Трагедия

Как я уже сказал, герой—тот, кто хочет быть
самим собой. В силу этого героическое берет начало,
в реальном акте воли. В эпосе нет ничего подобного.
Вот почему Дон Кихот — не эпическая фигура, а имен-
но герой. Ахиллес творит эпопею, герой к ней стремит-
ся. Таким образом, трагический субъект трагичен и,
следовательно, поэтичен не как человек из плоти и кро-
ви, но только как человек, изъявляющий свою волю.
Воля — парадоксальный объект, который начинается
в реальном и кончается в идеальном (ибо хотят лишь
того, чего нет),—тема трагедии, а эпоха, которая не
принимает в расчет человеческой воли, эпоха детер-
минизма и дарвинизма, не может интересоваться тра-
гическим.

Не будем уделять особого внимания древнегречес-
кой трагедии. Положа руку на сердце — мы недостато-
чно ее понимаем. Даже филология еще не приспособи-
ла наши органы восприятия к тому, чтобы мы стали
настоящими зрителями древнегреческой трагедии. Ве-
роятно, мы не встретим жанра, в большей мере зависи-
мого от преходящих, исторических факторов. Нельзя

ХОСЕ ОРТЕГА-И-ГАССЕТ

забывать, что афинская трагедия была богослужением.
Таким образом, произведение осуществлялось, скорее,
не на театральных подмостках, а в душе зрителя.
И над сценой и над публикой нависала внепоэтическая
атмосфера—религия. То, что до нас дошло,— немое
либретто оперы, которую мы никогда не слышали,
изнанка ковра, лицевая сторона которого выткана яр-
кими нитями веры. Не в силах воссоздать древнюю
веру афинян, эллинисты застыли пред нею в недоуме-
нии. Пока они не справятся с этой задачей, греческая
трагедия будет оставаться страницей, написанной на
неведомом языке.

Ясно одно: обращаясь к нам, древнегреческие тра-
гики предстают в масках своих героев. Можно ли
вообразить себе нечто подобное у Шекспира? Творчес-
кое намерение Эсхила, подвигающее его на создание
трагедий, лежит где-то между поэзией и теологией.
Тема его по крайней мере объединяет эстетические,
метафизические и этические моменты. Я назвал бы
Эсхила теопоэтом. Его волнуют проблемы добра
и зла, оправдания мирового порядка, первопричины.
Его трагедии—нарастающий ряд посягательств на ре-
шение этих божественных проблем. Его вдохновение
сродни порыву религиозной реформы. Он, скорее, на-
поминает не homme de lettres³², а святого Павла или
Лютера. Силою набожности он стремится преодолеть
народную веру, которая недостаточно отвечает зрелой
эпохе. В других обстоятельствах подобное намерение
не подвигло бы человека на сочинение стихов, но в Гре-
ции, где религия была более гибкой и изменчивой и где
жрецы не играли особенно большой роли, теологичес-
кий интерес мог развиваться неотрывно от поэтичес-
кого, политического и философского.

Однако оставим в покое греческую драму и все
теории, основывающие трагедию на никому не ведо-
мом фатализме, согласно которому именно поражение
и гибель героя сообщают жанру трагическую направ-
ленность.

На самом деле вмешательство рока не обязательно
и, хотя чаще всего герой побежден и ему не удается
вырвать победу из рук судьбы, он всегда остается
героем. Обратимся к эффекту, производимому траге-
дией в душе обывателя. Если он искренен, то обяза-

РАЗМЫШЛЕНИЯ О «ДОН КИХОТЕ»

тельно скажет, что все происходящее ему представля-
ется чем-то невероятным. Раз двадцать в течение пред-
ставления он готов был подняться с места и посовето-
вать герою отказаться от своей цели, перестать стоять
на своем. Обыватель справедливо считает, что все
несчастья протагониста происходят из-за его упорного
желания достичь намеченной цели. Откажись герой от
цели, и все уладится, и тогда, как говорят китайцы
в конце своих сказок (намекая на кочевой образ жизни,
который они вели в прошлом), можно осесть и наро-
жать много детей. Итак, рока нет, или то, что неизбеж-
но должно случиться, случается неизбежно, ибо сам
герой хочет так. Несчастья Стойкого принца³³ фаталь-
ны с тех пор, как он решает быть стойким, но сам он
не фатально стоек.

Я полагаю, что классические теории страдают
здесь простым quid pro quo³⁴ и следует их исправить,
принимая во внимание чувства, которые пробуждает
героизм в душе обывателя, чуждой всему героичес-
кому. Простому обывателю неведомы проявления
жизни; в которых она щедро себя расходует. Он не
знает, как жизнь выходит из берегов, как жизненная
сила нарушает свои пределы. Пленник необходимости,
все, что он делает, он делает только по принуждению.
Он действует лишь под влиянием внешних сил, его
поступки не выходят за рамки реакции. Ему и в голову
не придет, как ни с того ни с сего можно отправиться
на поиски приключений. Всякий движимый волею
к приключению кажется ему слегка ненормальным.
В трагическом герое он видит лишь человека, обречен-
ного на вечные муки из-за нелепого стремления к цели,
к которой никто не заставляет стремиться.

Таким образом, рок—не трагическое начало. Ге-
рою суждено любить свою трагическую участь. Вот
почему с обывательской точки зрения трагедия всегда
мнима. Все страдания героя происходят из-за его не-
желания отказаться от идеальной, вымышленной ро-
ли, «role», которую он взялся играть. Несколько па-
радоксально можно сказать, что герой в драме играет
роль, которая в свою очередь является ролью. Во
всяком случае, именно свободное волеизъявление —
источник трагического конфликта. И это «воление»,
создающее определенный трагический порядок, новое

ХОСЕ ОРТЕГА-И-ГАССЕТ

пространство реальностей, которое только в силу это-
го существует, безусловно, пустая фикция для всех,
кто не знает иных желаний, кроме направленных на
удовлетворение самых элементарных потребностей,
и кто всегда довольствуется тем, что есть.

Дата добавления: 2015-05-09