Млн.руб. 4 страница

Это была короткая, но жестокая атака. Но фермеры не желали сдаваться.

– Нас хотят раздавить! – проорал один крестьянин, бросаясь на вооруженного полицейского.

Потасовка быстро переросла в общую драку, и молочная река чуть было не превратилась в кровавую, после того как удар дубинки сразил одного из манифестантов, проломив ему череп.

Увидев этого человека на земле, участники сражения ошарашенно переглянулись, как будто внезапно очнулись от дурного сна. Вызвали «скорую». Раненый терял много крови, и, когда на поле сражения прибыла машина «скорой помощи», он был уже в коме.

Во время инцидента Грегуар пытался сдерживать своих братьев и отца, которые были одними из первых, кто подлил масла, или, скорее, молока, в огонь. Это происшествие продемонстрировало, насколько велико отчаяние фермеров, которые больше не могли подчиняться решениям, принимаемым огромным молочным заводом, который к тому же принадлежал большой промышленной группе с нидерландским капиталом и был представлен на французской территории в качестве филиала.

В реальности «Lactagri» запустил классический процесс делокализации, предпочитая закупать молоко большими партиями у фермеров из стран, недавно вошедших в Европу. Их цены были очень низкими, поэтому, несмотря на низкое качество молока, содержащего гораздо меньше витаминов, интернациональная фирма сотрудничала с ними, стряпая «европейское молоко» из смесей.

Как только увезли раненого, на площади появился кортеж представительских машин. Прокатился гул: «Префект». И в самом деле, невысокий упитанный мужчина вышел из голубого «Рено-Шафран» с важным и серьезным видом человека, которого не беспокоят по пустякам.

Главная дверь «Lactagri» была открыта, и префект вошел в здание в сопровождении молодого секретаря. Спустя десять минут секретарь подошел к группе манифестантов и осведомился, не желают ли они выставить двоих делегатов для переговоров с префектом. Фермеры выдвинули Люсьена Батая, а тот, естественно, выбрал Грегуара.

– Мой брат – финансовый гений, – сказал Люсьен. – Он может быть нам полезен.

Манифестанты согласились отправить братьев за стол переговоров. Грегуар попробовал воспротивиться, сказав, что не разбирается в подобных делах. Но было уже поздно. Брат решительно и крепко схватил его за руку и прошептал:

– Когда дело касалось цифр, ты всегда был сильнее остальных.

Грегуар заметил, что его брат покраснел, словно мальчик, который сейчас будет отчитываться перед взрослыми. Ведь в действительности Люсьен оставался скромным крестьянином-недоучкой с целой кучей комплексов. С Грегуаром он чувствовал себя увереннее – ведь тот знал все правила этих «белых воротничков», никогда не пачкающих свои руки.

В кабинете директора завода «Lactagri» находились сам директор и его шеф, специально прибывший из Амстердама. Префект, расположившийся в кресле, поднялся, чтобы поприветствовать братьев Батай. Коротко представившись, стороны начали переговоры. Секретарь подала всем кофе. Грегуар нашел его слишком сладким.

Первым заговорил управляющий «Lactagri» – мужчина с седыми, коротко стриженными волосами. Петер Малигорн был франко-голландцем и говорил на языке Мольера так же хорошо, как и на языке Оранжевого королевства, однако иногда вставлял в свою речь английские слова, обнаруживая тем самым свою истинную натуру. С тех пор как в конце 2000 года Малигорн принял управление «Lactagri», он руководил по американской схеме, отсекая мертвые отрасли, отменяя нерентабельные статьи бюджетирования, сокращая социальный пакет и стараясь пресечь деятельность профсоюзных организаций, все еще довольно активную в этом регионе.

Наверняка ни Люсьен, ни префект не привыкли слышать такие термины, как «денежный поток» и «отношение цены к доходу». Если бы Люсьен пришел сюда с кем-нибудь другим, то из всех этих объяснений он вынес бы только то, что производители молока должны быть счастливы от того, что такая фирма, как «Lactagri», вообще сотрудничает с ними. Послушать его, так это была акция милосердия и филантропии, а не экономическая дискриминация.

Но Грегуар решил прервать его, чтобы оспорить некоторые финансовые доводы, которые показались ему слишком общими и рассчитанными исключительно на дилетантов. Петер Малигорн во все глаза смотрел на этого странного крестьянина – Грег был одет в голубой комбинезон, клетчатую рубашку и резиновые сапоги, – с невообразимой легкостью оперирующего самыми тонкими понятиями микроэкономики.

– Вы утверждаете, что потребление молочных продуктов сократилось и что для того, чтобы вернуть потребителя, нужно снизить цены, – начал Грегуар. – Так?

– Да, – подтвердил Петер Малигорн.

– Мне кажется, – произнес Грегуар, – что ваши утверждения ошибочны. Спрос чувствителен к изменениям цены, только если речь идет не о продукте первой необходимости. Вы мне скажете, что повышение стоимости процессоров, ведущее к подорожанию компьютеров, вызовет падение уровня продаж, и я, бесспорно, соглашусь. Но молоко – это продукт ежедневного спроса. И если спрос снижается, это происходит не из-за цены, которую нужно сейчас снизить, заставляя производителей задыхаться, а из-за качества. Нужно предложить продукт, который будет богат полезными витаминами и микроэлементами. И такого витаминизированного качественного молока в новых странах Европы, с которыми вы сейчас тесно сотрудничаете, нет. Оно есть именно здесь, в регионе, где сильны традиции, где животных не пичкают ни гормонами, ни антибиотиками.

Петер Малигорн не верил своим ушам. Префект выглядел очень заинтересованным, даже попросил кое-что уточнить. Что касается Люсьена, то он смотрел на младшего брата, экономическая эрудиция которого только что сотворила чудо, с гордостью и благодарностью.

Дискуссия продлилась еще немного, но было очевидно, что представитель «Lactagri» не ожидал столкнуться с таким знатоком. Так же как и директор завода, который выдвинул в защиту своих требований несколько неуверенных аргументов, касающихся неорганизованности производителей, задержек поставок и большой рассредоточенности ферм.

– Если бы не исчезло столько ферм, вы не жаловались бы на их удаленность друг от друга, – ответил Люсьен, которого вдохновило начало встречи. – Каждый раз, когда цена молока падает на пять или десять евроцентов, на самых слабых фермах можно ставить крест.

Повисла тишина. Префект принял сочувствующий вид. Заметив это, патроны «Lactagri» с негодованием посмотрели на него.

– Хорошо, – заговорил Петер Малигорн, переглянувшись со своим директором. – Я предлагаю заморозить наше решение снизить цены до конца года. Мы посмотрим, как поведут себя наши продукты на рынке, а затем, возможно, пересмотрим свою политику. Но не рассчитывайте, что мы возместим вам стоимость того молока, которое сегодня вы разлили на площади.

– Может быть, мы возьмем на себя эти расходы? – предложил префект, уверенный, что поступает правильно, тем самым получив новую порцию уничтожающих взглядов.

– Очень хорошо, – произнес Люсьен, потирая руки. – Мы сообщим эту отличную новость остальным.

Они уже собирались встать, но Грегуар даже не сдвинулся с места.

– Господа, я ценю ваше умение договариваться, но чего стоит соглашение, если оно официально не оформлено и не подписано?

– Вы нотариус? – с иронией спросил Петер Малигорн.

– Нет, я прагматик, – парировал Грегуар. – Данное слово стоит столько, сколько и человек, давший его.

– Вы намекаете на то, что… – с возмущением начал управляющий.

– Я абсолютно ни на что не намекаю. Я просто говорю, что настоящее соглашение должно накладывать обязанности на обе стороны. Наданный момент вы не несете никаких обязательств.

Префект ограничился кивком, но он об этом даже и не подумал. Директор завода позвал секретаря и попросил ее напечатать текст. Петер Малигорн продиктовал с десяток предложений. Казалось, его оскорбляет то, что он письменно должен признать замораживание цен, однако на него неотрывно смотрели несколько пар глаз, но главное – это глаза Грегуара, блестевшие как никогда.

Текст, который послужит потом основой статьи для прессы, был напечатан на фирменном бланке «Lactagri». Каждый мог читать и перечитывать его в свое удовольствие.

Эту победу семья Батай достойно отпраздновала на своей ферме. Открыв несколько бутылок хорошего старого вина, они делились трудностями жизни на земле и вспоминали предков, которые перевернулись бы в своих могилах, узнав, что сейчас происходит в мире.

В региональных новостях состоявшейся акции был посвящен целый сюжет. Показали длинную вереницу тракторов на дороге, а потом и на площади перед заводом «Lactagri». Репортеры сняли охранников и вооруженных жандармов, безжизненное тело фермера, появление которого на экране сопровождалось возмущенными криками. Были показаны все важные моменты: как прибыл префект, как Люсьен и Грегуар отправились на переговоры, как они давали интервью, покидая завод с соглашением в кармане. Эти последние кадры были встречены восторженными криками.

Только отец Батай задумчиво сидел в своем углу. Конечно, он гордился своими сыновьями, особенно Грегуаром, присутствие которого напоминало возвращение блудного сына. Но он не сомневался, что эти капиталисты найдут другой способ перекрыть кислород фермерам. И сегодняшняя победа, может быть, принесет еще много неприятностей и разочарований в будущем, тем более учитывая унижение Петера Малигорна.

У старого фермера был еще один повод для беспокойства. По секрету Грегуар рассказал ему, что едет в Италию довольно надолго, чтобы заняться изучением потенциала одной большой семейной агропромышленной группы.

– Она интересует тебя больше, чем мы? – не удержался от вопроса отец.

– Нет, папа, – ответил Грег. – Но это моя работа.

И отец семейства Батай почувствовал тревогу за сына, с которым ему вновь предстоит расстаться.

На следующее утро аэропорт Герэ утонул в непроглядном тумане, о котором во вчерашнем прогнозе погоды не было сказано ни слова.

Отец отвез Грегуара очень рано, потому что у старого крестьянина были срочные дела. И как только машина отца скрылась из виду, объявили о переносе парижского рейса.

Грегуар подошел к справочной и осведомился у девушки, на какое время перенесли восьмичасовой рейс.

– Это зависит от него, – сказала она, указывая на небо или, скорее, на туман, который, казалось, навечно поселился над взлетными полосами маленького аэропорта.

Грегуар решил позвонить на ферму, чтобы за ним приехали. Но потом передумал. Его вылет в Милан был уже назначен из Руасси, поэтому он предпочел остаться на месте, чтобы не пропустить свой рейс, когда туман наконец рассеется.

Он подошел к газетному киоску и купил газеты, в том числе и местную «La Montagne». Каково же было его удивление, когда на ее первой полосе он обнаружил свое фото, сделанное в тот момент, когда они с Люсьеном выходили из здания «Lactagri»! После вчерашнего эпизода в местных новостях он мог стать звездой Креза, как, например, актриса Натали Бэй, которая поселилась именно в этой провинции.

В статье о Грегуаре говорилось очень расплывчато, но именно ему ставилось в заслугу то, что дирекция молочного завода пошла на уступки фермерам.

Молодой человек был полностью поглощен чтением. Но вдруг он услышал:

– Бесполезно прятаться, я тебя узнала!

Он вздрогнул и опустил газету. Перед ним стояла очаровательная девушка и смотрела прямо в глаза.

– Вот это да! – воскликнул Грегуар. – Лала!

– Зови меня Летисия, – поправила его тридцатилетняя красавица, которая еще больше похорошела за все те годы, что они были вдали друг от друга.

– Лала, – повторил Грегуар, словно не услышав, что ему сказала бывшая возлюбленная, или услышав, но желая произносить имя, которое сразу же переносило его в детство и юность, в первые чувственные открытия. – Но что ты здесь делаешь?

– И ты спрашиваешь меня об этом? Это я должна спросить, что ты здесь делаешь? Ведь я у себя дома, а ты уехал от нас очень давно, – произнесла она со смехом.

– Ты шикарно выглядишь, – заметил Грегуар, обратив внимание на ее темно-синий костюм, который ей очень шел и по элегантности ничуть не уступал костюмам парижанок.

– Не издевайся, – сказала Летисия. – Это рабочая форма. Дома я ношу джинсы и старую майку.

Когда она произнесла эти слова, Грегуар на мгновение представил ее тело, но не то, которое скрывалось под костюмом сейчас, а другое, то, которое он узнал десять лет назад, когда молодая девушка в первый и единственный раз впустила его в свою комнату.

Перед ним стояла действительно красивая женщина, давно избавившаяся от невинности и пугливости. «Наверняка у нее было много мужчин», – подумал Грегуар, и эта мысль ему не понравилась, хотя в свое время он не предпринял ничего, чтобы остаться с ней.

– Давай выпьем кофе, – предложил молодой человек.

– С удовольствием. Я жду советника по инвестициям, который должен прилететь из Парижа. Но его самолет опаздывает. И ты еще пока не полетишь…

Грегуар вздохнул. Это уже не имело значения. Задержка рейса показалась ему счастливым случаем. Иначе он не встретил бы Летисию, а ведь он и подумать не мог, что эта девушка все еще занимает место в его сердце.

Они устроились за круглым столиком, в стороне от прохода, в маленьком кафе аэропорта, где путешественники молча пили из своих чашек, ожидая, когда наконец рассеется серая пелена.

– Ты приехал повидаться с семьей? – спросила Летисия.

– Да, я стараюсь почаще приезжать к отцу.

– Уверена, он очень этому рад.

– Не знаю. Ведь старик никогда не показывает своих чувств. Расскажи лучше о себе. Ты упомянула о советнике но инвестициям. Ты, как и я, занимаешься финансами?

Молодая женщина почувствовала, что краснеет, взволнованная интересом к ней Грегуара.

– Не насмехайся, – сказала она, пожав плечами.

– Я вовсе не насмехаюсь!

– Это даже сравнивать нельзя! Я всего лишь работаю в скромном агентстве Аграрно-кредитного банка в Герэ, поэтому говорить о финансах…

– Ты себя недооцениваешь! Я знаю это агентство; оно далеко не скромное. Говорят, что у него отличные перспективы.

– Да, но это было сразу после приватизации Аграрно-кредитного банка, когда определенная Парижем стратегия состояла в том, чтобы уделять внимание только крупным фермерам. Наши боссы воображали, что смогут конкурировать с Национальным банком или банком Лиона. Но пришлось вернуться в реальность. Мы стоим на земле, нужно там и оставаться. Так, без сомнения, будет лучше.

– И чем ты там занимаешься?

– Я помощник директора по займам на сельскохозяйственное развитие.

Они какое-то время помолчали, глядя на свой кофе и словно о чем-то задумавшись.

– Но тогда… – тихо произнес Грегуар.

– Что тогда?

– Они обратились к тебе, чтобы организовать свою суперсовременную ферму?

Летисия тянула с ответом. Грегуар все еще нравился ей, поэтому она не хотела его расстраивать.

– Да, тебя они не хотели беспокоить. Люсьен сказал однажды, что они предпочли посоветоваться со мной, поскольку доверяют мне и…

– А мне нет, так? – перебил Грегуар.

– Нет, я совсем не это хотела сказать. Позволь мне закончить. Они сказали только, что раз я здесь, то смогу контролировать их счета, следить за кредитом, за всеми этими далекими от них вещами.

– Я вижу, – спокойно произнес Грегуар. – Они правильно сделали.

– Надеюсь, они выкрутятся, несмотря на эту затею со снижением цен на молоко, – продолжила Летисия. – Я посоветовала им хороший кредит с отсрочками, временными приостановками платежей в случае внезапного снижения доходов фермы. Им не стоит волноваться.

– Это хорошо, – задумчиво произнес Грегуар.

Он смотрел на Летисию, и тысячи мыслей проносились у него в голове, воспоминания, вопросы. Замужем ли она, есть ли у нее мужчина? Да, безусловно, она ведь очень привлекательная женщина, уверенная и в то же время очень женственная, несмотря на свой строгий костюм, украшенный брошкой-бабочкой, приколотой к лацкану пиджака. Летисия носила замысловатые кольца на каждой руке, но ни одно из них не являлось свидетельством брака.

– Ты замужем? – напрямую спросил Грегуар.

На лице Летисии появилась грустная улыбка, которая может говорить либо «да, увы», либо «нет, увы»…

– Нет, – ответила она, убирая прядь волос, упавшую на лицо. – Три года назад я рассталась с одним типом, который обещал увезти меня далеко-далеко и сделать из меня королеву. Он был таким милым, немного сумасшедшим, очень красивым. Он занимался двигателями самолетов и путешествовал по всему миру…

– И почему ты не улетела с ним?

Девушка сначала опустила глаза, а потом в упор посмотрела на Грегуара.

– Я еще тогда говорила себе, что если мужчина должен меня увезти и сделать королевой, то это будешь ты.

Грегуар хотел положить свою руку на руку Летисии, но она убрала ее.

– Назад не вернешься, – сказала она почти жестко. – Тебя не волновало, что происходило со мной все эти годы. Сейчас я уже выросла, и даже если ты предложишь мне звезду на небе, я останусь здесь.

– Но ты живешь одна?.. – настаивал Грегуар.

– Ты все так же бестактен, когда речь идет о любви, – бросила Летисия. – Если хочешь знать, я уже два года встречаюсь с директором агентства «Credit agricole». Эта связь не принесла мне ничего, кроме зависти и оскорблений некоторых коллег. Он женат и никогда не бросит ни свою жену, ни дом с бассейном. Но после всего, что было, меня это вполне устраивает. Мы встречаемся иногда по вечерам, когда он выдумывает что-то, чтобы не возвращаться раньше полуночи. Он никогда не остается ночевать у меня.

– А его жена в курсе?

– С теми анонимными письмами, которые она получила, эта женщина должна быть совсем глупой, чтобы ничего не понимать. А я знаю, что она совсем не глупа. Это в некотором роде негласный договор. Сделка.

Грегуар был потрясен этой исповедью, произнесенной посреди шумного аэропорта. Голос в громкоговорителе объявил о прибытии самолета из Парижа. Голубое небо уже проглядывало сквозь серый туман, а значит, Грегу предстояло скоро покинуть Герэ.

– А ты? – спросила Летисия. – Ты был так далеко! Азия, Лондон…

– Да. Я только что устроился на работу в инвестиционную организацию в Париже, которая ориентирована на Европу. Агробизнес и все такое…

– Вот как! Тогда ты был прав, сказав, что мы занимаемся почти одной и той же работой! – расхохоталась она.

– Я уверен, что ты сможешь дать мне пару консультаций в этой области.

– Я буду учить Грегуара Батая?! Если честно, я удивлена. Но могу определенно сказать, что мы живем в конце эпохи.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Понимаешь, эта сельскохозяйственная цивилизация, к которой принадлежим мы оба, вступила в процесс необратимых изменений. Мы входим в новую эру, где выживают самые сильные, те, кто не противится прогрессу во имя каких-то устаревших ценностей.

– Та-ак.

– Твой отец и братья поставили на будущее. Коровы, за которыми ухаживают роботы. Новые материалы и сырье. Они сделали большой рывок вперед. Но это просто ничто по сравнению с будущими переменами.

– Например?

– Наш регион еще противится, но массовое использование достижений биогенетики полностью изменит отношение потребителей к продуктам. Научные лаборатории вложили огромные суммы в эти исследования, и теперь они с нетерпением ожидают результатов. Если мы оставим дверь открытой генетически модифицированным организмам, то отдадим производителей зерна, рапса, кукурузы или сои крупнейшим мировым фирмам.

– Ты не преувеличиваешь? – спросил Грегуар, удивленный этой обеспокоенной речью.

– Не думаю. Знаешь ли ты, почему столько туристов каждый год посещают наш регион?

– Нет, почему?

– Чтобы посмотреть на природу, которая здесь еще осталась в нетронутом состоянии. Они видят хорошо возделанные поля, животных на пастбищах, фруктовые деревья и живые изгороди, разделяющие участки, и находят здесь еще настоящую природу, такую, какой она была много лет назад. И не только французы приезжают к нам. Едут американцы, голландцы и даже русские.

– Русские? – удивился Грегуар. – Русские в Крезе?

– Да. У них в стране такие лаборатории, как «Mosampino», нашли способ тестировать свои открытия на природе, уклоняясь от европейских запретов. Мы боимся нсей этой генетической агрокультуры. А страны Востока, которые пережили коммунизм и Чернобыль, такими опытами не испугаешь.

– Это техника Троянского коня, – сказал молодой человек.

– Точно. Исследования, проводимые в Штатах, тестируются в России и странах бывшего СССР. Есть риск, что однажды эти новые фермеры обставят нас и вернутся на рынки сбыта с дешевыми генетически модифицированными продуктами. Сценарий прост: либо мы производим эти продукты на своей территории, либо рано или поздно нам придется конкурировать с теми, кто их производит. И, скорее всего, мы не сможем с ними справиться.

– А что можно сказать об этих продуктах с медицинской точки зрения?

– Ты, как и я, знаешь, что ученые защищают научный прогресс. И промышленники опираются на исследования – малоубедител ьные, правда, – что все это безвредно для здоровья.

Громкоговоритель прервал молодую женщину. Некто господин Бормо ждал ее у выхода.

– Черт! Я совсем забыла про советника. Мне пора идти. Пока!

– Я могу позвонить тебе? – Грегуар запаниковал.

Она оставила номер мобильного и рабочий телефон.

– С этим я не смогу от тебя скрыться, – прошептала она.

Задумчиво глядя вслед Летисии, Грегуар отметил, что она не взяла его координаты.

В то время как самолет Грегуара приближался к Милану, в Брюсселе, на улице Закона, на последнем этаже административного здания, в котором находился штаб Европейской комиссии, проходило важное собрание.

В течение часа делегаты Комитета по регулированию в области аграрной промышленности выслушивали доклад своего нидерландского коллеги на тему генетически модифицированных продуктов.

Уже не в первый раз Ханс Баал выступал адвокатом того, что он, опираясь на примеры, считал настоящим прогрессом. Но сегодня основное внимание было приковано к проблеме голода. Этот вопрос подняли в СМИ Генеральный секретарь ООН Кофи Аннан вместе с президентами Бразилии и Франции.

В течение нескольких недель драмы в Судане и нашествие саранчи в Центральной Африке являлись самыми обсуждаемыми в мире вопросами. Они заставили вновь пристально посмотреть на проблему голода. На некоторое время умы всей планеты забыли об Иракском кризисе и жестоких терактах, чтобы посочувствовать миллионам людей, несчастье которых заключалось только в нехватке еды.

Утром были сделаны первые шаги в рамках программы борьбы с голодом. Речь шла о взимании налога с огромных прибылей, полученных в результате глобализации. С прибылей, которые, что бы там ни говорили о нестабильности роста, у богатейших людей планеты продолжали увеличиваться, в то время как состояние обездоленных ухудшалось с каждым днем.

На этот раз сильные мира сего собирались предпринять серьезные меры, особенно принимая во внимание го, что каждые четыре секунды на планете умирал ребенок, что практически три миллиарда людей жили менее чем на 700 долларов в год, что всего лишь несколько государств Северной Европы выделяли 0,7 процента своего национального богатства на развитие стран третьего мира, нужны были решительные действия.

Поэтому было решено поднять долю до 50 миллиардов долларов, посчитав ее разумной и практически ничтожной по сравнению с 8 тысячами миллиардов долларов объема международной торговли. Стратегическая линия была определена, осталось лишь разработать конкретные меры и оговорить условия.

Речь шла не о знаменитом налоге Тобина^[3] на международные финансовые сделки, но принцип идеи был такой же – принцип Робин Туда, согласно которому богатых принуждают помогать бедным.

Список мер, оглашенный этим утром на заседании ООН в Нью-Йорке, несколько напоминал утопию. Однако немало наблюдателей из западных стран буквально аплодировали ему, задавая себе вопрос, какого черта не додумались до этого раньше. Итак, был поднят вопрос о мировой лотерее, выигрыши которой будут направлены на борьбу со СПИДом. Далее, этот планетарный налог коснется предприятий тяжелой промышленности, загрязняющих атмосферу и способствующих глобальному потеплению. Также предложили облагать налогом воздушные перевозки, в результате которых в атмосферу выбрасываются вредные вещества, международные процветающие фирмы и крупнейшие финансовые сделки. Одним из ключевых пунктов был налог на вооружение, составляющий около 5 миллиардов в год.

Все это более или менее можно было бы превратить в реальность, если бы Соединенные Штаты согласились принять правила игры – если весь этот план по спасению половины человечества можно сравнить с игрой.

В таком вот контексте сторонник биотехнологии Ханс Баал выступал перед своими коллегами на тему вечного вопроса Европы: разрешить ли на своей территории генетически модифицированные продукты?

Аргументируя свою речь, нидерландский эксперт использовал все свои познания в области риторики и диалектики, а также мастерство парадокса. Выросший в протестантской среде Амстердама, в семье банкиров и пасторов, Ханс Баал прагматически относился к реальности, основываясь на синтезе общих интересов. Важный момент: он любил деньги так, как некоторые любят алкоголь, то есть чрезмерно. Он был примером умеренности, поднимая бокал один раз в году за здоровье королей Оранжевого государства, но имел безграничную страсть к звенящим монетам и шелестящим купюрам, происхождение которых его не интересовало.

Доклад Ханса Баала блестяще разгромил речь, произнесенную в Нью-Йорке на тему проблемы голода и медленных действий по его устранению. Его слова были встречены кивками согласия – ведь присутствующие, хоть и хорошо знали Баала, все же не могли предвидеть, на каком этапе общий интерес уступит место интересу личному.

Словно догадываясь о ностальгических настроениях членов комитета, многие из которых работали в нем уже тридцать лет, Ханс Баал провел короткий, но поучительный урок истории, посвященный славной «зеленой» Европе.

– Вспомните, откуда мы пришли, – произнес голландец, издали подбираясь к своей цели.

– После войны Европа по сравнению с Соединенными Штатами была аграрным карликом. Затем мы и наши французские друзья приняли план Маршалла, вывели на поля трактора вместо коров, потом пестициды и инсектициды, которые позволили увеличить сбор урожая, и в результате в семидесятые годы сами обеспечивали себя сельскохозяйственной продукцией. Да что я говорю, мы были уже в состоянии экспортировать зерно. И в Вашингтоне были удивлены, что наше и их зерно конкурирует на рынке Магриба и даже бывшего Советского Союза.

– К чему вы клоните, дорогой коллега? – нетерпеливо спросил представитель Люксембурга. Он нервно крутил в руках мобильный телефон, словно ожидая звонка, который освободил бы его от выслушивания речи, достойной по продолжительности выступления Фиделя Кастро.

– Не прерывайте меня, дорогой Лукас, – я подхожу к главному.

Затем он вспомнил об эпохе американо-европейского противостояния, о войне субсидий, дуэли за шефство над Ближним Востоком, трениях в рамках Всемирной торговой организации в поисках правил игры, устраивающих обе стороны. Баал говорил также о миллиардере Жане Батисте Думене, с которым комитет бесчисленное количество раз договаривался о предоставлении несчастным изголодавшимся русским масла, мяса и молока. О вскрытии огромных складов зерна и молока, созданных в римском Колизее, с целью облегчения нищеты.

– Мы не забыли обо всем этом, – сказал итальянский делегат, которого тоже раздражала продолжительная речь Баала.

Уроженец Милана переживал за свою команду, которая встречалась сегодня с клубом «Roma», а у его ломбардцев было мало шансов. Он с нетерпением ждал, когда Ханс Баал закончит свое выступление, чтобы посмотреть матч и поддержать любимую команду.

– Хорошо, – сказал Ханс Баал. – Сражения прошлого закалили нас, европейцев, в боях с самонадеянными попытками американских друзей единолично захватить мировую торговлю. Как вам известно, администрации Рейгана, Буша-отца, а теперь и Буша-сына всегда отличались ярым либерализмом. Без сомнения, можно не ждать от Вашингтона участия в программах помощи и, более того, в проектах по взиманию всемирного налога со своих же прибылей, коммерческих сделок, вооружения и вредных выбросов в атмосферу.

– Зато, – объявил Ханс Баал, вызвав вздох облегчения в рядах комитета, поскольку было очевидно, что он подходит к главной мысли своей речи, – мы не можем не обращать внимания на те огромные достижения, которых добиваются американцы в области растительной и животной генетики.

Речь нидерландца набирала обороты, но никому не пришло в голову остановить его, сказать, что американцы редко делают что-то ко всеобщей выгоде и их исследования преследуют только одну цель – make money^[4].

– Эти исследования, потребовавшие вложения сотен миллионов долларов, похоже, достигли желаемого результата. Скажу конкретнее. Этим новым зернам нужны новые земли для испытаний. Поэтому, в условиях элементарной предосторожности, я предлагаю дать зеленый свет некоторым американским исследованиям, посвященным ГМО, на территории стран Европейского Союза. В 1998 году мы уже разрешали проводить испытания генетически модифицированного маиса. Я предлагаю расширить возможности доступа модифицированным растениям с огромным потенциалом, я говорю о маисе-103 «Mosampino».

Дата добавления: 2015-05-29