А. Пфендер. Психология как самостоятельная 1 страница

ОПЫТНАЯ НАУКА. ПРЕДМЕТ И ЗАДАЧА ПСИХОЛОГИИ.

Если нет психической действительности, то отсутствует сам предмет психологии. Если такая действительность хотя и существует, но не может быть научно познана человеком, то психология как наука невозможна. Поэтому задача психологии как науки состоит в познании качества и закономерности психической действительности, в определении всех различимых в психической действительности элементов и сторон в их отношениях и переплетениях. Только индивидуальные душевные жизни могут образовать предмет психологии. Вообще та­кая душевная жизнь, которая не была бы индивидуальной, не может даже служить для нас предметом опытного исследования, так как опыт не представляет нам таковой. Именно субъективный метод в его научном понимании должен быть положен в основу всех других психологических методов (эксперимента, генетического метода, метода изучения продуктов духовной деятельности и др.) Все другие методы психологии решительно не могут заменить этот метод; наоборот, они повсюду базируются на его результатах и могут служить для него лишь восполнением.

Опытная наука. Как ни изменялась психология в своем развитии, как ни различны еще и в настоящее время мнения относительно ее задачи и методов, всегда, однако, господствовал тот взгляд, что психология есть наука или должна быть таковой…

В настоящее время нам представляется само собою понятным, что познания относительно действительного мира не могут быть получены с помощью одного лишь мышления, т. е, чисто рациональным путем, а только путем внимательного изучения действительности. Наука о действительном может надеяться достигнуть своей цели путем внимательного наблюдения, путем сравнивающего и различающего исследования самого действительного мира, т. е. путем опыта. Науки о действительности могут быть только опытными науками, а не чисто рациональными науками. И психология, как наука о чем-то действительном, не хочет в настоящее время быть рациональной психологией, а только опытной наукой.

Господствующие в повседневной жизни взгляды предшествуют собственно науке и образуют ее исходный пункт. Всякая опытная наука может начинать лишь с того, что она прежде всего собирает господствующие в повседневной жизни взгляды относительно данной области действитель­ности и принимает их за исходную точку. Она не может на­чинать совершенно сначала, ибо ведь взрослый человек создает науку, и человек не в состоянии вернуться назад к состоянию новорожденного. Разумеется, было бы нелепостью требовать, чтобы опытная наука без всякой критики и проверки принимала за незыблемую основу всей своей дальнейшей работы указанные выше взгляды повседневной жизни. Напротив, задача ее, помимо распространения познания на всю область опыта, будет со­стоять также в объективной проверке и логическом очищении найденных популярных познаний.

Итак, опытная наука возникает из господствующих в повседневной жизни познаний относительно определен­ной области действительности. Но в своей работе она не поль­зуется какими-либо совершенно новыми законами и методами мышления, которые были бы изобретены для ее целей. Напротив, она пользуется той же самой мыслительной деятельностью, какую каждый применяет в повседневной жизни. Только деятельность эту она развивает насколько возможно планомерно и системати­чески, и ближайшей целью для нее ставит исключительно познание истины. Таким образом она стремится выйти за пределы ограниченного и частичного познания действительности, свойственного индивидуальной повседневной жизни, и хочет достигнуть возможно полного, систематизированного и единого познания данной области действительности. Опытные науки в своей совокупности хотят, в конце концов, охватить вообще всю действительность; все единичное, все отдельные вещи, индивидуумов, процессы и события действительности они хотят познать, как особенные при­меры определенного, ограниченного числа типов и законов.

Материальная действительность. Итак, опытные науки имеют своим предметом действительность. Характерно, что при слове «действительность» мы прежде всего думаем всегда о той действительности, часть которой дана непосредственно в чувственном восприятии. Именно этот находящийся передо мною, простран­ственно протяженный и длящийся во времени мир вещей, пространственно расположенных, окрашенных, твердых или мягких, обладающих запахом и вкусом, производящих шумы, – именно этот пространственный, материальный мир и придает прежде всего слову «действительность» его содержание.

Этот материальный мир, действительно, прежде всего пробуждает интерес и внимание отдельного человека, от него зависит в разнообразной форме его благосостояние и испытываемые им бедствия. Поэтому он является первым предметом исследования для мыслящего человека. Культурное человечество давно занялось научным исследованием этой материальной действи­тельности. Благодаря непрестанным усилиям бесчисленных отдельных выдающихся людей, усилиям, длящимся уже целые столетия вплоть до наших дней, человечеству удалось познать в обширных размерах качества и закономерности материального мира.

Познание материальной действительности распределяется между целым рядом отдельных опытных наук, между, так назы­ваемыми, естественными науками. О качествах и закономерности небесных тел повествует вообще астрономия и астрофизика. Геология обращается от неба к тому небесному телу, которое образует арену человеческой истории, к земле, и исследует ее качества, как неорганического тела. Покрывающий землю расти­тельный покров и населяющих ее животных изучают бота­ника и зоология. Физика и химия показывают нам, какие общие закономерности господствуют над изменениями земных тел, а биология стремится выяснить законы органической жизни. Опытные науки стремятся также исследовать на­сколько возможно и прошлое, историю этой материальной действи­тельности, исторический ход ее изменений.

Духовное завоевание материального мира достигло значительных успехов и непрестанно движется вперед. Если цель и бесконечна, то победное шествие человеческого духа не может быть остановлено человеческим ослеплением и своекорыстием.

Психическая действительность. Если бы эта матери­альная действительность являлась единственной действительностью, то для остальных опытных наук, следовательно, и для психологии, не было бы уже места. Но разве действительность на самом деле исчерпывается материальным миром? Разве помимо того, что исследуют естественные науки, нет уже ничего действительного? Ясно, что утвердительный или отрицательный ответ на этот вопрос решает вопрос о самом существовании психологии. Ибо раз вопрос этот решается в отрицательном смысле, то исчезает вообще самый предмет психологии, который она могла бы наследовать в качестве особенной науки. Итак, ближайшая, главная задача заключается в том, чтобы выяснить вполне, что помимо материальной действительности имеется еще другая действительность, психическая действительность, и психология возможна, следова­тельно, как особенная эмпирическая наука.

Исключительная привычка к научному рассмотрению материального мира легко приводит, на самом деле, к тому, что мы не замечаем существования нематериальной действитель­ности. Лица, получившие естественнонаучное образование, выражают неудовольствие, когда утверждается существование чего-то такого, чего нельзя схватить вспомогательными средствами естественнонаучного наблюдения. Они считают себя обязанными бороться против таких утверждений, как против мистических фантазий. Необходимо, следовательно, доказать, что психическая действительность существует.

Уже в обыкновенной жизни для нас в пределах материального, чувственно воспринимаемого мира или в связи с ним существует другая действительность, в факте которой мы никогда не сомне­ваемся. Даже тот, кто в научном споре отрицает это существование, непроизвольно признает его в повседневной жизни.

Всякий допускает, что в течение жизни с чувственно воспринимаемыми человеческими телами интимно связан другой мир, хотя и неви­димый, но, все же действительный. И со всяким отдельным живым телом мы связываем индивидуально замкнутую в себе, чувственно не воспринимаемую сферу действи­тельности. Собственно серьезно оспаривается не существование этих сфер действительности: предметом глубоких разногласий служит их отличное от материальной дей­ствительности своеобразие и их обособленное значение в связях общей действительности.

Несомненно, если угодно, то и человеческие тела можно рассматривать как просто материальные, хотя и несколько сложные, машины, т. е. можно игнорировать, что они имеют еще и другую сторону. Фактически анатомия и физиология человека стоят на этой точке зрения. И можно признавать задачей этих обеих наук, что они должны раскрыть нам закономер­ности строения и деятельности того вида машин, который мы называем человеческим телом. Но ведь в сущности всякий сознает, что он в этом случае игнорирует нечто такое, что фактически существует. Пусть даже он обозначает это, имеющееся налицо, как излишний туман. Однако, ведь и такой туман есть нечто действительное. Будет ли он излишним, или нет — это безразлично. Важно то, что он существует.

Представим себе ясно те результаты, к каким мы пришли бы, если бы мы действительно захотели рассматривать людей в повседневной жизни как простые материальные машины, так, как мы рассматриваем, например, карманные часы или вагон трамвая. Мы должны были бы в таком случае допустить, что человек, с которым мы говорим, существует лишь в качестве материального тела, что он не видит нас, не слышит того, что мы говорим, что в теле его происходят лишь известные материальные процессы, что он решительно ничего не представляет, абсолютно ничего не думает, и что он вообще не знает никаких чувств. А, с другой стороны, когда он отвечает нам, он ничего не хочет и ни к чему не стремится, а в его теле происходят лишь телесные процессы; он абсолютно ничего не мыслит, не представляет, не чувствует, и, следовательно, движения речи происходят в его теле помимо каких бы то ни было мыслей, чувств и воли. Пусть даже нечто подобное наблюдается у людей чаще, нежели это думают. Однако, было бы преувеличением утверждать, что так оно есть у всех людей и всегда. Напротив, мы с полным правом можем допустить, что со всяким видимым, живым человеческим телом связана индивидуально замкнутая в себе душевная жизнь. Ибо очевидно, что люди не только просто существуют, подобно другим материальным объектам, но они воспринимают также и окружающую их обстановку и свое соб­ственное тело, они представляют и многое такое, чего они не воспринимают. Они знают о прошлом и будущем, они высказывают суждения и делают выводы, они испытывают удовольствие или неудовольствие, они исполнены чувств по отношение к материалному миру, по отношешю к другим людям или к себе самим. В них теснятся и бушуют стремления и страсти. Они ставят сознательные цели своей деятельности, они выбирают соответствующие средства для их осуществления и осуществляют желаемое с сознанием своей деятельности.

Невозможно отрицать существование собственного психического бытия и собственных психических процессов. Невозможно серьезно считать себя самого за простую материальную машину. Ибо кто может отрицать, что он сам ощущает, представляет, воспринимает, мыслит, верит, чувствует и хочет! Но этот процесс ощущения, это представление, восприятие, мышление, вера, чувствование, хотение сами по себе не суть какой-либо материальный процесс, а нечто психи­ческое. Всякий необходимо вынужден признавать свое собственное психическое бытие и свои собственные психические процессы, должен признать, что он является более, чем чистой телесной машиной.

Психология, как эмпирическая наука, хочет познать известную область действительности в ее качествах и закономерности. Помимо материальной действительности мы констатировали здесь еще нечто другое действительное, что может служить предметом особенной эмпирической науки. То, что отличает машину от человека, то, что имеется помимо материального живого тела человека и мыслится нами в повседневной жизни как существующее, – может образовать предмет особенной науки. И эта наука и есть именно психология. Мы называем это «психической действительностью» и в дальнейшем хотим придать ей и ее своеобразию отчетливый облик.

Практическое знание людей и психология. Уже в обык­новенной жизни мы не ограничиваемся простым признанием существования индивидуальной душевной жизни. Напро­тив, практические отношения и теоретический интерес вынуждают нас ознакомиться детально с психической действительностью. Мы стремимся на основании чувственно воспринимаемых выражений людей, на основании выражения их лица, жестов, слов и поступков познать их мгновенные или постоянные качества, разгадать их мгновенные или постоянно преобладающие мысли, чувства, настроения, намерения и решения воли. Благодаря этому всякий человек приобретает в течение своей жизни более или менее обширный запас знаний о действи­тельной психической жизни и ее закономерностях. Таким путем у всякого человека возникает ряд образов различных лично­стей, он знакомится с качеством и строением наблюдающихся в них психических процессов, он познает различные спо­собы, как можно было бы воздействовать на эти психические процессы и вызвать в них определенное изменение. И это, как бы само собою возникающее, практическое знание людей – уже здесь следует обратить на это внимание – не есть знание о материальном бытии или о материальных процессах; оно не представляет собой знания материальных процессов в мозгу. О таких мозговых процессах знаток людей может не иметь ни малейшего представления. Напротив, оно есть знание о чем-то воспринимаемом не чувственным путем, о чем-то, принадлежащем к психической действительности. В конце концов, то, что собственно интересует нас в повседневной жизни в человеке и пробуждает наши непосредственные чувствования, – это не столько его внешние чувственно воспринимаемые проявления, как таковые, сколько психическое бытие и жизнь, связанные с этим телом. Именно это возбуждает наше внимание в человеческом теле, именно оно образует предмет нашего удовольствия или неудовольствия, нашей радости или печали, нашей на­дежды или опасения, нашего расположения или нерасположения, нашего одобрения или неодобрения. И притом это психическое бытие и жизнь возбуждают наше чувство не потому только, что отсюда могут проистекать для нас благоприятные или вредные последствия: но сила или слабость, богатство или бедность, отчет­ливое единство или хаотический разброд душевной жизни других лиц уже сами по себе суть предмет живых чувств, безразлично, эстетических, или этических. Но и в этом случае нужно заметить, что то, что нравится или не нравится нам, – это не процессы в мозгу или материальное бытие, или явление какого-либо другого рода, а именно психиче­ское бытие или психические процессы.

Имеется еще одно особенное основание, благодаря которому психические процессы в других людях становятся в высшей степени интересными явлениями для человека. В других людях он усматривает зеркальное отражение себя самого. Он хотел бы встречать с их стороны внимание к себе и высокую оценку. В сообществе с другими людьми он не довольствуется тем, что просто присутствует здесь. Слепое влечение почти неодолимо побуждает его производить на них впечатление, он стремится вызвать в них самый благоприятный образ себя самого. Поэтому, он с напряженным вниманием следит за психиче­ской жизнью других людей, имея в виду характер производимого им впечатления. У большинства людей соображение о том впечатлении, какое их собственная личность производит на других людей, играет всегда большую роль. В данном случае важно не то, что это соображение оказывает не­обычайное воспитательное влияние и не то, что оно порождает также различные пороки и заблуждения. Тут важно то, что уже в повседневной жизни оно очень часто заставляет че­ловека делать предметом своего представления, мышления и чувствования психические процессы.

В рассмотренных случаях психическое бытие и процессы составляют предмет нашего знания и чувствования. Так же и в искусстве, возьмем ли мы сценическое представление или чтение романов, новелл, стихотворений, станем ли мы рассматривать пластические или художественные произведения искусства, изображающие людей, – повсюду собственным предметом нашего наслаждения являются чувствования, переживание, стремление и деятельность. Разумеется, собственным представлением психическая жизнь становится в этом случае для нас не во время эстетического наслаждения, а лишь тогда, когда мы начинаем размышлять по этому поводу и относимся ко всему критически.

В виду того многообразного значения, какое психическое бытие и психические процессы имеют для нас в повседневной жизни, мы не ограничиваемся тем, что делаем психическое лишь предметом нашего представления, мышления и чувствования: в то же время мы делаем его непрестанно также и пред­метом нашего хотения и нехотения. В какой разнообразной форме и как часто человек пользуется своим практическим знанием людей, с целью вызвать в других людях определенные психические переживания, воспрепятствовать их появлению, усилить или заглушить их! Мы повсюду видим, как люди стараются оказать влияние на психическую жизнь других людей, пробудить в них определенное восприятие, представление, мышление, веру, чувствование, хотение и деятельность. Здесь один говорит, там другой пишет, а тут печатаются газеты, книги, плакаты; там изготовляются витрины, где-либо в другом месте ставят статуи и выставляют картины, играет музыка; на улицах, в театрах, концертах, на балах и в обществах люди ста­раются вести себя определенным образом, стараются одеваться в известную одежду, стараются придать себе определенное выражение лица, делать известные жесты и совершать известные по­ступки. И ради чего все это? Что служит здесь ближайшей целью? Быть может, желание вызвать в других людях какие-либо мо­зговые процессы? Об этом никто не думает. Если отвлечься от всех более далеких целей, то всем этим поведением люди хотят оказать влияние на психическую жизнь других людей. Не только воспитатель и учитель, которые руководят юными личностями и содействуют их развитию; не только законодатель и уголовный судья, которые вторгаются в определенном направлении в психическую жизнь взрослых; не только врач, психически ухаживающий за больными; не только художник и поэт, которые хотят создать для человека высшие наслаждения; не только купец и фабрикант, который с помощью витрин и реклам хотел бы пробудить в людях определенную веру и определенное стремление, – но и всякий человек, который вообще разговаривает с другим человеком или хочет поразить другого человека одним лишь своим внешним видом и поведением, стремится оказать воздействие на психическую жизнь других людей. Пока мы живем среди людей и на­ходимся в общении с ними, до тех пор никто из нас не может не влиять на их психическую жизнь. Когда мы проходим по улицам города, то на каждом шагу мы без конца на­талкиваемся на стремления других людей воздействовать известным образом на нашу душевную жизнь. Несомненно, люди ча­сто ошибаются на счет своих средств и не достигают того действия, какое они имеют в виду. Но довольно часто им удается повлиять своим поведением на большую массу людей и достигнуть таким образом своих целей.

Таким образом многократно переплетающаяся система бесчисленных стремлений, имеющих в виду оказать влияние на психическую жизнь, связывает друг с другом отдельных психических индивидуумов. И каждый из этих взаимосвязанных индивидуумов уже в обыкновенной жизни обладает более или менее обширным и точным знанием психического бытия и психических процессов.

Предпосылки практического знания о психической действительности. Наука о психической действительности требует планомерно и систематически расширить, исправить и очистить практическое знание повседневной жизни. Что же ка­сается необходимых для этого предпосылок, то это те же самые предпосылки, что логически лежат в основе практического знания людей и его применения.

Предпосылки практического знания людей носят троякий характер. В повседневной жизни при познании психической жизни других людей мы необходимо исходим от чувственно восприни­маемых материальных тел и их чувственно воспринимаемых жизненных проявлений, т. е. от определенных слов, определенного поведения, положений, жестов, выражений лица и поступков. Отсюда мы стремимся констатировать существование определенных, чувственно не воспринимаемых мыслей, чувств, намерений и волевых решений. Предполагается, что между определенными телесными состояниями и процессами и определенным духовным бытием и процессами существует закономерная связь. Так что определен­ное духовное бытие и процессы всегда выражаются в определенных телесных положениях и движениях. Разумеется, даже в случае существования закономерной связи между душев­ными процессами и телесными жизненными проявлениями, всякому отдельному телесному проявлению не необходимо должен соответствовать один единственный определенный душев­ный процесс. Напротив, жизненное проявление может носить психически многозначный характер.

Второй предпосылкой, лежащей в основании практи­ческого знания людей, служит та предпосылка, что психическое бытие и процессы носят закономерный характер, и что у различных индивидуумов они, в сущности, однородны. Так, например, в своем практическом отношении к другим людям мы допускаем, что они должны вновь узнать нас, если незадолго до этого они несколько раз видали нас. При прочих одинаковых обстоятельствах в психической жизни наступает одинаковое состояние; различные люди обнаруживают однородные черты психического бытия и процессов, несмотря на всё свои индивидуальные различия. Ясно, что это как раз и составляет жизненное условие психологии, как науки. Результаты психологии претендуют на значимость не только в применении к какому-либо единственному индивидууму, но и в применении ко всем людям.

На чужое психическое бытие и на чужие психические процессы мы можем влиять только путем внешних воздействий на соответствующие тела. Наше общение с другими индивидуумами опосредствуется телом. И в основе этого общения лежит предпосылка, что определенные внешние воздействия имеют всегда при определенных обстоятельствах определенные психические последствия. Когда мы, например, говорим с кем-либо, то мы допускаем, что он слышит и должен слышать наши слова, раз его орган слуха в порядке и его внимание не поглощено полностью чем-либо другим. Мы предполагаем далее, что где бы он ни изучал свой родной язык – он правильно связывает с услышанными словами определенный смысл; что услышанные слова вызывают в нем представление о том, что обозначается этими словами.

Те предпосылки, из которых исходит психология как наука не есть что-либо новое и неслы­ханное. Напротив, всякий делает их уже implicite в повседневной жизни и находит здесь их подтверждение. Если еще затем самый результат доказывает возможность приобретения психологического познания, то предпосылки тем самым оказываются подтвержденными. И сама психология является подтверждением этих предпосылок.

Характер практического знания. Из сказанного выше может, пожалуй, получиться впечатление, словно мы уже в прак­тической жизни обладаем обширным психологическим знанием, обладаем психологией в собственном смысле, хотя без долж­ной полноты. Так что в этом случае для научной психологии оставалось бы немного дела. Однако, более точное рассмотрение характера всякого практического знания людей показывает, что последнему еще очень далеко до психологии как науки.

Практическое знание людей носит характер интуитивного познания, которое возникает путем «сочувственного» переживания. Это интуитивное познание путем сочувственного переживания не представляет собой таинственного, сверхъестественного проникновения в чужие душевные жизни. По отношению к другим индивидуумам мы можем при определенных обстоятельствах перенестись мысленно в воспринятые или мыслимые другие тела и затем переживать непосредственно то, что мы могли бы переживать, мыслить, чувствовать, к чему мы могли бы стремиться и что мы могли бы делать, если бы нахо­дились в таких телах и при таких обстоятельствах. А когда мы затем бросаем ретроспективный взгляд непосредственно на это наше воображаемое переживание, то мы получаем таким образом картину чужого психического бытия и чужих психических процессов. Верность этой картины, естественно, зависит от того, насколько правильно мы схватываем внешний облик чужих людей и особенные обстоятельства, в которых они на­ходятся; насколько мы в состоянии вполне перенестись в них, и насколько богаты наши собственные опыты и переживания.

Однако, одним лишь таким путем мы не можем получить еще психологию в смысле науки. Даже в том случае, когда наше знание людей возвышается в повседневной жизни до общих правил; когда от других людей и благодаря языку мы получаем путем традиции отдельные общие представления о психической действительности, – даже в этом случае возникает лишь неполное, отрывочное знание, которое в большинства случаев является односторонним и лишь наполовину истинным. Оно оперирует с очень сложными фак­тами, нисколько не заботясь о более точном их качестве и различении.

Но хотя практическое знание людей и не есть еще наука, оно образует, все же, исходный пункт и всегда плодотворную основу научной психологии. Интуитивное познание путем сочувственного переживания доставляет психологу прежде всего материал его исследования. Сочувственное переживание представляет собой собственный эксперимент психолога. От доброкачественности и надежности этого эксперимента во многом зависит ценность его работы. Сочувственное переживание предохраняет его от ошибок и позволяет ему сразу же распознавать правильность и ошибочность чужого или собственного психологического утверждения. Разумеется, он должен кроме того обладать способностью к рефлексии, анализу и научной индукции, обладать склонностью производить все это. И лишь таким образом он может возвысить практическое знание людей до на­учной психологии.

К отмеченной ценности, какую практическое знание лю­дей имеет для деятельности психолога, присоединяется еще одна его особенная и необычайная польза для психоло­гии. Действительно, у психологии имеется то большое преимуще­ство перед другими науками, что она может предполагать у всякого надежное знакомство с ее предметами, что ей не приходится еще отыскивать и устанавливать совершенно не­известные факты: она может, напротив, указать всегда на уже известное. Для взрослого человека, когда он приступает к занятию психологией, фактически материал этой науки, по крайней мере, в целом является уже известным.

Но практическое знание людей заключает в себе ту вредную сторону, что психические факты, которые мы часто переживали и представляли себе в качестве переживаний других людей, мы начинаем рассматривать как очень простые, и нам трудно бывает понять, что некоторые более сложные психические процессы должны подвер­гаться детальному анализу. Кроме того, привычный психи­ческий процесс легко представляется нам, как сам собою понятный и как не требующий никакого дальнейшего объяснения. Ясно, что прогресс психологии благодаря этому может сильно задерживаться.

Знакомое, повседневное, привычное утратив свою привлека­тельность, не производит уже никакого особенного впечатления, оно интересует уже мало. Поэтому, если в повседнев­ной жизни мы в целом вполне освоились с психической областью, то мы непроиз­вольно начинаем обращать свое внимание не на привыч­ные факты этой области, а, напротив, на необыкновенное, урод­ливое и патологическое. Это приводит некоторых к убеждению, что эти факты будто бы и являются для психологии самым важным и исключительно достойным внимания. Однако, в действительности, научное исследование необыкновенного и патологического не может быть успешным, пока мы не выяснили и не познали в доста­точной мере повседневное и нормальное.

Часто именно обладание практическим знанием людей сильно затрудняет ясное и беспристрастное уразумение психических фактов. Так что тре­буются особенные задатки и продолжительная практика, чтобы раз­решить удовлетворительно эту задачу психологии.

Задача и определение психологии. Итак, практическое знание людей имеет тот же предмет, что и психология; оно касается отличной от материального мира, чув­ственно не воспринимаемой, другой действительности, именно, психического бытия и психических процессов. В то же время оно образует основу для деятельности психолога. Психология есть опытная наука о психической действительности. Задача психологии, как науки: познание качества и закономерностей психической действительности. Чтобы выполнить эту задачу, она должна прежде всего проанализировать те сложные факты, которые во всякий момент образуют психическую действительность. Т.е. она должна выделить или указать все различимые в психической действительности эле­менты или стороны. Но элементы или стороны в фактически данном психическом комплексе какого-либо мгновения не только существуют одновременно, но вместе с тем они своеобразно пе­реплетены друг с другом и стоят друг к другу в разнородных отношениях. Если, следовательно, психология хочет дать верную картину качества психической действительности, то она должна установить и выяснить также и эти сплетения и отношения элементов или сторон. Если проследить затем течение психической жизни за более долгий промежуток времени и сравнить факты из различных времен, то оказывается, что через все это время проходит одна какая-либо абстракт­ная основная форма, и что известные более конкретные факты появляются всегда вновь в большей или меньшей однородности. Психология должна затем определить в точности, как качество этой основной формы, так и закономерную форму этих однородных фактов. Но психическая жизнь, несмотря на постоянную основную форму и несмотря на однородность всегда вновь повто­ряющихся фактов, непрестанно изменяется в каждый момент времени. Какой характер носят эти изменения, от каких условий зависят они, по каким общим законам следуют они? Ответ на эти вопросы составляет затем вторую главную за­дачу психологии.

Дата добавления: 2015-05-09