Историография позднесредневекового Казахстана 3 страница

Этническая история тюркоязычных племен Восточного Дешт-и Кыпчака и Туркестана, фактически история казахского народа рассмотрена в книге Т. И. Султанова «Кочевые племена Приаралья»¹⁹⁸. Исследован родоплемен­ной состав населения Казахстана в XV — начале XVIII в. и казахско-узбек­ские этнические связи на основе анализа, сопоставления ранних списков уз­бекских племен Восточного Дешт-и Кыпчака, встречающихся в рукописях — с одной стороны, и более поздних традиционных списков 92 узбекских пле­мен, или «племен илатийа» («племена-кочевники»), — с другой.

Этнической истории казахов специально посвящены монографичес­кие исследования казахстанских этнографов М. С. Муканова, В. В. Вострова¹⁹⁹. В них рассматривается этнический состав казахских жузов и расселение племен в более позднее время (XIX - начало XX в.). Пред­ставленный в этих монографиях и глубоко проанализированный мате­риал отражает и более ранние этапы этнической истории основных казахских родов и племен, начиная с древности и позднего средневеко­вья. Выявлено время их появления на территории Казахстана, на осно­ве сопоставления мнений литературных источников показана тюркоязычность ряда племен (найманов, киреитов, конгратов), прежде считавшихся монголоязычными.

Раннесредневековые этапы истории тюркских племен кыпчаков, канглы,. карлуков и других, их роль и место в общественной, военной, политической жизни Монгольской империи и империи Юань, перемещение этих племен на территорию Казахстана (по китайским источникам) отражены в серии работА. Ш. Кадырбаева²⁰⁰. Группе родов и племен XIV—XVII вв., известной в источниках под именем могулов Могулистана и Могулии, посвящена статья востоковеда В. П. Юдина, показавшего этнические связи могулов с формивавшимися народностями казахов, киргизов, уйгур, с лобнорцами. В. П. Юдин высказал мнение о том, что термин «могулы» носил характер этнонима, как и по его мнению, термин «узбеки» — на территории от Дуная до Иртыша, т.е. означал народность²⁰¹.

Вопросы этнической истории Могулистана и Жетысу, и в частности, история племен на этой территории, их роль на завершающем этапе сложения казахской народности рассмотрены в упомянутой работе К. А. Пищулиной. Выявлено место населения Юго-Восточного Казахстана в этнических процессах, протекавших в позднее средневековье в рамках этнической территории казахских племен. Высказаны суждения о ходе этнических процессов и на степной части территории Казахстана, а также в Туркестане; сделан вывод о фактическом завершении формирования казахской народности в XIV-XV вв.²⁰²

Этнические, культурные взаимосвязи ногайцев с казахским народом показаны в работе Б.-А. Б. Кочекаева и в специальном историко-этнографическом исследовании о ногайцах. Выявлены общие этнические корни, народы, обычаи, верования, формы хозяйства, общие (например, о Едыге) предания, эпические произведения у казахов и у ногайцев²⁰³.

Много сделали казахстанские этнографы²⁰⁴ в плане изучения этнических проблем. Этнографические исследования хозяйства и быта казахов, материальной культуры, традиций и обычаев, культов и верований казахского народа выполнены ими не только на материалах полевых исследований, но и на свидетельствах письменных исторических источников. Историко-этнографический материал исключительно важен для исследования этнических процессов в позднее средневековье, он отражает этническое, национальное своеобразие казахов, служит индикатором этноинтегрирующих процессов, этнической, этносоциальной общности, о чем пишут авторы в своих исторических очерках при характеристике типов хозяйства и быта, ремесел и обычаев²⁰⁵ Н. Е. Масанов определил кочевой образ жизни как главный этнообразующий фактор в процессе формирования казахов в этнокультурную общность²⁰⁶.

Больших успехов достигли казахстанские антропологи, раскрывающие сложный процесс этногенеза казахов и других тюркских народов региона точными методами своей науки²⁰⁷. В исследовании проблем этнической истории народа использовались достижения литераторов, языковедов, фольклористов, исследователей шежире.

Археологический материал, полученный казахстанскими археологами в последние десятилетия²⁰⁸, показывает непрерывность развития материальной культуры тюркских народов, населявших Казахстан в древности и средневековье, дает возможность проследить пути и время миграций отдельных тюркских и монгольских племен, взаимодействие кочевой и оседлой культур, большую роль оседлой и городской культуры в развитии комплексной хозяйственной основы протекавших на территории Казахстана этнических процессов. Археологический материал, полученный при раскопках древних городов на юге Казахстана, характеризует традиционный тип материальной культуры, генетически тесно связанный с культурой казахов XIX - начала XX в., исследованной этнографами, что говорит об участии в этногенезе каза­хов населения Южного Казахстана с его городской культурой. Уделялось внимание проблеме этнической территории казахского народа; показано, что ее формирование в основном завершилось в XVI—XVII вв.²⁰⁹. Итоги опреде­ленного этапа исследования этнической истории казахского народа в позднее средневековье нашли отражение во втором томе пятитомной «Истории Ка­захской ССР»²¹⁰.

В историографии кочевых народов в 70—80-е годы наиболее сложной и до конца не разработанной была проблема общественных отношений, социаль­ной структуры традиционного номадизма. Вновь поляризовались концепции о характере общественно-экономического строя у кочевых народов. Споры велись уже не о том, что было главным средством производства у кочевников и на чем основывалась эксплуатация рядовых скотоводов, собственность на землю или скот была основой феодальных (или патриархально-феодальных) отношений, которые признавались фактически всеми участниками дискус­сий 50 — начала 60-х годов. Теперь, в 70 — начале 90-х гг. речь шла о самих параметрах формационного, стадиального развития кочевников: могут ли они в своем общественном развитии достигнуть классового уровня, является ли тип кочевого скотоводческого хозяйства по своей социальной роли классо­образующим типом хозяйств, способны ли кочевники создать свою государ­ственность²¹¹. Определились две основные точки зрения, две концепции. Одна из них — признание наличия классовых отношений и государственности в кочевом обществе, ее сторонники придерживались основных принципов ис­торического материализма. Другая концепция: кочевое общество останав­ливается в своем социально-экономическом развитии на раннеклассовом или даже доклассовом, догосударственном уровне. Это положение смыкается с существовавшей в западной историографии концепцией многих последовате­лей А. Дж. Тойнби, считавшего, что «общество кочевников является обще­ством, у которого нет истории» и отнесшим его к «задержанным», неразвившимся цивилизациям²¹².

Большинство исследователей средневековой истории конкретных наро­дов, стран, регионов с преимущественно кочевым населением учитывали, что специфические особенности общественного развития кочевых обществ не отменяют действия общих законов исторического развития. Они признавали феодальный (патриархально-феодальный) характер общественных отноше­ний у номадов, разделение кочевых обществ на классы, показывали возмож­ность достижения кочевниками в своем развитии государственности. При этом одни исследователи выявляли эксплуататорский характер отношений факти­ческой собственности на землю (С. 3. Зиманов, А. Е. Еренов, Л. П. Потапов, И. Я. Златкин, Г. А. Федоров-Давыдов, Б. А. Ахмедов и др.); другие видели базу эксплуатации основных производителей в кочевом обществе в собствен­ности на скот (В. Ф. Шахматов, С. Е. Толыбеков, К. И. Петров и др.)²¹³. Вывод о феодальном характере социально-экономических отношений у кочевни­ков, образ жизни которых не рассматривался в абстрактном «чистом» виде, а принимался в постоянной взаимосвязи с оседлой земледельческой и город­ской культурой, как это было в действительности, — отражен в обобщающих рудах по истории республик с кочевым в прошлом населением: «История Казахской ССР» (т. II, 1979), «Истории Киргизской ССР» (т. 1,1984) и др., а также «Истории Монгольской республики» (Москва, 1967).

Сторонники концепции раннеклассовых отношений у кочевников (А. И. Першиц, А. М. Хазанов, Ю. И. Семенов) считали, что кочевники в своем общественном развитии достигают лишь стадии раннеклассовых, ран­нефеодальных отношений, или уровня недоразвитых отношений («классовые структуры выступали у кочевников в недоразвитом виде» — Г. Е. Марков)²¹⁴. Общественные отношения характеризуются отсутствием отношений соб­ственности на землю, монопольной собственностью на скот, хотя и призна­ется классообразующий характер частной собственности на скот и основан­ная на ней эксплуатация рядового общинника-скотовода. Считается, что са­мостоятельно кочевники не могут достигнуть уровня государственности, которая может появиться у них только с завоеванием оседлых областей и эксплуатацией оседло-земледельческого населения.

Обсуждение проблемы социально-экономического развития кочевых об­ществ в 60—80-х годах проводилось как часть общей дискуссии о докапитали­стических общественно-экономических формациях в развитии всемирно-исторического процесса в целом и об особом пути развития Востока в особен­ности²¹⁵. Новые факты исторической науки противоречили «пятичленной» схеме развития истории человечества, она была подвергнута убедительной критике. Выяснилось, что многие народы минуют целые стадии развития, заимствуя материальную культуру, хозяйственный опыт, формы политичес­кого устройства, идеологию более цивилизованных народов.

Вновь встал вопрос об «азиатском способе производства», при этом раз­личалось два типа азиатских структур: ирригационный или аграрно-иррига­ционный и скотоводческий (кочевой скотоводческий); выдвигалась теория кабального способа производства, включавшего в себя и кочевые общества (Ю. И. Семенов)²¹⁶. Рентный способ эксплуатации предложил В. П. Илюшечкин, он сделал вывод о существовании «единой докапиталистической классо­во-антагонистической формации»²¹⁷. Точка зрения о единой общественно­экономической формации в докапиталистический период не расходится с марксовым пониманием этого этапа развития общества.

Известным кочевниковедом Г. Е. Марковым была выдвинута концепция «номадного» способа производства. Отмеченные выше общественные отно­шения с раннеклассовыми («недоразвитыми») структурами характеризуют этот способ производства. Позднее Г. Е. Марков вместе с Б. В. Андриановым, исследовав соотношение хозяйственно-культурных типов (ХКТ) со способа­ми производства, выдвинули гипотезу о наличии особой, «варварской обще­ственно-экономической формации», к которой они отнесли и номадный ХКТ и способ производства. Всего в предложенной структуре общественных от­ношений докапиталистического периода авторами выделено четыре общественно-экономических формации и девять способов производства²¹⁸.Н.ЕМасанов определил номадизм как «специфический способ производства в рамках аграрной цивилизации»; в его характеристике находится место и классовому делению кочевого общества: оно состоит из «класса богатых скотовладельцев» и «класса непосредственных производителей»²¹⁹. Приведенная автором убедительная характеристика положения и общественной роли этих классов показывает, что «кочевое» общество далеко ушло вперед в своем развитии от «раннеклассового» уровня. Тем более, что не в абстракции, а в реальной жизни чисто кочевое общество являлось редкостью.

Попытки найти замену термину «феодализм» для определения докапита­листической эпохи (вместе с отвергнутой «пятичленной схемой» ввиду ее не­достаточности для раскрытия путей развития человечества) продолжаются не только в «кочевниковедческой» историографии, но и в историографии Востока. Впрочем, в мировой историографии этот термин широко применя­ется не для определения формации, а как синоним «средневековья», под ко­торым понимается период истории, характеризующийся политической раз­дробленностью, иерархией власти, вассалитетом, удельной системой органи­зации управления, междоусобицами и другими «феодальными» чертами. На Востоке средневековье, по определению JI. С. Васильева, — это период от начала новой эры и до рубежа XV—XVI вв., т.е. до начала колониального периода истории²²⁰. Историография подтверждала, что формационные рамки определения этапов общественного развития только по способу производ­ства и производственным отношениям недостаточны. Они не учитывают фор­мы политического развития, государственности, гражданского состояния об­щества, культуры, религии, идеологии, других сторон жизни,что входит в понятие цивилизации.

Перед отечественной исторической наукой стоят задачи более глубокого и объективного, с использованием новых методов, без идеологизированных рамок и установок, раскрытия истории народа. Необходимы новые подходы к исследованию проблем развития государственности в Казахстане. Только в 1996 г. по этим проблемам в республике проведены две научно-теоретические конференции, «круглые столы»²²¹. Ведется монографическая разработка ис­тории государственности на территории Казахстана в эпоху древности и сред­невековья. Исследуются вопросы преемственности традиций тюрко-монгольской государственности, развития собственно казахской государственности; определяются место и роль Казахского ханства в системе государств Цент­ральной Азии и Евразии. Большого внимания требует дальнейшее исследова­ние проблем сложения казахской нации и формирования ее этнической тер­ритории, культурологических аспектов истории народа. Многое из этих про­блем находит отражение в современной публицистике.

Определенные результаты исследований этих и многих других тем, с уче­том итогов исследовательской работы целого ряда поколений историков про­шлого времени, отражены в настоящем издании.

Дата добавления: 2015-06-04