Введение 4 страница. Язык формирует лингвистически обозначен­ные семантические поля и смысловые зоны

Язык формирует лингвистически обозначен­ные семантические поля и смысловые зоны. Сло­варь, грамматика и синтаксис способствуют орга­низации этих семантических полей. Таким обра­зом, язык формирует схемы классификации для " различения объектов посредством "рода" (мате­рии, совершенно отличной от пола) и числа; фор­мирует высказывания действия и высказывания существования; показывает степень социальной близости и т.д. Например, в языках, в которых различают формальное и интимное обращение посредством местоимений (таких, как to и vous во французском, или du и Sie в немецком), послед­ние обозначают координаты семантического по­ля, которое можно назвать зоной интимности. Здесь находится мир братства (Tutoiement, Bruderschaft) с большим количеством значений, постоянно доступных мне для упорядочения мое­го социального опыта. Такое семантическое поле есть, конечно, и у говорящих по-английски, хотя и более ограниченное лингвистически. Или возь­мем другой пример. Сумма лингвистических объ­ективации, соответствующих моей профессии, представляет другое семантическое поле, кото­рое значимо упорядочивает все обыденные со­бытия, происходящие в моей повседневной рабо­те. В рамках созданных семантических полей можно объективировать, сохранять и накапли­вать биографический и исторический опыт. Ко­нечно, накопление является выборочным, в зави­симости от семантических полей, определяющих, что должно быть сохранено, а что "забыто" из его опыта индивида или общества. В результа­те такого накопления составляется социальный запас знания, передающийся от поколения к по­колению, доступный индивиду в повседневной жизни. Я живу в обыденном мире повседневной жизни, имея специфические системы знания. Кроме того, я знаю, что другие разделяют по крайней мере часть этого знания, и они знают, что я это знаю. Поэтому на мое взаимодействие с другими в повседневной жизни постоянно ока­зывает влияние наша общая причастность к до­ступному нам социальному запасу знания.

Социальный запас знания включает знание моей ситуации и ее пределов. Например, я знаю, что я беден и не надеюсь жить в фешенебельном пригороде. Конечно, это знание разделяется как теми, кто сам беден, так и теми, кто находится в более привилегированном положении. Прича­стность к социальному запасу знания, таким об­разом, способствует "размещению" индивидов в обществе и соответствующиему обращению с ними. Это невозможно для того, кто непричас­тен к этому знанию, например, для иностранца, который может вообще не считать меня бедным, так как критерии бедности в его обществе - со­вершенно иные. Как я могу быть бедным, если у меня есть ботинки и я не выгляжу голодным?

Так как в повседневной жизни преобладает прагматический мотив, важное место в социаль­ном запасе знания занимает знание рецептов, то есть знание, сводящееся к практической ком­петентности в обыденных делах. Например, я каждый день пользуюсь телефоном в своих осо­бых практических целях. Я знаю, как это делать.Я также знаю, что делать, если мой телефон сло­мается, - это не значит, что я знаю, как его почи­нить, но я знаю, кого позвать на помощь. Мое знание, связанное с телефоном, включает также информированность о системе телефонной ком­муникации, например, я знаю, что некоторые люди имеют номера телефонов, не включенные в телефонную книгу, что в определенных обсто­ятельствах я могу одновременно говорить с дву­мя абонентами, находящимися на большом рас­стоянии от меня, что я должен помнить о разни­це во времени, если хочу дозвониться в Гонконг и т.д. Все это - знание рецептов, так как оно не касается ничего другого, кроме того, что я дол­жен знать для достижения моих нынешних и ве­роятных будущих практических целей. Меня не интересует, почему телефон работает именно так и какова система научного и инженерного знания, делающая возможным конструирование телефонов. Меня не интересует использование телефона, выходящее за пределы моих целей, скажем, комбинирование его с коротковолновым радио для сообщения с судами. Точно так же у ме­ня есть знание рецептов, связанное с человечес­кими взаимоотношениями. Например, я знаю, что я должен делать для оформления паспорта, Но все, что меня интересует, — это получение па­спорта по истечении определенного времени, Меня не волнует и я не знаю, какой путь прохо­дит мое заявление при оформлении паспорта в административных службах, кем и после чего дается согласие, кто ставит печать в документе. Я не изучаю правительственную бюрократию - я лишь хочу провести каникулы за границей. Инте-

pec к неизвестной мне процедуре оформления па­спорта может возникнуть в том случае, если по истечении определенного срока мой паспорт не будет готов. Тогда я обращусь (как в случае по­ломки телефона - к телефонному мастеру, что­бы он его починил) к эксперту по оформлению паспорта, скажем, к юристу, конгрессмену или правам человека в США.

Mutatis mutandis, значительная часть социаль­ного запаса знания представляет собой рецепты решения повседневных проблем. Обычно я мало заинтересован в том, чтобы выходить за рамки этого практически необходимого знания, посред­ством которого можно решать мои проблемы.

Социальный запас знания дифференцирует ре­альность по степени знакомства. Он дает слож­ную и подробную информацию о тех секторах повседневной жизни, с которыми я часто имею дело, и гораздо более общую и неточную - об удаленных секторах. Так, мое знание собствен­ной профессии и ее мира - очень специальное, глубокое и полное, тогда как о профессиональ­ных мирах других людей я имею довольно по­верхностное знание. Социальный запас знания предоставляет в мое распоряжение схемы типи­зации, необходимые для большинства обыден­ных дел повседневной жизни — не только типиза­ции других людей, которые обсуждались раньше, но и типизации любого рода событий и опыта, как социальных, так и природных. Так, я живу в мире родных, знакомых, коллег по работе и функционеров. Следовательно, в этом мире у меня бывают семейные, профессиональные встречи, столкновения со службой дорожного

движения и т.д. Природный фон этих событий также типизируется в рамках запаса знания. Мой мир организован в терминах обычного вопроса о погоде, о сенной лихорадке и т.д. "Я знаю, что делать" по отношению ко всем этим другим лю­дям и ко всем этим другим событиям в рамках моей повседневной жизни.

Будучи данным мне как единое целое, соци­альный запас знания предоставляет мне тем са­мым и средства интеграции разрозненных эле­ментов моего собственного знания. Другими сло­вами, "то, что знает каждый" имеет свою логику, и ее можно использовать для упорядочения раз­ных вещей, которые я знаю. Например, я знаю, что мой друг Генри - англичанин, и я знаю, что он всегда очень пунктуален при встречах. Так как "каждый знает", что пунктуальность - англий­ская черта, я могу соединить теперь эти два эле­мента моего знания о Генри в типизацию, являю­щуюся значимой в понятиях социального запаса знания.

Достоверность моего знания повседневной жизни считается мной и другими людьми само со­бой разумеющейся, пока нет свидетельств об об­ратном, то есть до тех пор, пока не возникает проблема, которую нельзя решить на основе мо­его знания. До тех пор,, пока мое знание действу­ет безотказно, я отбрасываю всякие сомнения по его поводу. В определенных отношениях, отда­ленных от повседневной реальности, - в шутке, в театре, в церкви, в философском размышлении и т.д. - у меня могут возникать сомнения по пово­ду отдельных его элементов. Но эти сомнения "не следует воспринимать всерьез". Например,как бизнесмен я знаю, что не следует ни с кем считаться. Я могу смеяться над шуткой, в кото­рой обыгрывается несостоятельность этого принципа; я могу быть взволнован священником или актером, превозносящим добродетели добро­ты и внимания по отношению к другому. И в фи­лософском расположении духа я могу согласить­ся с тем, что во всех социальных отношениях сле­дует руководствоваться золотым правилом. Сме­ясь, будучи взволнован и философствуя, я воз­вращаюсь к "серьезному" миру бизнеса, призна­вая логику его принципов и действуя в соответст­вии с ними. Только когда эти принципы не оправ­дывают надежд в мире, где они применимы, они становятся для меня проблематичными "не на шутку".

Хотя социальный запас знания представляет повседневный мир как интегрированный, отдель­ные части которого различают в соответствии с зонами, являющимися знакомыми и удаленны­ми, в целом этот мир остается непрозрачным. Иначе говоря, реальность повседневной жизни всегда оказывается хорошо понятной зоной, за пределами которой - темный фон. Если неко­торые реальности освещены довольно хорошо, то другие затемнены. Я не могу знать все что сле­дует об этой реальности. Даже если, например, я кажусь всесильным деспотом в семье, я не знаю всех факторов, способствующих такому моему образу, Я знаю, что мои распоряжения всегда вы­полняются, но все шаги и мотивы этого исполне­ния совершенно «едоступны моему пониманию. Всегда есть вещи, остающиеся "вне поля моего зрения". A fortiori: это имеет отношение и к бо-

лее сложным, чем семейные, социальным взаи­мосвязям и объясняет, между прочим, почему де­споты - обычно нервные люди. Мое знание по­вседневной жизни напоминает инструмент, про­рубающий дорогу в лесу и проливающий узкую полосу света на то, что находится впереди и непо­средственно рядом, а со всех сторон дороги об­ступает темнота. Этот образ даже в большей сте­пени относится к множественным реальностям, куда постоянно перемещается реальность по­вседневной жизни. Последнее утверждение мож­но перефразировать (если не исчерпывающе, то поэтически), сказав, что повседневная жизнь покрыта полумраком наших снов.

Мое знание повседневной жизни организовано в понятиях релевантностей. Некоторые из них определяются моими непосредственными практическими интересами, другие - всей моей ситуа­цией в обществе. Мне неважно, каким образом моя жена готовит мой любимый гуляш, если он получается хорошо. Меня не интересует то, что акции общества падают, если я не владею этими акциями; что католики модернизируют свое уче­ние, если я атеист; что можно лететь без пересад­ки в Африку, если я туда не собираюсь. Однако, поскольку во многом мои релевантные структу­ры пересекаются с релевантными структурами других, есть вещи, "интересующие" нас взаимно, и нам есть, что сказать друг другу. Важный эле­мент моего знания повседневной жизни - знание релевантных структур других людей. Так, я "знаю лучше", чем мой врач, свои проблемы, свя­занные с помещением капитала, лучше, чем мой адвокат, я знаю свои язвенные боли; лучше, чем

мой бухгалтер, свои поиски религиозной истины. Основные релевантные структуры, относящиеся к повседневной жизни, даны мне уже готовыми в самом социальном запасе знания. Я знаю, что "женская болтовня" неуместна для меня как для мужчины, "праздные размышления" неуместны для меня как для человека действия и т.д. В ко­нечном счете, социальный запас знания как це­лое имеет свою собственную релевантную струк­туру. Так, в терминах запаса знания, объективи­рованного в американском обществе, было бы неуместно изучать движение звезд, чтобы пред­сказать положение дел на фондовой бирже, одна­ко вполне уместно понаблюдать за обмолвками в разговоре, чтобы узнать о сексуальной жизни того или иного индивида и т.д. Напротив, в дру­гих обществах астрология может быть вполне уместной для знания экономики, а речевой ана­лиз - совершенно неуместен для удовлетворения любопытства в области эротики и т.д.

И наконец, следует сказать о социальном рас­пределении знания. Я обнаруживаю, что знание в повседневной жизни социально распределено, то есть разные индивиды и типы индивидов обла­дают им в различной степени. Я не разделяю свое знание в равной степени со всеми партнерами, и у меня может быть такое знание, которое я не разделяю ни с кем. Я разделяю свои профессио­нальные знания с моими коллегами, но не с семь­ей, и я могу ни с кем не разделять моего умения мошенничать в картах. Социальное распределе­ние знания может быть весьма сложным и даже привести в замешательство человека со стороны. У меня не только нет знания, необходимого для лечения моих физических заболеваний, но даже и знания того, почему многие врачи требуют при­влечения к ответственности по поводу, моей бо­лезни. В таком случае мне нужен совет не просто эксперта, но более важный совет эксперта экс­пертов. Таким образом, социальное распределе­ние знания начинается с того простого факта, что я не знаю всего, что знают мои партнеры, и наоборот; это достигает кульминации в необы­чайно сложных и эзотерических системах зна­ний. Знание того, как распределяется социально доступный запас знания (по крайней мере в об­щих чертах), представляет собой важный эле­мент этого самого запаса знания. В повседневной жизни я знаю (хотя бы приблизительно), что и от кого я могу скрыть, от кого я могу получить ин­формацию", которой не располагаю, и вообще ка­кого рода знаний можно ожидать от разных лю­дей.

Дата добавления: 2015-05-26