КАТЕГОРИИ: Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748) |
Действие Второе 2 страница
Розенкранц – Следующий! Никого.
Гильденстерн – Чего ты ждешь?
Розенкранц – Чего‑то... кого‑то... Ничего.
Сидят лицом к залу.
– Голоден?
Гильденстерн – Нет, а ты?
Розенкранц (задумчиво). – Нет. Помнишь ту монету?
Гильденстерн – Что?
Розенкранц – Наверно, я потерял ее.
Гильденстерн – Какую монету?
Розенкранц – Не помню точно.
Пауза.
Гильденстерн – Ах, ту... смешно.
Розенкранц – Не понимаю, как это вышло.
Гильденстерн – У тебя это само получается.
Розенкранц – Да, это мой трюк.
Гильденстерн – Попробуй еще раз.
Небольшая пауза.
Розенкранц – Мы не можем себе это позволить.
Гильденстерн – Правильно. Человек должен думать о будущем.
Розенкранц – Следовало бы.
Гильденстерн – Иметь будущее. В конце концов, человек его всегда имеет... сейчас... и сейчас... и сейчас...
Розенкранц – Без конца. Впрочем, нет, вряд ли. (Пауза.) Ты представляешь себя когда‑нибудь мертвым, по‑настоящему... в ящике и с крышкой сверху?
Гильденстерн – Нет.
Розенкранц – Я, конечно, тоже... Глупо нервничать по этому поводу. Потому что думаешь о себе в ящике как о живом, не учитывая, что ты уже мертвый... а это ведь не то же самое, правда? То есть ты уже не знаешь, в ящике ты или нет. Это ведь как если просто спать в ящике. Не то чтоб мне нравилось спать в ящике, особенно без воздуха. Потому что если проснешься, то ты уже мертвый, это во‑первых; и что тогда делать? Тем более – в ящике. Вот это‑то мне и не нравится. Потому я и не думаю об этом...
(Гильденстерн беспокойно ерзает и кутается в плащ.)
...Потому что тогда ты уже беспомощен, верно? Запихнутый в ящик, и ты уже там навсегда. Даже если учесть, что ты мертв, все равно неприятная мысль. Особенно если ты по‑настоящему мертв. Вот представь – представь, что я запихиваю тебя сейчас в ящик, – что ты предпочтешь: быть живым или мертвым? Конечно, живым. Потому что жизнь в ящике лучше, чем не жизнь вообще. По‑моему. По крайней мере есть шанс. Лежишь себе и думаешь – ладно, по крайней мере я жив. Кто‑нибудь все‑таки придет и постучит и скажет: выходи. (Стучит кулаком по полу.) Эй ты, как тебя там! Вылезай!
Гильденстерн (вскакивает, яростно). – Перестань! Ты способен свести с ума!
Пауза.
Розенкранц – На твоем месте я бы не обращал внимания. Ты просто подавлен. (Пауза.) Вечность – ужасная вещь. То есть где она все‑таки кончается? (Пауза, потом весело.) Два ранних христианина случайно встретились на небесах. «Неужто я вижу Савла из Тарса? – воскликнул один. – Ты‑то что тут делаешь?» – «Тарса‑Шмарса, – буркнул другой. – Ты видишь уже Павла». (Он встает и хлопает в ладоши.) Им все равно. Рассчитывать не на что. Можно позеленеть, пока они явятся.
Гильденстерн – Или посинеть. Или покраснеть.
Розенкранц – Христианин, мусульманин и еврей встретились однажды в закрытом экипаже... «Зильберштейн! – воскликнул еврей. – Как зовут твоего приятеля?» – «Его зовут Абдулла, – говорит мусульманин. – Но с тех пор как он обратился, он мне больше не приятель». (Снова подскакивает и кричит за кулисы.) Эй, вы, я знаю, что вы там! Давайте сюда, поболтаем! (Пауза.) Ничего не поделаешь. Никого...
(Шагает по сцене.)
Где тот момент, когда человек впервые узнает о смерти? Должен же он где‑то быть, этот момент, а? В детстве, наверно, когда ему впервые приходит в голову, что он не будет жить вечно. Это должно бы было быть потрясающе – надо порыться в памяти. И все же – не помню. Наверно, это никогда меня не заботило Что из этого следует? Что мы, должно быть, рождаемся с предчувствием смерти. Прежде чем узнаем это слово, прежде чем узнаем, что существуют вообще слова, являясь на свет, окровавленные и визжащие, мы уже знаем, что для всех компасов на свете есть только одно направление, и время – мера его.
(Умолкает, потом отчаянно и быстро.)
Индус, буддист и укротитель львов встретились однажды в цирке на индо‑китайской границе...
(Прерывает себя.)
Они считают нас мебелью! Я этого не потерплю! Имейте это в виду!
(Он снова круто оборачивается лицом к кулисам.)
Катитесь отсюда! Все! Вход запрещен! Закрыто!
(Никто не входит, он переводит дух.)
Так‑то лучше...
Тотчас же после его слов в глубине сцены возникает большая процессия, возглавляемая Клавдием; за ним – Гертруда, Полоний, Офелия. Клавдий, поравнявшись с Розенкранцем, берет его под руку и сразу же начинает беседу: текст см. «Гамлет», акт III, сцена 1. Гильденстерн все еще стоит лицом к публике, пока Клавдий, Розенкранц и остальные проходят в глубь сцены и поворачивают назад.
Гильденстерн – Смерть, сопровождаемая вечностью... худшее, что есть в обоих мирах. Это и вправду ужасная мысль.
Он оборачивается и направляется в глубь сцены, чтобы принять участие в разговоре. Гертруда и Розенкранц выходят на передний план.
Гертруда
А как он принял вас?
Розенкранц
Со всей учтивостью.
Гильденстерн (вернувшись как раз вовремя, чтоб вступить в беседу).
Но и с большой натянутостью тоже.
Розенкранц (лжет, сознает, что лжет, и даже не старается это скрыть; может быть, даже подмигивает Гильденстерну).
Скуп на вопросы, но непринужден В своих ответах.
Гертруда
Вы не домогались, Чтоб он развлекся?
Розенкранц
Мадам, Случилось так, что мы перехватили В дороге некоих актеров; это Ему сказали мы, и он как будто Обрадовался даже; здесь они И, кажется, уже приглашены Играть пред ним сегодня.
Полоний
Это верно; И он через меня шлет просьбу вашим Величествам послушать и взглянуть.
Клавдий
От всей души; и мне отрадно слышать, Что к этому он склонен. ‑ Вы, господа, старайтесь в нем усилить
Вкус к удовольствиям.
Розенкранц
Да, государь.
Клавдий (снова возглавляя процессию).
Оставьте нас и вы, моя Гертруда. Мы, под рукой, за Гамлетом послали, Чтоб здесь он встретился как бы случайно С Офелией.
Клавдий и Гертруда выходят.
Розенкранц (брезгливо). – Ни минуты покоя! И туда, и сюда – так и прут со всех сторон.
Гильденстерн – Ты вечно недоволен.
Розенкранц – Все время ставят палки в колеса... Неужто не можем обойтись без них?
Гильденстерн – Не все ли равно?
Розенкранц – Я пошел. Розенкранц заворачивается в плащ. Гильденстерн не обращает на него внимания. Розенкранц неуверенно идет в глубь сцены. Всматривается во что‑то и быстро возвращается.
Гильденстерн – Что поделывает?
Розенкранц – Ничего.
Гильденстерн – Что‑нибудь он должен делать.
Розенкранц – Идет.
Гильденстерн – На руках?
Розенкранц – Нет.
Гильденстерн – Нагишом?
Розенкранц – Застегнут на все пуговицы.
Гильденстерн – Мелет что‑нибудь?
Розенкранц – По‑моему, нет.
Гильденстерн – Ты, наверно, ошибся.
Розенкранц – Вряд ли.
Пауза.
Гильденстерн – Честное слово, не представляю, как его втянуть в разговор. В глубине сцены показывается Гамлет, который жестикулирует, как бы взвешивая «за» и «против» во время своего – нами не слышимого – монолога. Розенкранц и Гильденстерн наблюдают за ним.
Розенкранц – Ну, можем сказать, что воспользовались случаем... повидать его... Это и вправду вышло случайно... по‑моему... По‑моему, надо напрямик, без церемоний... как мужчина с мужчиной... По старой дружбе... Например: слушай, старина, что все это значит?.. В этом духе... по‑моему. Прямой, непринужденный подход. Да, именно так... по‑приятельски... Этот случай надо хватать, я считаю... если мое мнение, конечно, учитывается... Дареному коню можно и в глаза заглянуть... И так далее. (Делает шаг в сторону Гамлета, но нервы его сдают, и он возвращается.) Благоговение, вот что нам мешает. Перед голубой кровью. Как доходит до дела, всегда пасуем...
Входит Офелия, представляющая в единственном числе нечто вроде религиозной процессии.
Гамлет
Мой грех в своих молитвах вспомни, нимфа.
Услышав его голос, Офелия останавливается; он берет ее за руку и притягивает к себе.
Офелия
Мой добрый принц, Как поживали вы все это время?
Гамлет
Благодарю вас; сносно, сносно, сносно.
Переговариваясь, они исчезают за кулисами.
Розенкранц – Вроде как в городском парке.
Гильденстерн – Да, выразительно. Ну, так как насчет твоего непринужденного подхода? Могло произвести сильное впечатление. Если я еще имею право на личное мнение – сядь и заткнись. Хватит твоих фантазий.
Розенкранц (почти в слезах). – Это невыносимо!
Появляется женская фигура в королевском одеянии. Розенкранц подкрадывается к ней сзади, закрывает глаза ладонями и – с отчаянной фамильярностью:
– Угадай, кто?!
Актер (появляясь из дальнего угла сцены) – Альфред!
Розенкранц опускает руки и быстро оборачивается. Оказывается, он обнимал Альфреда, одетого в женское платье и в парике блондинки. Актер все еще стоит в углу сцены. Розенкранц подходит к нему. Они стоят нос к носу.
Розенкранц – Виноват.
Актер автоматически поднимает правую ногу. Розенкранц наклоняется и кладет руку на пол в этом месте. Актер опускает ногу. Розенкранц вскрикивает и отскакивает.
Актер – Прошу прощения.
Гильденстерн (K Розенкранцу). – Что он сделал?
Актер – Топнул ногой.
Розенкранц – Моя рука была на полу.
Гильденстерн – Ты сунул свою руку под его ногу?
Розенкранц – Я...
Гильденстерн – Зачем?
Розенкранц – Я думал... (Вцепляется в Гильденстерна.) Не оставляй меня!
Он порывается к выходу; оттуда появляется актер в одежде короля. Розенкранц бросается в другую сторону; оттуда выходят два актера в плащах. Розенкранц совершает еще одну попытку, но навстречу появляется еще один актер, и Розенкранц замирает посреди сцены, 1‑й актер устало хлопает в ладоши.
Актер – За дело! Времени маловато.
Гильденстерн – Что происходит?
Актер – Генеральная репетиция. А теперь, если вы не возражаете, отойдите чуть‑чуть в сторонку... так... хорошо. (К актерам.) Все готовы? (К Розенкранцу и Гильденстерну.) Мы все время работаем в одних и тех же костюмах, и они, знаете, часто забывают, кого именно надо играть... Альфред! Перестань ковырять в носу. Королевы совершают это... умственным путем... Это у них наследственное. Отлично. Тишина. Поехали!
Актер‑король
Уж тридцать раз как колесница Феба...
Актер (вскакивая, со злостью.) – Нет, нет, нет! Начинай с пантомимы, понял? Ваше трепаное величество! (К Розенкранцу и Гильденстерну.) Они немножко не в форме, но когда они начнут умирать, то будут бесподобны. Смерть вызывает у них вдохновение.
Гильденстерн – Очень мило с их стороны.
Актер – Ничего нет более неубедительного, чем неубедительная смерть.
Гильденстерн – Бесспорно.
Актер хлопает в ладоши.
Актер – Акт первый – пошли!
Пантомима. Тихая мелодия флейты. Актер‑король и актер‑королева обнимаются. Она становится на колени и о чем‑то молит его. Он поднимает ее с колен и кладет свою голову ей на плечо. Засыпает. Она, видя, что он уснул, оставляет его.
Гильденстерн – Что это означает?
Актер – Видите ли, это такой прием. Это – схема; с ее помощью мы делаем происходящее более или менее понятным. Язык наших пьес настолько плох, что компенсирует недостатки стиля разве что своей неясностью.
Пантомима продолжается – входит другой актер. Он снимает со спящего корону, целует ее. Потом достает флакончик с ядом и вливает его в ухо спящего, потом выходит. Спящий, героически содрогаясь, умирает.
Розенкранц – А это кто был?
Актер – Брат короля и дядя принца.
Гильденстерн – Не очень‑то по‑братски.
Актер – И вообще не по‑родственному. Особенно дальше.
Королева возвращается; найдя короля мертвым, проводит сцену горя. Снова входит отравитель, сопровождаемый двумя актерами в плащах. Тело уносят. Отравитель как бы утешает королеву дарами. Поначалу она сопротивляется, но вскоре уступает ему и отвечает на ласки. В этот момент слышится душераздирающий женский вопль, и появляется Офелия, преследуемая Гамлетом. Гамлет – в истерике, он кричит на нее, хватает за рукав и т. д.; все это – в центре сцены.
Гамлет – Нет, с меня довольно, это свело меня с ума.
Она опускается, плача, на колени.
– Я говорю: у нас не будет больше браков. (Снижает голос, обращаясь к застывшим в своих позах актерам.) – Те, которые уже в браке (исподтишка кланяется королеве и отравителю; более доверительным тоном), – все, кроме одного, останутся жить. (Невесело усмехается им, собираясь отойти; тон снова меняется, последние слова он произносит с нарастанием.) – Прочим оставаться как они есть. (Уже уходя, он наклоняется к трясущейся Офелии и произносит ей прямо в ухо, отрывисто.) – В монастырь, в монастырь...
Он выходит. Офелия посреди сцены падает на колени, ее всхлипывания еле слышны. Небольшая пауза.
Актер‑король
Уж тридцать раз как колесница Феба...
Входят Клавдий с Полонием; они приближаются к Офелии и поднимают ее. Актеры, опустив головы, быстро отступают в глубь сцены.
Клавдий
Любовь? Не к ней мечты его стремятся; И речь его, хотя в ней мало строя, Была не бредом. У него в душе Уныние высиживает что‑то. И я боюсь, что вылупиться может Опасность; чтоб ее предупредить, Я, быстро рассудив, решаю так: Он в Англию отправится немедля...
С этими словами они – Клавдий, Полоний, Офелия – исчезают из виду. Актер, выходя вперед, хлопает в ладоши, привлекая к себе внимание.
Актер – Так не пойдет, джентльмены. (Актеры смотрят на него.) С этим нельзя выходить на сцену. (К Гильденстерну.) Какое у вас впечатление?
Гильденстерн – А какое должно быть впечатление?
Актер (актерам) – Вы не даете самой сути!
Розенкранц делает несколько шагов вслед за Офелией, потом возвращается.
Розенкранц – Любовью это мне не кажется.
Гильденстерн – Возвращаясь к нашим баранам...
Актер (к актерам) – Это было ни к черту.
Розенкранц (к Гильденстерну) – Похоже, вечером будет хаос.
Гильденстерн – Не суйся – мы только зрители.
Актер – Акт второй! По местам!
Гильденстерн – Разве это еще не конец?
Актер – Вы называете это концом? Когда еще нет трупов? Ну нет; что называется, только через... ваш труп.
Гильденстерн – Как я должен это принять?
Актер – Лежа. (Короткий смешок – но в ту же секунду это лицо человека, который никогда не смеялся.) У произведения искусства всегда есть замысел, вы же знаете. События развиваются сами по себе, пока не наступает эстетический, нравственный и логический финал.
Гильденстерн – А какой финал на этот раз?
Актер – Обычный. Вариантов, не бывает: мы приближаемся к месту, когда все, кому назначено умереть, умирают.
Гильденстерн – Назначено?
Актер – Ну, между «кушать подано» и «трагической иронией» достаточно места для проявления наших индивидуальных способностей. Вообще говоря, все можно считать законченным только тогда, когда дела так плохи, что хуже быть просто не могут. (Включает улыбку.)
Гильденстерн – Кто это решает?
Актер (выключает улыбку) – Решает? Это написано. (Он отворачивается, но Гильденстерн хватает его и резко поворачивает к себе; безмятежно.) – А сейчас, если вы будете столь любезны, разойдемся как в море корабли. Выражаясь популярно.
Гильденстерн отпускает его.
– Мы актеры, понимаете? Мы не выбираем: мы подчиняемся указаниям. Плохой конец прискорбен, хороший – безрадостен. В этом смысл трагедии. (Громко.) По местам!
Актеры занимают свои места для продолжения пантомимы; на этот раз представляется любовная сцена – страстная, эротическая – между королевой и отравителем‑королем. Любовники начинают. Актер вполголоса быстро комментирует происходящее Розенкранцу и Гильденстерну.
– Убив брата и соблазнив вдову, отравитель захватывает трон. В этой сцене они отпускают поводья своей разнузданной страсти. Она не догадывается, что мужчина, которого она сжимает в объятиях....!
Розенкранц – О, конечно – да – понимаю! Но это невозможно.
Актер – Да? Почему?
Розенкранц – Да как же – я полагаю, люди пришли отдохнуть, развлечься – а не за грязным и бессмысленным развратом.
Актер – Ошибаетесь – именно за этим. Убийство, обольщение и инцест, – а вам чего нужно – хохмочек?
Розенкранц – Я хочу хорошую историю – с началом, серединой и концом.
Актер (к Гильденстерну). – А вам?
Гильденстерн – Я предпочел бы искусство как зеркало жизни. Если тебе не все равно.
Актер – Мне, сэр, все равно. (К обнимающимся любовникам.) Отлично, но не увлекайтесь. (Они встают; к Гильденстерну.) Мой выход через минуту. Луциан, племянник короля! (Поворачивается к актерам.) Следующий!
Актеры готовятся к следующему фрагменту пантомимы, который состоит в том, что сам актер представляет – хореография и стилизация – мучимого тоской, что есть вступление к страстной сцене с королевой («Гамлет», акт III, сцена 4). Затем следует очень стилизованная сцена убийства Полония, закалываемого сквозь занавес (убитый король играет Полония); в течение этой сцены актер продолжает скороговоркой комментировать Розенкранцу и Гильденстерну происходящее:
Актер – Луциан, племянник короля... отставленный дядей от трона и потрясенный... его кровосмесительным браком с его матерью... теряет разум... производя при дворе переполох и замешательство... своими метаниями... меж горчайшей меланхолией и диким безумием... попытками самоубийства (поза) и убийством (закалывает Полония)... наконец он предстает перед своей матерью и в довольно двусмысленной сцене (объятие – с элементами эдипова комплекса) умоляет ее признать вину и раскаяться... (Вскакивает, продолжая говорить.) Король (он выталкивает вперед отравителя‑короля), мучимый виной, мучимый страхом, решает отослать своего племянника в Англию... и доверяет эту миссию двум улыбчивым подчиненным... придворным... двум шпионам... (отворачивается, чтобы соединить в одну группу отправителя‑короля и двух актеров в плащах; эти двое кланяются, принимая от короля пакет)... вручив им письмо для передачи английскому двору!.. И вот они отбывают – на борту корабля... Два актера, шпионы, встают по бокам актера, а все трое начинают раскачиваться в унисон: движение корабля; потом актер отделяется от них....и они прибывают... Один из шпионов прикрывает глаза ладонью, разглядывая горизонт......причаливают... и предстают перед английским королем. (Поворачивается на 180 градусов.) Английский король...
Перемена головного убора превращает актера, игравшего только что убитого короля, в английского короля.
–...Но где же принц? Куда он пропал? Сюжет усложнился – волею судьбы и интриги в руках у них оказывается письмо, обрекающее их на гибель! Шпионы вручают английскому королю письмо; английский король прочитывает его и приказывает их казнить. Актер срывает с них плащи, готовя их к экзекуции. Предатели, погоревшие на своей же хитрости, или жертвы богов – мы никогда этого не узнаем!
До сих пор пантомима шла плавно и безупречно, но тут Розенкранц делает шаг вперед, и все останавливается. Обстоятельством, заставившим Розенкранца вмешаться, оказывается тот факт, что под плащами оба шпиона одеты в костюмы, абсолютно аналогичные костюмам самих Розенкранца и Гильденстерна. Несколько неуверенно Розенкранц приближается к «своему» шпиону. Он в недоумении, почему именно костюм кажется ему знакомым. Останавливается и задумчиво ощупывает ткань...
Розенкранц – Хм, если это не...! Стоп, погоди, не отвечай – это было уже столько лет тому – но где именно? Мы знакомы, не так ли? Я никогда не забываю лиц (всматривается в лицо шпиона)... то есть твоего‑то я прежде не видел. На минуту мне показалось, что – нет, мы прежде не встречались, верно? Да, боюсь, ты ошибаешься. Боюсь, ты принял меня за кого‑то другого.
Гильденстерн тем временем приближается к другому шпиону, напряженно наморщив лоб.
Актер (к Гильденстерну). – Вы знакомы с этой пьесой, сэр?
Гильденстерн – Нет.
Актер – Бойня – целых восемь трупов. Это у нас получается лучше всего.
Гильденстерн (с силой, накапливавшейся во время пантомимы и комментария к ней). – Ты! Что ты знаешь о смерти?
Актер – Что актерам это удается лучше всего. Они должны выдать все, на что их талант способен, и их талант – умирание. Они умирают героически, комически, иронически, медленно, быстро, отвратительно, очаровательно и, наконец, на котурнах. Лично мое амплуа несколько более общее. Я извлекаю из мелодрамы суть, которой там часто и нет; но иногда, несмотря на это, проскальзывает тонкий луч света, который, если под определенным углом, может, так сказать, пронзить покров смертности.
Розенкранц – И это все, на что они способны, – умирать?
Актер – Нет, нет – они еще красиво убивают. Некоторые убивают даже красивей, чем умирают. Остальные лучше умирают, чем убивают. Это труппа.
Розенкранц – Который из них который?
Актер – Почти никакой разницы.
Гильденстерн (страх, насмешка). – Актеры! Механики дешевых мелодрам! Это не смерть! (Спокойней.) Вы кричите, давитесь, ползаете на четвереньках – но ни у кого это не рождает ощущения смерти – никого не застает врасплох, чтоб в мозгу у них что‑то прошептало: «Однажды и ты будешь умирать». (Упрощая.) Вы умираете столько раз; как же вы рассчитываете, что они поверят в смерть подлинную?
Актер – Как раз наоборот, это единственный вид смерти, в который они верят. Они у меня вышколены. У меня однажды был актер, которого приговорили к виселице за кражу овцы – или барана, – не помню точно. Так я испросил разрешения повесить его по ходу пьесы – пришлось малость изменить фабулу, но я посчитал, что так будет эффектней. Вы, может быть, не поверите, но это не выглядело убедительно. Поколебать их недоверие невозможно, – и когда публика начала глумиться и швырять помидоры – все кончилось катастрофой! – он ничего другого не делал, только плакал – совсем не по роли – просто стоял там и плакал... Нет, больше никогда...
В прекрасном настроении он снова возвращается к пантомиме: два шпиона ожидают казни от его руки, актер вытаскивает из‑за пояса свой кинжал.
– Публика знает, чего она хочет, и только этому она согласна верить. (Шпионам.) Показывайте!
Шпионы умирают, не спеша, но убедительно. Свет начинает меркнуть, и, пока они умирают, Гильденстерн говорит.
Гильденстерн
Дата добавления: 2015-06-04; Просмотров: 274; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы! Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет |