Коммуникация с выходом из представляемого характера 1 страница

ГОФМАН И. ПРЕДСТАВЛЕНИЕ СЕБЯ ДРУГИМ В ПОВСЕДНЕВНОЙ ЖИЗНИ М.,2000

ГЛАВА ПЯТАЯ

Когда две команды представляются друг другу для орга­низации взаимодействия, члены каждой из команд склон­ны продолжать линию поведения, соответствующую их пер­воначальной заявке, то есть они стремятся, так сказать, выдерживать характер. Проявления закулисной фамиль­ярности подавляются, чтобы не портить взаимную игру принятых поз и чтобы все участники чувствовали себя од­ной командой, где никому не дано играть в одиночку. Каж­дый участник взаимодействия обычно старается знать свое место и придерживаться его, соблюдая принятый для дан­ного взаимодействия баланс формальных и неформальных компонентов поведения и распространяя это обращение на своих соратников по команде. Одновременно каждая ко­манда старается подавить беспристрастный взгляд на себя и на другую команду, вырабатывая такие понятия себя и другого, которые были бы относительно приемлемы для соответствующего другого. Чтобы межкомандная комму­никация протекала по установленным, условно суженным каналам, каждая команда готова тактично, без лишних слов содействовать другой команде в подтверждении впе­чатления, которое та пытается создавать.

Конечно, в моменты больших кризисов внезапно может стать влиятельным новый набор мотивов и может резко увеличиться или уменьшиться установившаяся социальная дистанция между командами. Пример этого возьмем из ис­следования одной больничной палаты, где проводилось экс­периментальное лечение добровольцев, страдавших рас­стройствами обмена веществ, о которых мало что было известно и с которыми мало что можно было сделать¹. Ввиду особых исследовательских требований к пациентам и об­щего чувства безнадежности в связи с прогнозом лечения болезни, обычная резкая разделительная линия между вра­чом и пациентом смазалась. Доктора так уважительно и подробно обсуждали со своими пациентами симптомы бо­лезни, что пациенты начали думать о себе отчасти как о научных сотрудниках. Но в общем, когда кризис заканчи­вается, прежний рабочий консенсус, чаще всего, восстанав­ливается, без лишних слов. Аналогично, во время внезап­ных перерывов в исполнении, особенно, когда вдруг откры­вается какая-нибудь ошибка в опознании личности, изо­бражаемый характер может моментально рассыпаться, если исполнитель «забудется» и у него непроизвольно вырвется не предусмотренное ролью восклицание. Например, жена американского генерала рассказывает о таком инциденте, случившемся, когда они с мужем, одетым в гражданское, ехали летним вечером в открытом армейском джипе:

Мы услыхали скрежет тормозов, когда джип военной поли­ции оттеснил нас к краю дороги. Полицейские вышли и зашага­ли к нам.

— Вы едете в правительственной машине и везете даму, — набросился на мужа самый крутой из солдат. — Ваш путевой лист!

В армии, конечно, никому не положено водить военный транс­порт без проездных документов, где указано, кто дал разреше­ние на использование джипа. Этот солдат был очень пунктуаль­ным и стал требовать еще и водительское удостоверение Уэй-на — другой военный документ, который он должен был иметь при себе.

Уэйн, конечно, не имел ни того, ни другого. Но при нем бы­ла его четырехзвездная форменная пилотка, лежавшая на зад­нем сидении. Он спокойно, но быстро надел ее на голову, в то время как полицейские копались в своем джипе, отыскивая нуж­ные пункты, на основании которых они собирались предъявить мужу обвинение за каждое нарушение инструкций. Наконец, они нашли их, повернулись к нам и замерли на полпути с рази­нутыми ртами.

Четыре звезды!

Прежде чем он смог обдумать что-либо, первый солдат, кото­рый вел весь разговор, воскликнул: «О, Господи!» И, по-настоящему испуганный, хлопнул себя ладонью по губам. Потом он сделал отважную попытку с честью выпутаться из скверного положения, добавив: «Я не узнал Вас, сэр»².

Можно отметить, что в англо-американском обществе восклицания типа «Бог мой!», «О, Господи!» или их разу­крашенные эквиваленты часто служат признанием испол­нителя, что он на мгновение оказался по собственной вине в положении, в котором заведомо нельзя сохранить ника­кой представляемый характер. Такие выражения — это крайняя форма межличностной коммуникации с выходом исполнителя из представляемого им характера или роли, и все же они стали столь общепринятыми, что выступают чуть ли не как официальное прошение о снисходительно­сти на том основании, что в этой жизни все мы бываем неудачными исполнителями.

Подобные кризисы, однако, составляют исключения. Правилом же являются некий рабочий консенсус и знание своего места на людях. Но под поверхностью этого типич­ного джентльменского соглашения проходят более обык­новенные, но менее очевидные потоки коммуникации меж­ду людьми. Если бы эти потоки были не подводными, если бы содержащиеся в них мысли вместо скрытой передачи сообщались бы официальными путями, то передаваемая информация противоречила и подрывала бы определение ситуации, официально изображаемое участниками вза­имодействия. При изучении какого-либо социального обра­зования, почти всегда обнаруживаются такие противоре­чивые настроения. Они показывают, что хотя исполнитель может действовать так, словно его реакция на некоторую ситуацию была скоропалительной, бездумной и спонтан­ной, и хотя он сам может думать об этом именно так, все же всегда есть вероятность возникновения ситуаций, в ко­торых он даст понять одному или нескольким присутству­ющим, что его представление — это всего лишь спектакль и больше ничего. В таком случае наличие коммуникации с выходом из представляемого характера — это еще один аргумент в пользу уместности изучения феномена испол­нений в категориях командных действий и их потенци­альных нарушений. Можно повторить, что при этом нет никаких оснований считать, будто скрытые коммуника­ции отражают реальную действительность лучше, чем офи­циальные коммуникации, с которыми они несовместимы:

как правило, исполнитель участвует в обоих родах комму­никации, и этим двуединым участием надо тщательно управлять, чтобы не ставить под сомнение официальные определения ситуаций взаимодействия. Из многих типов коммуникации, в которых участвует исполнитель и кото­рые передают информацию, несовместимую с официально поддерживаемым во время взаимодействия впечатлением, в настоящей главе будут рассмотрены четыре: обсуждение отсутствующих, сценические разговоры, командный сго­вор и перестроения по ходу исполнения.

ОБСУЖДЕНИЕ ОТСУТСТВУЮЩИХ

Когда члены какой-либо команды уходят за кулисы, где аудитория не может видеть и слышать их, они доволь­но регулярно высмеивают ее так, что это несовместимо с трактовкой аудитории при встречах с нею лицом к лицу. К примеру, в сфере обслуживания клиентов, с которыми уважительно обращаются во время исполнения, их часто осмеивают, о них сплетничают, их окарикатуривают, про­клинают и критикуют, когда исполнители оказываются за кулисами. Там же могут разрабатываться планы «наду­вательства» клиентов, «подходов» к ним, или их умирот­ворения³. Так, на кухне Шетланд-отеля едва слуги оказы­вались в зоне, не доступной для зрения и слуха клиентов, постояльцев регулярно называли уменьшительными клич­ками, их речь, интонацию и манеру старательно передраз­нивали для забавы и для критики, их причуды, слабости и общественное положение обсуждались с академической и клинической обстоятельностью, их просьбы о малень­ких услугах встречались преувеличенными комическими гримасами и проклятьями. Эти невидимые оскорбления вполне уравновешивались поведением гостей в их собствен­ном кругу, когда персонал отеля заглазно обзывали лени­выми свиньями, примитивными типами с растительным образом жизни, алчными до денег скотами и т. п. И все-таки, разговаривая друг с другом напрямую, персонал и гости проявляли взаимное уважение и некоторую добро­желательность. Точно так же, немного найдется случаев дружеских отношений, когда мнения о друге, высказан­ные за его спиной, хоть раз не противоречили бы тому, что высказывалось ему в лицо.

Иногда, конечно, происходит нечто противоположное поношению, и исполнители превозносят свою аудиторию так, как они не стали бы этого делать в присутствии ауди­тории. Но тайное поношение, по-видимому, гораздо более обычное явление, чем тайное превозношение, возможно, потому что такое поношение служит поддержанию соли­дарности команды, демонстрируя взаимную приязнь за счет отсутствующих и, вероятно, компенсируя ту потерю само­выражения, которая может случиться, если приходится ублажать аудиторию услужливым обращением с нею в лич­ном общении.

Можно выделить два обычных способа принижения от­сутствующей аудитории. Первый, когда исполнители на­ходятся в зоне, где они появляются перед аудиторией, и когда аудитория уже отбыла или еще не прибыла, эти ис­полнители иногда разыгрывают что-то вроде сатиры на свое взаимодействие с этой аудиторией, причем некоторые чле­ны команды принимают роль аудитории. Франсис Доно-ван, например, так описывал источники веселья, доступ­ные продавщицам:

Но если девушки не заняты, они недолго остаются поврозь. Некая неодолимая сила притягивает их друг к другу снова. При любой возможности они играют в «покупателя» — игру, кото­рую они сами придумали и от которой, по-видимому, никогда не устают, игру, выше которой по карикатурности и комизму я никогда не видывал ни на какой профессиональной сцене. Одна из девушек ведет партию продавщицы, другая — покупатель­ницы, подбирающей себе платье, и вместе они разыгрывают но­мер, что восхитил бы публику из любителей водевилей⁴.

Похожая ситуация отмечена Денисом Кинкейдом при анализе социальных контактов туземцев с англичанами в ранний период британского правления в Индии: Если молодые чиновники из туземцев находили мало удо­вольствия в этих развлечениях своих хозяев (ибо все удовольст­вие, какого они пожелали бы себе в иное время, без англичан, заключалось в милостивом обхождении самого Раджи и остро­умии госпожи Калиани), то им было также нелегко наслаждать­ся и собственной компанией, пока не уходили гости. Тогда сле­довало развлечение, о котором знали очень немногие англий­ские гости. Двери запирались и девушки-танцовщицы, как все индианки, превосходно владевшие мимикой, начинали передраз­нивать скучных гостей, которые только что ушли, и неприятное напряжение прошедшего часа растворялось во взрывах счастли­вого смеха. И пока английские фаэтоны с грохотом мчались до­мой, Раджи и Калиани сами могли пожелать вырядиться в кари­катурные английские костюмы и исполнить с нескромными пре­увеличениями восточную версию английских танцев, чьи мену­эты и контрдансы которых, столь невинные и естественные в глазах англичан, столь отличные от соблазнительных поз ин­дийских профессиональных танцовщиц, казались индусам вер­хом непристойности⁵.

Среди прочего, такое поведение, по-видимому, обеспе­чивает своеобразное ритуальное принижение и опрощение (профанацию) данной передней зоны и данной аудитории⁶.

Второй способ принизить отсутствующую аудиторию часто проявляется в последовательном расхождении меж­ду официальной и неофициальной формами обращения. В присутствии членов аудитории исполнители обычно упот­ребляют любезную форму обращения к ним. В американ­ском обществе это требует или вежливо-формальных титу­лов таких, как «сэр», «мистер» или слов, выражающих теплую близость, таких, как уменьшительные имена или прозвища (формальность или неформальность обращения обусловлена пожеланиями того лица, к кому обращают­ся). В отсутствии аудитории ее представителей называют чаще всего просто по фамилии без почтительных

^e Можно упомянуть еще одну похожую тенденцию. В некоторых уч­реждениях, разделенных на ранговые зоны, во время перерыва на обед наблюдается наиболее частое нарушение установленного социального по­рядка, когда каждый передвигается в какую-то не свою зону, чтобы по­есть или расслабиться на несколько минут в послеобеденной болтовне. Кратковременное обладание в ходе таких перемещений рабочими места­ми своего начальства предоставляет, видимо, наряду с другими возмож­ностями и благоприятную возможность так или иначе профанировать эти

приставок, по имени, хотя это не пристало данному лицу, пуска­ют в ход прозвища или пренебрежительную интонацию в произношении полного имени. Иногда членов аудитории наделяют даже не пренебрежительными именами, а услов­ными кличками, которые целиком отождествляют их с какой-то абстрактной категорией. Так, доктора в отсут­ствии пациента могут величать его «этот сердечник» или «аллергик», парикмахеры приватно именуют своих кли­ентов «поголовьем» или «баранами» и т. п. Подобно этому членов аудитории в их отсутствии могут определять ка­ким-то коллективным понятием, сочетающим в себе дис-танцирование от них и пренебрежение к ним, что допус­кает раскалывание аудитории на «внутреннюю» и «внеш­нюю» группы, на «своих» и «несвоих». Так, музыканты между собой могут называть слушателей «лопухами»; слу­жащие-девушки из коренных американок втайне могут обозначать своих коллег из беженцев аббревиатурой «НБ»⁷;

американские солдаты, тоже по секрету, могут обзывать английских солдат, с которыми они сотрудничают, «ли­монниками»⁸; разносчики на карнавалах краснобайству -ют перед людьми, которых про себя ругают деревенщи­ной, туземцами или провинциалами; евреи разыгрыва­ют рутинные партии родного общества перед аудитори­ей, именуемой «гоим» (язычниками); а негры между со­бой иногда называют белых такими сленговыми словеч­ками, как «ofay»*. В прекрасном исследовании воровских

⁸ См.: GlaserD A study of relations between British and American enlisted men at «SHAEF» / Unpublished Master's thesis. Department of Sociology. University of Chica­go, 1947 16, где читаем: «Словечко "limey" (приблизительно: "лимонник") [Эта кличка возникла из былой практики обязательного употребления сока цитрусовых английскими моряками для профилактики цинги — (Прим. пер.)], используемое американцами вместо "англичанин", в об­щем употреблялось с пренебрежительными оттенками смысла. Обычно американцы воздерживались от его употребления в присутствии англи­чан, хотя последние, как правило, не знали, что оно значит, или не при­давали ему уничижительного смысла. Фактически, осторожность в этом отношении была очень похожа на поведение североамериканских белых, которые между собой пользовались выражением "ниггер", но избегали употреблять его в лицо негру. Этот феномен воздержания от оскорбитель­ных кличек — безусловно общая черта этнических взаимоотношений, в которых преобладают ограниченные, четко определенные контакты».

* Белый человек (сленг американских негров) (Прим. перев.).

шаек карманников Дэвида Морера отмечено сходное явле­ние:

Карманы простаков важны карманнику постольку, посколь­ку в них есть деньги. И фактически карман стал символиче­ским обозначением и самого простака, и его денег, так что жерт­ву очень часто (а возможно и преимущественно) называют «кар­маном», нередко уточняя кличку по виду кармана, взятого в определенное время или в определенном месте: «левый задник», «шкерован» (брючный карман), «нутряк», «скулован» (боковой карман) и пр. Практически о простаке-лохе рассуждают исклю­чительно в категориях того кармана, который у него обчистили, и вся шайка разделяет это представление о нем⁹.

Возможно, самое сильное из всех выражение отчужден­ности проявляется в ситуации, когда некто просит, чтобы его называли фамильярно-простецки, как своего, и ему, проявляя терпимость, идут навстречу, но заглазно этого человека упорно величают с соблюдением всех формаль­ностей. Так, на Шетландских островах просьбу гостя, ко­торый уговаривал местных хуторян называть его просто по имени, дри личном общении с ним иногда уваживали, однако формальный способ выражения в закулисных раз­говорах о нем снова отбрасывал его в то положение, кото­рое всеми ощущалось как настоящее его место.

Кроме двух уже описанных стандартных способов, кото­рыми исполнители «опускают» свои аудитории: издева­тельского розыгрыша ролей членов этих аудиторий и неле­стного обращения к ним, есть и другие. Когда на исполне­нии нет ни одного члена аудитории, участники команды могут относиться к некоторым аспектам своей обычной рутины цинично или чисто технически, усиленно доказы­вая самим себе, что их внутреннее видение собственной деятельности отличается от картины, которую они изо­бражают для своей аудитории. Когда участники команды предупреждены о приближении своей аудитории, они мо­гут намеренно задерживать начало своего исполнения до самой последней минуты, так что публика едва не застает мимолетную картинку закулисной жизни команды. Точ­но так же, команда может моментально расслабиться, как только публика удалится. Этим намеренно резким включением в игру или выходом из нее команда в каком-то смысле способна заражать и опошлять аудиторию своим закулисным поведением, или выражать возмущение про­тив обязанности поддерживать перед нею спектакль, или подчеркивать глубину различий между командой и ауди­торией — и делать все это не будучи уличенной этой ауди­торией. Еще один типовой выпад против отсутствующих проявляется в вышучивании и высмеивании члена коман­ды, когда он покидает (или только выражает желание по­кинуть) своих соратников по команде, собирается возвы­ситься или пасть по сравнению с ними, или буквально пе­ребежать в ряды аудитории. В таких случаях члена ко­манды, который только еще готовится уйти, могут трети­ровать так, словно бы он уже стал перебежчиком, и его (а по логике соучастия в событии заодно и аудиторию) могут безнаказанно осыпать бранью или больше не церемонить­ся с ними. Агрессия в отношении отсутствующих прояв­ляется и тогда, когда кого-то официально переводят из аудитории в команду. При этом такого человека тоже мо­гут вышучивать и устраивать ему «тяжелые времена» по тем же основаниям, что и тогда, когда кто-то уходит из команды¹⁰.

Рассмотренные выше способы принижения отсутству­ющих высвечивают тот факт, что о людях относительно хорошо говорят, встречаясь с ними лицом к лицу, и отно­сительно плохо за их спинами. По-видимому, это одно из основных обобщений, которое можно сделать о взаимодей­ствии, но объяснение этому не следует искать в свойствах нашей чересчур растяжимой человеческой природы. Как сказано ранее, закулисное поношение аудитории служит поддержанию определенного морального состояния коман­ды. Когда аудитория присутствует, осмотрительное обра­щение с ее людьми необходимо не ради их самих или не только ради их самих, но и для того, чтобы обеспечить продолжительность мирного и упорядоченного взаимодей­ствия. «Действительные» чувства исполнителей к члену аудитории (будь то положительные или отрицательные), по всей видимости, почти не имеют здесь значения, ни как определяющий фактор обращения с ним при личных встре­чах, ни как фактор отношения к нему в его отсутствие. Может быть и верно, что закулисная деятельность часто принимает форму некоего военного совета, но когда две команды встречаются на поле взаимодействия, то похоже, они вообще встречаются не для мира и не для войны. При наличии временного перемирия, известного рабочего со­глашения они встречаются, чтобы каждому делать свое дело.

СЦЕНИЧЕСКИЕ РАЗГОВОРЫ

Когда участники команды находятся вне поля зрения аудитории, разговоры между ними часто вращаются вок­руг проблем сценической постановки, инсценирования. Поднимаются вопросы о состоянии знакового снаряжения;

предварительно вынашиваются и проясняются собравши­мися членами команды установки, линии поведения и по­зиции; анализируются достоинства и недостатки доступ­ных команде передних зон действия; рассматриваются раз­мер и характер возможных аудиторий, годных для данно­го представления; обсуждаются прошлые провалы в ис­полнении и вероятность провалов в будущем; передаются новости о командах коллег; прием, оказанный чьему-то последнему исполнению, обдумывается так сказать post mortem*; зализываются раны и укрепляется моральный дух для следующего исполнения.

Сценические разговоры, когда их называют другими терминами, такими, как «сплетни», «кухня», «цеховой раз­говор» и т. п. — это довольно банальное понятие. Оно вы­делено здесь, поскольку помогает заметить факт, что люди с очень разными социальными ролями живут в одинако­вой атмосфере драматургического опыта. Разговоры коме­диантов и ученых совершенно различны, но их беседы об антураже своих разговоров очень похожи. На удивление одинаково, перед разговором с аудиторией все ораторы об­суждают со своими друзьями, что выдержит и чего не вы­держит данная аудитория, что будет и что не будет для нее обидой; после выступления все ораторы рассказывают

* Посмертно {лат.) (Прим. перев.).

друзьям о характере зала, в котором они говорили, о ха­рактере аудитории, которую они привлекли, и о получен­ном ими приеме. Сценические разговоры уже упоминались при обсуждении закулисной деятельности и коллегиаль­ной солидарности и не требуют дополнительных поясне­ний.

КОМАНДНЫЙ СГОВОР

Когда человек передает что-то во время взаимодействия, мы ожидаем, что он будет общаться с другими только, так сказать, устами того персонажа, который выбран им для публичного исполнения, открыто адресуя свои замечания всем участникам взаимодействия, в следствие чего все при­сутствующие лица равны в качестве получателей сообще­ния. Так, например, перешептывание часто считается не­уместным и запрещается, ибо оно может разрушить впе­чатление, что исполнитель есть только то, чем он кажет­ся, а явления таковы, какими он их представил".

Несмотря на общее ожидание, что все сказанное испол­нителем будет соответствовать определению ситуации, вы­ношенному им, он может-таки передать за время взаимо­действия и многое другое, что выходит за рамки представ­ляемого им характера, причем передать это таким обра­зом, что аудитория в целом не сумеет уловить в передан­ном ничего, не согласного с принятым определением ситу­ации. Лица, причастные к этой секретной коммуникации, оказываются в отношениях сговора друг с другом vis-a-vis остальных. Признаваясь друг другу в хранении соответ­ствующих секретов от остальных присутствующих, они тем самым признаются, что спектакль искренности, под­держиваемый ими, спектакль бытия, состоящего только из официально изображаемых характеров, — это и

^п В развлекательных играх, совещания шепотом могут рассматри­ваться как приемлемые, аналогично совещаниям перед такими аудитори­ями, как дети или иностранцы, в присутствии которых почти не нужна особая предусмотрительность. В общественных собраниях, в которых кучки или кружки из разных лиц поддерживают свои обособленные разговоры на виду друг у друга, участники каждого такого кружка часто прилагают некоторые усилия, чтобы выглядеть так, как если бы то, что они говорят, могло быть сказано и в других кружках, — пусть даже на самом деле такое невозможно.

в самом деле просто спектакль. Благодаря такой побочной игре, исполнители даже во время исполнения могут укреплять закулисную солидарность между собой, безнаказанно вы­сказывая неудобные истины о своей аудитории, а заодно и такие откровения о себе, которые показались бы неприем­лемыми аудитории. Я буду называть командным сгово­ром любую обусловленную тайным соглашением комму­никацию, которая осторожно осуществляется таким обра­зом, чтобы не угрожать иллюзии, созидаемой для данной аудитории.

Важным видом командного сговора является система секретных сигналов, посредством которой исполнители могут тайком получать или передавать нужную информа­цию, просить о помощи и других вещах, имеющих отно­шение к успешному представлению исполнения публике. Как правило, эти сценические намеки исходят от распоря­дителя исполнения или обращены к нему, и владение та­ким тайным языком сильно упрощает его задачу управле­ния производством впечатлений. Реплики часто связыва­ют непосредственных исполнителей с их закулисными по­мощниками или режиссерами. Так, с помощью ножной сигнализации хозяйка гостиницы может давать указания своему кухонному персоналу, в то же время ведя себя так, словно она полностью поглощена застольной беседой. Ана­логично, во время радио- и телепостановок, люди в аппа­ратной, руководящие исполнителями (особенно в отноше­нии времени их вступления в действие), используют не­кий словарь знаков, не позволяя аудитории обнаружить, что кроме коммуникации, в которой официально участву­ют исполнители и аудитория, дополнительно действует и система контроля коммуникации. По тем же соображени­ям в деловых учреждениях руководители, заинтересован­ные в скором и тактичном прекращении частных интер­вью, учат своих секретарш обрывать эти интервью в нуж­ное время и с надлежащими извинениями. Еще один при­мер контрольного сигнала можно взять из обычной прак­тики при продаже обуви в Америке. Иногда покупателя, желающего приобрести туфли чуть больше или чуть шире, чем имеется в продаже, убладают следующим образом:

Чтобы создать у покупателя впечатление успешной пример­ки, продавец может сказать ему, что мол собирается растянуть эту пару на колодке тридцать четвертого размера. Эта фраза говорит упаковщику, что на самом деле растягивать туфли не надо, а надо упаковать их как есть, просто предварительно не­долго подержать под прилавком¹².

Сценические реплики-намеки используются, конечно, и для сообщений между исполнителями и их подсадной уткой или союзником в аудитории, как в случае «перепал­ки» между уличным торговцем и его подставным челове­ком среди окружающих простофиль. Но наиболее распро­странены такие сигнальные реплики среди участников ко­манды, занятых в представлении: фактически, весомость этих реплик дает нам лишний довод в пользу применения понятия команды вместо анализа взаимодействия в кате­гориях индивидуального исполнения любого образца. Ко­мандный сговор такого рода играет важную роль в управ­лении производством впечатлений в американских мага­зинах. Продавцы в данном отдельно взятом магазине обыч­но вырабатывают собственные сигналы для управления ис­полнением, представляемым покупателю, хотя отдельные термины в их словаре, по-видимому, относительно стан­дартизированы и в той же форме встречаются во многих магазинах по всей стране. Когда продавцы, как бывает порой, принадлежат к одной иноязычной группе, они мо­гут использовать свой второй язык для секретных сообще­ний — тот же прием практикуют родители, выясняющие отношения в присутствии детей, и представители образо­ванных классов, разговаривая друг с другом по-француз­ски о предметах, не предназначенных для ушей их детей, прислуги или торговцев. Однако такая тактика, подобно шепоту при гостях, считается грубой и невежливой: мож­но хранить секреты, но не показывать виду, что эти секре­ты охраняются. Используя подобные средства участники команды вряд ли смогут поддерживать свой представитель­ский передний план в сочетании с видимостью искренней заботы о покупателе (или откровенности перед детьми и т. п.). Безобидно звучащие фразы, о которых покупатель думает, что понимает их до конца, продавцам говорят го­раздо больше. Например, если покупательница в обувном магазине очень хочет, скажем, пару с полнотой «Б», продавец может с помощью коллеги убедить ее, что ей пред­лагают именно то, что нужно:

...первый продавец просто подзовет другого из прохода меж­ду стеллажами и спросит: «Бенни, какого размера эти туфли?». Называя второго продавца «Бенни», он сигнализирует, что в от­вете относительно полноты должно прозвучать «Б»¹³.

Занимательная иллюстрация такого сговора содержит­ся в статье Луизы Конант о доме мебели «Боракс»:

Теперь, когда покупательница в магазине, допустить, что ей нчего не удастся всучить?! Возможные причины: то цена ей слиш­ком высока, то она должна посоветоваться с мужем, то она хо­дит по магазинам просто так. Позволить ей праздно гулять (и улизнуть от покупки) считается предательством в Доме Боракс. Поэтому ближайший продавец посылает сигнал SOS нажатием одной из многочисленных ножных кнопок в прилавке. В мгно­вение ока на сцену является «управляющий», поглощенный осмотром мебельного гарнитура и совсем не обращающий вни­мания на Аладдина, который его вызвал.

«Извините, мистер Диксон, — говорит продавец, симулируя робость и видимую неохоту беспокоить столь занятую особу. — Нельзя ли что-нибудь сделать для моей клиентки. Она находит цену этого гарнитура слишком высокой. Мадам, это наш управ­ляющий, мистер Диксон».

Мистер Диксон внушительно прочищает горло. Ростом он добрых шести футов, волосы у него серо-стальные и на лацкане пиджака масонская булавка. По его виду никто не скажет, что он всего лишь рядовой человек команды, специальный прода­вец, кому передают трудных покупателей.

«Так, — говорит мистер Диксон, потирая хорошо выбритый подбородок, — Понятно. Вы можете идти работать Беннет. Я сам позабочусь о мадам. Сейчас я как раз не так занят».

Первый продавец исчезает с лакейским поклоном, хотя он же потом задаст мистеру Диксону головомойку, если тот упус­тит возможную продажу¹⁴.

Описанная в этом примере практика «перепасовки» по­купателя другому продавцу, который принимает на себя роль управляющего, по-видимому, довольно обычна во многих заведениях розничной торговли. Подтверждением этому служит другой пример, взятый из работы Чарлза Миллера о языке продавцов мебели:

Вопрос: «Назовите мне номер товарного артикула» — это в действительности вопрос о цене данного товара. Ожидаемый ответ зашифрован. Этот шифр повсеместно применяется в Соединен­ных Штатах и передает нужную информацию простым удвоени­ем стоимости товара, причем продавец знает, какой процент при­были надо прибавить к полученной цифре¹⁵.

Словечко verlier используют как команду..., означающую «ис­чезни!» Она применяется, когда один продавец хочет дать знать другому, что его присутствие мешает продаже¹⁶.

Дата добавления: 2015-05-26