Верификация и фальсификация

Знание является фундаментом науки, а фабрикой по изготовлению науч­ных знаний выступает научная теория.

Научной теорией называют систему знаний, несущую информацию, ко­торую можно верифицировать или фальсифицировать. Это означает, что не любое знание может считаться научной теорией и не любая информация может быть отнесена к знаниям.

Наука пользуется в обществе заслуженным авторитетом, и люди доверя­ют знанию, которое признается «научным», считают его достоверным и обос­нованным. Однако далеко не все, что называется научным или претендует на этот статус, на самом деле отвечает критериям научности: теории о «био­полях», «силах Космоса», «энергетиках», «аурах», которые их авторы выда­ют за вполне научные; многочисленные учения парапсихологов, астрологов, «нетрадиционных целителей», исследователей неопознанных летающих объектов, духов египетских пирамид и т.п. обычные ученые называют пара-наукой или псевдонаукой. «Самиздат» и Интернет переполнены скороспе­лыми творениями, внешне имеющими вполне респектабельный наукообраз­ный вид, авторы которых объясняют строение «мира в целом» или «всю ис­торию человечества». Отграничить их от науки не так просто. Открывший законы движения планет Кеплер был одновременно астрологом, великий Ньютон всерьез занимался алхимией, а известный русский химик, академик A.M. Бутлеров горячо поддерживал парапсихологию. Научная теория может

"юдиктический — убедительный.

1Q8

быть ошибочной, но при этом остается научной, т.е. соответствует опыту, способна прогнозировать и объяснять явления. Когда экстрасенс сообщает, что умеет читать мысли на расстоянии, он должен подтвердить это чем-то, что эмпирически фиксируется или наблюдается. Проверка опытом получи­ла название верификации.

Верификацией (от лат. verus — истин­ный и facere — делать) называется про­цедура установления истинности тех или иных суждений, подтверждения теоретического знания посредством пе­речисления всего класса эмпирических референтов или объектов, которые охва­тываются данным понятием или данной гипотезой. Для установления истинно­сти какого-либо утверждения — напри­мер о том, что все вороны черные, — надо провести наблюдение, опрос, экс­перимент. В нашем случае придется объехать всю Африку, Азию, Европу и Австралию. Исключение составят Арктика и Антарктида, где вороны не во­дятся. Если после осмотра всех ворон они окажутся черными и не найдется ни одной белой, то ваше утверждение будет верифицировано, т.е. его истин­ность подтвердится научными средствами.

Можно пойти облегченным путем — обойти места, которые вам доступ­ны, и убедиться, что вокруг только черные вороны. В таком случае нельзя утверждать, что все вороны черные. Придется довольствоваться более скром­ным суждением — например «некоторые вороны — черные». Ценность та­кого суждения почти нулевая, поскольку и без всякого осмотра ясно, что часть ворон черные. Научной и познавательной ценностью обладают только суждения со словом (в логике они называются кванторами) «все».

Да и для повседневной жизни такие утверждения — настоящий клад. Они помогают ориентироваться в окружающей обстановке и принимать правиль­ные решения. Люди стараются получить их любой ценой, даже пренебрегая научными методами. Будучи несколько раз обманутыми, женщины (мужчи­ны) тут же заключают: все мужчины (женщины) обманывают нас, никому из них нельзя верить. Заставить изменить подобные взгляды очень трудно, иногда на это не хватит всей жизни. Сколько хороших мужчин (женщин) надо встретить на своем веку, чтобы изменить первоначальную установку?! А жить с неверием в людей — значит принимать множество неправильных решений, совершить массу ошибок. Принцип верифицируемости предполагает, что понятие или суждение имеет значение (смысл) только в том случае, когда оно эмпирически проверяемо. Непроверяемы, а значит и бессмысленны, утверж­дения о том, что все женщины (мужчины) обманывают, или о том, что куль­тура развивается прогрессивно.

Верификация — очень громоздкая, неблагодарная и трудозатратная про­цедура: потребуется исчерпать весь класс эмпирических референтов, чтобы доказать, что все вороны черные. Верификация напоминает перепись насе­ления — надо обойти буквально все дома и опросить всех без исключения людей для того, чтобы получить нужную информацию. Гораздо более эко­номным методом служит выборочное обследование, которое преимуществен-

но используют социологи: достаточно опрашивать не всех, а лишь часть на­селения с тем, чтобы узнать, за кого именно люди будут голосовать на пред­стоящих выборах.

В методологии таким сокращенным вариантом подтверждения истинно­сти является фальсификация. В обычной жизни под этим понимается иска­жение правды. Фальсифицированный продукт — значит недоброкачествен­ный. Технология защиты товаров от подделки и рынков сбыта от фальсифи­цированной продукции включает обеспечение обратной связи с потребителем, сопровождение каждой единицы товара индивидуальным идентификационным номером, формирование банка признаков подлинно­сти товара, совершенствование способов обнаружения подделок, осуществ­ление мониторинга рынка, применение карательных мер, организацию эффективной конкуренции производителей, работу судов и т.п. Фальсифи­цированный товар называют еще контрафактной продукцией, т.е. несоответ­ствующей заявленному факту, противоречащей тому, что говорится на ти­туле, в рекламе, на вывеске, в его названии. В политике фальсифицируют голоса избирателей, т.е. подтасовывают их, зачисляют в список несуществу­ющих людей, вычеркивают лиц, проголосовавших за представителей враж­дебной партии, подделывают бюллетени и т.д.

Если верификация — это подтверждение истины, то фальсификация — ее искажение. Хотя процедуры верификации и фальсификации зародились в рамках естествознания, формировались по поводу решения естественно-на­учных задач, рассчитаны на математический аппарат естествознания, они с ус­пехом применяются и в социологии. Этим мы обязаны американским социо­логам — представителям количественной методологии, научная школа кото­рых существовала в 20—30-е гг. XX в. (П. Лазарсфельду, Дж. Ландбергу и др.).

Фальсификация предполагает, что ученый вместо поиска всех приме­ров, подтверждающих гипотезу, обнаруживает один-единственный слу­чай, опровергающий ее. Тут все как в жизни: надо доказать ложность ги­потезы или теории с помощью единичного факта, а не искать всех ворон на Земле ради подтверждения истины. Если вы утверждаете, что все во­роны черные, вам достаточно найти одну белую ворону и доказать ее ис­ключительность — тогда вы получите право сказать, что, за редким исклю­чением, все вороны черные.

Оказывается, опровергать гипотезу намного проще и экономичнее, чем ее подтверждать. Если вы утверждаете, что любая социальная группа имеет свою субкультуру, то вы должны либо пересчитать все большие социальные группы (пенсионеров, молодежь, национальные меньшинства, профессио­нальные группы и т.д.) и доказать, что у каждой есть своя субкультура, либо найти среди них такую, у которой нет своей субкультуры, и сказать, что есть единственная большая социальная группа, которую можно назвать исклю­чением из правил. В первом случае речь идет о верификации, во втором — о фальсификации.

Верификация возникла раньше фальсификации — в первой половине XX в. —и зародилась в недрах Венского кружка позитивистов; фальсифи­кацию изобрел К. Поппер во второй половине XX в. Еще будучи студентом, он глубоко интересовался марксизмом и психоанализом, верил, как и со­здатели этих учений, в их безусловную истинность и научность. Но вскоре Поппер стал сомневаться в своих убеждениях. Нельзя было отрицать того,

что многие выводы этих учений подтверждались — верифицировались — эмпирическими фактами: реально наблюдаемым ходом социально-эконо­мических процессов в одном случае, клинической практикой — в другом. Однако не меньшее количество фактов эти учения не могли объяснить либо вступали в противоречие с ними. Тем не менее сторонники марксизма и психоанализа, находясь под обаянием теоретической мощи, игнорировали явные противоречия. Размышляя над этим, Поппер пришел к выводу, что нетрудно получить верификации, эмпирические подтверждения почти любой умело скроенной теории, но подлинно научные теории должны выдерживать более серьезную проверку — они должны допускать рискован­ные предсказания, т.е. из них должны выводиться такие факты и следствия, которые, если они не наблюдаются в действительности, могли бы опроверг­нуть теорию¹⁴.

Поппер предупреждал: не считайте, что наука дает окончательную исти­ну — она способна дать лишь частичную истину. Если теорию невозможно опровергнуть, то, по мнению Поппера, она стоит вне науки. Именно не­опровержимость марксизма, психоанализа, астрологии и т.п., связанная с расплывчатостью их понятий и умением их сторонников истолковывать любые факты как не противоречащие и подтверждающие их взгляды, делает эти учения ненаучными. Настоящая же наука не должна бояться опровер­жений: рациональная критика и постоянная коррекция фактами является сутью научного познания. Научное познание для Поппера — это непрерыв­ный поток предположений (гипотез) и их опровержений. Развитие науки он уподобил дарвиновской схеме биологической эволюции. Постоянно выдви­гаемые новые гипотезы и теории должны проходить строгую селекцию в процессе рациональной критики и попыток опровержения, что соответствует механизму естественного отбора в биологическом мире. Выживать должны только «сильнейшие теории», но и они не могут рассматриваться как абсо­лютные истины. Все человеческое знание имеет предположительный харак­тер, в любом его фрагменте можно усомниться, и любые положения долж­ны быть открыты для критики¹⁵.

Стремясь последовательно и строго различать науку и идеологию, Поп­пер доказывал, что наука, доказывая свою валидность, должна стремиться не к защите своих положений и принципов (это успешно делает и идеоло­гия), а к их опровержению: наука может развиваться только посредством проверки и опровержения собственных гипотез (фальсификации), выдви­жения новых гипотез и их последующей фальсифицирующей проверки и т.д. (к чему идеология органически неспособна). Иными словами, Поп­пер стремился облегчить ученым жизнь, предлагая им не говорить: «Все во­роны черные», но скромно утверждать: «Некоторые вороны черные» (а дру­гие вороны, стало быть, — какого угодно цвета). Так же поступает и совре­менный социолог: он утверждает, что часть молодежи ориентирована на культурные инновации, умалчивая, на что ориентирована другая ее часть, — он просто не может пока этого знать.

См.: Popper К. The logic of scientific discovery. L.: Hutchinson, 1959; Popper K. The poverty of historicism.

L.: Routledge, 1957.

См.: Панасюк В.Ю. Демаркация и природа знания. М., 2001.

Весьма привлекательная программа К. Поппера так и не получила при­знания. Методологи не только подвергли ее острой критике, обнаружив множество недостатков, но и рекомендовали не использовать ее на прак­тике. Так оно и случилось: сегодня социологи, как и 150 лет назад, стре­мятся подтвердить, а не опровергнуть свои теории. Облегченным путем наука не захотела идти. Да оно и правильно: чем легче зарабатываются день­ги, тем меньше они ценятся. А ценность суждения с квантором «некото­рые», как мы уже выяснили, гораздо ниже ценности утверждения с кван­тором «все».

Если вас не устраивают «все», укажите точно, сколько процентов людей пьют пиво «Байкал», бастуют при задержке зарплаты и т.д.: перевод стрелок с «все» на «34%» — это уже социология. Но наш вам совет: никогда вместо 34% не пишите «некоторые» или «часть» — ценность ваших выводов мгно­венно снизится.

В отличие от физиков или биологов, жизнь которых стремился облегчить К. Поппер, социология сокращает затраты не на выходе, а на входе. Вместо сплошной переписи населения социолог использует выборочное обследова­ние, опрашивая не 142 млн человек, а только 1400, и получает весьма досто­верные данные. Причем всегда указывает, какова величина возможной ошиб­ки в процентных расчетах (например, 34±5). Величину ошибки социолог за­кладывает в момент расчета выборки, а не после проведения исследования и составления научного отчета. Он заранее знает, что его гипотеза, если она верна, подтвердится с такой-то долей вероятности.

Дата добавления: 2015-06-04