Ордена, откуда они исключались в случае, если становились матерями и сохраняли детей. 1 страница

Iii

II

Говоря о реальности идеи в виде идеологии, мы должны сделать целый ряд ограничений. Здесь прежде всего мы отнюдь не говорим ни о психологическом процессе мышления, ни о теоретико-познавательной его оценке. Здесь же идет речь об идее, поскольку она имеет социальное значение, или другими словами: 1) создана людьми, как массовая реакция на внешние раздражения под влиянием определенных реальных причин, 2) выражена во внешних символических движениях, предметах и сооружениях внешнего мира ин 3) в свою очередь обладает мотивационной силой, порождающей то или иное индивидуальное и коллективное поведение. Если подойти к реальности практической идеи, или чаще — мотивационной идеологии, с указанной точки зрения, то мы видим, что ее реальность есть не что иное, как реальность социальной символики, обусловленной известным общим давлением и выражаю щейся в определенных коллективных действиях или поведении. На обоих концах этого процесса внешний мир, в первом случае как источник давящей и раздражающей силы, во-втором как объект более или менее целесообразных воздействий человека. Но без помощи внешнего мира не может обойтись человек в своей познавательно­ отражающей, оценочно-контролирующей и телеологически-организующей работе: он создает мир социальной символики язык, слово, книгу, картину, план и техники познавательной, художественной, производственной, педагогии, психотехники, научной организации труда, медицины, технологии и т.д.

Останавливаясь теперь на значении психологии для намеченного нами процесса, мы должны прийти к заключению, что единственно имеющаяся налицо индивидуальная психика, как аппарат массового рефлекса, не может быть совершенно сброшена со счета уже потому, что она является тою средой преломления, при помощи которой и коллектив реагирует на действительность. Эту психику можно считать проводником, «опосред­ ствующим моментом», но игнорировать ее абсолютно нельзя. Н. И. Бухарин под влиянием «победного шествия психологической школы и пси­ хологического метода в хоромах буржуазной общественной науки» и связанной с этим «инфекции» некоторых марксистских и полумарксистских кругов, предлагает совершенно игнорировать психический момент, ибо

«опосредствующим моментом служит в процессе совокупного воспроиз­ водства общественной жизни и любая из надстроек», что же касается этих последних, то в них тов. Бухарин намечает три основных элемента: технику данной надстройки вещественного характера (лаборатории, дома, счеты,

75

книги и т.д.), отношения между людьми и, наконец, системы идей, образов, норм, чувств, одним словом идеологии. Все.эти «общественные явления», в свою очередь, подвергаются «своеобразному процессу аккумуляции культуры, когда общественная психология и идеология уплотняются и оседают в виде вещей, имеющих оригинальное общественное бытие. Эта материализованная, образно выражаясь, уплотненная до степени материального, общественная психология и идеология становится, в свою очередь, отправной точкой для всякого дальнейшего развития. «Таким путем, если система основных общественных отношений, производственных и трудовых, по утверждению тов. Бухарина, оказывается столь же

«психичной», как «система планет со своим солнцем», то и с надстройкой дело не лучше. Можно на основании сказанного предположить, что и здесь

«психичность» исчезает (Бухарин. К постановке проблем теории исторического материализма. «Вестник Социалистической Академии», кн. 3, 1923, с. 8—13).

Вряд ли возможно согласиться с такой постановкой вопроса. Преувеличен и страх перед «психологизацией» и связанной с ней «спиритуализацией», что, между прочим, далеко не одно и то же; и по мере того, как психология становится действительно наукой, и притом основанной на эксперименте, она сама подвергается неуклонному и неизбежному процессу материализации; неправилен такой подход и с точки зрения подлинного учения Маркса и Энгельса, которые не только не игнорировали психологии, но умели превосходнейшим образом поставить ее на ноги, то есть на материалистическое обоснование. Недопустимо подобное полное игнорирование психологии, конечно, и потому, что овещественный мир надстроек, по признанию самого тов. Бухарина, является «уплотнением» психологии и идеологии, а следовательно без нее совершенно непонятен. Но хуже всего то, что без психологии совершенно невозможно решение одного из важнейших вопросов исторического материализма, а именно вопроса о

«способе представления» соотносительно «способам производства». Ведь если действительно ставить вопрос о едином основном «стиле» общественной жизни снизу доверху и об относительно историческом характере всяких и всех идеологий, взятых не с точки зрения их положений (которые могут быть вечны), а с точки зрения типов связи между ними, тех особых принципов координации, которые и составляют.коНституитивный признак понятия о «способе представления», «то без психологии нет никакой возможности выяснить, в какой степени те или иные реальные производственные условия определенным образом повлияли на известную общественную или классовую группу и тем самым: предопределили темп и стиль ее «способа представления». Кстати, тов. Бухарин предполагает, будто ему впервые пришлось вспомнить соответственные положения Маркса. Если бы он потрудился заглянуть в труды автора настоящих строк, вышедшие еще в 1908—1911 годах, то он бы увидел, что попытка типологического построения классовых «способов представления», правда, под названием

«методов социального восприятия», была сделана, причем как раз на основе

того, что у Маркса мы находим под обозначением классовой психологии (мое «Государство», изд. 1, ч. 1, с. 74_77)1,

На основании сказанного мы теперь можем установить возможность задачи того, что условно можно было бы назвать и социальной психологией. Это было бы не больше и не меньше, как учение о социальном, а следовательно, и социально-идеологическом содержании индивидуальной психологии. И здесь на этой почве мы должны разрешить три. основных проблемы. Первая ставит основной вопрос о самом источнике и происхождении указанного социального содержания, а вместе с тем и той «среде», которая определяет собой его состав. Вторая говорит о типах и формах этого социального содержания, а следовательно, о различных видах социально-идейного и идеологического построения. Наконец, третья о действительном воплощении идеологических построений в социальном акте, то есть в деятельности общественного характера, производимой индивидуально или коллективно, в составе тех или иных организованных масс, установлений, учреждений, собраний, корпораций и т.д. Остановимся прежде всего на проблеме, которую мы поставили в нашем порядке на первое место, а именно об отношении человека к среде и об источнике социального содержания его психики.

У Фрейда по данному поводу мы встречаем много весьма любопытного. Исходя из исследования индивидуальной психологии, этот ученый находит в нашей психике два основных принципа психической деятельности: один —построенный на принципе удовольствия, другой на начале реальности. Принципом деления и в том и другом случае является отношение индивида к действительности. Характерным примером первого является отношение к миру со стороны невротика, который «отвращается от действительности потому, что находит ее невыносимой для себя в целом или части». Таким же образом поступаем мы во сне, когда стремимся заменить иногда весьма тяжелую действительность легкими и приятными сновидениями. То же находим мы и у ребенка в его первоначальной жизни, а затем в играх. При

вот что было мною тогда сказано: «Связь между идеологией и социальными интересами не может быть установлена так же непосредственно, как между причиной и следствием или между содержанием и только ему присущей формой. междуидеологией, как созданием нашей психики, и, и внешней средой, как возбудительницей хозяйственного интереса, лежит область преломления и отражения, которая вообще

может быть обозначена как психологическая, и вот в этой-то области мы должны искать законов,

устанавливающих соотношение между групповым интересом и идеологией, которая служит ему

выражением.., характерным для психики, исторически выяснившихся групп и их интересов является отнюдь не самое содержание самых принципов и начал, а только форм, в которых они выражаются, другимисловами, здесь дело идет не о том, что излагается в качестве тех или иных требований, но как они

формулируется, в чем заключается метод, при помощи которого создается та или иная идеология... и

прежде всего, нельзя но отметить, что целые эпохи дают нам картину господства, определенного метода, причем на языке такого метода созидаются не только политические идеологии, но также высшие нормативы

права, нравственности и эстетики так же, как само теоретическое исследование. можно даже отметить, что

как раз в истории мы «замечаем своего рода идеологические катастрофы, заключающиеся в том, что на место одного ранее общепринятого метода является новый, который и устанавливает после долгой борьбы с противником свое более или менее исключительное господство»... и в дальнейшем изложении указанной миги мною научно были построены соответственные типы, художественный абрис которых я дал еще в книге: «теория петражицкого, марксизм и социальная идеология».

помощи подобного же процесса мы создаем радующий нас самообман, иллюзии и всяческую идеализацию, которой заменяем действительность. На основании сравнения этих проявлений психической жизни современности с жизнью дикаря и данными по истории первобытного человека, Фрейд приходит к убеждению, что здесь мы встречаемся с остатками «такой стадии развития, и которой «эти процессы» являлись «единственной формой душевных переживаний» (Фрейд 3. Основные психологические теории в психоанализе, М., 1923 г., с. 82 и след.).

Как возможно такое отношение к действительности? Подобный вопрос тем более уместен, что, насколько нам известно, положение человека в мире таково, что, при подобном отрицательном отношении к действительности, он неминуемо подвергает себя неисчислимьтм страданиям и даже смерти. Ибо совершенно очевидно, что нельзя утолить реального голода хлебом, увиденным во сне, точно так же, как галлюцинаторное видение воды (мираж в пустыне) ни на секунду не утолит подлинной жажды. То же самое можно сзывать буквально про все присущие человеку как живому существу потребности, связанные с самосохранением организма. Однако примеры Фрейда говорят нам о значительной 8 независимости живого существа от окружающей среды при известных условиях. Таково, например, положение снесенного птицею яйца, которое для жизни заключенного в нем существа нуждается лишь в тепле для дальнейшей жизни и развития. Точно так же паразитарно и положение человеческого эмбриона, а затем в значительной степени и родившегося ребенка. Выражения им удовольствия и неудовольствия непосредственно служат и для реального удовлетворения его важнейших потребностей. Галлюцинация и иллюзия не различаются от факта. Невротик погибает без посторонней помощи. Под давлением суровой необходимости «психический аппарат должен был решиться представить себе реальные соотношения внешнего мира и стремиться к их реальному изменению». «Представлялось уже не то, что приятно, а то, что действительно, даже если оно и неприятно». Основной задачей воспитания является поэтому не что иное, как «побуждение к преодолению принципа удовольствия и к замещению его принципом реальности» (там же).Установление тесной необходимой связи между борьбой за существование и появлением «принципа реальности» может быть не только расширено, но и подтверждено данными социального опыта. «Реальное изменение» внешней природы в процессе борьбы за существование выразилось в основном и важнейшем процессе воспроизведения жизни при помощи труда. «Труд есть прежде всего процесс, совершающийся между человеком и природой, процесс, в котором человек своею собственной деятельностью обусловливает, регулирует и контролирует обмен веществ между собою и природой. Веществу природы он сам противостоит, как сила природы, для того, чтобы присвоить вещество природы в известной форме, пригодной для его собственной жизни, он приводит в движение принадлежащие его телу естественные силы, руки и ноги, голову и пальцы. действуя посредством этого движения на внешнюю природу и изменяя ее, он в то же время меняет

свою собственную природу. Он развивает дремлющие в последней способности и подчиняет игру этих сил своей собственной власти... Наук совершает операции, напоминающие операции ткача, и пчела постройкой своих ячеек посрамляет некоторых людей-архитекторов. Но и самый плохой архитектор от наилучшей пчелы с самого начала отличается тем, что, прежде чем строить ячейку из носка, он уже построил ее в своей голове. В конце процесса труда получается результат, который уже перед началом этого процесса имелся идеально, то есть в представлении работника... целесообразная воля, выражающаяся во внимании, необходима во все время труда» (Маркс К. Капитал, М., 1920, т. 1, с. 153—454).

Так говорит Маркс, а теперь послушаем Фрейда. Можно подумать, что последний прямо продолжает положения первого: «Возросшее значение внешней реальности повысило роль обращенных к внешнему миру органов чувств и связанного с ними сознания... Была выработана особая функция внимание; одновременно с этим была введена система отметок.., часть того, что мы называем памятью.., возникло беспристрастное суждение... моторное проявление... приобрело теперь новую функцию обращением к целесообразному изменению действительности. Оно превратилось в действие, и все это — результат чисто материального давления внешнего мира». Мы знаем силу, которая вынудила человечество пойти по пути такого развития и продолжает оказывать свое давление в том же направлении, «эта сила все та же несостоятельность человека перед лицом реальности или, если называть ее настоящим именем, жизненная необходимость ананке. Это суровая воспитательница, и она достигла у нас многого» («Основные психологические теории», с. 84 и след., «Лекции по введению в психоанализ», т. II, М., 1922, с. 144—145). В другом своем

«метапсихологическом» произведении («1еп$еi 1е$ Iиргiп2iр$», Уiеп,

1921, с. 40) Фрейд идет еще далее и утверждает, что весь прогресс человечества основан исключительно на внешних раздражениях материальной среды, которая, вытесняя наши сексуальные влечения, тем самым направляет их на другие пути и таким образом создает грандиозные надстройки в виде культуры. Ибо так называемые естественные потребности тянут нас не вперед, а назад (инерция, косность) и лишь внешний мир толкает нас вперед в процессе постоянно нового приспособления к вечно меняющейся материальной обстановке. В этом процессе громадную роль играет опять-таки разум. Но рядом с ним до, тех пор продолжает существовать бессознательное, пока к окончательному торжеству сознания не привела еще действительность в виде внешней среды, то есть материального мира. А посему слишком часто в нашем отношении к реальности мы пользуемся не аппаратом сознания, а совершенно, казалось бы, к такой функции неприспособленного бессознания. Вопрос о сознании и его отношении к бессознанию, таким образом, приобретает громадный практический, а вместе с тем и теоретический интерес («Основные психологические теории», с. 84 и след., «Лекции по введению в психоанализ», т. II, М. 1922, с. 144—145).

Что представляет собой бессознательное? Под этим именем Фрейд и его последователи понимают такой состав нашей душевной деятельности, который отличается следующими чертами: 1) будучи по содержанию в общем и целом тождественным с сознанием, он протекает под его порогом, а следовательно, вне какого бы то ни было ведения, контроля и вообще вмешательства нашего сознания, 2) этим бессознательное отличается от системы предсознательного или предсознания, под именем которого разумеются бывшие в составе сознательного переживания, которые лишь временно отошли под его порог, но каждую минуту могут быть восстановлены, 3) системе бессознательного присущи следующие черты, отличающие его работу от сознательного процесса, а именно: «отсутствие противоречия, первичный процесс (подвижность активной силы), течение вне времени и замена внешней реальности психической». Эта система сама по себе не могла бы произвести ни одного целесообразного мускульного действия, за исключением организованных уже в рефлексы. Эта система, как очевидно, прямо противоположна сознанию и в сфере жизненного приспособления не обладает ни одним из свойств, необходимых для борьбы за существование, а тем более для воспроизводства жизни с его изобретением и целесообразным трудом. Антагонизм двух этих систем выражается в существовании особой психической, преграды (цензуры), которая находится на пороге сознания и вьггалкивает или вытесняет из поля сознания стремящиеся в него проникнуть аффекты и представления бессознания (Фрейд 3. Лекции, т. II, с. 83—87, Основные теории, с. 144—145, ср.: Ранк О., Сакс Г. Значение психоанализа в науках о духе, Спб., 1915, с. 1 и след.). данная характеристика для нас чрезвычайно важна. Она показывает нам, что, несмотря на все давление внешней среды, в человеке хранятся целый психический состав, который не подчиняется материальной обстановке и готов каждую минуту не только нарушить установившееся приспособление живого существа внешнему миру, но и дать антисоциальное направление его деятельности. Ибо, как известно, приспособление к внешней среде для человека возможно лишь одним путем, а именно при помощи участия в общественной деятельности, в частности же в процессе общественного производства, то есть, другими словами, при помощи сознания, которое, в свою очередь, есть произведение общества. Спрашивается, однако, как возможно, чтобы у человека, поставленного под страшные удары стихий, покупающего свою жизнь ценою громадного коллективного Напряжения, оказалась возможность такой дорогой роскоши, как бессознание с его игнорированием реальности, полным отсутствием логики и господством снов не только во сне, но и наяву? На этот вопрос Фрейд дает нам следующий ответ: «Реальная нужда неодинаково действует на сексуальные влечения и влечения к самосохранению. Влечения к самосохранению и все с ними связанное легче поддаются воспитанию; их удается рано подчинить требованиям необходимости и направить их развитие согласно указаниям реальности. Это понятно, потому что они никаким другим образом не могут добиться обладания нужными им объективами; без этих объективов индивид

должен погибнуть». Иначе дело обстоит с сексуальными влечениями; эти последние «трудно поддаются воспитанию, потому что с самого начала у них нс существует необходимости обладать объектом.., они подобно паразитам присасываются к другим функциям организма и находят аутоэротическое удовлетворение на собственном теле», отсюда же вывод в той или иной мере «они остаются вне воспитательного влияния реальной необходимости» («Лекции», т. II, с. 145, Основные теории, с. 86).

Решающим для проведения демаркационной линии между сознанием и предсознанием, с одной стороны, и бессознанием, с другой является, таким образом, не какая-то закономерность «психического» в отличие от

«физического», а непосредственное отношение человека, как общественного существа к той реальности, которая непосредственно обусловливает удовлетворение его материальных потребностей, а следовательно, реальность мира хозяйственного или экономического и его участие в нем. Ребенок, который паразитирует вполне естественно на взрослых, может в значительной степени практиковать и пользование бессознанием, так как он слишком еще мало вовлекается в борьбу за жизнь, а следовательно, и работу по воспроизведению жизни. Но на таком же положении в начале развития культуры находится и человек в том случае, когда, по выражению Маркса,

«слитком расточительная природа» ведет человека, «как ребенка, на помочах», так как она в этом случае «не делает его собственное развитие естественной необходимостью». Такие «благоприятные естественные условия дают человеку непосредственно лишь одно, избыток свободного времени» («Капитал», т. 1, М., 1920, с. 515—517). На подобном же положении находятся больные, Невротики, психастеники и параноики, которые погибли бы без постороннего ухода. Та степень, в которой тот или иной индивид оказывается втянутым в борьбу за жизнь связанный с нею труд, оказывается вместе с тем и мерою того, поскольку преобладают два отрицающих друг друга начала сознание или бессознание.

Полученные нами данные, казалось бы, самым настоятельным образом приводят нас к самой тесной зависимости между положением человека во внешнем материальном мире и господством в его психике сознания или бессознания. другими словами, мы находим не только блестящее подтверждение одного из основных положений марксизма, но и полную возможность, более того, необходимость применить метод исторического материализма к выяснению и социально обусловленной психики и соответственных идейно-идеологических построений. Так как, если Фрейд прав, когда он говорит нам о давлении жизненной необходимости и нужды, как об основной причине, которая вызывает деятельность сознания и воспитывает его, то в таком случае совершенно прав и Энгельс, когда он утверждает, что «прежде всего труд, а впоследствии и рядом с ним членораздельная речь явились главными двигающими факторами, под влиянием которых мозг обезьяны мог постепенно превратиться в человеческий мозг», а с другой стороны «обратное влияние развития мозга и зависимых от него способностей все более и более проясняющегося

сознания, способности к абстракции и к умозаключению на труд и язык давало обоим все новый толчок к дальнейшему развитию». И только последовательным выводом отсюда является положение, что «материальные условия жизни людей, в головах которых совершается данный процесс мышления, определяют его собою», что «в головах людей непременно отражается все то, что побуждает их к деятельности», и что, следовательно,

«не сознание людей определяет их бытие, но, напротив, общественное бытие определяет их сознание» (Ф. Энгельс, Происхождение семьи, собственности и государства. Приложение: Труд как фактор эволюции, с. 128—129. Ф. Энгельс, Л. Фейербах, с. 60—54. К. Маркс, К критике политической экономии, М., 1922, с. 38).

Лишь один исторический материализм может поставить на твердый социологический фундамент теорию Фрейда. И только определенными буржуазно-идеологическими увлечениями «его учеников и

«метапсихологическим» уклоном последних учений Фрейда возможно объяснить его идеалистическое использование и истолкование. Насколько же Фрейд действительно в своей первоначальной теории стоял на правильном материалистическом основании, показывает и тот факт, что при помощи его теории было дано прекрасное психологическое объяснение одному из важнейших общественных явлений, установленных как раз учением Маркса и Энгельса. Как мы не раз читаем у этих мыслителей, сознание, задачей которого является правильное и точное отражение действительности, иногда решительно изменяет человеку даже в вопросах, связанных, казалось бы, самым существенным образом с его насущнейшнми интересами. В этих случаях, как говорят основатели исторического материализма, мы встречаемся с «двойным» и «тройным» отражением, и факты оказываются представленными в нашем сознании в самом извращенном виде. Подобное извращение может иногда принять даже вид отражения навыворот или наоборот сравнительно с реальностью. С целым рядом таких отражений в нашем сознании происходит то же самое, что «с отражениями в человеческом глазу. Они проходят через собирающую их чечевицу и поэтому представляются в перевернутом виде, стоящими на голове» («Письма Маркса и Энгельса», 1923 г., с. 279—280).

Более того, так как впечатления, производимые на человека внешним миром, выражаются в его голове, отражаются в ней в виде чувств, мыслей, побуждений, волевых движений, словом, в виде «идеальных стремлений» и в этом виде они являются «идеальными силами», а «материальное», будучи переведено и переработано в. «человеческой голове», становится

«идеальным», то рождается удивительная иллюзия: истинные и

побудительные силы, которые приводят человека в движение, остаются ему неизвестными, а человек создает себе «представления о ложных или призрачных побудительных силах». На этой основе рождается то, что мы называем «идеологией», которая есть результат мыслительного процесса, проделанного хоть и осознанием, но сознанием неправильным. «Но, раз возникнув, всякая идеология развивается в связи со всей совокупностью

существующих представлений и подвергает ее дальнейшей переработке. Иначе она не была бы идеологией, то есть не имела бы дела с мыслями как независимыми сущностями, которые самостоятельно развиваются из самих себя и подчиняются своим собственным законам». Так, имея дело

«исключительно с материалом мыслительньтм», человек без дальнейших, околичностей считает, что «этот материал порожден мышлением, и не занимается исследованием никакого другого процесса более отдаленного и от мышления независимого»: «для него всякое человеческое действие основано в последнем счете на мышлении, потому что совершается посредством мышления». Таков смысл и значение идеологических построений, которые лежат, между прочим, в основе таких идеологических образований, как религия, НравственНость, право и государство (Энгельс Ф. Л. Фейербах, с. 58—60, 50, 58, 60. Маркс К. Капитал, т. 1, Пи—ПУ. Ф. Энгельс, Письма к Мерингу, с. 309).

Некоторые объяснения такого, на первый взгляд странного и непонятного

явления мы находим в самом учении исторического материализма. А именно указывается на неясность, запутанность и сложность самой действительности, которая не может быть воспринята и понята без особо углубленного изучения, отмечается противоречивый характер окружающих, в особенности общественных, явлений, которые невольно и неизбежно находят такое же отражение в мыслящей голове человека. Выясняется и естественная слабость сознания, которая, будучи зависима от развития производительных сил и общего уровня производства и воспроизводства жизни, необходимо отвечает низкому состоянию этого развития. Влияет здесь и высота унаследованной культуры и свойственный той или иной эпохе развития производства <‘способ представлению>, идеологический «эфир», свойственный известному его типу, с данным объемом традиций, привычек и работы интеллигенции или «идеологического сословия», но в самом марксизме, созданном задолго до успехов современной психологии, мы нигде не можем найти «раскрытия того психологического пути, того аппарата, при помощи которого совершается указанное приспособление к реальности, а психика отдельных людей дает нам то, что Маркс называет

«экономическими масками», то есть различные виды социального

олицетворения. В частности, непонятным остается тот психологический процесс, который в одном «случае неизбежно толкает известную социальную группу при определенных условиях в объятия религии, в других в болото романтики, а в третьих навстречу какому-нибудь рациональному

фетишизму.

Теория Фрейда способна в значительной мере восполнить намеченные пробелы. Противополагая свои два принципа бессознательного и сознательного, сексуального и рационального, гедонической и телео­ логической мотивации, это учение определенно связывает их с известными историческими эпохами и усваивает пользование «сексуальным мышлением» как раз тому времени и быту, который свойствен, говоря словами Маркса, низкому уровню развития производства и воспроизводства жизни.

Впоследствии, у детей даже весьма культурных народов лишь филогенетически воспроизводится история первобытного человечества с его

«способами представления» и спорадически воскресает в периоды социаль­ ного разложения и упадка в виде безобразных регрессий варварства и дикарства. Не только в отдельном человеке под крепкой цензурой соци­ альной сознательности постоянно дремлет дикарь и животное, способное каждую секунду при благоприятных условиях взорвать своего укротителя, но то же надо сказать и про целые человеческие массы. Но хуже всего то, что, постоянно просачиваясь из темной сферы бессознания в область сознания, бессознательное отравляя нашу мысль и незаметно для сознания вносит в его работу те свойства, которыми отличается оно само. Реальное представление и положительно установленное понятие превращается в мертвую фантаст ическую догму, реальность подделывается при помощи фантастикгi наслаж дения, а единственная проверка действием сменяется верой во всемогущество мысли и галлюцинаторным удовлетворением бреда. Если мы сопоставим теперь учение исторического материализма об идеологическом мышлении и идеологиях с тем, что говорит нам Фрейд о вторичной обработке сознанием порождений бессознания, проникших обходным путем в сферу сознательной мысли, то мы не может отрицать между ними громадного сходства. При помощи работы бессознания легко объясняются искажения сущего и тенденция к отрыву от действительности и наконец императивное значение с последующим обрядовым, церемониальным или вообще иллюзорным удовлетворением либидинозного влечения. И совершенно ясно, что малейшее нарушение в Нормальной работе социального приспособления к материальному миру, или, другими словами, нормально прогрессирующего производства, влечет за собой роковым образом и ослабление наслоенного на бессознании сознательного механизма. А следовательно и воскрешение вытесненных психических составов п перенесение работы «производства» на негодные центры варварского либидо и связанного с ним паразитизма. Если бы Кольнаи со своим тонким и глубоким анализом попробовал подойти к столь правильно им поставленной идеологической проблеме именно с социологической, а в частности историко-материалистической точки зрения, несомненно, он мог прийти к ряду новых и весьма важных положений.

Дата добавления: 2015-06-04