Коммуникация с выходом из представляемого характера 3 страница

взаимодействия так, чтобы подчеркнуть свое сексуальное превосход­ство в противовес своей социально-экономической подчи­ненности³⁴. В американской литературе весьма распрост­ранен сюжет, когда именно бедный мужчина вносит это переопределение ситуации в отношения с богатой женщи­ной. Как часто отмечали до меня, яркий пример такого положения представлен в романе английского писателя Д. Лоуренса «Любовник леди Чаттерлей». Если же обра­титься к сфере обслуживания, особенно к ее самым скром­ным профессиям, то там обязательно найдутся анекдоти­ческие рассказы бывалых практиков о случаях, когда им или их коллегам удавалось превратить сервисные отноше­ния в сексуальные (или сама ситуация переопределяла эти отношения за них). Такие сказки и легенды агрессивных переопределений ситуации составляют существенную часть мифологии, свойственной не только конкретным видам занятий, но и вообще мужской субкультуре.

Мгновенные перестроения на ходу, благодаря которым новое направление взаимодействия может быть по како­му-то неофициальному каналу схвачено подчиненным, или неофициально изменено вышестоящим, вносят известный элемент стабильности и институциализации в то, что иногда называют двусмысленным разговором³⁶. Благодаря этой технике коммуникации два индивида могут передавать друг другу информацию, по манере передачи или по со­держанию не совместимую с их официальными отношени­ями. Двусмысленный разговор предполагает своеобразный обмен косвенными намеками с обеих сторон, возможный в течение длительного времени. По сути это разновидность

³⁴ Возможно, из-за чрезмерного почтения к фрейдистской этике неко­торые социологи, по-видимому, ведут себя так, словно считают плохим вкусом, кощунством или саморазоблачением определять сексуальное сно­шение как часть определенной церемониальной системы, некоего взаим­ного ритуала, исполняемого, чтобы символически подтвердить недоступ­ность для посторонних этого социального взаимоотношения. В этой главе обильно используются идеи Кеннета Верка, который явно принимает со­циологическую точку зрения при определении ухаживания как ритори­ческого принципа, благодаря которому преодолевается социальная отстра­ненность друг от друга (см.: Burke К. A rhetoric of motives. P. 208 ff, 267—268).

³⁵ В обиходной речи термин «двусмысленный разговор» используют еще и в двух других смыслах: применительно к высказываниям, в кото­рые вкрались звуки, по впечатлению осмысленные, но в действительнос­ти нет; и применительно к осторожно-неопределенным ответам на вопро­сы, по которым спрашивающий хотел получить четкий ответ.

коммуникации, основанной на сговоре, но отличающейся от других видов сговора тем, что «характеры», против ко­торых направлен сговор, проецируются вовне самими ли­цами, вступающими в сговор. Обычно двусмысленный раз­говор случается во время взаимодействия между подчи­ненным и начальником относительно предметов, которые официально числятся вне компетенции и юрисдикции под­чиненного, но в действительности зависят от него. Под­держивая двусмысленный разговор, подчиненный в состо­янии проявлять инициативу в выборе линий действия, не допуская открытого выражения эмоциональных послед­ствий такой инициативы и не рискуя покушаться на ста­тусное различие между ним и начальником. Казармы и тюрьмы явно изобилуют двусмысленными разговорами. Они обычны и в ситуациях, где подчиненный имеет боль­шой опыт работы, а начальник нет, например, в прави­тельственных учреждениях с их сложными отношениями между «постоянным» заместителем министра и политиче­ски назначенным очередным министром, а также там, где подчиненный говорит на языке какой-то группы наемных работников, а его начальник нет. Двусмысленный разго­вор нередок при юридически или морально сомнительных переговорах двух сторон, ибо благодаря технике такого разговора коммуникация может состояться, но при этом ни один участник сомнительной сделки не попадает в руки другого. Иногда встречается похожая форма сговора меж­ду двумя командами, которые должны поддерживать впе­чатление относительной враждебности или относительно­го дистанцирования в отношении друг друга и все-таки находят взаимовыгодным для себя прийти к соглашению по определенным вопросам, не вредя при этом изначально обязательной для них оппозиционной установке³⁶. Иными словами, дела можно делать и без отношений взаимной со­лидарности, обычно возникающих при совместных сдел­ках. Возможно, еще важнее то, что двусмысленные разго­воры регулярно случаются в интимных ситуациях дома и на работе как безопасное средство предъявлять и отвергать просьбы и требования, которые не могут быть откры­то сделаны или открыто отвергнуты без изменения харак­тера данных взаимоотношений.

Итак, рассмотрены некоторые обычные перестроения в ходе взаимодействия: движения около, или сверх, или в сторону от основной линии взаимодействия между коман­дами. В качестве примеров приводились такие процессы как выражение недовольства по неофициальным каналам, осмотрительные взаимораскрытия и двусмысленные раз­говоры. К этому хотелось бы добавить еще несколько ти­пов перестроений.

Когда рабочий консенсус, установленный между двумя командами, допускает открытую оппозицию, то случает­ся, что разделение труда внутри каждой команды может в конечном счете привести к мгновенным перестроениям такого рода, которые заставляют признать, что не только армии свойственно явление братания. Специалист одной команды может прийти к выводу, что он имеет много об­щего со своим занимающим то же положение в другой ко­манде антагонистом и что между собой они говорят на язы­ке, который толкает их к объединению в единую коман­ду, оппозиционную ко всем остальным участникам. Так, на переговорах рабочих и управляющих юристы противо­положных сторон могут обмениваться заговорщицкими взглядами, когда профан любой из команд допускает яв­ный юридический промах. Когда специалисты не входят в постоянный состав команды, а нанимаются на время пере­говоров, они, вероятнее всего, будут в каких-то отношени­ях более верны своему профессиональному призванию и своим коллегам по профессии, чем команде, которой им временно пришлось служить. Далее, если надо поддержи­вать впечатление оппозиционности команд, то эти пере­крестные сигналы лояльности между специалистами дол­жны подавляться или выражаться украдкой. Так юристы, чувствуя, что их клиенты хотят видеть их враждебно на­строенными к юристам противной стороны, могут дождать­ся какого-то закулисного перерыва, чтобы дружески по­болтать с коллегой о данном деле. Обсуждая роль государ­ственных служащих в парламентских дебатах, X. Э. Дейл приходит к сходным выводам:

Официальные дебаты по одному вопросу..., как правило, зани­мают только один день. Если какому-то министерству не повез­ло, так что оно вынуждено проводить длинный и спорный зако­нопроект на заседании всей палаты общин на правах комитета, специально созванного для обсуждения этого законопроекта, то министр и дежурные госслужащие должны присутствовать там с четырех до одиннадцати вечера (иногда и гораздо позднее, если правило одиннадцати часов не действует), и, возможно, день за днем с понедельника по четверг еженедельно... Однако эти гос­служащие получают за свои страдания некую компенсацию. Именно в это время они имеют наибольший шанс возобновить и расширить свои знакомства в палате. В этот период и члены парламента и правительственные чиновники меньше чувству­ют тяжесть своих обязанностей, чем во время официальных одно­дневных дебатов: вполне законно, например, сбежать из зала заседаний в курилку или на прогулочную террасу и погрузить­ся в приятную беседу, когда некий печально знаменитый мас­тер скуки вносит поправку, которую, как всем известно, невоз­можно принять. Невольно рождается какой-то дух товарище­ства между всеми людьми, вечер за вечером занятыми законо­проектом, — будь то члены правительства, представители оппо­зиции или рядовые госслужащие³⁷.

Интересно, что в некоторых случаях даже закулисное братание может рассматриваться как слишком большая угроза данному спектаклю. Так, от бейсбольных игроков, за команды которых болеют соперничающие группы фа­натов, правила лиги требуют воздерживаться от слишком оживленной беседы с противниками перед началом игры.

Это правило легко понять. Было бы неприлично показать иг­роков болтающими словно за полуденным чаепитием и потом надеяться поддержать впечатление, создаваемое как только игра начинается, будто они гоняются друг за другом и за мячом как дьяволы. Они должны вести себя как противники все время³⁸.

Во всех этих случаях, включая братание между специ­алистами противных сторон, дело не в том, что будут разо­блачены секреты или пострадают интересы команд (хотя это может случиться и случается), но скорее в том, что мо­жет быть дискредитировано лелеемое впечатление сопер­ничества между командами. Поведение специалиста дол­жно казаться стихийным откликом на фактические обстоятельства данного взаимодействия, но в то же время соот­ветствующим, несмотря ни на что, его положению про­тивника другой команды. Когда он братается со своим со­перником на другой стороне, техническое значение его вклада в команду может и не пострадать, но с драматурги­ческой точки зрения братание разоблачает то, чем этот вклад отчасти является на самом деле, а именно, куплен­ным исполнением некоторой рутинной задачи.

Все сказанное не означает, что братание случается только между специалистами, временно борющимися друг с дру­гом на противостоящих сторонах. Всякий раз когда векто­ры разных лояльностей в чем-либо совпадают, какой-то круг людей может подчеркнуто наглядно изображать из себя две абсолютно разные команды, одновременно втихо­молку образуя еще одну команду с общими интересами. И всякий раз, когда две команды вынуждены поддерживать высокий накал взаимного соперничества, или соблюдать социальную дистанцию, или делать и то, и другое, с само­го начала возможно установление некой четко ограничен­ной зоны, которая не только является закулисьем для спе­цифических исполнений каждой из команд, но и открыта для членов обеих команд. В общедоступных психиатри­ческих больницах, к примеру, часто имеется помещение или уединенная спортивная площадка, где пациенты и служители могут вместе поиграть, допустим, в покер или со знанием дела посплетничать в качестве старожилов за­ведения, но где при всем при том все понимают, что слу­жители *не поступятся своим авторитетом». В армейских лагерях иногда тоже есть похожая зона. Воспоминания о жизни моряков дают еще один пример этого:

Существует старинное правило, что на камбузе каждый мо­жет безнаказанно высказываться откровенно, как на углу Гаид-парка в Лондоне. Офицер, который затаил бы в памяти нечто из услышанного там и использовал бы это против неосторожного болтуна за пределами камбуза, скоро обнаружил бы, что на ко­рабле его бойкотируют или саботируют его распоряжения³⁹.

Для начала скажем, что человек никогда не бывает с коком наедине. Всегда найдется еще хоть один бездельник, который отирается возле кока, выслушивает его сплетни или росказни о горестях, в то время как тот уютно сидит с раскрасневшимися щеками на маленькой скамеечке, опираясь на теплую стенку i напротив плиты и закинув ноги на поручень, ограждающий пли-; ту. Эти закинутые ноги дают нам ключ: камбуз на корабле — ] это нечто вроде деревенской завалинки, и кок с его плитой обе-; щают тепленькое местечко для посиделок. Это единственное мес-I то, где офицеры и матросы встречаются на равных, как очень скоро убедится в этом любой молодой моряк, если он войдет ту­да с видом юношеского превосходства. По-свойски называя вновь I ^: вошедшего «голубчиком» или «дружком», кок сразу осадит его, посадив на маленькой скамейке рядом со смазчиком Хэнком... Без этой свободы слова в камбузе корабль начинают разди­рать подспудные склоки. Все ныне согласны, что в тропиках нервное напряжение возрастает и судовой командой становится труднее управлять. Некоторые приписывают это жаре, другие же знают, что причина — в потере на теперешних судах старин­ного предохранительного клапана: камбуза⁴⁰.

Часто, когда две команды вступают в социальное вза­имодействие, можно обнаружить, что одна из них имеет низкий общий престиж, а другая — высокий. Обыкновен­но, размышляя о необходимых сценических перестроени­ях в таких случаях, полагают, что команды с понижен­ным престижем будут пытаться изменить основу взаимо­действия в более благоприятном для себя направлении или уменьшить социальную дистанцию и формализм в отно­шениях с командами, имеющими повышенный престиж. Интересно, что встречаются случаи, когда понижение раз­делительных барьеров и допущение более тесных отноше­ний и равенства между высоко- и низкопрестижной ко­мандой служат далеко идущим целям рысокопрестижной команды. Так, Честер Барнард описал как, чтобы предот­вратить забастовку, он умышленно сквернословил в при­сутствии комитета представителей от безработных, полно­стью сознавая возможные последствия такого поведения:

По моему суждению, подкрепленному мнением тех, кого я уважаю, как правило, для человека высокого положения это очень неудачный прием — сквернословить в присутствии под­чиненных или лиц низшего статуса, даже если последние не возражают против ругательств, даже если они знают привычку начальника браниться. Я знавал очень немногих людей, кото­рые могли делать это, не вызывая обратного эффекта и не вредя своему влиянию. Полагаю, причина вредоносности начальствен­ного сквернословия в том, что любое понижение достоинства высокого поста затрудняет примирение с различиями в обще­ственном положении. И там, где речь идет об отдельной органи­зации, в которой высший пост символизирует всю организацию, ее престижу, думается, брань только навредит. В моем же слу­чае, как исключении из правил, сквернословие было преднаме­ренным и сопровождалось мощным битьем кулаком по столу⁴¹.

Похожая ситуация складывается в тех психиатриче­ских лечебницах, где применяется так называемая тера­пия среды, известная также как социотерапия. Вовлече­нием медсестер и даже обслуживающего персонала в кол­лективное действо, которое обычно протекают в форме свя­щенного ритуала конференций всего больничного персо­нала, добиваются, чтобы немедицинская часть штатного персонала могла почувствовать уменьшение дистанции между ними и врачами и, возможно, проявить большую готовность принять по отношению к больным точку зре­ния врачей. Жертвуя исключительностью положения лю­дей наверху, ожидают возможного повышения морально­го уровня тех, кто внизу. Положительное описание этого процесса дает Максвелл Джоунз в своем отчете об англий­ском опыте терапии среды:

В отделении мы попытались заново пересмотреть роль вра­ча, чтобы выполнить нашу ограниченную лечебную задачу, и при том избежать всякой претенциозности. Это означало замет­ный отход от больничной традиции. В выборе рабочей одежды мы отошли от обычных понятий, как должен одеваться профес­сионал. Мы избегали носить на виду у всех непременный белый халат, стетоскоп и зловещий молоточек для простукиваний в качестве обязательных атрибутов, усиливающих внушительность нашего внешнего облика⁴².

Фактически, изучение взаимодействия между двумя ко­мандами в повседневных ситуациях, обнаруживает, что за­частую от начальственной команды ждут совсем неболь­шого отступления от обычного образа действий. Прежде всего, такое ослабление ее представительского фронта обес­печивает базу для бартерного обмена: вышестоящие по-

⁴¹ Этот вид поведения надо четко отличать от грубого языка и поведе­ния высокопоставленного лица, находящегося внутри команды, состоя­щей из его наемных работников, и своей бранью «подстегивающего» их в работе. Barnard Ch. I. Organization and management. Cambridge (Mass): Harvard University Press, 1949. P. 73—74.

лучают определенного рода услугу или товар, а нижесто­ящие — снисходительную подачку видимости некоторого личного сближения. Таков резерв, который, как хорошо известно, высший класс Великобритании моментально пус­кал в ход при взаимодействии с торговцами и мелкими чиновниками, когда от этих нижестоящих требовалась кон­кретная помощь. Кроме того, такое уменьшение социаль­ной дистанции способствует возникновению в ходе вза­имодействия полезного чувства добровольности и личной заинтересованности в нем. Во всяком случае, взаимодей­ствие между двумя командами часто требует предоставле­ния маленьких свобод, хотя бы в качестве средства зонда­жа, прощупывающего какую неожиданную пользу можно получить от противной стороны.

Когда исполнитель отказывается соблюдать свое место, будь оно рангом выше или ниже чем у членов аудитории, то можно ожидать, что и режиссер-распорядитель (если он есть) и аудитория, скорее всего, будут враждебно на­строены по отношению к нему. Во многих случаях очень может быть, что и рядовые исполнители тоже будут про­тестовать. Как говорилось раньше в связи со случаем «взломщиков» существующих нормативов производитель­ности труда, любая дополнительная уступка аудитории со стороны одного из членов данной команды таит угрозу уже достигнутому положению других членов команды и угро­зу чувству безопасности, испытываемому этими другими от знания и контролирования своего будущего положения, которое они собираются занять. Так, когда один из учите­лей в школе пользуется глубокой симпатией своих питом­цев, или участвует в их играх во время перемены, или хо­чет поближе сойтись с самыми униженными среди них, то другие учителя обычно считают, что то впечатление, кото­рое они стараются поддерживать нормальной в их пони­мании работой, находится под угрозой⁴³. В жизни, когда отдельные исполнители переходят границу, разделяющую команды, когда кто-то становится слишком задушевным, снисходительным, или, наоборот, слишком враждебным, можно ждать бурного потока разных откликов, которые повлияют и на команду подчиненных, и на команду на­чальников, и на конкретных нарушителей.

Нечто подобное таким откликам отмечено в одном ис­следовании моряков торгового флота. Когда начальство спорило по поводу распределения обязанностей на кораб­ле, рядовые матросы извлекали пользу из этих разборок, поддерживая того из офицеров, который, как они думали, был не прав:

Поведя себя таким образом [то есть подыграв одному из спо­рящих — И. Г.], экипаж ожидал, что этот офицер ослабит свою начальственную позицию и допустит известное равенство с рядо­выми при обсуждении сложившейся ситуации. Очень скоро это привело к ожиданию ими определенных привилегий, таких, как позволение находиться в рулевой рубке вместо бортовых кори­доров и т.п. Они воспользовались преимуществами товарище­ского спора, чтобы облегчить бремя своего подчиненного поло­жения⁴⁴.

Сравнительно новые веяния в психиатрическом лече­нии снабжают нас другими примерами. Хотелось бы упо­мянуть некоторые из них.

Один пример можно заимствовать из работы М. Джо-унза, хотя в целом его исследование всего лишь стремится обосновать необходимость смягчения статусных различий между штатными работниками разных уровней, а также между пациентами и этим штатным персоналом.

Незапятнанная репутация всей группы медсестер и сиделок может быть опрокинута нескромностью одной из них. Сестра, которая позволяет себе открытую сексуальную связь с пациен­том, изменяет установку больных по отношению ко всей сест­ринской группе и делает терапевтическую роль медсестер менее эффективной⁴⁵.

Другой пример возьмем в комментариях Бруно Беттел-хайма к его опыту построения коллективной лечебной сре­ды в «Sonia Shankman Orthogenic School» при Чикагском университете:

Общая обстановка внутри терапевтической среды: личная бе­зопасность, достаточная инстинктивная удовлетворенность и групповая поддержка — все повышает чувствительность ребен­ка к характеру межличностных отношений. И, конечно, было бы провалом целей терапии среды, если бы дети не были защищены от тех разочарований, которые они уже испытали в своей прежней обстановке. Поэтому важным источником личной безо­пасности для детей становится сплоченность и согласованность действий персонала в том, что его работники остаются невос­приимчивыми к попыткам детей с выгодой для себя использо­вать одну часть персонала против другой.

В семье многие дети тоже пробуют завоевать привязанность одного родителя исключительно за счет уменьшения нежности в отношениях с другим. Детский способ контролировать семей­ную ситуацию, натравливая одного родителя на другого, часто развивается именно на такой основе, но обеспечивает ребенку лишь относительное чувство безопасности. Дети, которые пользо­вались этим приемом с заметным успехом, позднее особенно силь­но отстают в способности формировать неамбивалентные отно­шения с другими. Во всяком случае, в той мере в какой дети воссоздают эдиповские ситуации в школе, у них формируются положительные, отрицательные или амбивалентные привязан­ности к разным представителям педагогического персонала. Важ­но, чтобы эти отношения между детьми и отдельными лицами из персонала не влияли на отношение членов персонала друг к другу. Без сплоченности в этой части общей воспитательной среды для всех детей такие привязанности могут выродиться в невротические взаимоотношения и разрушить основу личност­ного самоопределения и формирования прочных чувств любви и нежности к другому⁴⁶.

Последний пример можно взять из одного проекта груп­повой психотерапии, в котором в общих чертах предлага­ется, как справляться с повторяющимися трудностями взаимодействия с назойливыми пациентами:

Типичны попытки больных установить особые отношения с лечащим врачом. Часто пациенты пытаются поддерживать иллю­зию тайного взаимопонимания со своим доктором, стараясь, на­пример, поймать его взгляд, когда какой-то другой больной ляп­нет что-нибудь явно «безумное». Если такому ищущему сочув­ствия пациенту удалось получить некий отклик со стороны вра­ча, который он истолкует как знак особого к нему расположе­ния, это может оказаться очень разрушительным для группы. Так как этот тип опасных эпизодов, как правило, бессловесен, врачу надо особенно строго контролировать свои невербальные действия и жесты⁴⁷.

«Измена» собственной команде посредством обмена взглядами с чле­ном другой команды является, конечно, довольно обычным событием.

Возможно, эти цитаты больше говорят о частично скры­ваемых социальных чувствах писателей, чем об общих про­цессах, которые могут начаться, когда кто-либо выбивает­ся из ряда, но в работе Алфреда Стантона и Морриса Швар­ца дан прекрасный подробный анализ круговорота соци­альных последствий, возникающих при переходе невиди­мой разделительной линии между двумя командами⁴⁸.

Ранее было сказано, что в кризисные времена такие гра­ницы могут мгновенно рухнуть и члены команд-против­ников способны моментально забыть свойственные им ме­ста относительно друг друга. Говорилось также, что, по-видимому, определенных целей иногда легче достичь, если понизить барьеры между командами, и что достигнуть этих целей члены вышестоящих команд могут, временно объ­единившись с людьми более низких рангов. Следует доба­вить, в качестве пограничного случая, что иногда взаимо­действующие команды, по-видимому, склонны выходить из сложившихся драматических рамок и подолгу преда­ваться беспорядочной оргии клинического, религиозного или этического анализа. Ярчайшую версию этого процес­са можно найти в евангелических общественных движе­ниях, которые практикуют открытую исповедь. Грешник, иногда не очень высокого статуса, встает и рассказывает присутствующим такое, что в обычных условиях он поста­рался бы скрыть или полностью оправдать. Он жертвует своими личными секретами и своей самозащитной дистан­цией от других, и эта жертва способна пробуждать заку-

Можно заметить, что в повседневной жизни отказ войти в такого рода мгновенный коммуникационный сговор, когда человека явно приглаша­ют к этому, сам по себе становится маленьким оскорблением приглашаю­щему. Любой может оказаться перед дилеммой: то ли изменить ранее предложенному сговору, то ли оскорбить отказом лицо, предлагающее новый сговор. Пример этого можно прочесть у Айви Комптон-Бернет:

"Но я не храпела, — сказала Бланш, легкостью тона выдавая непони­мание ситуации. — Иначе я бы сама знала об этом. Невозможно же не спать, производить шум и не слышать его".

Джастин при этом бросал игриво-лукавые взгляды на каждого, кто хотел их понимать. Эдгар с принужденным видом быстро отвел глаза как посторонний» {Complon-Burnett I A family and a fortune L: Eyre & Spottiswoode. 1948 P. 13).

⁴⁸ Stanton A. H. Schwat: M. S. The management of a type of institutional participation in mental illness//Psychiatry Vol 12 P 13—26 В этой статье авторы описывают феномен сестринского опекунства над определенными больными с точки зрения его воздействий на других пациентов, персонал и нарушителей границ между этими группами.

лисную солидарность у всех присутствующих. Групповая терапия располагает похожим механизмом для созидания командного духа и закулисной солидарности. Душевноболь­ной грешник встает и рассказывает группе о себе и при­глашает других к разговору о нем, что было бы невозмож­но в обыкновенном взаимодействии. В результате обычно рождается внутригрупповая солидарность, и эта «социаль­ная поддержка», как ее часто называют, предположитель­но имеет лечебный эффект. (По обыденным нормам обще­жития, единственное, что может потерять пациент в та­ком процессе, — это самоуважение.) Возможно, что подоб­ное есть и в ранее упомянутых совместных собраниях мед­сестер и врачей.

Вполне вероятно, что все эти сдвиги от межличного от­даления к интимности случаются во времена хроническо­го психического напряжения в обществе. Или же их допу­стимо рассматривать как часть какого-то антитеатрально­го социального движения, своеобразный культ бесхитро­стной исповеди. Вероятно также, что такое понижение ба­рьеров в общении между людьми представляет собой есте­ственную фазу в процессе социального изменения, кото­рый преобразует одну команду в некую другую, обновлен­ную: предположительно, противостоящие команды распро­дают прежние секреты, так что в какой-то момент они мо­гут начать с нуля накопление новой коллекции внутрен­них секретов для заново поделенной сцены действия. Во всяком случае, бывают ситуации, когда противостоящие команды, будь то промышленные, супружеские или на­циональные, по-видимому, готовы не только рассказывать свои секреты «своему» специалисту, но и выступать с этим саморазоблачением в присутствии врага⁴⁹.

Заметим, что самое плодотворное поле для изучения пе­рестроений по ходу жизненных спектаклей, особенно крат­ковременных измен своей команде, надо искать не в иерар­хически организованных учреждениях, а во время нефор­мального живого взаимодействия среди относительно рав-

⁴⁹ Пример этого можно усмотреть в заявленной роли людей из группы «Tavistoek» как специалистов по «улаживанию» противоречий между ра­бочими и управляющими в промышленных организациях. См. консуль­тационные записи, опубликованные в книге: Jaques E. The changing culture of a factory L: Tavistoek. 1951.

ных. Фактически санкционированное агрессивное прояв­ление такой активности служит, по-видимому, одной из определяющих характеристик нашей компанейской жиз­ни. Часто можно наблюдать, как двое из присутствующих втягиваются в словесную пикировку друг с другом для потехи остальных и как каждый из них пытается шутли­во скомпрометировать позицию другого. Пример подобно­го поведения — флирт, в ходе которого мужчины стара­ются пробить панцирь девственной неприступности у при­влекательных женщин, а женщины, со своей стороны, пы­таются добиться от мужчин каких-то обязывающих при­знаний интереса к себе, не ослабляя собственных оборони­тельных позиций. (Там где флиртующие являются одно­временно членами разных брачных пар, также возможны относительно несерьезные «измены» и «распродажи» се­мейных секретов.) В веселящихся компаниях из пяти-шес­ти человек исходные базовые союзы между одной и дру­гой супружескими парами, или между хозяевами и неко­торыми гостями, или между определенными мужчинами и женщинами с легким сердцем могут быть отставлены в сторону, и все участники вечеринки чуть вызывающе начи­нают многократно менять командные группировки, шут­ливо объединяясь со своей предыдущей аудиторией про­тив своих прежних соратников по команде, или открыто изменяя им, или вступая в коммуникационный сговор, что­бы слегка подтрунить над ними. Под тот же тип ситуаций можно подвести случай, когда кого-то, представляющего высокий статус, подпаивают и тем заставляют сбросить свою представительскую маску и стать интимно доступ­ным окружающей его мелкоте. Тот же наступательный настрой во взаимодействии часто достигается менее ковар­ным способом — розыгрышами или шутками, которыми человека-мишень загоняют в смешное и потому незащи­щенное положение.

Хотелось бы прокомментировать один общий вывод, ко­торый, по-видимому, вытекает из высказанных соображе­ний о командном поведении. Что бы ни порождало чело­веческую жажду социальных контактов и компанейства, результат этого, похоже, выражается в двух функциональ­ных формах: потребности в аудитории, перед которой мож­но испытать лучшие проявления своего социального Я, и потребности в собратьях по команде, с кем можно войти в отношения интимного сговора и закулисного совместного расслабления. В свете такого заключения теоретические рамки нашего исследования становятся слишком стесни­тельными для фактов, на которые они указывают. Хотя две вышеупомянутые функции, которые могут исполнить для нас другие, обычно разделены (эта книга, в основном, и разъясняет причины, почему необходимо такое разделе­ние функций), несомненно бывают моменты, когда обе функции почти одновременно исполняются одними и теми же другими. Как сказано, это может происходить по вза­имному согласию во время веселых сборищ, но, конечно, эту сдвоенную функцию можно обнаружить и в виде одно­стороннего обязательства — например, обязательства все­мерно расширять роль подручного, так чтобы ее исполни­тель всегда был под рукой у хозяина, либо чтобы лице­зреть производимое тем впечатление, либо чтобы помочь хозяину передать его другим. Так, в укромных палатах психиатрических лечебниц нередко встречается типичная симбиотическая пара: санитар-смотритель и пациент, кото­рые вместе состарились. Наблюдение за ними показывает, что в один момент времени этот пациент нужен смотрите­лю как мишень для шуток, а в другой — как союзник, ко­му можно заговорщически подмигнуть, и эта бодрящая поддержка предоставляется смотрителю, когда бы ему ни заблагорассудилось ее потребовать. Видимо, существующую военную должность личного адъютанта тоже допустимо, хотя бы частично, рассматривать в этих категориях по­требности в подручном, то есть в ответственном лице, име­ющем немало общего с обыкновенным членом команды, но кого можно по своей воле освободить от служебных обязанностей или использовать как удобного члена ауди­тории. Некоторые члены уличных банд («шестерки»), а также некоторые исполнительные ассистенты в придвор­ных свитах, образующихся вокруг голливудских продю­серов, служат другими примерами подобных отношений.

В этой главе были рассмотрены четыре типа коммуни­кации с выходом из представляемого характера: обсужде­ние отсутствующих, сценические разговоры, командный сговор и перестроения в ходе взаимодействия. Все четыре типа поведения по сути ведут к одному и тому же выводу: командное исполнение не является неким спонтанным, непосредственным откликом на ситуацию, поглощающим всю энергию участников команды и составляющим для них единственную социальную реальность; исполнение есть не­что такое, от чего члены команды способны отступать, и отступать достаточно далеко, чтобы одновременно вообра­жать или разыгрывать другие виды исполнений, свиде­тельствующие о других реальностях. Независимо от того, ощущают исполнители свое официальное поведение «ре­альнейшей» из реальностей или нет, они будут украдкой протаскивать и выражать множественные версии реаль­ности, и каждая версия скорее всего окажется несовме­стимой с другими.

Дата добавления: 2015-05-26