Действительность — фермент мифа

Новая поэзия, основоположником которой явился
Сервантес, обнаруживает гораздо более сложную, вну-
треннюю структуру, чем греческая или средневековая.
Сервантес взирает на мир с вершин Возрождения. Воз-
рождение навязало миру более жесткий порядок, ибо
явилось цельным преодолением античной чувствитель-
ности. Галилей в лице своей физики дал вселенной
суровую полицию²⁴. Начался новый строй: всему от-
ведено свое строгое место. При новом порядке вещей
приключения невозможны. Чуть позднее Лейбниц при-
ходит к выводу, что простая возможность абсолютно
лишена полномочии, ибо возможно лишь «compossi-
bile»*²⁵, иными словами, то, что находится в тесной
связи с естественными законами. Таким образом, воз-
можное, которое в мифе и чуде утверждает свою гор-
дую независимость, упаковано в реальность, как при-
ключение —в веризм²⁶ Сервантеса.

Другая характерная черта Возрождения—психоло-
гическое, которое приобретает первичность. Античный
мир представляется голой телесностью,без внутрен-
него пространства, без интимных тайн. Возрождение
открывает неисчерпаемое богатство интимного мира,
то есть me ipsum ^27, сознание, субъективное.

Кульминация нового и существенного переворота,
который произошел в культуре,—«Дон Кихот». В нем
навсегда запечатлен эпос, с его стремлением сохранить
эпический мир, который, хотя и граничит с миром
материальных явлении, в корне от него отличается.
При этом реальность приключения, безусловно, оказы-
вается спасенной, однако такого рода спасение заклю-
чает в себе самую горькую иронию. Реальность при-

. * Для Аристотеля и Средневековья возможно все не заключающее в себе
противоречия. «Compossibile» нуждается в большем. Для Аристотеля воз-
можен кентавр, для нас—нет, ибо биология не может мириться с его сущест-
вованием.

РАЗМЫШЛЕНИЯ О «ДОН КИХОТЕ»

ключения сводится к психологии, если угодно—к со-
стоянию организма. Приключение столь же реально,
как выделения мозга. Таким образом, его реальность
восходит, скорее, к своей противоположности—к ма-
териальному.

Летнее солнце льет на Ла-Манчу лавины огня,
и расплавленная зноем земля порою рождает мираж.
И хотя вода, которую мы видим, нереальна, что-то
реальное все же в ней есть. И этот горький источник,
из которого бьет призрачная струйка воды,—сухость
бесплодной земли.

Подобное явление мы можем переживать в двух
направлениях: одно — наивное и прямое (тогда вода,
которую создало для нас солнце, для нас реальна),
другое—ироническое и опосредованное (мы считаем,
что эта вода—мираж, и тогда в свежести холодной
влаги сквозит породившая ее бесплодная сухость
земли).

Приключенческий роман, сказка, эпос суть первый,
наивный способ переживания воображаемых смысло-
вых явлений. Реалистический роман—второй, непря-
мой способ. Однако ему необходим первый, ему нужен
мираж, чтобы заставить нас видеть его именно как
мираж. Вот почему не только «Дон Кихот», который
был специально задуман Сервантесом как критика ры-
царских романов, несет их внутри себя, но в целом
«роман» как литературный жанр, по сути, заключается
в подобном внутреннем усвоении.

Это объясняет то, что казалось необъяснимым: ка-
ким образом, действительность, современность может
претвориться в поэтическую субстанцию? Сама по се-
бе, взятая непосредственно, она никогда не сможет
стать ею,—это привилегия мифа. Но мы можем взгля-
нуть на нее опосредованно, рассмотреть ее как раз-
рушение мифа, как критику мифа. И в этой форме
действительность, по природе своей инертная и бес-
смысленная, недвижная и немая, приходит в дви-
жение, превращается в активную силу, атакующую
хрустальный мир идеального. От удара хрупкий за-
чарованный мир разлетается на тысячи осколков, ко-
торые парят в воздухе, переливаясь всеми цветами
радуги, и постепенно тускнеют, падая вниз, сливаясь
с темной землей. В каждом романе мы свидетели

Дата добавления: 2015-05-09