Этюды о любви. Какому типу испанской женщины отдавало пред- почтение предшествовавшее нам поколение.

VI

(ЛЮБОВНЫЙ ОТБОР)

Какому типу испанской женщины отдавало пред-
почтение предшествовавшее нам поколение? Какому
отданы наши симпатии? На какой падет выбор нового
времени? Вопрос это тонкий, непростой, щекотливый,
каким и должен быть вопрос, над которым стоит
думать. Для чего же еще писать, если не для того,
чтобы, склонившись над листом бумаги, встречаться,
как в корриде, лицом к лицу с явлениями опасными,
стремительными, двурогими? Кроме того, в данном
случае речь идет о проблеме чрезвычайной важности,
и можно только поражаться тому, что она и некоторые
иные, такого же рода, почти не привлекают внимания
исследователей. Финансовый закон или правила улич-
ного движения обсуждаются весьма бурно, и в то же
время не принимается во внимание и не изучается
эмоциональная деятельность, в которой как на ладони
все бытие наших современников. Между тем от типа
женщины, какому оказывается предпочтение, не в по-
следнюю очередь зависят политические институты.
Было бы наивным не сознавать прямой зависимости,
к примеру, между испанским Парламентом 1910 года
и женским типом, которому политики той поры вверя-
ли свой домашний очаг. Я хотел бы обо всем этом
написать, отдавая себе отчет в том, что девять десятых
моих умозаключений будут ошибочными. Однако спо-
собность жертвовать своим искренним заблуждени-
ем — единственная общественная добродетель, кото-
рую писатель может предложить своим соотечествен-
никам. Все остальное — сотрясание воздуха во время
митинга в сквере или за столиком кафе, потуги на
героизм, не имеющие никакого отношения к интеллек-
ту, в сущности и определяющему значение писатель-
ской профессии. (Вот уже десять лет, как многие испан-
ские писатели, прикрываясь политикой, отстаивают

свое право быть глупыми.) Однако прежде чем пытать-
ся наметить контуры женского типа, которому сегодня
в Испании отдается предпочтение, - проблема, заслу-
живающая отдельного исследования,— мне хотелось
бы довести до логического завершения с далеко иду-
щими выводами свои соображения о выборе в любви.

Осуществляемый уже не отдельным индивидом,
а поколением в целом, любовный выбор становится
отбором, и мы оказываемся в сфере идей Дарвина —
теории естественного отбора, могучей силы, способст-
вующей появлению новых биологических форм. Эту
замечательную теорию не удалось успешно приспосо-
бить к изучению человеческой истории: ее место было
на скотном дворе, в загонах для скота и лесной чаще.
Чтобы она была переосмыслена в качестве историчес-
кой концепции, требовалось лишь самое малое. Чело-
веческая история — это внутренняя драма: она совер-
шается в душах. И было необходимо перенести на эту
потаенную сцену идею полового отбора. Теперь для
нас не секрет, что в человеке этот отбор оборачивается
выбором и что этот выбор диктуют сокровенные иде-
алы, поднимающиеся из самых глубин личности.

Таким образом, одного звена теории Дарвина не
хватало, в то время как другое звено — утверждение,
что в результате полового отбора выбирались и пред-
почитались самые приспособленные,— было явно лиш-
ним. Эта категоричная мысль о приспособлении и де-
лает идею весьма расплывчатой и неясной. Когда ор-
ганизму легче всего приспосабливаться? Не получается
ли так, что приспособиться могут все, кроме больных?
С другой стороны, нельзя ли утверждать, что полно-
стью приспособиться не может никто? Я вовсе не
оспариваю принцип приспосабливаемости, без которо-
го биология немыслима. Надо только признать, что он
более сложен и противоречив, чем полагал Дарвин, но
прежде всего согласиться с его вспомогательной ро-
лью. Ибо ошибочно считать жизнь сплошным приспо-
соблением. В какой-то мере оно всегда в жизни присут-
ствует; но она же — жизнь — не перестает поражать
формами отчаянно смелыми, не поддающимися адап-
тации, которые, впрочем, ухитряются примириться со
стесненными обстоятельствами и в результате — вы-
жить. Таким образом, все живое не только можно, но

Дата добавления: 2015-05-09