О состемной детерминации поведения и психики

Выявление объективного закона, которому подчиняется психичес­кое, всегда есть результат обобщений и абстракций. Но восхожде­ние от конкретного к абстрактному — это лишь одно направление научного мышления. А далее, как того требует диа­лектика, возникает задача — на основе абстракций воссоздать кон­кретный объект (идеальный), т. е. пройти путь в направлении от абстрактного к конкретному.

Сочетание этих направлений научного мышления является не­обходимым условием построения целостной непротиворечивой пси­хологической теории. Не менее важно оно также для решения практических задач. Для психолога это значит: опираясь на знание законов, полу­ченных путем обобщения и абстракции, объяснить те или иные конкретные поведенческие акты (и действия) субъекта, выявить их тенденции и найти, если это необходимо, средства и способы воз­действия на него.

Но как только психолог обращается к объяснению реального поведения конкретных людей, сразу же обнаруживается ограничен­ность любого из известных в психологии законов. Действуют ли, например, законы ассоциаций в реальном поведении? Конечно, действуют. Их знание, безусловно, дает возможность объяснить не­которые моменты поведения и решить некоторые практические за­дачи. Но позволяют ли они объяснить поведение в целом? Конечно, нет. Можно ли на основе законов ассоциаций раскрыть действительные детерминанты поведения? Тоже нет.

Рассмотрим несколько подробнее вопрос о детерминантах дей­ствий субъекта, его поступков, поведения в целом.

В психологии было (да и до сих пор есть) не­мало попыток исследования поведения на основе принципа линей­ного детерминизма. Наиболее полное выражение этот принцип получил в крайних направлениях бихевиоризма. В формуле «стимул—реакция» стимул (S) — это всегда причина, реакция (R) — всегда следствие. Одна­ко описать поведение (не только человека, но даже и животного) как жесткую цепочку стимулов и реакций никогда и никому еще не удавалось. Любое исследование, проводимое в плане линейного детерминизма, сталкивалось с массой «нарушений» такой цепочки. В этой связи пришлось в понятийный аппарат бихевиоризма ввести понятие «промежуточные переменные»; связь между стиму­лом и реакцией стала рассматриваться не как прямая и жесткая, а как опосредствованная состояниями реагирующего организма. Не обсуждая вопроса о том, насколько продуктивным оказалось это понятие, отметим, что самый факт его использования в схемах анализа поведения подчеркнул несостоятельность (или по крайней мере ограниченность) принципа линейного детерминизма.

Казалось, что включение в формулу S—R «промежуточных пере­менных» дает возможность выхода из тупика, в который зашел би­хевиоризм, следуя принципу линейного детерминизма. Однако, самое понятие «промежуточные переменные» — весьма неопределенно. Оно лишь указывает на то, что связь между S и R опосредствуется чем-то и что это «что-то» является переменным.

В конкретных исследованиях, опирающихся на принцип «про­межуточных переменных», непрерывно накапливались новые и но­вые факты, которые не только не вносили определенности в пони­мание детерминации поведения, а, напротив, делали это понимание еще более расплывчатым. Складывалась картина нагромождения большого числа промежуточных переменных, связи между которы­ми оказывались очень запутанными. В этой ситуации спасательным якорем показалась идея веро­ятностного детерминизма, согласно которой связь между причиной и следствием является не жесткой и однозначной, а вероятностной. Воздействие события А (причина) может вызвать ответ (следствие) либо В, либо С, либо D и т. д.; при этом вероятности каждого из ответов могут быть различными. Конечно, это был некоторый шаг вперед. Реализация принципа вероятностного детерминизма в ис­следованиях поведения позволила получить новые ценные для пси­хологии результаты (в частности, в психофизике и исследовании реакций).

И все же определение вероятностей возможных вариантов пове­денческого акта в разных ситуациях дает лишь внешнюю, формаль­ную картину, но не раскрывает характер детерминации содержа­тельно. Остается вопрос: почему? Почему, казалось бы, одно и то же воздействие вызывает то один, то другой, то третий и т. д. от­вет? В общем виде, можно сказать, что это зависит от условий, в ко­торых происходит поведенческий акт. Или иначе, связь причины и следствия опосредствуется внешними и внутренними условиями, в которых она осуществляется. Здесь мы снова возвращаемся к идее опосредствования. В самой этой идее, конечно, ничего дурного нет. Туман и неопределенность возникают тогда, когда просто утверж­дается факт опосредствования, но не раскрывается, что и как опосредствует связи между изучаемыми явлениями. Понятие «промежуточные переменные» в этом плане мало что объясняет. Оно, как уже отмечалось, констатирует, что есть «нечто» (гипотетиче­ский конструкт) между внешним воздействием и поведенческим актом и это «нечто» — переменное. Но что представляет собой это «нечто», как оно включено в причинно-следственные связи и необходимо ли это включение? Эти вопросы в концепции промежуточных переменных не раскрываются.

Чтобы понять причинно-следственные связи в сложных систем­ных объектах, мало сказать, что они являются опосредствованны­ми. Необходимо раскрыть реальные функции тех звеньев системы, которые выступают в роли опосредствующих.

Именно в связи с задачей изучения реальных функций психики в поведении сформировалась и развивается та линия психологиче­ских исследований, которая заложена трудами основоположника отечественной психологии И. М. Сеченова, стоявшего на по­зициях материалистического детерминизма. Он писал, что действия человека безусловно подчинены закону причинности, что человек отличается от автомата чрезвычайным разнообразием действий при одинаковых с виду условиях, что за человеком всегда остается возможность поступать на много разных ладов при одинаковых условиях.

Анализируя поведение, Сеченов утверждал, что внешние условия действуют не иначе, как через посредство психологических харак­теристик и свойств человека. Именно психика является тем звеном, которое необходимым образом опосредствует связь внешних воз­действий и поведенческих актов. Тем самым психическое было по­ставлено в единый ряд причинно-следственных связей материаль­ного мира. Из рефлекторной теории Сеченова вытекает, что мы не можем понять психическое иначе, как через изучение поведения, и что вместе с тем анализ поведения предполагает необходимым об­разом изучение психического.

Раскрывая основные функции психики в поведении, Сеченов показал, что она является отражением окружающих условий и по­этому — регулятором движений и действий. Учение об отражатель­ной и регулирующей функциях психики позднее было развито в ра­ботах многих психологов. Именно благодаря этим функциям, психика необходимым образом включена в деятельность и поведе­ние, поэтому и попытки их изолированного рассмотрения не могут привести к пониманию управляющих ими законов. Как бы деталь­но нам ни удалось описать так называемую внешнюю картину поведения, мы не поймем его детерминант, если не раскроем ту роль, которую играет психика в единстве ее отражательной и регулятив­ной функций в организации поведения. Точно так же попытки изу­чения психических процессов самих по себе, вне поведения, неиз­бежно приводят к отказу от научных методов познания,

Когда говорится о том, что связь внешних воздействий и ответ­ных актов опосредствуется психикой, то естественно может возник­нуть мысль о том, чтобы разложить эту сложную связь на состав­ляющие. Можно рассуждать, например, так: если связь А и В опосредствуется С, то вполне разумно и достаточно изучить отдель­ные непосредственные связи А и С, С и В, чтобы понять суть опо­средствованной связи А и В, т. е. представить связь А и В как простую сумму связей А и С, С и В. Однако на деле оказывается, что как только мы пытаемся вырвать отдельные «непосредственные» связи из системы, в которой они только и существуют и вне кото­рой они существовать не могут, мы неизбежно получаем неточную, искаженную картину. Такая «вивисекция» не продвигает нас по пу­ти понимания действительной детерминации поведения.

Если бы психика не осуществляла функций отражения окружаю­щей среды и регуляции поведения, то она была бы просто ненуж­ной; если бы поведение не включало необходимым образом этих функций, то оно не могло бы быть адекватным окружающей среде. Отсюда вытекает необходимость рассмотрения поведенческого акта и включенных в него психических процессов как единой си­стемы.

Поскольку представить человеческое поведение без желаний, намерений, мотивов и т. п. невозможно, встает парадокс - противоречие между сознательными, волевыми (произволь­ными) действиями человека и объективными законами действитель­ности, в которой этот человек живет (независимыми от его созна­ния и воли).

Одной из попыток разрешения этого парадокса, получившей до­вольно широкое распространение, явился фрейдизм и другие, свя­занные с ним направления. Основной объяснительной категорией в них стало понятие бессознательного. Казалось бы, выход из парадокса найден: определено нечто, существующее вне сознания и не­зависящее от него, т. е. объективное, и вместе с тем бессознательное, конечно же, является субъективным. Однако — это только кажу­щееся разрешение парадокса. Дело в том, что бессознательное характеризуется через противопоставление сознательному, созна­нию. В поисках же объективных законов самого бессознательного фрейдизм не выходит «за рамки субъекта», т. е. пытается вывести эти законы изнутри субъекта; психическое рассматривается вне связей с другими явлениями объективного мира, т. е. как некоторая замкнутая в себе реальность. Поэтому вме­сто формулировок действительных, хотя пока еще и слабо изучен­ных законов предлагаются метафорические описания. Иногда утверждается, что самая возможность подхода к изучению объек­тивных законов психики определяется тем или, по крайней мере, зависит от того, какую позицию занять в отношении бессознатель­ного.

Высказываются утверждения, что то или иное решение этой проблемы является обязательным требованием к любому пси­хологическому исследованию. Но с этим вряд ли можно согласиться. Исследователь, разрабатывающий какую-либо определенную про­блему, имеет право абстрагироваться от других, и это не закрывает ему путь к познанию объективных законов психики.

В свое время в отечественной психологии проблема бессознатель­ного (подсознательного, неосознаваемого) была фактически сня­та, что сказалось и на разработке проблемы сознания. Но сейчас вряд ли кто-нибудь подвергнет сомнению реальность неосознавае­мых компонентов психики. Проблема соотношения неосознаваемого (подсознательного, бессознательного — между этими понятиями есть тонкие различия, которые здесь не обсуждаются) и осознавае­мого является в психологии одной из важнейших. Весь вопрос в том, как подойти к ее решению. Вряд ли она может быть понята, если исходить только «изнутри субъекта». С нашей точки зрения, и не­осознаваемое и осознаваемое являются разными уровнями субъек­тивного, психического отражения и как таковые подчиняются объ­ективным законам. Исследовательская задача состоит в том, что­бы вскрыть эти объективные законы, т. е. выявить, когда, как и при каких условиях возникает каждый из уровней и изменяются соотношения между ними.

Однако динамика сознательного и бессознательного (осозна­ваемого и неосознаваемого) является лишь одним из моментов в структуре поведения человека — важным, но не единственным. Эта динамика должна рассматриваться в плане более общей, принципиальной проблемы объективной детерминации поведения.

Нельзя противопоставлять друг другу объективные законы и сознательную деятельность человека (в каких бы формах она ни проявлялась). Напротив, нужно исследовать диалектику их взаимосвя­зей: раскрыть существенные детерминанты сознательных, волевых дейст­вий человека, рассмотреть их в контексте других объективных про­цессов и вместе с тем понять, как объективные законы жизни лю­дей реализуются в этих действиях.

Одним из основных требований, вытекающих из теории отраже­ния, является требование: рассматривать психические явления в системе других явлений материального мира. Их детерминация не может быть понята вне этой системы. Здесь мы должны обратиться к тому толкованию детер­минизма, который вытекает из принципов системного подхода.

Прежде всего напомним, что системный подход требует иначе рассматривать те события или внешние воздействия, которые обычно оцениваются как причи­ны поведенческих актов. В лабораторных исследованиях в качест­ве таковых обычно берутся некоторые отдельные элементы реальной ситуации (например, оптический, акустический или какой-либо иной сигнал). Между тем даже в самом тщательном организован­ном эксперименте очень трудно исключить из этой ситуации все остальное, оставив только данный элемент как единственное воз­действие. Более того, даже если и удается как-то элиминировать (или сбалансировать) все внешние воздействия, кроме одного — изучаемого, то и в этом случае далеко не всегда можно быть уве­ренным в том, что именно он-то и является причиной полученного следствия.

Когда речь идет об исследовании поведенческих актов (даже са­мых простых), то нужно иметь в виду, что мы всегда имеем дело не с отдельными изолированно существующими воздействиями, а с системой воздействий. В качестве причин того или иного поведен­ческого акта выступает, как правило, не отдельное событие, а си­стема событий, или ситуация. При этом ситуация должна рассмат­риваться соотносительно со свойствами и особенностями того, кто в этой ситуации действует, и с самой его деятельностью. Дело в том, что ситуация, в которой осуществляется поведение, не сохра­няется в неизменном виде. Напротив, она изменяется под влиянием поведения (деятельности), благодаря чему возникают новые воз­действия на субъекта. Здесь важно подчеркнуть, что влияние че­ловека на свое собственное развитие и на свои состояния выступает не как непосредственное «внутреннее духовное самоусовершенство­вание», оно опосредствуется реальным изменением той ситуации, в которой человек живет, осуществляемым в процессе его деятельности.

Связь между причинами и следствиями в деятельности и поведе­нии в целом является диалек­тической. То, что в одних условиях и при одних обстоятельствах выступает в качестве причины, в других — оказывается следствием. Раскрыть, каким образом в процессе реального поведения субъ­екта происходит взаимопревращение причин и следствий, и найти способы конкретно-научного анализа таких взаимопревращений — это, конечно, одна из сложнейших задач.

С не меньшими трудностями мы сталкиваемся, когда от анализа ситуации обращаемся к анализу самого поведенческого акта (или действия), либо более широко — поведения. В современной психологии и смежных с нею науках в этой об­ласти разработано немало концепций и теоретических моделей. Не рассматривая их подробно (это могло бы составить задачу специ­ального исследования), отметим только, что во всех концепциях и моделях поведение (и деятельность) рассматривается как система, имеющая сложное строение.

Любая деятельность (как и поведение в целом) исходит из оп­ределенных мотивов и направлена на достижение определенной цели. Ее «психологическими составляющими» являются процессы антиципации, планирования, восприятия и переработки текущей информации, принятия решения и контроля результатов. В любой конкретной деятельности каждая из этих составляю­щих, так же как и их соотношения, обладают определенной специ­фикой. Так, в одних видах деятельности ведущим уровнем антици­пации является сенсомоторный, в других — перцептивный, в третьих — речемыслительный. Динамика процессов антиципации в разных видах деятельности также оказывается различной. Это же можно сказать и обо всех других составляющих деятельности.

Внешне деятельность выступает как реализация некоторой про­граммы, определяемой целью. Здесь сразу возникает вопрос: не противоречит ли признание этого принципу детерминизма. Известно, что понятие «цель» очень часто связывается с индетерминистскими представлениями. Объективная диалектика преодолевает это противопостав­ление, обеспечивая возможность рассматривать самый процесс целеобразования и целеполагания как детерминируемый. Цель и связанная с ней программа формируются на основе отражения той действительности, в которой человек живет. Вместе с тем, она регу­лирует его деятельность. Таким образом она органически включается в общую систему причинно-следственных связей, более ши­роко: всех форм связей, характеризующих детерминацию.

Весьма трудным моментом в анализе детерминации деятельно­сти (и поведении в целом) является тот факт, что она представляет собой систему саморегулирующуюся, а потому и чрезвычайно ди­намичную. Саморегуляция выступает не как некоторое выражение свободы человека, независящей от объективных законов. Напротив, она является формой проявления самодетерминации, возможность которой закономерно возникает на определенной ступени развития человека. Когда и как именно она возникает, это вопрос специаль­ного исследования.

В психологии уже накоплено немало данных, связанных с про­блемой саморегуляции. Показано, в частности, что саморегуляция личности дает возможность в некотором смысле «преодолевать» действие внешних факторов. Это, конечно, очень сильно затрудняет анализ причинно-следствен­ных связей в поведении человека. В самом деле, допустим, прово­дится простейший психологический эксперимент, в котором испы­туемый должен при появлении некоторого сигнала выполнить какое-то движение. Исходя из известных законов обнаружения, различе­ния, опознания и т. п., ожидаются определенные характеристики этого движения. Но вдруг оказывается, что испытуемый действует совсем не так, как ожидалось. Нередко данные, не соответствующие общей тенденции (некоторому предполагаемому закону), рассмат­риваются как артефакты: их просто не принимают в расчет как случайные.

Однако далеко не всегда они являются делом случая. Очень часто (а может быть, даже в своем большинстве) подобные факты возникают как результат саморегуляции и являются вполне закономерными. Значит, изучая поведение, необходимо всегда иметь в ви­ду их сложное строение и большие возможности человека в плане саморегуляции. Это, конечно, создает значительные трудности в познании объективных законов психики.

Дело осложняется еще и тем, что в психологических исследова­ниях мы очень часто сталкиваемся с разделенностью причины и следствия во времени. При этом «отдаленность» причины от следст­вия во времени может быть весьма большой. Если не учитывать это обстоятельство, то может возникнуть иллюзия: за причину интересующего события принимается то, что произошло непосредственно перед ним, а на самом деле реальная причина наблюдаемого события отделена от него значи­тельным интервалом времени. В анализе поведения и деятельности, пожалуй, как нигде, часто совершается ошибка post hoc, ergo propter hoc, приводящая к тому, что действительная причина заме­няется псевдопричиной.

В связи с вопросом об отношении причин и следствий во време­ни отметим еще один важный момент. Анализируя поведенческие акты, мы нередко стремимся рассматривать в качестве причины ин­тересующего акта некоторое единственное предшествующее ему событие. Между тем действительной причиной оказывается целый ряд событий, предшествующих изучаемому поведенческому акту. Каждое из них само по себе не вызывает эффекта — эффект дает лишь их накопление (и сохранение информации об этих событиях в памяти). То есть, в психологических исследованиях мы нередко имеем дело с причинно-следственными связями, которые можно было бы назвать кумулятивными. К этому нужно добавить, что для психического развития человека (а также процесса формирования его деятельности) характерна гетерохронность, по­этому одна и та же причина в отношении одних «составляющих» приводит к одним результатам, в отношении других — к иным.

Вообще вопрос о соотношении причин и следствий во времени имеет для психологического исследования исключительно большое значение и требует специального методологического рассмотрения. Изучая поведение, мы сталкиваемся с фактами, свидетельствую­щими о широком спектре этих соотношений. Можно полагать, что особенности детерминации психики во временном плане существен­но связаны с ее отражательной природой.

В любом поведенческом акте (действии) настоящее связано с прошлым и будущим специфическим образом. Его цель — более или менее определенная — формируется, конечно, до того как этот акт будет совершен. Но относится цель к будущему; это становится возможным только благодаря тому, что формируется она на основе отражения общих или частных тенденций развития событий, зако­номерных связей между событиями и т. д. При этом дальность про­гнозирования (и соответственно отдаленность цели во времени от момента ее формирования) может быть различной.

В поведенческий акт, совершаемый в настоящем, включаются навыки, знания, умения, сформированные в прошлом, т. е. «акку­мулированное прошлое». При этом интервалы между моментами их приобретения и использования также могут быть различны. На­конец, поведенческий акт зависит от конкретных условий в данный момент времени (настоящее). При этом, надо полагать, соотношение всех перечисленных мо­ментов складывается в различных видах поведенческих актов (дей­ствий) по-разному.

Детерминанты поведенческого акта выступают не просто в роли некоего «первого толчка», только инициирующего его начало. Реализация детерминации представляет собой развернутый во времени процесс, осуществляемый в ходе выполнения этого акта; при этом может изменяться ее состав и структура. Иначе говоря, в систему детерминации так или иначе включается и самый пове­денческий акт с его прошлым, настоящим и будущим.

Когда обращаются к изучению поведенческих актов, то их ва­риативность, определяемая их целенаправленностью, саморегуля­цией, различной степенью накопления и интеграции прошлого опы­та и другими факторами, обстоятельствами, условиями и т. п., соз­дает подчас внешнее впечатление господства случайностей, проявлений «абсолютной свободы» и т. д. Но на самом деле эти ак­ты также объективно детерминированы, как и любые другие явле­ния. Более того, их вариативность закономерна. Она вытекает из системного характера детерминации.

Мы описали трудности, с ко­торыми сталкивается психолог, стремящийся раскрыть объективные законы поведения и психики. Все эти трудности для линейного де­терминизма непреодолимы. Их можно преодолеть только на пути системного подхода, требующего рассматривать изучаемые явления как сложные, многомерные, многоуровневые, динамические. Такой подход позволяет рассматривать накапливаемые в психологии раз­норечивые (а часто и противоречащие друг другу) данные в единой логике, объяснить их действием одних и тех же закономерностей.

И все же остается вопрос: почему один и тот же человек в ана­логичных условиях действует различным образом? Вряд ли кого-ли­бо удовлетворит такое объяснение, которое полагает, что в одних случаях действует один закон, в других — другой. Это объяснение не снимает вопроса: почему? Почему в одних условиях действует один закон, в других — другой?

Представляется, что очень важным для раскрытия причинно-следственных связей в поведенческом акте является понятие «системообразующий фактор». Именно этот фактор определяет в каждом конкретном случае особенности психического отражения предмета, средств и условий деятельности, а также уровень и динамику ее ре­гуляции. В зависимости от него одна и та же закономерность мо­жет проявляться и неизбежно проявляется по-разному. Системообразующий фактор как бы задает «направление действия» закона. Причины, воздействующие на систему, могут быть сходны или даже идентичны, но следствия — различны, даже противоположны, и наоборот. Но тем не менее в их связях может проявляться один и тот же закон. Какое следствие будет закономерно получено при воздействии данной причины, зависит от того, каков системообразующий фактор.

В поведении человека в качестве системообразующего фактора могут выступать мотивы, цели, задачи, установки, субъективно-лич­ностные отношения, эмоциональные состояния и т. д.

Естественно возникают вопросы: а откуда берется, чем детерми­нируется, как формируется системообразующий фактор? Кратко можно сказать, что он формируется и развивается в процессе жизни индивида в обществе. Чтобы понять закономерности форми­рования системообразующего фактора, мы должны выйти за преде­лы анализа отдельных поведенческих актов и обратиться к другому уровню и к другому масштабу рассмотрения жизнедеятельности человека, исследовать эту жизнедеятельность в контексте развития общества, т. е. перейти к анализу макросистемы. Но здесь уже возникает новая задача, требующая специального исследования.

В исследовании детерминации поведения (и отдельных поведен­ческих актов) психология сталкивается с детерминантами разного порядка: единичными, особенными и общими. Иногда при этом на первый план выдвигаются единичные детерминанты, с которыми связывается уникальность индивидуальных проявлений психики. В своем предельном варианте такой подход потребовал бы исследо­вания всей жизни одного отдельного индивида во всех деталях. Вряд ли этот подход может дать много ценного для науки, да и едва ли он осуществим. Однако это не исключает целесообразности и полезности для психологии исследовать специфические единичные случаи (например, жизнь выдающихся людей), но даже и в этих исследованиях единичное неизбежно рассматривается в связи с осо­бенным и общим.

Дата добавления: 2015-05-09