Действие Третье 1 страница

Полная темнота.

Слабый шум моря.

После нескольких секунд молчания – голос из темноты.

Гильденстерн

– Ты здесь?

Розенкранц

– Где?

Гильденстерн (горько).

– Недурное начало.

Пауза.

Розенкранц

– Это ты?

Гильденстерн

– Да.

Розенкранц

– Ты в этом уверен?

Гильденстерн (взрываясь).

– О‑Господи‑Боже‑Правый!

Розенкранц

– С нами, значит, еще не покончено, а?

Гильденстерн

– Мы же здесь, не так ли?

Розенкранц

– Да? Я ни черта не вижу.

Гильденстерн

– Но думать‑то ты ведь еще можешь, не так ли?

Розенкранц

– Думаю, да.

Гильденстерн

– И говорить.

Розенкранц

– Что я должен сказать?

Гильденстерн

– Не важно. И можешь еще чувствовать, верно?

Розенкранц

– Ага. Еще, значит, поживем.

Гильденстерн

– И что ты чувствуешь?

Розенкранц

– Ногу. Чувствую, что чувствую ногу.

Гильденстерн

– Ну и как она?

Розенкранц

– Омертвела.

Гильденстерн

– Омертвела?

Розенкранц (в панике).

– Я не чувствую ничего!

Гильденстерн

– А ты ее ущипни.

Розенкранц (секунду спустя).

– Ай! (Пауза.) Извини.

Гильденстерн

– Это уже лучше.

Длинная пауза. Шум понемногу нарастает, становится ясно: это – море. Судно скрипит, ветер свистит в снастях, издали слышны возгласы матросов, отдаются команды.

Лево на борт!

Так держать!

Убрать рифы, чтоб вас!

Это ты, боцман?

Хелло, это ты?

Легче, легче!

Держать к ветру!

Больше к ветру, ребята!

Шум моря – в промежутках.

Ставь кливера!

Топсель наверх, братцы!

И так далее, но глуше.

Розенкранц

– Выходит, плывем. (Пауза.) Темновато, а?

Гильденстерн

– Но не как ночью.

Розенкранц

– Да, не как ночью.

Гильденстерн

– Темно, как днем.

Пауза.

Розенкранц

– Ага, для дня темновато.

Гильденстерн

– Должно быть, дело в курсе. Они держат на север.

Розенкранц

– Не в курсе.

Гильденстерн

– Полярная ночь. Когда солнце за полночь.

Розенкранц

– А‑а...

Голоса команды.

В глубине сцены вспыхивает фонарь: там Гамлет.

Сцена освещена неравномерно.

Можно различить Розенкранца и Гильденстерна, сидящих на авансцене; позади них – контуры парусов, снастей и так далее.

– Кажется, светлеет,

Гильденстерн

– Для ночи – не слишком.

Розенкранц

– Это же полярная ночь.

Гильденстерн

– Н‑да. Если не сбились с курса.

Розенкранц (небольшая пауза).

– Н‑да.

Светлеет – не то фонарь, не то луна... Совсем светло. Становится видно, что на палубе помимо прочих предметов стоят три большие, в человеческий рост, бочки с крышками; они стоят в линию, но на некотором расстоянии друг от друга. Сзади – и чуть выше – воткнутый в пол большой, диаметром примерно в два метра, полосатый зонт; что за ним – не видно. Глубина сцены все еще погружена в сумрак. Розенкранц и Гильденстерн все еще лицом к публике.

– А все же светлей, чем было. Стало быть, скоро ночь. Этот дальний север... (Грустно.) Я так полагаю, надо спать. (Зевает и потягивается.)

Гильденстерн

– Устал?

Розенкранц

– Да нет... но мне, наверно, трудно будет привыкнуть к этому. Целую ночь спать, целый день ничего не видеть... Спокойная жизнь у этих эскимосов.

Гильденстерн

– У кого?

Розенкранц

– Что?

Гильденстерн

– Мне показалось... (Прерывает себя.) Кажется, я верю уже всему. Я уже не способен даже на элементарный скептицизм.

Пауза.

Розенкранц

– Не размять ли нам ноги?

Гильденстерн

– Нет, неохота мне их разминать.

Розенкранц

– Хочешь, я их тебе разомну?

Гильденстерн

– Нет.

Розенкранц

– Мы б могли размять их друг другу. И не нужно было бы никуда ходить.

Гильденстерн (пауза).

– Да, сами бы пришли.

Розенкранц

– Сюда?

Гильденстерн

– Сюда – откуда‑нибудь.

Розенкранц

– Куда‑нибудь сюда. Оттуда.

Гильденстерн

– На палубу.

Розенкранц разглядывает палубу. Хлопает по ней ладонью.

Розенкранц

– Хорошая клепка, а?

Гильденстерн

– Да, я тоже люблю корабли. Мне нравится, как тут все устроено. На корабле человек может не беспокоиться, в какую сторону ему пойти или не пойти вообще, – проблемы не возникает, потому что ты все равно на судне, а? Идеальное место для игры в пятнашки... Я думаю, я всю жизнь мог бы провести на судне.

Розенкранц

– Очень здорово.

Розенкранц делает вдох – с удовольствием – и выдох – уже со скукой. Гильденстерн встает и смотрит в зал поверх голов публики.

Гильденстерн

– На корабле человек свободен. Временно. Относительно.

Розенкранц

– Ну, а как оно?

Гильденстерн

– Бурное.

Розенкранц тоже встает и присоединяется к Гильденстерну.

Оба стоят и смотрят в публику поверх голов.

Розенкранц

– Кажется, меня уже мутит.

Розенкранц идет в глубину сцены. Было бы хорошо, если бы с авансцены туда – как с нижней палубы на верхнюю – вело несколько ступенек. Зонт находится на верхней палубе. Розенкранц останавливается около зонта и заглядывает за него. Гильденстерн тем временем, глядя в зал, развивает свою тему.

– Свобода передвижения, слова, импровизации – и все же... И все же тюрьма. Ибо границы этой свободы определены неподвижной звездой, и все наше перемещение – лишь небольшое изменение угла по отношению к ней; мы, конечно, можем ловить момент, наслаждаться на все сто, шнырять туда‑сюда, но, как бы мы ни вертелись, круг замыкается, и оказываешься лицом к лицу с тем неизменным обстоятельством, что мы, Розенкранц и Гильденстерн, снабженные письмом от одного короля к другому, просто‑напросто доставляем Гамлета в Англию.

В это время Розенкранц с многозначительной миной, стиснув зубы, как если бы обладал большой тайной, на цыпочках приближается к Гильденстерну, украдкой озирается и – свистящим шепотом:

Розенкранц

– Слушай, он – там.

Гильденстерн (без удивления).

– Что поделывает?

Розенкранц

– Спит.

Гильденстерн

– Это ему полезно.

Розенкранц

– Что?

Гильденстерн

– Что может спать.

Розенкранц

– Да, полезно.

Гильденстерн

– Мы теперь с ним.

Розенкранц

– Может спать спокойно.

Гильденстерн

– Все равно для него все кончено.

Розенкранц

– Для гибнущих в пучине грозных вод...

Гильденстерн

– Насущный лозунг подыщи нам днесь.

Глухой стук: они садятся. Длинная пауза.

Розенкранц (шевелится, оглядывается).

– Ну, что теперь?

Гильденстерн

– Ты о чем?

Розенкранц

– Ну как – ничего же не происходит.

Гильденстерн

– Мы плывем.

Розенкранц

– Знаю.

Гильденстерн (сердито).

– Ну так чего тебе еще? (Печально.) Никакой информации. Одни огрызки... и мы еще должны анализировать эти приказания. Которые мы едва помним. Которые ничем не отличаются от инстинкта...

Розенкранц сует одну руку в кошелек; вытаскивает монету и заводит обе руки за спину, потом протягивает Гильденстерну два кулака. Гильденстерн хлопает по одному из них. Розенкранц разжимает ладонь, там – монета. Отдает ее Гильденстерну.

Процесс повторяется.

Процесс повторяется.

Процесс повторяется.

Гильденстерн начинает нервничать. Он уже хочет проиграть.

Процесс повторяется.

Гильденстерн разжимает один кулак Розенкранца; потом, сообразив, – второй. Выясняется, что в обеих ладонях было по монете. Розенкранц смущен.

– У тебя по монете в каждой?!

Розенкранц (смущенно).

– Да.

Гильденстерн

– Каждый раз?!

Розенкранц

– Угу.

Гильденстерн

– Какой же в этом смысл?

Розенкранц (с чувством, проникновенно).

– Я хотел сделать тебе приятное.

Слышен глухой стук.

Гильденстерн

– Сколько он тебе дал?

Розенкранц

– Кто?

Гильденстерн

– Король. Он же подкинул нам малость.

Розенкранц

– А сколько тебе?

Гильденстерн

– Я первый спросил.

Розенкранц

– Столько же, сколько тебе.

Гильденстерн

– Он не хотел оказывать предпочтения.

Розенкранц

– Сколько он тебе дал?

Гильденстерн

– Столько же.

Розенкранц

– Откуда ты знаешь?

Гильденстерн

– Ты сам только что сказал – откуда ты знал?

Розенкранц

– Он не хотел оказывать предпочтения.

Гильденстерн

– Даже если бы мог.

Розенкранц

– Чего, конечно, не мог.

Гильденстерн

– Он даже не был уверен, не путает ли нас.

Розенкранц

– Не путая нас.

Гильденстерн (оборачиваясь к нему, яростно).

– Почему ты не можешь сказать ничего оригинального, своего?! Неудивительно, что топчемся на месте. От тебя никакого проку – только повторяешь на разные голоса.

Розенкранц

– Мне ничего не приходит в голову оригинального. Но я хорошая поддержка.

Гильденстерн

– Устал я все время выкладываться.

Розенкранц (покорно).

– У тебя сильная индивидуальность. (Почти плача.) О, что с нами будет!

Гильденстерн утешает его; вся его жесткость улетучивается.

Гильденстерн

– Не плачь... все будет в порядке... ну же, ну... говорю тебе, все будет в порядке. Я постараюсь.

Розенкранц

– Но мы же ничего не можем поделать, мы же брошены на произвол судьбы!

Гильденстерн

– Мы плывем в Англию, мы везем туда Гамлета.

Розенкранц

– Зачем?

Гильденстерн

– Зачем? Где же ты был?

Розенкранц

– Когда? (Пауза.) Мы же не знаем, что делать, когда высадимся.

Гильденстерн

– Отведем его к королю.

Розенкранц

– И он там будет?

Гильденстерн

– Да нет же – к английскому королю.

Розенкранц

– Он нас ждет?

Гильденстерн

– Нет.

Розенкранц

– Он же не поймет, чего ради мы явились. Что мы ему скажем?

Гильденстерн

– Мы отдадим ему письмо. Ты помнишь про письмо?

Розенкранц

– Я?

Гильденстерн

– В письме все объяснено. Надо полагать.

Розенкранц

– И это все, да?

Гильденстерн

– Что?

Розенкранц

– Мы доставляем Гамлета к английскому королю, вручаем ему письмо, и – что дальше?

Гильденстерн

– Может быть, в письме что‑нибудь насчет нас; тогда есть будущее.

Розенкранц

– А если нет?

Гильденстерн

– Трудно сказать – тогда все.

Розенкранц

– То есть неопределенность?

Гильденстерн

– Да.

Пауза.

Розенкранц

– Неужто есть надежда на неопределенность? (Пауза.) А кто теперь король Англии?

Гильденстерн

– Зависит от того, когда мы туда доберемся.

Розенкранц

– А что, ты думаешь – в письме?

Гильденстерн

– Ну... заверения в лояльности. Просьба о благосклонности. Напоминание об обязательствах. Смутные обещания. Уравновешенные неясными угрозами... Дипломатия. Приветы членам фамилии.

Розенкранц

– И о Гамлете?

Гильденстерн

– Да, конечно.

Розенкранц

– И о нас – со всеми подробностями?

Гильденстерн

– Разумеется.

Пауза.

Розенкранц

– Значит, мы имеем письмо, которое все объясняет.

Гильденстерн

– Да, оно у тебя.

Розенкранц понимает эти слова буквально. Он начинает шарить по карманам и т. д.

– В чем дело?

Розенкранц

– Письмо.

Гильденстерн

– Оно у тебя?

Розенкранц (нарастающий ужас).

– У меня? (Лихорадочно ищет.) Куда я его мог засунуть?

Гильденстерн

– Не мог же ты его потерять.

Розенкранц

– Я должен его найти!

Гильденстерн

– Странно, я думал, он дал его мне.

Розенкранц смотрит на него с надеждой.

Розенкранц

– Да, наверно.

Гильденстерн

– Но у тебя такой вид, будто ты уверен, что получил его ты.

Розенкранц (вопль).

– Я и уверен!

Гильденстерн

– Но если он дал его мне, то нет никаких оснований, чтобы оно оказалось у тебя; в связи с чем я не понимаю, из‑за чего весь этот крик, что у тебя его нет?

Розенкранц (пауза).

– Похоже, я что‑то напутал.

Гильденстерн

– Во всем этом все меньше и меньше порядка... Корабль, ночь, чувство изоляции и неуверенности... все это способствует потере сосредоточенности. Мы должны владеть ситуацией. Нужно собраться. Итак. Либо ты потерял письмо, либо его у тебя не было, чтоб потерять, вследствие того, что король никогда его тебе не давал, из чего следует, что он дал его мне, из чего следует, что я положил его в мой внутренний нагрудный карман, из чего следует (медленно извлекая письмо)... что оно находится... здесь. (Они улыбаются друг другу.) Мы не должны так распускаться.

Пауза. Розенкранц берет у него письмо.

Розенкранц

– Теперь, раз уж мы его нашли, – почему мы его искали?

Гильденстерн (размышляя).

– Мы думали, что его потеряли.

Розенкранц

– Больше ничего?

Гильденстерн

– Нет.

Пауза.

Розенкранц

– Ну вот, напряжение спало.

Гильденстерн

– Какое напряжение?

Розенкранц

– О чем последнем договорил, а потом мы отклонились?

Гильденстерн

– Это когда?

Розенкранц (беспомощно).

– Я не помню.

Гильденстерн (вскакивая).

– Что за бессмыслица! Так мы ничего не достигнем.

Розенкранц (понуро).

– Даже Англии. И вообще я в это не верю.

Гильденстерн

– Во что?

Розенкранц

– В Англию.

Гильденстерн

– Считаешь, что все это штучки картографов? Ты это имеешь в виду?

Розенкранц

– Я имею в виду, что не верю. (Спокойней.) Я ее не представляю. Пытаюсь вообразить – наше прибытие – какой‑нибудь там небольшой порт – дороги – жителей, объясняющих, как проехать, – лошадей на дороге... и мы скачем весь день и всю ночь, и потом дворец и английский король... так это было бы, если по‑нормальному, – но ничего не выходит – в моем сознании пустота... Мы соскальзываем с карты.

Гильденстерн

– Да... да... (Собираясь с мыслями.) Но ты никогда ничему не веришь, пока оно не случается. А ведь уже столько случилось. Нет, что ли?

Розенкранц

– Мы тонем во времени, хватаясь за соломинки. И что хорошего в кирпиче для утопающего?

Гильденстерн

– Ну‑ну, не заводись, осталось уже недолго.

Розенкранц

– Лучше б уж просто смерть... Может, по‑твоему, смерть быть кораблем?

Гильденстерн

– Нет, нет, нет... Смерть – это... нет. Пойми. Смерть – это последнее отрицание. Небытие. Ты же не можешь не быть на корабле.

Розенкранц

– Мне не часто случалось быть на корабле.

Гильденстерн

– Да нет, если что тебе часто и случалось, так это быть не на корабле.

Розенкранц

– Лучше б я уже умер. (Прикидывает высоту.) Могу прыгнуть за борт. Суну им в колесо палку.

Гильденстерн

– Похоже, они рассчитывают на это.

Розенкранц

– Тогда остаюсь. Что тоже палка. В ихнее колесо. (Мечется в бессильной ярости.) Отлично, отлично. Ни о чем не спрашиваем, ни в чем не сомневаемся. Исполняем, и все. Но где‑то должен быть предел, и мне бы хотелось, чтоб в протоколе было отмечено, что я не верю в Англию. Благодарю вас. (Задумывается.) А если она даже и существует, все равно выйдет только еще одна бессмыслица.

Гильденстерн

– Не понимаю почему?

Розенкранц (яростно).

– Он же не поймет, о чем мы толкуем! Что мы ему скажем?

Гильденстерн

– Мы скажем: ваше величество, мы прибыли.

Розенкранц (царственно).

– Кто вы такие?

Гильденстерн

– Мы – Розенкранц и Гильденстерн.

Розенкранц (рявкает).

– Впервые слышу ваши имена.

Гильденстерн

– Да, мы люди маленькие...

Розенкранц (царственно и брезгливо).

– Что привело вас?

Гильденстерн

– Полученные нами указанья...

Розенкранц

– Впервые слышу...

Гильденстерн (гневно).

– Не перебивай! (Покорно.) Мы прибыли из Дании.

Розенкранц

– Что вам угодно?

Гильденстерн

– Ничего – мы доставляем Гамлета...

Розенкранц

– Это кто?

Гильденстерн (раздраженно).

– Вы слышали о нем...

Розенкранц

– О, я слышал о нем достаточно и не желаю с этим связываться.

Гильденстерн

– Но...

Розенкранц

– Заваливаетесь сюда, как в свой кабак, и ожидаете, что я приму любого сумасшедшего, от которого вы хотите избавиться из‑за кучи непроверенных...

Гильденстерн

– У нас письмо...

Розенкранц вырывает у него письмо и вскрывает его.

Розенкранц (деловито).

– Так... понятно... понятно... Что ж, это, пожалуй, подтверждает вашу версию – распоряжение короля Дании – по разным соображениям – заботясь о благополучии Дании и Англии тоже – по прочтении данного письма, не откладывая – я должен отрубить Гамлету голову...

Гильденстерн вырывает у него письмо, Розенкранц вырывает у него письмо обратно. Гильденстерн отпускает только половину письма. Они читают его одновременно, потом расходятся.

Пауза.

Они оба стоят на просцениуме, лицом к залу.

Солнце садится. Скоро стемнеет.

Гильденстерн

– Ты так думаешь?

Розенкранц

– Просто, чтоб что‑нибудь сказать. (Пауза.) Мы же его друзья.

Гильденстерн

– С чего ты взял?

Розенкранц

– Мы провели с ним молодые годы.

Гильденстерн

– Это они так говорят.

Розенкранц

– Но мы от этого зависим.

Гильденстерн

– Конечно, да; но вообще нет. (С легкостью.) Рассмотрим все здраво. Примем, если тебе угодно, что они собираются его убить. Что же, он человек, он смертей, смерть приходит ко всем и т. д., и, следовательно, он в любом случае умрет, раньше или позже. Или – если взглянуть на это дело с социальной точки зрения – он просто человек среди людей, один из многих, и потеря будет в пределах разумного и естественного. И опять же – что такого ужасного в смерти? Как философски заметил Сократ: если мы ничего не знаем о смерти, нелогично ее бояться. Возможно, что это даже... славно. Во всяком случае, избавляешься от бремени жизни, а для праведника – это Небеса и награда. Или взглянуть с другой стороны – мы люди маленькие, всех обстоятельств не знаем, это колесики внутри колесиков, и так далее – и с нашей стороны было бы просто большим нахальством вмешиваться в замыслы судьбы или даже королей. В конце концов, лучшее, что можно нам посоветовать, это оставить все как было. Запечатаем письмо – вот так аккуратно – и все. Сломанная печать будет незаметна, если делать это умеючи.

Розенкранц

– Но к чему это все?

Гильденстерн

– Логика тут ни при чем.

Розенкранц

– Он же ничего нам не сделал.

Гильденстерн

– Справедливость тоже.

Розенкранц

– Это ужасно.

Гильденстерн

– Могло быть хуже. Я уже было стал опасаться. (Облегченно смеется.)

На заднем плане из‑за зонта появляется Гамлет. Освещение понемногу слабеет.

Гамлет направляется к фонарю.

Розенкранц

– Ситуация, как я понимаю, следующая. Мы, Розенкранц и Гильденстерн, знакомые с ним от молодых ногтей, были разбужены человеком в седле, вызваны и прибыли, получили инструкцию выяснить, что с ним стряслось, и доставить кой‑какие развлечения вроде пьески, которая была прервана в некотором беспорядке из‑за каких‑то там нюансов, которые нам непонятны, что произвело в конечном счете сильное – чтоб не сказать убийственное – впечатление на Гамлета, которого мы, в свою очередь, сопровождаем теперь в Англию. Для его же пользы. Так. Теперь все на своих местах.

В глубине сцены Гамлет гасит фонарь. Сцена погружается в темноту. Темнота озаряется лунным светом, в луче которого Гамлет приближается к спящим Розенкранцу и Гильденстерну. Он извлекает у них письмо и удаляется с ним за зонт. Скова вспыхивает фонарь, его свет проникает сквозь ткань зонта. Гамлет возвращается с письмом к спящим, кладет его на место; потом удаляется к себе и гасит фонарь. Наступает утро.

Розенкранц ожидает восхода, лицом к залу. За спиной у него – забавное зрелище: под раскрытым зонтом, удобно расположившись в кресле, покрытый пледом, читая книгу и, возможно, куря, сидит Гамлет. Розенкранц наблюдает, как наступает утро, превращающееся постепенно в яркий полдень.

– Предполагать я ничего не предполагаю. (Встает. Гильденстерн просыпается.) Но ситуация, как я понимаю, следующая. Там – запад, если только мы не сбились с курса, в каковом случае сейчас – ночь; король дал мне столько же, сколько тебе, король дал тебе столько же, сколько мне; король не давал письма мне, король дал письмо тебе; что в письме, мы не знаем; мы везем Гамлета к английскому королю, неизвестно которому, и узнаем это, только когда доберемся; передаем ему письмо, которое содержит или не содержит что‑либо относительно нашего будущего, и если нет, то тогда – все, и перед нами полная неопределенность, если только там существует неопределенность. И еще – все могло бы быть и хуже. В общем, мы использовали все возможности... Притом – без всякой поддержки извне. (Ложится снова; оба лежат на животах.) Вот перестанем дышать, и нас не будет.

Дата добавления: 2015-06-04