Шаг в непознанное 1 страница

ДЛЯ ПРОНИКНОВЕНИЯ В НЕПОЗНАННОЕ НУЖНО УМЕТЬ МАНИПУЛИРОВАТЬ ИНТЕНСИВНОСТЬЮ. ПОКА НЕ ЗАТРАГИВАЕТСЯ ИНТЕНСИВНОСТЬ, ТОЧКА СБОРКИ ОСТАЕТСЯ ЖЕСТКО ЗАКРЕПЛЕН­НОЙ, А ПЕРЕХОД К ЛЕВОЙ СТОРОНЕ ОСОЗНАН­НОСТИ И ВХОД В НЕПОЗНАННОЕ — НЕВОЗМОЖ­НЫМИ.

После того как воин разработал стратегию, ее следует приме­нить на практике, чтобы она принесла тот или иной резуль­тат. Однако правило сталкера в действительности представляет собой лишь определение параметров выбранного направления импровизации. Это очень важное соображение, о котором ни­когда не следует забывать, так как, имея дело с силой, человек не может заранее предугадать развитие предстоящей битвы и ее последствия. Можно быть уверенным лишь в том, что рано или поздно битва нахлынет на человека, словно волна океана жизни, и тогда разработанная стратегия позволит ему оседлать эту волну и держаться на ее гребне. Что произойдет после этого, куда поне­сет его волна — все это надежно скрыто в царстве непознанного. По этой причине Толтеки называли практическое применение стратегии шагом в непознанное.

Следует осознать, насколько подход воина отличается от подхода обычного человека. В течение своей жизни люди плани­руют ход своих действий так, как если бы могли в точности пре­дугадывать реальное течение событий; в тот миг, когда действи­тельность начинает развиваться совсем не так, как они ожидали или надеялись, люди немедленно бросаются искать способ выз­вать результат, совпадающий с их чаяниями. Такие люди счита­ют это надежностью своего образа жизни, но с точки зрения во­ина попытки воздействовать на руку силы — откровенная глупость, опирающаяся на иллюзорное представление о том, что люди в силах управлять течениями в океане жизни.

Предаваться таким мыслям означает полностью лишиться здравого смысла. Человек не в состоянии повелевать силой — ведь это всеобщая сила; с другой стороны, поскольку сила являет­ся продуктом восприятия, человек действительно способен уп­равлять собственным уровнем восприятия, то есть его настрой­кой, а это, разумеется, определяет и его уровень личной силы. Таким образом, хотя человек не в состоянии управлять силой непосредственно, он вполне может выбирать любое восприятие событий своей жизни. Именно этим люди и занимаются; такое действие лежит в самой основе явления социальной обусловлен­ности, поскольку, несмотря на присущее человеку грубое ощу­щение отделенное™ от всего окружающего, все человеческие су­щества инстинктивно склонны к групповому сознанию — в ре­зультате им нравится подчиняться единодушию группы и, в осо­бенности, добиваться одобрения своих собратьев. Конечным ре­зультатом такого поведения становится то, что люди цепляются за всеобщий сон, словно это и есть окончательная реальность, и при этом навсегда приспосабливают свое восприятие к ограни­чениям этого сна. По этой причине люди не только ограничива­ют свое восприятие и сводят свое существование к жизни в рам­ках иллюзии, но и, хуже того, уменьшают свою личную силу, то есть сами лишают себя сил.

Поддержка всеобщего сна без затрагивания основ социаль­ной обусловленности требует относительно жесткого закрепле­ния точки сборки каждого человека на одном и том же уровне восприятия. Более того, поскольку человек постоянно стремится к ощущению надежности своего жизненного опыта, та позиция, в которой закрепляется точка сборки, всегда должна находиться в рамках познанного. С учетом того, что нам уже известно, мож­но сделать вывод, что всеобщий сон — и, следовательно, соци­альная обусловленность — зависит от той интенсивности, кото­рая закрепляется и поддерживается большей частью человечес­ких существ. Именно поэтому обычные люди склонны совер­шенно не замечать непознанного; при любом столкновении с ним они ведут себя так, словно это часть познанного, которая по каким-то причинам складывается «неправильным образом» и потому должна быть подчинена или отброшена, причем как можно скорее. Очевидно, что при таком отношении люди пос­тоянно мешают самим себе сознательно шагнуть в непознанное, а их жизни превращаются в одностороннюю рациональность, в пределах которой непредвиденные проявления непознанного воспринимаются как полный беспорядок «удач» и «невезений».

Воин, однако, не относится к числу тех, кто цепляется за всеобщий сон или социальную обусловленность. По этой причи­не любая его стратегия нацелена на то, чтобы позволить ему сот­рудничать с проявляющимися в его жизни силами и скользить на гребне волне непознанного к своим потенциальным способ­ностям и своему предназначению. Вследствие этого для воина, который жаждет проникнуть в непознанное, основной целью разработки и применения стратегии является изменение своей интенсивности. В этом смысле следует напомнить о том, что предназначение воина заключается в полном и разумном сотруд­ничестве с целями его сновидящего; поскольку сновидящий уже жестко контролирует цель своего воплощения с помощью нап­равленного намерения, логично предположить, что воину необ­ходимо сделать свое восприятие достаточно подвижным для то­го, чтобы безупречно справляться со всеми возникающими испы­таниями.

Еще более важным является тот факт, что человек сам соз­дает себе жизненные испытания, пользуясь линиями напряжения в паутине своей жизни, а линии напряжения, в свою очередь, воз­никают в результате той интенсивности, которую человек выра­батывает при взаимодействии с окружающими во время акта восприятия. Таким образом, хотя человек не в силах избежать своей судьбы в том смысле, что не в силах изменить намерение своего сновидящего, он тем не менее способен властвовать над качеством своих испытаний, если научится управлять вырабаты­ваемой интенсивностью.

Власть над качеством своих испытаний не означает попытки предопределять течение своей жизни. Для пояснения этой раз­ницы я часто прибегаю к одной аналогии, сравнивая судьбу с путешествием. Если в этой жизни человеку суждено побывать в Риме, он так или иначе попадет туда, но то, как именно это слу­чится, целиком зависит от него самого. Осознает человек это или нет, но для того, чтобы оказаться в Риме, он создаст самые разно­образные испытания, которые направят его в нужную сторону. Одни из этих испытаний покажутся ему «хорошими», так как они обеспечат радостное и приятное путешествие; другие будут выглядеть «плохими», поскольку сделают путешествие неприят­ным и горестным. Человек в состоянии превратить свою дорогу в Рим либо в захватывающее приключение, либо в сущий кош­мар, когда ему будет казаться, будто его, брыкающегося и вопя­щего, тащат туда за волосы. Именно эта разница и означает уме­ние повелевать качеством своих испытаний.

И все же необходимо понимать, что интенсивность предс­тавляет собой лишь следствие того или иного уровня восприя­тия. Таким образом, если вы хотите изменить свою интенсив­ность и тем самым научиться управлять ею, вам следует стре­миться к изменению уровня восприятия и контролю над ним. Это непосредственно возвращает нас к принципу необходимос­ти иметь подвижную точку сборки, так как без такой текучести человек не в состоянии управлять своим уровнем восприятия и, соответственно, своей интенсивностью. Самый простой способ сделать свою точку сборки, подвижной заключается в том, чтобы учиться выслеживать свое восприятие; с другой стороны, луч­ший способ научиться этому сводится к умению толковать линии напряженности, проявляющиеся в вашей повседневной жизни, так как эти линии порождаются только интенсивностью. Научившись выявлять линии напряжения, вы можете перейти к изменению своего уровня восприятия и интенсивности — это достигается просто применением щита воина и практическими занятиями неделанием. Иными словами, если вы хотите истолко­вать линии напряжения своей обыденной жизни, а не доволь­ствоваться поверхностным значением событий, вы невольно на­чинаете принимать, не принимая, и верить, не веря; в результате ваше восприятие уже не закрепляется одержимостью, а точка сборки становится подвижной.

Однако для того, чтобы выявить линии напряженности обы­денной жизни, не говоря уже об их истолковании, воин должен быть бдительным, бесстрашным, полным уважения и очень спо­койным. Разумеется, это предполагает применение щита воина и одновременно возвращает нас к тому, что воин живет на грани, и в этом смысле вся его жизнь опирается на третий аспект прави­ла сталкера, а именно на то, что воин всегда готов сразиться нас­мерть прямо здесь и прямо сейчас. Следствия этого аспекта прави­ла сталкера выходят далеко за рамки данной книги, но самыми важными из них для текущего изложения являются тесно взаи­мосвязанные принципы шага в непознанное и жизни в текущем мгновении.

На примере Шона должно быть понятно, что, приступая к применению разработанной стратегии, он немедленно шагнет в непознанное в самом буквальном смысле этого слова, так как ис­ход этого события невозможно предугадать. Шон может быть уверен только в том, что в результате этого действия его жизнь изменится навсегда, а вместе с ней изменится и его восприятие как самого себя, так и своей жизни. Достаточно немного заду­маться, и становится ясно, что для обычного человека подобное непредсказуемое положение вещей равнозначно кошмару, но для воина все обстоит совсем иначе. Поскольку воин живет сво­ими испытаниями, такое положение дел является великолепным и представляет собой подтверждение того факта, что он стал дос­таточно текучим, чтобы суметь жить на грани, и достаточно сильным, чтобы выдержать трудности составления карты непоз­нанного. В случае Шона этот момент отмечает его проход к сво­боде, но для того, чтобы войти в этот проход, Шону следует об­думать следствия третьего постулата сталкинга во всей их глу­бине.

В третьем постулате сталкинга подчеркивается, что мир и события жизни человека совсем не такие, какими кажутся, — на самом деле они представляют собой бесконечную загадку. Более того, поскольку ощущение этой загадочности меняется при из­менении восприятия, сам человек также является частью этой тайны благодаря тому, что загадочность присуща самому акту восприятия. Вследствие этого для человека, подобного Шону, единственный практически осуществимый способ подхода к собственной жизни, начиная с такого мгновения, заключается в том, чтобы принимать, не принимая, и верить, не веря. Шон уже не может позволить себе относиться к событиям поверхностно и довольствоваться этим. Теперь для него чрезвычайно важно жить с надежным пониманием того, что каждый день, каждый миг его жизни придется провести на неизведанной территории, а каждый рассвет будет открывать перед ним новые горизонты непознанного.

Шаг в непознанное отнюдь не похож на обыкновенную про­гулку, — любое проникновение в непознанное представляет со­бой бесповоротное действие, навсегда изменяющее жизнь человека. Только те заблудшие души, которые хотят обрести силу во­ина, но не обладают необходимыми для этого самодисциплиной, уважением к себе и достоинством, мечтают врываться в непоз­нанное и покидать его по собственной воле. Иными словами, такие люди желают переходить в непознанное из контекста сво­ей текущей жизни, узнавать в непознанном нечто новое, а затем возвращаться к прежней жизни с этими знаниями. Хотя подоб­ные практики действительно возможны, они чрезвычайно опас­ны, так как таким людям не хватает ни трезвости, ни безупреч­ности. Шаг в непознанное в чем-то похож на близость к атомному реактору, так как в тот же миг, когда человек оказывается в не­познанном, все его существо заряжается невероятной энергией, которая приводит в действие необратимую цепную реакцию. Единственный способ справиться с этой цепной реакцией заклю­чается в том, чтобы отдаться ей и устремить свое намерение на полное преобразование. Благодаря такому преобразованию че­ловек становится неуязвимым к разрушительному воздействию «радиации», однако при отсутствии желания измениться не мо­жет быть и стремления стать по-настоящему безупречным вои­ном, и тогда практикующий в буквальном смысле слова подстав­ляет себя невероятно губительному влиянию «радиоактивнос­ти». В связи с этим читателю рекомендуется перечитать предс­тавленный в «Крике Орла» рассказ об искушениях силы в облике одного из четырех естественных врагов.

Итак, шаг в непознанное представляет собой акт, приводя­щий в действие процесс смерти, и сделать его безопасным поз­воляет только подчинение смерти. В этот момент своей подго­товки воин должен быть готовым расстаться со своей прежней жизнью во имя процесса трансформации. Воин должен прийти к знаниям полностью подготовленным к смерти, и ученик будет готов сделать все, что необходимо для превращения в воина, только в том случае, если эта трансформация становится актом выживания.

К принципу подчинения смерти не следует относиться по­верхностно, так как это совсем не то, что могут представить себе обычные люди. Подчинение смерти не только чрезвычайно важ­но для процесса трансформации, но и совершенно необходимо для достижения свободы. В конечном счете подчинение смерти является всего лишь естественным следствием умения жить на грани; поэтому его часто называют танцем на грани. Однако жизнь и танец на грани — не одно и то же. Жить на грани озна­чает, что воин достиг в своей жизни той стадии, когда его стре­мительно выталкивает в непознанное либо благодаря собствен­ным усилиям, либо в силу жизненных обстоятельств.

Оказавшись в непознанном, воин обнаруживает, что там его со всех сторон подстерегает целый ряд неведомых испытаний, требующих новых знаний, и любое небезупречное поведение оз­начает физическое, умственное или эмоциональное уничтоже­ние. С другой стороны, умение танцевать на грани означает при­обретенную способность воина уравновешивать трезвостью страх перед гибелью; эта способность позволяет ему оседлать лю­бую встретившуюся волну и скользить на ее гребне, так как неу­мение сделать это также означает уничтожение в той или иной форме. Иными словами, танец на грани представляет собой уме­ние, которое воин приобретает в результате того, что относится к смерти как к своему лучшему советчику, — ведь воин прекрас­но понимает, что поступать иначе означает отказаться признать существование стрелков Вселенной, чьи удары могут принести мгновенное уничтожение.

Таким образом, отношение к смерти как к лучшему советчи­ку сводится к признанию того, что у человека нет иного выбора, кроме освоения танца смерти, позволяющего танцевать на гра­ни.

Одним из глубочайших следствий принципа жизни на грани является то, что жизнь вечно нова, вечно обновляется. Вследс­твие этого воину, который живет на грани, жизнь никогда не кажется застывшей, повторяющейся или скучной — напротив, каждый миг его жизни наполнен благоговейным удивлением и захватывающими чудесами. Ученику не очень легко постичь это, так как большая часть учеников склонна считать слово «грань» чем-то вроде «внешнего края жизни», если читатель позволит мне использовать такое странное выражение. Я могу попытаться пояснить это только одним способом: путем аналогии, которая использовалась для этого с незапамятных времен. В ней жизнь сравнивается с огромным колесом — колесом жизни.

Кроме широкого обода, у колеса жизни есть множество спиц, отходящих от центральной ступицы. Большую часть чело­вечества следует отнести к ободу этого колеса, тех, кто продви­нулся несколько далее обычных людей, — к его спицам; одни из них ближе к ободу, а другие — к ступице. Те читатели, которые бывали в парках развлечений, знают, что центробежной силы на внешнем крае вращающегося колеса достаточно, чтобы вызвать у человека головокружение; обычно она настолько велика, что в буквальном смысле слова приковывает человека к одной точке. Иными словами, положение на ободе колеса жизни не только приводит в замешательство, но и удерживает человека на месте.

Однако следует понимать, что большая часть колес враща­ется под воздействием той круговой силы, которую сообщает им ступица, и поэтому то, что Толтеки называют гранью, достаточ­но буквально означает внутренний край ступицы колеса, то есть тот ее край, который находится ближе всего к ведущему валу; в рамках нашей аналогии он соответствует источнику проявлен­ной жизни. Там, в центре колеса, при твердом сосредоточении на ведущем вале, жизнь вовсе не выглядит вращающейся с такой головокружительной скоростью. На самом деле, по сравнению с внешним ободом и даже спицами, внутренний край ступицы ка­жется почти неподвижным и спокойным. С другой стороны, центробежная сила вдали от ступицы колеса вызывает такое впе­чатление, словно яростный ветер не дает человеку дышать; един­ственный способ остаться в живых заключается в том, чтобы противопоставить этой силе соответствующую центростреми­тельную силу. Это выражается следующим изречением:

В ЦЕНТРЕ КОЛЕСА ЖИЗНИ БУШУЕТ МОГУЧИЙ ВЕТЕР. И ЕДИНС­ТВЕННОЙ ЗАЩИТОЙ ВОИНА ОТ НЕГО ЯВЛЯЕТСЯ НЕСГИБАЕМОЕ НАМЕРЕНИЕ ДОСТИЧЬ ПОЛНОТЫ СВОЕЙ СУЩНОСТИ И СОХРА­НИТЬ ЕЕ. ТАК КАК ДВИЖУЩАЯ СИЛА ЭТОГО КОЛЕСА — ДУХ ЧЕЛО­ВЕКА.

Как подчеркивает приведенное изречение, именно намере­ние, нацеленное на достижение полноты сущности, позволяет воину отдалиться от обода колеса по направлению к ступице и удержаться в центре колеса. Следует помнить о том, что полнота сущности подразумевает такое состояние осознания, в котором нагваль, сновидящий и тональ воспринимаются как одно целое или, иными словами, тот уровень осознания, который лучше всего характеризуется словом «единение». Однако, как мы уже убедились, единение, или полнота сущности, возвращает нас не­посредственно к принципу группового сознания, в котором, впрочем, тоже есть только один нагваль, единый дух человека. Обращаясь ко второй главе данной книги, можно вспомнить и о том, что полнота сущности позволяет воину отправиться к цен­тру вращения трех колец и проникнуть в третье кольцо силы. Настоящему воину важно стремиться не только к безупречности, но и к свободе — и того, и другого можно достичь только дости­жением полноты сущности.

Полноты сущности не достигнуть быстро и легко, но вопло­щение на практике всех фрагментов учений, изложенных к нас­тоящему моменту, будет приносить читателю все большую сте­пень безупречности и повысит его личную силу, а эти два качества приближают воина к возможности сбросить человеческую форму при переходе к полноте сущности. Что же именно называют жизнью на грани?

Извечная новизна жизни на грани заставляет воина жить в непрерывном состоянии движения и изменений, то есть непрес­танно подправлять свое восприятие жизни и мира в целом. Именно в этом заключается смысл понятия текучести воина и подвижности точки сборки, и все же сама по себе текучесть явля­ется не целью, а лишь средством достижения более великой цели — полноты сущности. Как уже известно из третьего постулата сталкинга, человек представляет собой загадку. Хотя благодаря второму постулату нам ясно, что долг человека заключается в том, чтобы разгадать эту тайну, не следует надеяться, что это когда-нибудь удастся сделать. Следствия этого вполне очевидны, но одновременно и потрясающи, так как необходимо осознать, что полнота сущности — не цель, но только необходимый ка­мень для перехода, с которого начинается еще более грандиозное путешествие и приключение познания самого себя.

Именно по этой причине с точки зрения настоящих Толтеков подлинное путешествие, то есть окончательное путешествие воина, начинается только после перехода к третьему вниманию и достижения воином полноты сущности. Вплоть до этого мо­мента путешествие заключается в изучении того, как из челове­ческого существа стать человеком. Тогда и только тогда, когда это существо становится человеком, оно способно пуститься в окон­чательное путешествие воина, чтобы постичь, что значит быть человеком в противоположность человеческому существу. Толь­ко после этого воин может стать Толтеком, то есть человеком знания. Этот факт с легкостью упускают из виду те беззаботные ученики, которые часто склонны забывать о том, что подлинным человеком является человеческое существо, сбросившее челове­ческую форму, по этой причине такие ученики ошибочно полага­ют, что смогут стать Толтеками, сохраняя человеческую форму.

Превращение в воина — не конечная цель, и любой, кто вступает на Путь Воина с желанием узнать, сколько времени потребуется ему для достижения такой «цели», обречен на неудачу. Подлинного состояния воина можно достичь, только научив­шись безупречно танцевать на грани и одновременно жить на этой грани. Признаком настоящего воина является определен­ный уровень осознания, а также свойство управлять этим осоз­нанием с таким умением, какого можно достичь только продол­жительным практическим опытом. Иного пути к знаниям и лич­ной силе воина попросту нет. То, какое время потребуется чело­веку для достижения такого уровня осознания и мастерства, за­висит только от самого человека, однако в любом случае подлин­ный прогресс возможен лишь после того, как ученик прекращает беспокоиться о своей воображаемой цели.

ПОДЛИННОЕ ЗНАНИЕ ЗАКЛЮЧАЕТСЯ В ВОСПРИЯТИИ СВОЕГО ВНУТРЕННЕГО Я.

ЦЕНА ЗА ПОДЛИННОЕ ЗНАНИЕ — ЖИЗНЬ ЧЕЛОВЕКА ТЕХ ЗНА­НИЙ, К КОТОРЫМ СТРЕМИТСЯ ЧЕЛОВЕК. МОЖНО ДОБИТЬСЯ ТОЛЬ­КО ПОСВЯТИВ ЭТИМ ПОИСКАМ ВСЮ СВОЮ ЖИЗНЬ.

Эти изречения относятся к числу тех, которые любой ученик должен усвоить прежде всего. Хотя Нагваль настойчиво напоми­нает ученикам о необходимости помнить о том, что важна не цель, а само путешествие, ученики время от времени совершают смертельную ошибку и стремятся достичь «цели», результатом чего становится сильнейшее разочарование, так как цель даже не появляется в поле зрения. И все же, как это ни парадоксально, вскоре после того, как ученик расстается с подобной мыслью, он начинает и видеть эту цель, и достигать ее; он обнаруживает, что соскальзывает к осознанию настоящего воина лишь по той при­чине, что уже не стремится к конкретной цели и заботится толь­ко о том, чтобы вести безупречный образ жизни.

ЧУВСТВО СОБСТВЕННОЙ ВАЖНОСТИ ПРИВОДИТ К НЕТЕРПЕЛИВОС­ТИ. А НЕТЕРПЕЛИВОСТЬ ЗАСТАВЛЯЕТ ВАС БЕСПОКОИТЬСЯ О ТОМ ЧТОБЫ КАК МОЖНО БЫСТРЕЕ ДОСТИЧЬ УРОВНЯ ВОИНА В СОСТО­ЯНИИ НЕТЕРПЕЛИВОГО БЕСПОКОЙСТВА ВЫ ПРОДОЛЖАЕТЕ НЕВЕ­ЖЕСТВЕННО БРЕСТИ НАОЩУПЬ В СВОЕЙ ПОВСЕДНЕВНОЙ ЖИЗНИ И ТАКОЕ НЕВЕДЕНИЕ МЕШАЕТ ВАМ УЛОВИТЬ МИМОЛЕТНЫЙ МИГ ШАНСА ТОЛЬКО ДОСТИЖЕНИЕ НАСТОЯЩЕГО СМИРЕНИЯ И ТЕР­ПЕНИЯ ПРИВОДИТ К ТОМУ. ЧТО СИЛА САМА СОБОЙ ПРИХОДИТ К ВАМ.

Ученикам довольно трудно воплотить это на практике, так как социальная обусловленность делает почти невозможным тя­желый труд ради того, что кажется ничем. Однако наблюдатель­ный ученик обычно достаточно быстро понимает, что ничто оз­начает «не что-то» — то есть нагвалъ, дух человека. Таким обра­зом, нельзя сказать, что ученик трудится бесцельно — он направ­ляет свои усилия на то, чтобы перейти к осознанию настоящего воина, что, разумеется, означает осознание собственного нагваля, который, по определению, не является чем-то. Это чрезвы­чайно важное соображение, имеющее огромные практические следствия, и нам стоит подробнее поговорить хотя бы о несколь­ких из этих следствий.

Не имея конкретной цели работы, ученик довольно быстро учится подмечать и, следовательно, ценить мелочи жизни. В ре­зультате, вместо того чтобы стремиться к уровню настоящего воина, он уделяет пристальное внимание каждому новому шагу на пути и при этом невообразимо ускоряет свое движение, так как большая часть жизни человека посвящена тому, что боль­шинство учеников склонны считать совершенно обыденными и банальными задачами, неотъемлемыми от жизни на физичес­ком плане. И все же, если вы хотите достичь уровня воина, вам совершенно необходимо посвятить свою жизнь подобным поис­кам. Это означает, что каждый миг жизни нужно проводить так, как это делает воин, — это относится и к тем моментам, когда вы чистите зубы, варите картошку, исполняете свои обязанности на работе или ходите по магазинам! Если вы пытаетесь стать вои­ном и стремитесь к безупречности только при выполнении таких специальных упражнений, как перепросмотр или сновидение, то, очевидно, будете проводить большую часть жизни, занимаясь совершенно обыденными делами. До тех пор пока ученики упор­но считают обучение на Пути Воина и свою повседневную жизнь совершенно разными сферами деятельности, их развитие оста­нется чрезвычайно медленным и ограниченным.

Важность сказанного невозможно переоценить. Самыми распространенными причинами неудач на Пути Воина, самыми мощными сковывающими силами, отбрасывающими ученика назад, являются ощущение разделенности и ошибочное предс­тавление о том, что для превращения в воина нужны «занятия в особой обстановке». К сожалению, в наши дни существует очень много заблудших душ, которые отстаивают подобные мифы; нет ничего удивительного в том, что в результате большая часть уче­ников постоянно гадает, когда же Нагваль начнет передавать им настоящие знания и перестанет интересоваться, как они чистят картошку или почему клянут того, кто занял их место на автос­тоянке у универмага. Однако в тот миг, когда ученик начинает понимать взаимосвязанность всего живого и осознавать, что практические занятия различными техниками позволяют дос­тичь безупречности в чистке картошки, его жизнь приобретает совершенно новое измерение, а точка сборки становится все более подвижной по мере того, как он пытается изменять свое восприятие и интенсивность.

Второе следствие, которое необходимо рассмотреть, уже затрагивалось ранее, когда мы говорили о том, что воин живет в состоянии постоянного изменения и движения, так как жизнь на грани извечно пребывает в стадии зарождения. Постоянные пе­ремены не допускают ощущения надежности; преимущество этого заключается в том, что ученик — и, тем более, воин — неизменно остается бдительным и готовым к действиям. Пос­кольку перед ним не возникает ни единой возможности стать самодовольным, у ученика не остается иного выбора, кроме сра­жения за трезвость в текущем мгновении, — в противном слу­чае он погрязнет в постоянно нарастающей неразберихе измен­чивых событий.

Хотя с самого первого дня ученикам сообщают, что время — сущность безупречности, им все равно требуется некоторое вре­мя для понимания того, что ни один человек не может позволить своему восприятию жизни и мира в целом скапливаться кучей, подобно не разобранным бумагам на рабочем столе. Ученики очень часто совершают ошибку, полагая, что с воспринимаемым сегодня можно будет разобраться и завтра. Сила кроется в теку­щем мгновении, и если мимолетный шанс не был пойман имен­но тогда, когда он возник, то «через минуту», завтра или на сле­дующей неделе будет слишком поздно. Даже самый самоотвер­женный ученик часто оказывается в ловушке сомнений в собс­твенном восприятии и в результате откладывает свои действия до тех пор, пока «хорошенько все не обдумает». И хотя не слиш­ком мудро предпринимать какие-либо действия спешно и беспо­рядочно, не менее справедливо и то, что единственный способ жить на грани и танцевать на грани — пытаться делать это. Впрочем, одних только попыток совершенно не достаточно, так как слово «пытаться» подразумевает право совершать ошибки, но жизнь на грани делает любую ошибку очень дорогой. Когда Толтеки используют слово «пытаться», оно означает попытки сделать нечто совершенно непривычное, как если бы вся жизнь человека зависела от того, удастся ли ему справиться с текущим испытанием.

Сейчас мы касаемся этой темы для того, чтобы полностью осознать, что именно означает шаг в непознанное. При необходи­мости сражаться за трезвость в текущем мгновении ученик, осознает он это или нет, постоянно пытается сдвинуть точку сборки. Такие усилия не только оказывают неоценимую помощь в воспитании намерения, но и помогают ученику все больше осознавать глубинный смысл учений. Начиная понимать, что прекрасные возможности могут оказаться упущенными вследс­твие небрежного восприятия или отложенных действий, такой ученик прилагает все усилия, чтобы быть предельно бдительным в текущее мгновение и ежесекундно выслеживать свое восприя­тие.

Третья тема, на которую необходимо поговорить, следует из двух предшествующих. Как только ученик научился непрерывно выслеживать свое восприятие, техника перепросмотра внезапно начинает приобретать совершенно новый смысл. Поскольку ученик стремится к трезвости в текущем мгновении и уже осоз­нает все на первый взгляд незначительные подробности своей жизни, существенно усиливается непроизвольный перепросмотр; помимо того, ученик начинает осознавать многочисленные тон­кие чувства, которые могут возникать благодаря лишь одному слову, мелодии старой песни и даже мимолетной улыбке другого человека. Во всех подобных случаях ученик осознает линии нап­ряжения в паутине жизни, и сам факт такого осознания вскоре помогает ему приступать к перепросмотру тех событий, что по­родили эти линии напряжения.

Осознание линий напряжения паутины жизни приносит уче­нику пользу не только в перепросмотре, но и в неделании. Осоз­навая намного яснее, чем прежде, ученик начинает видеть в сво­их обычных поступках, чем они являются на самом деле, и в ре­зультате становится более отстраненным и объективным по от­ношению к окружающему миру. Повышение отстраненности не только облегчает выслеживание собственного восприятия в те­кущее мгновение, но и делает возможным оценку любого дейс­твия — физического, эмоционального и умственного — перед тем, как его предпринять. Такой ученик обретает то, что Толтеки называют скоростью. Вместо того чтобы наощупь, неосознанно забредать в ловушку повторяющихся поступков, он достигает достаточной скорости, чтобы успевать выявлять те намерения, что порождают любые действия, будь они физическими, эмоци­ональными или умственными. Такая скорость делает практику неделания несложной, и в результате ученик уже очень скоро на­чинает жить с позиции неделания.

Дата добавления: 2015-06-04