H. Ленина 15 страница

106__________________________ В. И. ЛЕНИН

Рассматривая крестьянское хозяйство, мы до сих пор брали крестьян преимущест­венно как хозяев, указывая в то же время, что низшие группы постоянно выталкивают­ся из числа хозяев. Выталкиваются куда? Очевидно, в ряды пролетариата. Мы должны теперь рассмотреть подробно, как именно идет это образование пролетариата, в осо­бенности сельского, и как складывается рынок на рабочую силу в земледелии. Если для отработочного хозяйства типичными классовыми фигурами являются помещик-крепостник и наделенный землей кабальный крестьянин, то для капиталистического хозяйства типичны наниматель-фермер и нанимающийся батрак или поденщик. Пре­вращение помещика и зажиточного крестьянина в нанимателя мы показали. Теперь по­смотрим на превращение крестьянина в нанимающегося.

Велико ли употребление наемного труда зажиточными крестьянами? Если взять средний процент дворов с батраками ко всему числу крестьянских дворов (как обыкно­венно делают), то получим очень невысокий процент: 12,9% в Днепровском уезде Тав­рической губ., 9% в Новоузенском уезде Самарской губернии, 8% в Камышинском уез­де Саратовской губ., 10,6% в Красноуфимском уезде Пермской губ., 3,5% в 2-х уездах Орловской губ., 3,8% в 1 уезде Воронежской губ., 2,6% в 3-х уездах Нижегородской губернии. Но этого рода данные, в сущности, фиктивны, ибо определяется отношение дворов с батраками ко всему числу дворов, в том числе и дворов, отпускающих батра­ков. Буржуазия во всяком капиталистическом обществе составляет ничтожное мень­шинство населения. Дворов с наемными рабочими всегда будет «мало». Вопрос в том, складывается ли здесь особый тип хозяйства, или наем случаен? И на этот вопрос дают совершенно определенный ответ данные земской статистики, повсюду показывающей в группах зажиточного крестьянства процент дворов с батраками, несравненно более вы­сокий, чем в среднем по уезду вообще.

__________________ АГРАРНЫЙ ВОПРОС В РОССИИ К КОНЦУ XIX ВЕКА_________________ 107

Приведем данные по Красноуфимскому уезду Пермской губ., где в виде исключения есть сведения не только о найме батраков, но и о найме поденщиков, т. е. о форме най­ма, более типичной для земледелия.

Процент хозяйств, наним. рабочих Число работник.

муж. п. на 1 двор Сроковых ^{На На На} _

косьбу жатву молотьбу

Не обраб. земли............................ 0,6 0,15 0,6 — —

Обраб. до 5дес........................ 1,0 0,7 5,1 4,7 9,2

» 5—10».................................. 1,2 4,2 14,3 20,1 22,3

» 10—20»................................. 1,5 17,7 27,2 43,9 25,9

» 20—50»................................. 1,7 50,0 47,9 69,6 33,7

»свыше 50»................................. 2,0 83,1 64,5 87,2 44,7

В среднем 1,2 10,6 16,4 24,3 18,8

Мы видим, что состоятельные дворы отличаются более высоким семейным соста­вом, имеют больше своих, семейных, работников, чем дворы неимущие. Но тем не ме­нее они употребляют несравненно больше наемного труда. «Семейная кооперация» служит основой для расширения хозяйства и превращается таким образом в капитали­стическую кооперацию. В высших группах наем рабочих явно становится системой, условием ведения расширенного хозяйства. При этом наем поденщиков оказывается весьма значительно распространенным даже в средней группе крестьянства: если в двух высших группах (10,3% дворов) большинство дворов нанимает рабочих, то в группе, обрабатывающей 10—20 дес. (22,4%) свыше двух пятых всего числа дворов на­нимает рабочих на жатву. Вывод отсюда тот, что зажиточное крестьянство не могло бы существовать без миллионной армии готовых к их услугам батраков и поденщиков. И если поуездные данные о среднем проценте дворов с батраками представляют, как мы видели, значительные колебания, то безусловно всеобщим является концентрация дво­ров с батраками в высших группах крестьянства, т. е. превращение зажиточных дворов в предпринимателей. На 20%

108__________________________ В. И. ЛЕНИН

зажиточных дворов приходится от 48% до 78% общего количества дворов с батраками.

На другом полюсе деревни статистика не дает нам обыкновенно сведений о числе дворов, отпускающих наемных рабочих всякого рода. В целом ряде вопросов наша зем­ская статистика сделала чрезвычайно крупный шаг вперед по сравнению со старой ка­зенной статистикой губернаторских отчетов и всяческих департаментов. Но в одном вопросе старая казенная точка зрения сохранилась и в земской статистике, именно в вопросе о так называемых «заработках» крестьян. Занятие земледелием на своем наде­ле считается настоящим занятием крестьянина; всякое же постороннее занятие отно­сится к сторонним «заработкам» или «промыслам», причем тут смешиваются такие хо­зяйственные категории, различать которые требует азбука политической экономии. В разряд «сельскохозяйственных промышленников», например, попадут наряду с массой наемных рабочих и хозяева-предприниматели (напр., бахчевники), рядом с ними тоже в числе «дворов с заработками» будут считаться нищие и торговцы, прислуга и ремес­ленники-хозяева и т. п. Ясно, что эта вопиющая политико-экономическая путаница есть прямой пережиток крепостничества. Для помещика действительно безразлично было, чем занимается на стороне его оброчный крестьянин: торговлей, работой по найму или промышленностью в качестве хозяина; на всех крепостных крестьян одинаково падал общий оброк, все считались во временной и условной отлучке от своего настоящего дела.

После отмены крепостного права эта точка зрения с каждым днем приходила все бо­лее и более в резкое противоречие с действительностью. Большинство крестьянских дворов с заработками, несомненно, принадлежат к числу дворов, отпускающих наем­ных работников, но вполне точной картины мы здесь иметь не можем, потому что меньшинство хозяев-промышленников все же попадает в общее число и прикрашивает положение нуждающихся. Приведем для иллюстрации один пример. По Новоузенско-му уезду Самарской

__________________ АГРАРНЫЙ ВОПРОС В РОССИИ К КОНЦУ XIX ВЕКА_________________ 109

губ. статистики выделили «земледельческие промыслы» из общей массы «промы­слов». Конечно, и этот термин не точен, но список профессий дает, по крайней мере, то указание, что из 14 063 «промышленников» этого рода 13 297 батраков и поденщи­ков. Здесь, значит, преобладание наемных рабочих очень велико. И распределение зем­ледельческих промыслов оказывается следующее:

Процент работников муж.

пола, занятых землед.

промыслами

Без рабочего скота....................................... 71,4

С 1 гол. рабочего скота...................... 48,7

» 2—3»»»................................... 20,4

» 4»»».................................... 8,5

» 5—10»»».................................. 5,0

» 10—20»»»............................... 3,9

»20 и более»»»................................ 2,0

По уезду 25,0

Из безлошадных крестьян, следовательно, семь десятых наемные рабочие, а из одно­лошадных почти половина. По Красноуфимскому уезду Пермской губ. средний про­цент дворов с земледельческими промыслами равен 16,2%, а из числа необрабатываю­щих земли 52,3% «промышленников», из обрабатывающих до 5 дес. — 26,4%. По дру­гим уездам, где не выделены специально земледельческие промыслы, картина получа­ется менее яркая, но все же остается общим правилом, что «промыслы» и «заработки», вообще говоря, специальность низших групп. На 50% дворов низших групп приходится от 60% до 93% всего числа дворов с заработками.

Мы видим отсюда, что низшие группы крестьянства, в частности однолошадные и безлошадные дворы, представляют из себя, по своему положению в общем строе на­родного хозяйства, батраков и поденщиков (шире: наемных рабочих) с наделом. Этот вывод подтверждают и данные о росте употребления наемного труда после 1861 года во всей России, и бюджетные

110__________________________ В. И. ЛЕНИН

исследования об источнике дохода у низших групп, и, наконец, данные о жизненном уровне этих групп. На этом трояком доказательстве мы и остановимся несколько под­робнее.

Общие данные о росте числа сельских наемных рабочих во всей России имеются только относительно отхожих рабочих без точного различения земледельческих и не­земледельческих. Вопрос о том, преобладают ли в общем числе первые или вторые, решался в народнической литературе в пользу первых, но мы укажем ниже основания обратного взгляда. Факт быстрого увеличения после 1861 года числа отхожих рабочих в крестьянстве не подлежит никакому сомнению. Об этом свидетельствуют все источ­ники. Приблизительное статистическое выражение явления дают сведения о паспорт­ном доходе и о числе выдаваемых паспортов. В 1868 году паспортный доход составлял 2,1 млн. руб., в 1884 году — 3,3 миллиона, в 1894 году — 4,5 млн. руб. Это дает увели­чение более чем вдвое. Число выдаваемых паспортов и билетов в Европейской России было 4,7 миллиона в 1884 году и 7,8— 9,3 млн. в 1897—1898 гг. Здесь за тринадцать лет мы видим удвоение. Все эти данные в общем и целом соответствуют другим расче­там, напр., расчету г. Уварова, который свел данные земской статистики, большей ча­стью, устаревшие, по 126 уездам 20 губерний и определил вероятную цифру отхожих рабочих в 5 млн. чел.⁶⁹. Г-н С. Короленко по данным о числе местных избыточных ра­бочих определял эту цифру в 6 млн. чел.

Из всей этой суммы, по мнению г. Николая —она, «громаднейшее большинство» — промыслы земледельческие. Я подробно изложил в «Развитии капитализма», что дан­ные и исследования 60-х, 80-х и 90-х годов вполне доказывают неверность этого выво­да. Большинство, хотя и не громаднейшее, из отхожих рабочих рабочие неземледельче­ские. Вот наиболее полные и наиболее новые данные о погубернском рас-

См. Сочинения, 5 изд., том 3, стр. 569—581. Ред.

АГРАРНЫЙ ВОПРОС В РОССИИ К КОНЦУ XIX ВЕКА_________________ Ш

пределении видов на жительство, выданных в Европейской России в 1898 году:

Количество всех

Группы губерний видов на жительство,

выданных в 1898 г.

1) 17 губерний с преобладанием не­
земледельческого отхода............................. 3 369 597

2) 12 губерний переходных................................ 1 674 231

3) 21 губерния с преобладанием
земледельческого отхода.............................. 2 765 762

Всего по 50 губерниям 7 809 590

Если в переходных губерниях предположим половину земледельческих рабочих, то приблизительное, самое вероятное, распределение будет таково: около 4,2 миллиона неземледельческих наемных рабочих и около 3,6 миллиона земледельческих наемных рабочих. В параллель к этой цифре надо поставить цифру г-на Руднева, который в 1894 году свел данные земской статистики по 148 уездам в 19 губерниях и определил приблизительное число сельскохозяйственных наемных рабочих в 3 /г млн. человек. Эта цифра охватывает, по данным 80-х годов, и местных и отхожих земледельческих рабочих. В конце 90-х годов одних только отхожих с.-х. рабочих было столько.

Рост числа земледельческих наемных рабочих стоит в прямой связи с тем развитием капиталистического предпринимательства в земледелии, которое мы проследили на помещичьем и крестьянском хозяйстве. Возьмите, напр., употребление машин в сель­ском хозяйстве. Что у зажиточного крестьянина оно означает переход к предпринима­тельству, мы показали на точных данных. А в помещичьем хозяйстве употребление машин и вообще улучшенных орудий означает неминуемо вытеснение отработков ка­питализмом. На место крестьянского инвентаря ставится помещичий; на место старого трехполья новые технические приемы, связанные с переменой орудий; кабальный кре­стьянин не годится для работы с улучшенными орудиями, и его место занимает батрак или поденщик.

112__________________________ В. И. ЛЕНИН

В том районе Европейской России, в котором всего более развилось после реформы употребление машин, — всего более распространено и употребление наемной рабочей силы пришлых рабочих. Этот район — южные и восточные окраины Европейской Рос­сии. Приход земледельческих рабочих в этот район создал чрезвычайно типичные и ярко выраженные капиталистические отношения. На них следует остановиться, чтобы сопоставить старые и преобладающие до сих пор отработки с все более пробивающейся новой струей. Прежде всего следует отметить, что южный район отличается наиболее высокой заработной платой в земледелии. По данным за целое десятилетие (1881— 1891 гг.), устраняющим всякие случайные колебания, заработная плата выше всего в России в губерниях Таврической, Бессарабской и Донской. Годовой работник здесь получает, считая и содержание, 143 р. 50 к., сроковый (на лето) — 55 р. 67 к. Следующее место по высоте заработной платы занимает наиболее промышленный район — губернии Петербургская, Московская, Владимирская и Ярославская. Здесь платят годовому сельскому рабочему 135 руб. 80 коп., сроковому 53 руб. Самый низкий уровень заработной платы встречаем в центральных земледельческих губерниях (Казанская, Пензенская, Тамбовская, Рязанская, Тульская, Орловская и Курская), т. е. в главной местности отработков, кабалы и всевозможных пережитков крепостничества. Здесь годовой работник в земледелии получает всего 92 р. 95 коп. — в полтора раза меньше, чем в наиболее капиталистических губерниях, а сроковый — 35 руб. 64 коп., на 20 руб. в лето меньше, чем на юге. Именно из этого центрального района мы наблюдали громадный уход рабочих. Свыше 1V2 миллиона человек каждую весну уходят отсюда частью на земледельческие заработки (главным образом на юг, частью, как увидим ниже, и в промышленные губернии), а также на неземледельческие работы в столицы и в промышленные губернии. Между этим главным районом отхода и двумя главными районами прихода (земледельческий юг и столицы с двумя промышленными

__________________ АГРАРНЫЙ ВОПРОС В РОССИИ К КОНЦУ XIX ВЕКА_________________ 113

губерниями) лежат полосы губерний со средней заработной платой. Эти губернии при­влекают к себе часть рабочих из самого «дешевого» и самого голодного центра, отпус­кая в свою очередь часть рабочих в более дорогие районы. В книге г. С. Короленко о «Вольнонаемном труде» на основании очень обширного материала подробно изобра­жен этот процесс рабочих странствований и перемещения населения. Капитализм дос­тигает таким образом более равномерного (с точки зрения потребностей капитала, ко­нечно) размещения населения; нивелирует заработную плату по всей стране, создает действительно единый, национальный, рынок труда; вырывает постепенно почву у ста­рых способов производства, «соблазняя» кабального мужика высокой заработной пла­той. Отсюда — бесконечные жалобы господ помещиков на развращение местных рабо­чих, на разгул и пьянство, порождаемое отходом, на «порчу» рабочих городом и т. д. и т. д.

В районе наибольшего прихода рабочих сложились к концу XIX века довольно крупные капиталистические предприятия в земледелии. Капиталистическая кооперация сложилась при употреблении, напр., таких машин, как молотилки. Г-н Тезяков, опи­савший условия жизни и труда сельскохозяйственных рабочих в Херсонской губер­нии, указывает, что конная молотилка требует от 14 до 23 и более рабочих, а паровая от 50 до 70. В некоторых хозяйствах собиралось по 500—1000 рабочих — цифра чрез­вычайно высокая для земледелия. Капитализм дал возможность заменять более дорогой мужской труд женским и детским. Напр., в местечке Каховке — одном из главных ра­бочих рынков Таврической губ., где прежде собиралось до 40 000 рабочих, а в 90-х го­дах прошлого века 20— 30 тысяч, в 1890 году было зарегистрировано 12,7% женщин, а в 1895 году уже 25,6%. Детей в 1893 г. было 0,7%, а в 1895 году уже 1,69%.

Собирая рабочих со всех концов России, капиталистические экономии сортировали их по своим надобностям, создавая нечто подобное иерархии фабричных рабочих. Раз­личают, напр., полных рабочих,

114__________________________ В. И. ЛЕНИН

полурабочих — из них выделяют еще «рабочих большой силы» (16—20 лет) — и полу­рабочих «малой помощи» (дети 8—14 лет). Никакого следа старых так называемых «патриархальных» отношений помещика к «своему» крестьянину здесь не остается. Ра­бочая сила становится товаром, подобным всякому другому. Кабала «истинно русско­го» типа исчезает, уступая место понедельной денежной расплате, бешеной конкурен­ции и стачкам рабочих и хозяев. Скопление громадных масс рабочих на рынках найма и невероятно тяжелые, антигигиеничные условия труда создали попытки общественно­го контроля за крупными экономиями. Эти попытки характерны для «крупной индуст­рии» в земледелии, но, разумеется, никакой прочности они иметь не могут при отсутст­вии политической свободы и открытых рабочих организаций. До чего тяжелы условия труда пришлых рабочих, видно из того, что рабочий день продолжается от I2V2 до 15 часов. Травматические повреждения рабочих, занятых при машинах, стали обычным явлением. Развились профессиональные болезни рабочих (напр., занятых при молотил­ках) и т. д. Все «прелести» чисто капиталистической эксплуатации в самом развитом, американском, виде можно наблюдать в России конца XIX века, наряду с чисто средне­вековыми, давным-давно исчезнувшими в передовых странах, приемами отработочного и барщинного хозяйства. Все громадное разнообразие аграрных отношений в России сводится к переплетению крепостнических и буржуазных приемов эксплуатации.

Чтобы закончить изложение условий наемного труда в русском земледелии, отметим еще бюджетные данные о хозяйстве крестьян низших групп. Наемная работа фигури­рует здесь под эвфемистическим наименованием «заработков» или «промыслов». В ка­ком отношении стоит доход от этих заработков к доходу от земледельческого хозяйст­ва? Воронежские бюджеты безлошадных и однолошадных крестьян дают на это точ­ный ответ. Валовой доход от всех источников определяется для безлошадного в 118 руб. 10 коп., в том числе от земледелия 57 руб. 11 коп., от «промыслов» 59 руб. 4 коп.

__________________ АГРАРНЫЙ ВОПРОС В РОССИИ К КОНЦУ XIX ВЕКА_________________ 115

Эта последняя сумма составляется из 36 руб. 75 коп. дохода от «личных промыслов» и 22 руб. 29 коп. разных доходов. К числу последних относится доход от сдачи земли! У однолошадного крестьянина валовой доход 178 руб. 12 коп., в том числе 127 руб. 69 коп. от земледелия и 49 руб. 22 коп. от промыслов (35 руб. — личные промыслы, 6 руб. извоз, 2 руб. от «торгово-промышленных заведений и предприятий» и 6 руб. разных доходов). Если вычесть расходы на земельное хозяйство, то получим 69 руб. 37 коп. от земледелия против 49 руб. 22 коп. от промыслов. Вот как добывают себе средства к жизни три пятых всего числа крестьянских дворов в России. Понятно, что уровень жизни таких крестьян не выше, а иногда ниже, чем у батраков. По той же Воронежской губернии средняя плата годовому батраку (за десятилетие 1881—1891 гг.) 57 руб., плюс содержание, стоящее 42 руб. Между тем стоимость содержания всей семьи у безлошад­ного 78 руб. в год при семье в 4 души, у однолошадного 98 руб. в год при семье в пять душ. Русский крестьянин сведен отработками, податями и капиталистической эксплуа­тацией до такого нищенского, голодного уровня жизни, который в Европе кажется не­вероятным. Там называют подобный социальный тип пауперами.

VI

Для того, чтобы подвести итоги всему сказанному выше о разложении крестьянства, мы приведем сначала единственные имеющиеся в литературе итоговые данные по всей Европейской России, позволяющие судить о различных группах внутри крестьянства за различные периоды. Это — данные военно-конских переписей. Во втором издании сво­ей книги «Развитие капитализма» я свел эти данные по 48 губерниям Европейской Рос­сии за периоды 1888—1891 и 1896—1900 годов. Вот извлечение наиболее существен­ных результатов:

См. Сочинения, 5 изд., том 3, стр. 138. Ред.

В. И. ЛЕНИН

Число крестьянских дворов (миллионов)

В 1888—1891 гг. В 1896—1900 гг.

Всего % Всего %

Безлошадные............ 2,8 27,3 3,2 29,2

С 1 лошадью............. 2,9 28,5 3,4 30,3

»2»......................... 2,2 22,2 2,5 22,0

»3».......................... 1,1 10,6 1,0 9,4

»4иболее................. 1,1 11,4 1,0 9,1

Всего 10,1 100,0 11,1 100,0

Эти данные, как я уже отметил мимоходом выше, свидетельствуют о растущей экс­проприации крестьянства. Весь миллионный прирост числа дворов пошел на увеличе­ние двух низших групп. Общее число лошадей уменьшилось за это время с 16,91 мил­лионов голов до 16,87 млн., т. е. все крестьянство в целом стало несколько беднее ло­шадьми. Обеднела и высшая группа, в 1888—1891 гг. имевшая по 5,5 лош. на двор, а в 1896— 1900 гг. — по 5,4 лош.

Из этих данных легко сделать тот вывод, что «дифференциация» в крестьянстве не происходит: всего больше увеличилась самая бедная группа, всего больше уменьши­лась (по числу дворов) самая богатая. Это не дифференциация, а нивелировка нищеты! И такие выводы, основанные на подобных приемах, очень часто можно встретить в ли­тературе. Но если мы поставим вопрос: изменилось ли взаимоотношение групп внутри крестьянства, то мы увидим иное. В 1888—1891 гг. половина дворов низших групп имела 13,7% общего числа лошадей, и в 1896—1900 гг. ровно такой же процент. Пятая доля дворов из наиболее зажиточных групп имела в первый период 52,6% всего числа лошадей, во второй — 53,2%. Ясно, что взаимоотношение групп почти не изменилось. Крестьянство обеднело, зажиточные группы обеднели, кризис 1891 года дал себя знать самым серьезным образом, но отношения сельской буржуазии к разоряющемуся кре­стьянству от этого не изменились и не могли, по существу дела, измениться.

__________________ АГРАРНЫЙ ВОПРОС В РОССИИ К КОНЦУ XIX ВЕКА_________________ 117

Это обстоятельство часто упускают из виду люди, берущиеся судить о разложении крестьянства на основании отрывочно взятых статистических данных. Смешно было бы думать, напр., что отдельные данные о распределении лошадей в состоянии разъяс­нить хоть что-нибудь по вопросу о крестьянском разложении. Это распределение ровно еще ничего не доказывает, если не взять его в связи со всей совокупностью данных о крестьянском хозяйстве. Если мы, разобрав эти данные, установили общее между груп­пами по распределению аренды и сдачи земли, улучшенных орудий и удобрения, зара­ботков и купчей земли, наемных рабочих и количества скота, если мы доказали, что все эти различные стороны явления неразрывно связаны между собою и обнаруживают действительно образование противоположных экономических типов — пролетариата и сельской буржуазии, — если мы установили все это, и только в той мере, в какой это установлено, мы можем брать отдельные данные о распределении хотя бы лошадей для иллюстрации всего изложенного выше. Наоборот, если нам ссылаются на тот или дру­гой случай уменьшения количества лошадей, положим, в зажиточной группе за такой-то период, то выводить только отсюда какие-либо общие выводы о соотношении сель­ской буржуазии внутри крестьянства и других групп его было бы вопиющей нелепо­стью. Ни в одной капиталистической стране, ни в одной отрасли хозяйства нет и быть не может (при господстве рынка) равномерного развития: иначе как скачками, зигзага­ми, то быстро шагая вперед, то временно падая ниже прежнего уровня, не может раз­виваться капитализм. И суть вопроса о русском аграрном кризисе и о предстоящем пе­ревороте состоит вовсе не в том, какова именно степень развития капитализма или ка­ков темп этого развития, а в том, есть ли это капиталистический кризис и переворот, или нет, происходит ли он при условиях превращения крестьянства в сельскую буржуа­зию и пролетариат, или нет, являются ли отношения между отдельными дворами внут­ри общины

118__________________________ В. И. ЛЕНИН

буржуазными, или нет. Другими словами: первой задачей всякого исследования об аг­рарном вопросе в России является установление основных данных для характеристики классовой сущности аграрных отношений. И лишь потом, когда выяснено, с какими классами и с каким направлением развития мы имеем дело, может идти речь о частных вопросах, о темпе развития, о тех или иных видоизменениях общего направления и т. д.

Основой марксистских взглядов на пореформенное крестьянское хозяйство в России является признание типа этого хозяйства мелкобуржуазным. И споры экономистов марксистского лагеря с экономистами-народниками, прежде всего, шли (и должны ид­ти, если имеется в виду выяснение действительной сущности разногласий) именно о том, правильна ли, применима ли такая характеристика. Не выяснив с полной опреде­ленностью этого вопроса, нельзя сделать ни шагу вперед к каким-нибудь более кон­кретным или практическим вопросам. Например, рассматривать те или иные пути ре­шения аграрного вопроса, завещанные XIX веком XX, было бы предприятием совер­шенно безнадежным и путаным, если бы не было выяснено предварительно, в каком направлении вообще идет наша аграрная эволюция, какие классы могут выиграть при том или ином ходе событий и т. д.

Те подробные данные о разложении крестьянства, которые мы приводили выше, вы­ясняют именно ту основу всех остальных вопросов аграрного переворота, без понима­ния которой нельзя идти дальше. Та сумма взаимоотношений между различными груп­пами крестьянства, которую мы в противоположных концах России детально изучали, показывает нам как раз сущность общественно-экономических отношений внутри об­щины. Эти взаимоотношения показывают наглядно мелкобуржуазную природу кресть­янского хозяйства в данной исторической обстановке. Когда марксисты говорили, что мелкий производитель в земледелии (все равно, на надельной ли земле он хозяйничает или на какой другой) является неизбежно при разви-

__________________ АГРАРНЫЙ ВОПРОС В РОССИИ К КОНЦУ XIX ВЕКА_________________ 119

тии товарного хозяйства мелким буржуа, — это положение вызывало недоумение; го­ворили, что оно бездоказательно, шаблонно переносится с чужих образцов на наши оригинальные условия. Но данные о взаимоотношении групп, о перебивании арендо­ванной земли богатыми общинниками у несостоятельных общинников, о найме батра­ков первыми и о превращении вторых в наемных рабочих и т. д., и т. д., и т. д. — все эти данные подтверждают теоретические выводы марксизма и делают их неоспоримы­ми. Вопрос о значении общины в деле направления хозяйственного развития России решается бесповоротно этими данными, ибо как раз это действительное направление действительной (а не выдуманной) общины наши данные и показывают. Несмотря на всю уравнительность надельной земли, несмотря на переделы и т. п., оказывается, что направление действительного хозяйственного развития крестьян-общинников состоит именно в образовании сельской буржуазии и в вытеснении массы беднейших хозяев в ряды пролетариата. И столыпинская аграрная политика, как мы увидим ниже, и тре­буемая трудовиками национализация земли лежат по линии этого развития, хотя между этими двумя формами «решения» аграрного вопроса есть громадная разница с точки зрения быстроты общественного развития, роста производительных сил и наибольшего соблюдения интересов массы.

Нам следует теперь рассмотреть еще вопрос о развитии торгового земледелия в Рос­сии. Предыдущее изложение включало в себя, как предпосылку, тот общеизвестный факт, что вся пореформенная эпоха отличается ростом торговли и обмена. Приводить статистические данные, подтверждающие это, нам кажется совершенно излишним. Но надо показать, во-первых, насколько именно подчинено уже рынку теперешнее кресть­янское хозяйство, а во-вторых, какие особые формы принимает земледелие по мере подчинения его рынку.

По первому вопросу всего более точные данные имеются в бюджетной статистике воронежского земства. Мы можем выделить здесь денежные расход и доход

120__________________________ В. И. ЛЕНИН

крестьянской семьи из всего расхода и дохода (валовые итоги дохода и расхода приво­дились выше). Вот табличка, показывающая роль рынка:

Какой процент составляют денежные

расход и доход у крестьянина ко всему

расходу и доходу?

Безлошадные............................ 57,1 54,6

С1 лошадью.............................. 46,5 41,4

»2»......................................... 43,6 45,7

»3»......................................... 41,5 42,3

»4»......................................... 46,9 40,8

»5 и более................................. 60,2 59,2

В среднем 49,1 47,9

Таким образом, даже хозяйство среднего крестьянина, — не говоря уже о хозяйстве зажиточных и обнищавших, полупролетариев, крестьян, — в чрезвычайно сильной сте­пени подчинено рынку. Поэтому всякое рассуждение о крестьянском хозяйстве, игно­рирующее преобладающую и растущую роль рынка, обмена, товарного производства, неправильно в корне. Уничтожение крепостнических латифундий и помещичьего зем­левладения — эта мера, на которой сосредоточены все помыслы русского крестьянства к концу XIX века, усилит, а не ослабит власть рынка, ибо рост торговли и товарного производства задерживается отработкой и кабалой.

По второму вопросу необходимо указать, что проникновение капитала в земледелие есть своеобразный процесс, который нельзя понять правильно, если ограничиваться огульными, общерусскими данными. Земледелие становится торговым не вдруг и не одинаково в различных хозяйствах и в различных районах государства. Наоборот, ры­нок подчиняет себе обыкновенно в одной местности одну, в другой — другую сторону сложного земледельческого хозяйства, причем остальные стороны не исчезают, а при­способляются к «главной», т. е. денежной стороне. Например, в одной местности скла­дывается по преимуществу торговое зерновое

Дата добавления: 2015-06-04