Неврозы и нервно-психические заболевания

Все приспособительные процессы имеют тесную связь с условно- и безусловно-рефлекторной деятельностью нервной системы. Головной мозг, по И. П. Павлову, является специаль­ным органом приспособления организма. Теория центроэнцефа-лической системы (Penfield, Jasper) усматривает высший уро­вень интеграции и приспособительной деятельности нервной системы в ретикулярной формации ствола мозга.

Так или иначе проблема приспособительных функций и ре­акций в области физиологии и патологии не может ни ставить­ся, ни решаться без учета связей функциональных систем тела с нервной системой независимо от решения вопросов, касаю­щихся уровней интеграции.

И все же официальный перечень нозологических форм че­ловека отнюдь не возглавляется нервно-психической группой больных. Возникает мысль о наибольшей приспособленности и тренированности нервной системы, о том, что нервная система в принципе лишь «уравновешивает», «регулирует», что к пато­логическим процессам она непричастна или причастна лишь кос­венно, поскольку была уже заранее дезорганизована. Но думать так — это значит идеализировать нервную систему, фактически отрывать ее от организма, болеющего всегда как целое, т. е. при самом тесном участии нервной системы, вместе с ней. Вывод о наибольшей приспособительности нервной системы, о ее непри­частности к патологии навеян старыми клинико-морфологичес-кими классификациями болезней, изолирующими и отрывающими различные органы и функциональные тела друг от друга.

Относительно небольшая нервно-психическая заболеваемость человека объясняется скорее тем, что нервная система не явля­ется исполнительной системой в отношении основной массы фун­кции тела. Окончательный эффект регуляторной, приспособи­тельной деятельности осуществляется чаще всего за ее преде­лами, а именно в исполнительных органах прямого назначения.

Этими исполнителями являются: сердечно-сосудистая система, эндокринный аппарат и все органы тела, определяющие пита­ние, двигательные акты, размножение, обмен веществ и т. д. Ведь и рефлекторная деятельность, изучавшаяся И. П. Павловым на слюнной железе, не была просто деятельностью нервов — это была деятельность железы.

Еще у И. М. Сеченова мы находим тезис, согласно которому проблема высшей нервной деятельности рассматривается как трехфазный рефлекс; при этом началом рефлекса считается чув­ственное раздражение, продолжением его.— головной мозг {ана­лиз и синтез), а заключительной фазой — мышечная деятельность, вернее, любые движения. Тезис И. М. Сеченова, являющийся ключом к познанию психической деятельности, может и должен быть перенесен на все формы рефлекторной приспособитель­ной деятельности. Но этот тезис одновременно выносит саму функцию или изменение этой функции за пределы нервной си­стемы как морфологического понятия.

Функции «движения» — это и есть все исполнительные фун­кции, как-то: сокращение мускулатуру с внешними действиями, речь, мысль, частота и сила сердечных сокращений, секреция тех или иных желез, обменные сдвиги и т. д. Другими словами, окончательный эффект действия рефлексов (безусловных, инс­тинктивных, условных) будет находиться в функциональных си­стемах и органах тела, большей частью не относящихся к соб­ственно нервной системе.

Не менее прочны, столь же реальны обратные связи испол­нительных органов тела,' соматики с нервной системой, с пси­хикой. Это касается и классических нервных или психических заболеваний, фактически всегда имеющих тот или иной, патоге­нетически нередко решающий висцеральный¹⁰ компонент. Этот компонент часто оказывается исходным, порождающим не толь­ко первую фазу чувственного раздражения {по И. М. Сеченову), но и стойкие психические расстройства.

Сказанное может создавать непреодолимые затруднения при решении вопроса, что в этиологии и патогенезе нервных болез­ней нервное (или психическое) и что не нервное, соматическое.

Правомерно ли, однако, ставить такой вопрос? Не слишком ли усердно мы анатомируем организм, создавая соответствую­щие классификации болезненных форм, исходя в основном из субъективных впечатлений, основывающихся на клинической и морфологической симптоматике?

¹⁰ Висцеральный — внутренний, относящийся к внутренним органам {при­меч. ред.).

Так или иначе границы между- нервными и психическими заболеваниями (функциями), с одной стороны, и внутренними заболеваниями (функциями), с другой стороны, становятся все менее и менее ясными. Вместе с тем все яснее становится дру­гое, что новые и более тонкие связи органов можно познать толь­ко в патологических условиях (И. П. Павлов}, руководствуясь при этом идеей «беспредельного приспособления» как основного за­кона жизни.

В практике, конечно, наблюдаются органические заболева­ния нервной системы (инфекционные, паразитарные, вирусные, травматические, неопластические}, а также пороки ее развития. Но и во многих случаях этого рода сосредоточение процесса в нервной системе вскрывает скорее какую-то принципиальную закономерность, а не тривиальное и часто по сути дела бессо­держательное «поражение» или «нарушение».

В органах тела, так же как и в головном мозгу, следует прин­ципиально различать изменения органа в целом и изменения в органе на каком-то его участке. Случаями последнего рода бу­дут такие локальные процессы, как опухоль, цистицерк, абсцесс мозга и т. д. Соответствующие им неврологические и психичес­кие симптомы будут или симптомами выпадения, или симпто­мами прямого раздражения вещества мозга. Никакого отноше­ния эти заболевания не имеют к психозам и неврозам (в широ­ком их понимании), обусловленным деятельностью мозга как целостного образования, которое анализирует, синтезирует и пре­образует чувственные раздражения.

При прочих равных условиях индивидуальность будет окра­шивать аналитическую и синтетическую работу нервной систе­мы, как и окончательные итоги этой работы в исполнительных органах тела. Вряд ли есть необходимость в допущении каких-то особых или чрезвычайных раздражителей, которые можно было бы рассматривать, следуя упрощенному принципу этиоло­гии инфекционных заболеваний, в качестве возбудителей имен­но неврозов и психозов.

Ключ к пониманию неврозой лежит, по-видимому, в широ­кой и индивидуально изменчивой приспособительной («органи­зационной», «распорядительной») деятельности нервной систе­мы. Но эта деятельность, проявляясь в разных системах тела, уничтожает само понятие невроза как нервной болезни, посколь­ку фактически мы не знаем других или, вернее, лишь с боль­шим трудом представляем себе развитие каких-либо процессов, нормологических или патологических, вне самого деятельного участия в них нервной системы.

Организм «отбирает» раздражители, имеющие для него био­логическое значение. Соответствующие реакции на раздражи­тели обеспечиваются безусловными и условными рефлексами, т. е. главным механизмом приспособления. Было бы неправиль­но полагать, что эти механизмы действуют безотказно лишь в плане нормологическом, что они идеальны и что слаженность и законченность рефлексов всегда обеспечена в индивидуальных условиях. Вряд ли можно согласиться с положением, что «орга­низм приспособлен реагировать только на те сигналы из окру­жающей среды, в полезности которых он до некоторой степени уверен» (Уэллс, 1959}. Идею приспособления не следует окра­шивать в телеологические тона. Безусловные и условные реф­лексы остаются в основном слепой силой природы, и в индиви­дуальных условиях они не могут быть всегда полезно и целесо­образно действующими.

Человеческая жизнь полна ситуаций, когда механизмы, нор-мологически действующие, становятся так называемыми пато­логическими, т. е. тем, что больной и врач, исходя из субъектив­ных интроспективных позиций, называют расстройством деятель­ности. На самом деле это своеобразные стереотипы деятельности, особые «шаблоны поведения», следовательно, отнюдь не хаос или дезорганизация.

И. П. Павлов, изучая неврозы, указывал, что самое важное — раскрыть механизм невроза, а потом лечить этот механизм. От­сюда следует, что научное знание все же будет знанием «меха­низма» невроза, а не знанием его причины, например внешней ситуации, которая неврозу предшествовала.

Научное знание механизма и сущности неврозов и психо­зов не может основываться и на субъективной оценке явлений как патологических, исходя из таких соображений, что «живот­ное (находящееся в "невротическом состоянии".—И. Д.) не от­вечает как следует условиям, в которых оно находится»¹¹, или что «это состояние (речь идет о шизофрении. — И. Д.)... патоло­гия, так как оно лишает пациента возможности нормальной де­ятельности»¹². Нам кажется, что сущность того и другого состо­яния может быть раскрыта лишь с позиций приспособитель­ных функций нервной системы. Об этом пишет и И. П. Павлов.

Заключая свою мысль о шизофрении, он указывает, что «по существу самого механизма» это физиология, «физиологическая мера», т.е. очевидное приспособление к условиям, в которых

¹¹ Павлов И. П. Полное собрание трудов. Т. III. 1949, с. 542.

¹² Павлов И. П. Полное собрание трудов. Т. III. Изд. АН СССР, 1946, с. 410.

заболевший находится; эти состояния именно «отвечают» этим условиям, адекватны для данного индивидуума.

В каком же направлении И. П. Павлов мыслил себе ход ис­следований для раскрытия механизмов неврозов? Наибольший интерес с общих позиций патогенеза болезней человека заслу­живает трактовка И. П. Павловым истерии как возврата к ин­стинктивной и эмоциональной жизни, т. е. к подкорковой безус­ловной рефлекторной деятельности, к древнейшим приспособ­ленным механизмам, общим с животным миром.

Этот возврат как бы устраняет регулирующую и организу­ющую роль сигнальных аппаратов коры больших полушарий. В результате такой «диссоциации» деятельность подкорки и мозга в целом приобретает черты некоторой хаотичности; она уже не­эффективна в целях поддержания приспособительных свойств организма на должной высоте.

Если мы будем исходить из положения, что между нервны­ми и не нервными заболеваниями нет абсолютных граней и что в патогенезе «не нервных» заболеваний всегда принимают ка­кое-то участие нервные механизмы {по автору, именно «орга­низующее» участие), то законным будет предположение, что «не­рвный компонент» при всех заболеваниях (инфекционных, не­инфекционных, нервных, психических) заключается именно в тех или иных особенностях нервной деятельности (коры, подкорко­вых образований и других, филогенетически еще более старых нервных аппаратов, действующих относительно автономно и ав­томатически ¹³.

В понятие «диссоциация нервной деятельности» не следует вкладывать представление о какой-то хаотичности или дезорга­низации. Правильнее полагать, что речь идет о существенных

¹³ Продолжается искажение или непонимание моего отношения к поло­жению об «организующей» роли нервной системы в развитии патоло­гических процессов и болезней. Кратко излагаю свое отношение к это­му вопросу. Нервная система участвует в организации физиологичес­ких и патологических процессов как один из важнейших компонентов в механизме этих процессов. Фактическая сторона этого участия не­рвной системы давно твердо доказана клинически, морфологически, экспериментально, физиологически. Сама идея организующей роли не­рвной системы в развитии патологических процессов ничуть не нова и тем более не парадоксальна. Отрицание организующей роли нервной системы в развитии патологических процессов является идеалистичес­ким возвеличиванием нервной системы и разрывом ее связей с целос­тным организмом. В этом же отрицании вскрывается отрыв патологии от физиологии.

изменениях «нервных отношений», об особых формах приспо­собительной регуляции, т. е. об особой деятельности. «Так или иначе у нас нет теоретических оснований разделять или проти­вопоставлять механизмы нервных заболеваний, например клас­сических неврозов, механизмам прочих заболеваний, поскольку и в работе внутренних органов мы имеем многоэтажное пост­роение регуляторного механизма» (К. М. Быков), т. е. все тех же приспособительных устройств, так или иначе изменяемых в па­тологических условиях.

Срывы рефлекторных приспособительных реакций несом­ненно наблюдаются и за пределами классических неврозов и психозов. Их можно нередко обнаружить в клинике внутренних болезней, например при изучении атеросклероза, инфаркта ми­окарда, гипертонической болезни и других страданий. Отличие будет в плане локализации, но оно не будет принципиальным, т. е. в плане патогенетических механизмов и в плане «конечных причин», уходящих, как и при неврозах, в те или иные невзго­ды индивидуального и общественного порядка. Отличия сгла­живаются еще и потому, что среди «конечных причин» неврозов сплошь и рядом наблюдаются внутренние причины, связанные с различными соматическими страданиями («кортикализация» вегетативных функций, интероцептивные связи внутренних ор­ганов с головным мозгом).

Дата добавления: 2015-05-31