Смерть - Венеция

Сейчас облик и дух Венеции кажутся неразрывными. Бесконечный процесс

умирания и воскрешения запечатлен в цветущей мелкими водорослями зеленой

воде, в покрытых легким пухом мха камнях, в торчащих из трещин палаццо

травинках. То, что разрушается, живет своей, другой, жизнью. И животворное

вливание людских толп напрямую порождено ежегодным погружением Венеции на

сколько-то миллиметров в воду. Сюда съезжаются, как на богатые похороны, -

где можно завести приличные знакомства и со вкусом поесть.

Сейчас, при взгляде почти из третьего тысячелетия, Венеция сливается в

единый гармоничный образ, хотя построена она была - в своем нынешнем виде -

к концу XV века, а "той самой" Венецией стала в XVIII столетии. Тогда на

кальи и кампи вышли маски, и город так обрадовался им, как будто давно

нетерпеливо ждал, когда же, наконец, ему принесут костюм к лицу и по

размеру. С этого времени Венеция начала долго и красиво умирать на глазах у

всех.

Знаменитые карнавалы и были прорывами в иной мир, попытками

потустороннего бытия с заменой плюса на минус, верха на низ, добра на зло. В

карнавал было дозволено все: любовные свидания назначались через минуту

после знакомства, мужья не узнавали жен, невесты женихов. Раздолье было для

профессиональных наемных убийц с подходящим именем "браво", потому что если

среди музыки и пляски человек вдруг падал, стеная и хрипя, вокруг только

громче хохотали, наблюдая этого умелого комедианта.

Более шести месяцев в году венецианцам было позволено носить маску.

Очевидец пишет: "Все ходят в маске, начиная с дожа и кончая последней

служанкой. В маске исполняют свои дела, защищают процессы, покупают рыбу,

пишут, делают визиты". Все женщины оказывались красавицами, причем

блондинками: рецепт известен - золототысячник, гуммиарабик, мыло,

вскипятить, промыть и сушить под солнцем на алтанах. Венецианское золото

волос - если и фантазия, то не художников, а парикмахеров. Но главное - сама

маска. Нынешний карнавальный наряд грешит позолотой, бубенчиками,

причудливым мавританским рисунком, тогда как настоящая венецианская баута -

предел строгости и лаконизма. Белая трапеция с глубокими глазными впадинами,

к которой полагается широкий черный плащ. Никаких украшений, только два

цвета: слишком серьезен повод, по которому одет костюм. При всем веселье

праздника, при всех его безумствах и дурачествах, каждая отдельная баута -

напоминание о бренности. Маска - посмертный слепок. Карнавал - жизнь после

смерти. Словно все население города выходит на постоянную костюмированную

репетицию будущего бытия.

Два века сделали свое дело: Венеция запечатлела в мировом сознании свой

умирающий образ, о чем здесь напоминает все. Прежде всего - запах. Тонкий

острый аромат гниения и разложения ударяет сразу, как только выходишь с

вокзала к Большому каналу. Новичок вглядывается в воду, пока не понимает:

пахнет не вода, а город. Пройдет несколько часов, и запах исчезнет, но стоит

съездить, скажем, в Падую - полчаса пути - и вернуться, как он возникнет

снова. В виду венецианского великолепия это поначалу поражает, как Алешу

Карамазова тлетворный дух от тела старца Зосимы. Но потом становится

понятно, что здесь не просто явление природы, а напоминание, указание -

такой же смертный признак Венеции, как гробовая гондола.

На мысль об иной - быть может, потусторонней - жизни наводит этот

сдвинутый в воду транспорт. Длинные и черные гондолы - как гробы. Или - как

акулы вокруг погружающегося корабля. Как раз в XVIII веке местные власти

пресекли рост габаритов и пышности гондол, постановив, что они могут быть

только черными, размером 11 на 1,4 метра, - такими, как сегодня.

Двести лет назад гондольеры исполняли октавы из "Освобожденного

Иерусалима" Торквато Тассо, потом перешли на более легкие темы, а в наши дни

обычно лишь бросают реплики, кивая на примечательные здания. И при всей

медлительности движения гондолы вертишь головой, потому что с венецианской

плотностью культуры сравнится только флорентийская. Такое восхищает и

подавляет. На окраине города - церквушка, в которую и заходишь только

потому, что стал накрапывать дождь: в алтаре - Тинторетто, на плафоне -

Тьеполо. В маленьком монастыре спрашиваешь единственного служителя насчет

уборной и слышишь в ответ: "По коридору и от Беллини налево".

И снова - райское изобилие красот настраивает на меланхолический лад,

потому что для земной жизни это явный перебор.

Ветхие палаццо - сами произведения живописи. Это заметно не сразу.

Сначала в глаза бросается образцовая венецианская графика: окна, арки,

колонны, порталы. Все удвоено водой, но не только за эффект удвоения Венеция

должна быть благодарна лагуне. Вода - уникальный фон, на котором

неожиданными цветами и светотенями проступает портрет Венеции. Не картина, а

волшебный фонарь, ведь фон - живой, изменчивый, подвижный. Влага раскрасила

и стены палаццо. В этом парадоксальном городе первые этажи, где нельзя жить

от сырости, выглядят самыми ухоженными: они вымыты волнами до белизны бауты.

А выше, где плещутся занавеси, мерцает свет, проплывают силуэты -

прихотливые пятна всех оттенков, от черного до розового, зеленые вкрапления

мха, рыжие зияния опавшей штукатурки, и под красной черепицей салатовые

проблески травы. Такой бьющей буквально не из чего живописностью, быть

может, объясняется, почему город почти без деревьев и цветов породил великую

школу колористов.

Надетая городом маска за два века приросла, и если сорвать ее с

Венеции, то, как в пантомиме Марселя Марсо, под ней обнаружится все та же

баута.

Умирающий город хранит свой образ. Здесь красивейший на свете этап,

пересылка на тот свет - кладбище Сан-Микеле. Сюда посылают умирать героев

литературы и кино. Но облик неуловим, и разгадки Венеции нет ни в книгах, ни

в фильмах. И когда приросшая маска окончательно превратится в посмертный

слепок, Венеция так и опустится неопознанной на дно лагуны, как замедленный

Китеж, со всеми ста восемнадцатью островами и четырьмя сотнями мостов.

Но зато пока - пока хватит жизни, своей и Венеции - можно сидеть

где-нибудь на Славянской набережной за стаканом вина и местными лакомствами

- телячьей печенкой или кальмарами с полентой, - глядя, как погружается в

воду лучший в мире город.

- 72 -

Дата добавления: 2015-06-26