹³³

Гитлер, в свою очередь, 14 августа 1939 г. заверил своих генера­лов, что французы не предпримут серьезного наступления в защиту Польши, поскольку Великобритания отказала им в поддержке. (Га­рантии, которые Чемберлен пообещал Польше, звучали намеренно двусмысленно, оставляя «открытой дверь для второго Мюнхена. Но поскольку Гитлер не дал Чемберлену такой возможности, мы никог­да не узнаем, сколько консерваторов поддержали бы эту сделку», — комментировали эти события в «American Historical Review».) Более того: англичане уже предусмотрительно выяснили у Гитлера его пла­ны на период после краха Польши^туь. Ведь и после нападения Герма­нии на Польшу Невилл Чемберлен, похоже, «все еще не отказался от своей идеи некой Антанты со [своей] Германией» — правда, он не поделился этим замыслом с собственным министерством иностран­ных дел^1013с. С другой стороны, Гитлеру было ясно, что его вторже­ние в Польшу будет иметь успех только в случае, если западные державы не проявят военной активности на его западном фронте^шш. Это сознавали и британские начальники штабов, когда принимали решение о невмешательстве. В результате Британия не стала бом­бить военные заводы Гитлера в Эссене под предлогом, что Германия не нанесла ударов ни по одному из гражданских объектов Польши. Такая резолюция была вынесена через три дня после того, как бри­танское правительство было информировано о том, что Германия нанесла авиаудары по 26 польским городам, а число жертв среди мирных жителей перевалило за тысячу^1013е.

Именно это противоречие между настроением «союзников» и поляков определило приоритеты Гитлера. Он верно рассудил, что в случае его нападения на западные державы Польша, выступив в их поддержку, втянула бы его в войну на два фронта, тогда как при его нападении на Польшу ни Англия, ни Франция не выполнят своих союзных обязательств¹⁰¹^ — даже в тот промежуток времени, когда его вермахт будет скован на восточном фронте. Ведь в случае войны на два фронта шансы Германии на успех в сентябре 1939 г. были почти столь же безнадежны, как и в сентябре 1938 г.

Для немецкого генералитета соотношение сил на западном фрон­те представляло собой самый настоящий военный кошмарный сон. Начальник штаба генералов Рунштедта, Кессельринга и Роммеля Зигфрид Вестфаль вспоминал: «У всех экспертов... волосы вставали дыбом, когда они думали о возможности французского наступле­ния в самом начале войны. Им было непонятно, почему оно не начинается... Если бы французская армия [тогда] всеми силами перешла в наступление, она бы могла недели за две дойти до Рей­на. Немецкие силы на западе были поначалу слишком незначи-

тельны, чтобы остановить французов». Напротив, Гитлер ясно ви­дел, что (исходя из идеологических установок) чемберленовская Анг­лия — вопреки самым элементарным военным соображениям — даже в случае перевеса сил над немцами на западном фронте не санкцио­нирует наступления. Тот факт, что мистер Чемберлен не использо­вал уникальную возможность, которую западным державам давала гитлеровская игра ва-банк в Польше, остался для таких немецких генералов, как Кейтель, Зигфрид Вестфаль, фон Манштейн, Йодль и Вицлебен, непостижимым. Ведь они знали, что до победы над Польшей великогерманские вооруженные силы не в состоянии од­новременно удерживать и западный, и восточный фронты^1013ё.

На 1 сентября 1939 г. у союзников на западе было 2200 самолетов против 1000 у Гитлера (еще 2600 он послал на Польшу). Союзники могли в короткое время выставить на западный фронт 4,5 млн. фран­цузских солдат против всего 800 тыс. немецких. Превосходство в артиллерии также было на стороне французов¹⁰¹³¹¹. А 30 августа 1939 г. британский кабинет был извещен*, что 46 союзным дивизиям на западной границе Германии противостоят только 15 немецких¹⁰¹³¹, 35000 французских офицеров — менее 10000 немецких, 3286 фран­цузским танкам — ни одного немецкого на западе в период польской кампании. Французский главнокомандующий Гамелен также под­тверждал, что на тот момент силы французов в 3—4 раза превосхо­дили немецкие силы¹⁰¹\ Генерал Вермахта Лееб считал «Линию Зиг­фрида» «фасадом». Немцы еще 24 августа 1939 г. «опасались фран­цузского удара на Рур». Тогда он имел бы успех: на границах Фран­ции и Голландии укрепления не были закончены. Генерал-полков­ник Вицлебен «видел», что — к началу сентября 1939 г. — немецкие линии не выдержат наступления союзников на западе^1013к. По словам генерала Зигфрида Вестфаля, у вермахта на западе бензина и боеп­рипасов хватило бы всего на три дня боевых действий. Соответственно немецкие власти распорядились об «эвакуации угрожаемой погра­ничной зоны» — в частности, стариков и кормящих матерей¹⁰¹³¹.

И все-таки решение генштабов Англии (и Франции) осталось неизменным: даже во время концентрации сил вермахта в Польше они не отдали приказа наступать в восточном направлении¹⁰¹³"¹. В

* Британский кабинет был извещен своей военной службой разведки и контр­разведки, в которой начальником морского департамента был контр-адмирал Дж. А. Г. Труп, открыто выражавший симпатии к фашистскому генералу Фран-сиско Франко. Но даже полученные по этим профашистским каналам данные о люфтваффе Геринга Невилл Чемберлен в августе 1939 г. увеличил на 200%, прежде чем доложить их кабинету. Об этом сообщал Джон Кимш, ссылаясь на некий «безупречный источник», который он вынужден был оставить «неназ­ванным», но сообщения которого якобы были подтверждены «одним высоко­поставленным офицером» (прим. автора)^тт.

британском Комитете имперской обороны ни разу не обсуждали вопрос, следует ли после нападения Гитлера на Польшу вынудить Третий рейх воевать на два фронта. При этом члены комитета ни разу не проконсультировались с польским правительством. Его даже не ставили в известность...¹⁰¹³". Тем самым правительство Польши — а ведь Англия давала ему гарантии — в военном отношении было списано мистером Чемберленом со счетов¹⁰¹³⁰. Британцы списали со счетов и 300-тысячную (в момент начала войны) армию Польши, пятую по величине армию Европы. Этим Англия предопределила судьбу Польши: для Великобритании «польский вопрос» был зак­рыт еще до того, как «из-за Польши» разразилась новая мировая война. Напрасно призывы поляков о помощи — после шести дней неравной борьбы ставшие отчаянными — напоминали союзникам об уникальной ситуации на западном фронте, прежде чем туда был переброшен вермахт из Польши^1013р. Поляки, которые с 1 сентября 1939 г., хоть и безнадежно уступая противнику в военном плане, из последних сил защищали свою страну, возлагая надежды на бри­танские (и французские) заверения, что им не придется проливать кровь одним. И вот они истекали кровью без военной поддержки своих могущественных союзников, за которых продолжали сражаться и потом, на чужбине — например, в Нарвике (Норвегия) в 1940 г. и в Монтекассино в 1943 г. (а в 1996—1997 гг. они опять-таки доби­вались приема в западный союзный блок...).

Однако в сентябре 1939 г., воздержавшись от борьбы с Третьим рейхом на его западном фронте, Англия не только бросила на про­извол судьбы своих польских союзников. Она, не использовав ради еще достижимой (и насколько можно судить — легкой) победы временную военную слабость Гитлера на западе в сентябре 1939 г., а также свое военное превосходство и удачную стратегическую ситу­ацию, позволила Гитлеру развязать почти шестилетнюю мировую войну, стоившую человечеству массовых жертв, истребившую мил­лионы и миллионы человеческих жизней. Англия Невилла Чембер-лена — после того, как сама же объявила войну, — не предприняла военных действий, которые (по оценкам именно немецких воен­ных специалистов) могли бы уже в сентябре 1939 г. решить исход войны — и завершить ее. По сути британские власти избегали даже простого обсуждения этих возможностей.

Остается напрашивающееся само собой объяснение: Невилл Чемберлен и после уничтожения Польши намеревался договорить­ся с Гитлером¹⁰¹³⁴, ибо нуждался в нем. (15 мая 1939 г. британский посол Гендерсон уверил статс-секретаря министерства иностран­ных дел Германии Эрнста фон Вейцзекера в том, что со стороны

Западных держав война за Польшу «будет [исключительно] оборо­нительной».) Есть основания утверждать, что в решающем сентябре 1939 г. британцы даже дали Гитлеру заверения, что наступление союзников на западном фронте не состоится. Существуют «серьез­ные доказательства того, что Британия обещала [Германии] не ата­ковать на Западе. Это соглашение было достигнуто в ходе секрет­ных переговоров при посредничестве Папы римского». Уже 28 ав­густа 1939 г. гитлеровское посольство в Лондоне знало, что «неми­нуемое объявление войны» Англией не будет означать никакой «ре­альной борьбы» против Германии. Сэр Сэмюэль Хор успокаивал: «Без объявления войны мы, конечно, не обойдемся, но сразу же напрягать все силы не будем»^1(ИЗг. (По этому поводу сам Гитлер якобы заметил, что притворное объявление войны со стороны Ве­ликобритании — ради сохранения ее престижа — не будет трагично восприниматься Германской стороной¹⁰¹³⁵.) Из этого следовало, что Гитлеру предоставят свободу действий на востоке.

Ведь мало того, что через долгое время после нарушения Гитле­ром Мюнхенского соглашения, еще решающим летом 1939 г., пре­мьер-министр Невилл Чемберлен противился «домогательствам от­дать предпочтение не только Сталину перед Гитлером»¹⁰¹⁴, но и предпочесть Ф. Рузвельта¹⁰¹⁴³ и даже сэра Стаффорду Криппсу, по­литика из оппозиционной лейбористской партии в самой Англии, германскому фюреру...

При этом не мистер Чемберлен заявил о том, что «опознал» за военным потенциалом Сталина «всемирный еврейский заговор». Это сделал другой депутат от консерваторов (1931—1945), воспи­танный в Итоне, капитан Арчибальд Мол Рэмзи (из Нордической лиги, председатель «Объединенного христианского фронта» — «United Christian Front»), убежденный фашист. (Еще в мае 1939 г. он основал «Клуб правых», члены которого не признавались в при­надлежности к нему. Это дало возможность тем тори, которые при­держивались полуфашистских убеждений, но никогда не призна­лись бы в симпатиях к вульгарным чернорубашечникам Мосли, проявлять теперь уже «респектабельный» антисемитизм. Посколь­ку к началу Второй мировой войны «Клуб правых» насчитывал около 200 членов, Джон Костелло видел в нем «симптом антисемитизма, свойственного британским правящим классам»¹⁰¹³.) С другой сто­роны, один из самых видных исследователей истории этого бри­танского движения четко установил: никак нельзя однозначно за­являть, что политические установки Британского союза фашистов в отношении нацистской Германии вплоть до 15 марта 1939 г. ра­дикально отличались от политических установок британского пра-

Дата добавления: 2015-05-08