История открытия бессознательного

ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКОЕ УЧЕНИЕ О БЕССОЗНАТЕЛЬНОМ

Бытует расхожее представление, согласно которому психоанализ — это прежде всего учение о бессознатель­ном, а Фрейд — ученый и врач, впервые открывший сферу бессознательного и тем самым совершивший коперников-ский переворот в науке и медицине. Подобное представле­ние, находящее свое отражение прежде всего в обыденном сознании, является широко распространенным, но весьма далеким от истинного положения вещей.

То, что учение Фрейда о бессознательном является важной, составной частью психоанализа, — это бесспор­но. Но психоанализ не сводится только и исключительно к этому учению. То, что Фрейд придавал особое значение необходимости изучения бессознательных процессов, протекающих в глубинах человеческой психики, — тоже не менее бесспорно. Но он не является первооткрывателем сферы бессознательного, как это подчас полагают не иску­шенные в истории психоанализа исследователи или пра­воверные психоаналитики, пытающиеся отстоять прио­ритет Фрейда в этой области.

В ряде работ, посвященных раскрытию идей и концеп­ций психоанализа и опубликованных как в нашей стране, так и за рубежом, убедительно показано, что пальма пер­венства в постановке проблемы бессознательного принадле­жит отнюдь не Фрейду. Имеются исследования, авторы ко­торых специально рассматривали историю обращения ученых к проблематике бессознательного, освещая ее на психологическом, философском и естественнонаучном материале [1].

В самом деле, история обращения мыслителей про­шлого к проблематике бессознательного уходит своими корнями в далекую древность. Так, для некоторых древ­неиндийских ученых было характерным признание су­ществования «неразумной души», «неразумной жизни», протекающей таким образом, что человеку становились неподвластны его собственные чувства. В Бхагавадгите, или Гите, возникшей в период первого тысячелетия до новой эры, содержалось понятие о трояком разделении разума: разум знающий, неправильно познающий (стра­стный) и окутанный мраком (темный). Там же имелось представление о «каме» как страсти, вожделении, основ­ном начале человеческой души, неразумном по своей внутренней природе. В ведийской литературе Упанишад говорилось о «пране», представляющей собой жизнен­ную энергию, которая являлась изначально бессознате­льной. Буддийское учение также исходило из признания наличия несознательной жизни. Йога допускала, что кроме сознающего разума имеется бессознательная, но «психически активная» область. В древнегреческих уче­ниях содержались идеи, связанные с проблемой неудер­жимых, выходящих из-под контроля индивида влечений и неосознанного знания человека. Платон, например, го­ворил о «диком, звероподобном начале», способном уве­сти человека куда угодно.

Широко распространено мнение, что, в отличие от Юнга, прекрасно знавшего не только западноевропей­скую культуру, но и идейное наследие Востока, включая древнекитайские и древнеиндийские манускрипты, Фрейд не был знаком с восточной мыслью. В действитель­ности это не совсем так. Известно, например, что Фрейд собирал древние статуэтки, главным образом из Египта, и, будучи страстным коллекционером, несомненно, интере­совался как западной, так и восточной культурой. Во вся­ком случае, в период формирования психоаналитических идей он с увлечением изучал «Историю греческой цивили­зации» швейцарского историка культуры Я. Буркхардта, о чем в 1899 году сообщал в своих письмах Флиссу, а пять-шесть лет спустя с энтузиазмом читал, по свидетель­ству очевидцев, Бхагавадгиту. Кроме того, в 1911 году на одном из заседаний Венского психоаналитического обще­ства он выступил с сообщением о проблеме любви в япон­ской культуре. Поэтому нет никаких веских оснований исключать возможность влияния на Фрейда тех или иных идей, связанных с представлениями о неосознанных вле­чениях человека и выраженных не только в западной, но и в восточной культуре. Ведь в различных своих аспектах психоанализ созвучен с теорией и практикой йоги, на что, впрочем, обращалось внимание некоторых западных ис­следователей.

Начиная с древних времен и вплоть до возникновения психоанализа, проблематика бессознательного так или иначе затрагивалась в работах многих мыслителей и уче­ных. В контексте обсуждаемых вопросов вряд ли есть необходимость подробно останавливаться на рассмотрении истории обращения мыслителей и ученых к проблематике бессознательного. Достаточно сказать, что идеи о бессоз­нательном содержались, например, в трудах таких фило­софов, как Лейбниц, Кант, Гегель, Шопенгауэр, Ницше и многих других. С некоторыми трудами названных выше философов Фрейд был знаком и вполне мог почерпнуть из этого источника определенные представления о бессозна­тельном, как это имело место, в частности, в отношении работ Липпса, о чем уже говорилось.

При рассмотрении предшествующего материала я уже обращал внимание на то обстоятельство, что в «Толкова­нии сновидений» Фрейд несколько раз ссылался на Шо­пенгауэра. В одном месте этой работы он подчеркнул, что при осмыслении природы сновидений ряд авторов при­держивались воззрений немецкого философа. При этом, воспроизводя некоторые идеи Шопенгауэра, Фрейд пи­сал: «Раздражения организма извне, из симпатической нервной системы оказывают днем, в лучшем случае, бес­сознательное влияние на наше душевное состояние» [2. С. 49].

Трудно со всей определенностью сказать, отложились ли в памяти Фрейда другие высказывания Шопенгауэра, имеющие непосредственно отношение к проблеме бессоз­нательного. Например, такое высказывание, которое со­держалось в главном труде немецкого философа «Мир как воля и представление» (1819): «Бессознательность — это изначально и естественное состояние вещей; следователь­но, она является той основой, из которой, в отдельных ро­дах существе, как высший цвет ее, вырастает сознание: вот отчего бессознательное даже и на этой высокой ступени все еще преобладает» [3. С. 138]. Но можно с полным на то основанием утверждать, что помимо работ Липпса Фрейд был знаком с литературой, в той или иной степени содер­жавшей идеи о бессознательном.

Во второй половине XIX века идеи о бессознательной человеческой деятельности, что называется, носились в воздухе. Как показал английский исследователь Л. Уайт, в период с 1872 по 1880 на английском, французском и не­мецком языках было опубликовано по меньшей мере шесть научных изданий, в названии которых стоял термин «бессознательное» [4. С. 170]. Впрочем, и до 1872 года были работы, в названии которых фигурировал данный термин. Типичным примером в этом отношении являлся объемистый труд немецкого философа Эдуарда фон Гартмана «Философия бессознательного» (1869), где подчер­кивалось, что «горе тому человеку, который, преувеличи­вая цену сознательно-разумного и желая исключительно поддержать его значение, насильственно подавляет Бессознательное» [5. С. 288].

Замечу, что посвященный проблематике бессознатель­ного труд Гартмана существенно отличался от работ других мыслителей, в которых, хотя и содержались идеи о бессоз­нательном, тем не менее они не получали развернутого обо­снования. Немецкий же философ не только обстоятельно обсудил проблематику бессознательного, признал за бес­сознательным несомненную ценность для понимания че­ловеческих деяний, но и попытался рассмотреть те плюсы и минусы, которые оно включает в себя.

Выдвинув аргументы в пользу признания бессознате­льного, Гартман отметил следующие плюсы, которые, по его мнению, определяют ценность бессознательного. Во-первых, бессознательное формирует организм и под­держивает его жизнь. Во-вторых, в качестве инстинкта бессознательное служит цели самосохранения человече­ского существа как такового. В-третьих, благодаря сексу­альному влечению и материнской любви бессознательное не только сохраняет, поддерживает человеческую приро­ду, но и облагораживает ее в процессе истории развития человеческого рода. В-четвертых, в качестве некоего предчувствия бессознательное руководит человеком осо­бенно в тех случаях, когда его сознание оказывается не в состоянии дать какой-либо полезный совет. В-пятых, бу­дучи неотъемлемым элементом любого вдохновения, оно способствует осуществлению процесса познания и благоприятствует тому откровению, к которому порой приходят люди. В-шестых, бессознательное является стимулом для художественного творчества и доставляет человеку удово­льствие при созерцании прекрасного.

Наряду с несомненными плюсами, Гартман обратил внимание и на те очевидные минусы, которые, на его взгляд, свойственны бессознательному. Прежде всего, ру­ководствуясь бессознательным, человек бродит всегда в потемках, не ведая, куда оно его заведет. Кроме того, нахо­дясь под воздействием бессознательного, человек почти всегда зависит от случая, поскольку заранее не знает о том, придет ли к нему вдохновение или нет. Фактически, нет каких-либо надежных критериев для выявления вдохнове­ния, так как только по результатам человеческой деятель­ности можно судить об их подлинной ценности. К этому следует добавить, что, в отличие от сознания, бессознате­льное представляется чем-то неизвестным, туманным, чуждым. Сознание является верным слугой, в то время как бессознательное включает в себя нечто страшное, демони­ческое. Сознательной работой можно гордиться, бессоз­нательная же деятельность может восприниматься в каче­стве некоего божественного дара. Бессознательное всегда как бы предуготовлено, в то время как сознание можно из­менять в зависимости от приобретенных знаний и социа­льных условий жизни. Бессознательная деятельность при­водит к неподдающимся совершенству готовым результа­там, над результатами же сознательной деятельности мож­но продолжать работать, улучшать их, совершенствовать­ся в своих навыках и умениях. И наконец, бессознательная деятельность человека всецело зависит от его аффектов, страстей и интересов, в то время как сознательная деятель­ность осуществляется на основе его воли и разума и, сле­довательно, эта деятельность может быть ориентирована в нужном для, него направлении.

Фрейд читал данный труд Гартмана. В «Толковании сновидений» он не только ссылался на его «Философию бессознательного», но и приводил выдержку из этой рабо­ты. Правда, речь шла о переносе, в состоянии сна элемен­тов бодрствования, а также о том, что примиряющие чело­века с жизнью научный интерес и эстетическое наслажде­ние вроде бы, согласно Гартману, не переносятся в снови­дение. Тем не менее, вряд ли Фрейд не обратил свое вни­мание на размышления немецкого философа о бессознательном, включая его позитивные и негативные характе­ристики.

Как бы там ни было, но остается реальным фактом то, что задолго до Фрейда проблематика бессознательного попадала в поле зрения различных мыслителей. Другое дело, что, в отличие от философии второй половины XIX столетия, в науке и медицине превалировали представле­ния о человеке как сознательном существе. В лучшем слу­чае высказывались соображения о бессознательных фи­зиологических реакциях. Однако психология восприятия человека в основном была ориентирована на рассмотре­ние его в качестве разумного, рационального, сознатель­ного существа.

Подавляющее большинство психологов того перио­да придерживалось точки зрения, согласно которой психика и сознание — это одно и.то же. Представление о тождестве сознания и психики уходило своими корнями в глубь истории, когда отличительной от животного ха­рактеристикой человеческого существа считалось имен­но сознание. В своем глубинном осмыслении представ­ление о тождестве сознания и психики получило свое от­ражение в известном изречении французского филосо­фа XVII века Ренэ Декарта «я мыслю, следовательно, я существую». Правда, в своем трактате «Страсти души» он писал о борьбе между низшей, «чувствующей», и выс­шей, «разумной», частями души. Однако, считая, что ча­сти души практически не отличаются друг от друга, «чув­ствующая» часть души является одновременно «разум­ной», а бессознательные движения относятся лишь к телу. Декарт тем самым как бы исключил сферу бессоз­нательного из человеческой психики.

Заинтересовавшись бессознательными действиями людей, которые Фрейд наблюдал во время экспериментов с гипнозом, и восприняв некоторые идеи о бессознатель­ном, содержавшиеся в философских работах, он прежде всего поставил под вопрос широко распространенное в науке представление о тождестве сознания и психики. Дело в том, что если психическое целиком и полностью соотносилось с сознательным, то в таком случае возникали практически неразрешимые трудности, связанные с так называемым психофизическим параллелизмом. Душа и тело выступали как несводимые друг к другу сферы человека, в каждой из которых действовали свои закономерности и как бы параллельно друг другу протекали свои обособленные про­цессы. Бессознательные движения и реакции относились к телесной организации человека, сознательные процессы мышления — к человеческой душе.

Фрейд выступил против подобных представлений, со­гласно которым психика человека характеризуется исклю­чительно такими процессами, которые по определению являются сознательными. Он исходил из того, что более целесообразным было бы признание наличия в психике человека процессов, являющихся не только сознательны­ми. Деление психики на сознательное и бессознательное как раз и стало основной предпосылкой психоанализа. При этом Фрейд полагал, что, во-первых, рассмотрение психики че­ловека под углом зрения наличия в ней бессознательных и сознательных процессов способствует разрешению труд­ностей психофизического параллелизма и, во-вторых, дает возможность лучше исследовать и понять те патоло­гические процессы, которые возникают подчас в душев­ной жизни. Апеллируя к подобным доводам, он выдвинул важное теоретическое положение, в соответствии с кото­рым «психоанализ не может считать сознательное сущно­стью психического, но должен рассматривать сознание как качество психического, которое может присоединять­ся или не присоединяться к другим его качествам» [6. С. 841].

Выступая против картезианского понимания чело­веческой психики, Фрейд исходил также из того, что у данных сознания имеются различного рода пробелы, не позволяющие компетентно судить о процессах, проис­ходящих в глубинах психики. И у здоровых людей, и у больных часто наблюдаются такие психические акты, объяснение которых требует допущения существования психических процессов, не вписывающихся в поле зре­ния сознания. Поэтому Фрейд считал, что имеет смысл допустить наличие бессознательного и с позиций науки работать с ним, чтобы тем самым восполнить пробелы, неизбежно существующие при отождествлении психи­ческого с сознательным. Ведь подобное отождествление является, по существу, условным, недоказанным и пред­ставляется не более правомерным, чем гипотеза о бес­сознательном. Между тем жизненный опыт, да и здра­вый смысл указывают на то, что отождествление психи­ки с сознанием оказывается совершенно нецелесообразным. Более разумно исходить из допущения бессоз­нательного как некой реальности, с которой необходимо считаться, коль скоро речь идет о понимании природы че­ловеческой психики.

Дата добавления: 2015-06-04