Октября 1926 года IV эпизод. «Кадриль» Хлестаков — Гарин, Заезжий офицер — Кельберер, капитан — Маслацов, Анна Андреевна — Райх, Марья Антоновна — Бабанова

Марья Антоновна: «Вот, как будто вы не знаете».

Хлестаков: «Комедия — это все равно что артиллерия».

Смех Заезжего офицера после «артиллерия».

Расходятся парами — Анна Андреевна с Хлестаковым, Заезжий офицер с Марьей Антоновной.

Хлестаков, наступая на Анну Андреевну: «Сударыня, если вы не согласитесь отдать руки вашей, то я застрелюсь как ни в чем не бывало. Сейчас же беру пистолет и стреляюсь. Я человек решительный. Руки вашей, руки».

Анна Андреевна: «У меня, право, есть муж. Разве в Синод…» […]

(Говорят, что пора кончать репетицию.)

Мне надо найти страну, где нет регламентации труда, где можно репетировать до семи часов. Антипрофсоюзная линия, но что ж поделаешь; так нельзя работать.

Мейерхольд (Кельбереру). Поскольку вы условились с Хлестаковым, что он за ней (Анной Андреевной) ухаживает, вам надо иногда выручать его, когда он с ней. Вы должны стремиться загородить этот моментик.

Марья Антоновна и Заезжий офицер должны делать при поворотах полный круг, а то пары параллельно. Тогда вы и не заметите, что делают там ваша мать с Хлестаковым. При второй кадрили у офицера начинается ревность. А Марья Антоновна закручивает его.

Хлестаков начинает осторожно, потом сильней, потом очень сильно, потом поцелуй. Должно быть на развитии, а то сразу высокая нота.

Бабанова, вы мне помогайте. Когда вы заметите, что [Кельберер] не может фиксировать, вы его заверчивайте.

Хлестаков: «Строю курбеты им обеим» — смешок — разжигает в нем ревность.

Театрально очень, не реалистично. Надо находить какие-то простые средства для выражения.

Хлестаков: сидит, прицелился — мы тебя огорошим. Не надо тормозить, а то вы стилизуете этот ход. Нет хода предварительного. Уже в темпе хода должен быть замысел. Эта стрельба ходов будет в сцене взяток, он там гипнотизер. Тут он балагурит, но не как мальчик, а как завсегдатай петербургских игорных домов, танцулек того времени.

Маслацов, тяни, пожалуйста, а то очень отрывисто. Надо везти. Поэтому ничего не слышно. Прямо в нос, ничего, что соврешь^[clxxxviii].

Анна Андреевна смеется над тем, что Заезжий офицер застыл в позе ревнивца и готов хватить бутылкой по лицу. Она над этим смеется. Анна Андреевна — хорошая оперная примадонна.

Маслацов наклонил голову — грустит. Маслацов безнадежно грустит, {144} грустит. Музыку дать, когда он стучит, а то приятно, [когда] правильно, а здесь должно быть неправильно.

Заезжий офицер движется в кадрили, потерял ритм и не желает поправиться, бравируя тем, что он неприличен. Он обиделся.

Анна Андреевна веером стучит по правой руке Заезжего офицера. Он — в смехе повернул стул и сел верхом на стуле. Тогда зачеркивается предыдущая вежливость.

А ты, Маслацов, всю страсть вложи в музыку. От тебя загородили всю эту штуку и вложи всю ревность.

Кельберер, дайте ей подойти — тогда поворот.

Зиночка, Зиночка, ни в коем случае не поднимай рук, как раз наоборот, — как будто она хватает в полуобморочном состоянии.

Ах, так хорошо. У Анны Андреевны мелодрама, на минуту выпадение из комедии.

«Я не могу» — не вали в кучу. Торможение, торможение, а слова пусть продышат.

Мы часто в борьбе отступаем, говоря: «Отойди, отойди, а то дам в морду».

Четыре Анны Андреевны: 1 — отступила, 2 — передача веера, 3 — крестит. Благословила и убрала руку.

Хлестаков взял руку, чтобы было чередование рук. Должна быть волна рук. Если бы это было в кино, то руки сняли бы отдельно. Здесь должен быть очень интенсивный свет. Должно быть [так], как будто снимаем отдельный кадр — «руки».

Замечания.

Гарин. У тебя первая сцена напориста в звуковом отношении, но должна быть дана в курсиве. Ты теперь перепланируй в смысле тихости, но цинизм дай в акцентировке. Напористо начинаешь в звуковом отношении, а надо напористость дать акцентировкой.

Кельберер смотрит на спящего капитана короче, потому что получается слишком мистично. Просто взглянул, не особенно упирая на это. Короче должна быть сцена.

Райх — «спою» — не тот жест. Она вся в нотах, не ему говорит, мягче будет.

Бабанова. Надо девочку пятого эпизода перенести сюда с большей грубоватостью. Здесь немного француженки у вас. А это не Гоголь. Это Тургенев, скорее. Несомненно, Гоголь иначе ее рисовал. Девочка лет шестнадцати. Но раз девочка, ее лучше строить грубее. Настроить каких-то штук, и это осовременит ее немного. А то она немного француженка.

Руки у Гарина после альбома. Дал и потом сел. Чтобы чувствовалось: дал автограф — остался скупым в позе. Не из этой пьесы переход — «сударыня». Это Мольер и Голейзовский. Может быть, поискать какое-нибудь другое [обращение] — из арсенала гоголевских слов: как мужчина обращается к девочке лет шестнадцати.

Тяжело везет текст Гарин, когда с Бабановой. «Сорока» — он затеял так трудно, но он с ней обращается, как с деточкой, — и в альбом написал и где-то чмокнет.

Маслацов сегодня очень робок.

Хлестаков — замечательный актер трагический. Там и тут в нем видны потерянные возможности. Из Хлестакова мог бы быть чудный {145} актер. Он — Мочалов в «30 лет жизни игрока» ^[clxxxix]. Он затеял штуку и переводит на технические вещи, перевоплощается — актер. Жаль парня, свихнулся, не по той дороге пошел. […]

21 октября 1926 года
XVI эпизод. «Мечты о Петербурге»
Городничий — Старковский, Анна Андреевна — Райх

Мейерхольд. Городничий выходит с левой от зрителя стороны шкафа. Только на коротких действенных фразах — наступление, продвижка.

«Теперь я вас…» — ищет шпагу, берет.

Первый взлет со шпагой, как на стремена становится.

Дата добавления: 2015-06-04