Том VII 13 страница

Теперь ты решение о твоем недужном видишь. И ты не должен держать, ни я не могу приглашать его, да не приидет на нас иску­шение. А искушение бывает зде велико и страшно, как ты и вооб­разить не можешь; аще не Сам Бог приспеет на помощь, то и не­дужный человек, и милосердуяй о нем без благодати могут по­гибнуть. Страшуся помыслить, что бывает, а неискусство сего не знает: пусть бесный идет, куда его дух ведет; чудно состояние та­ковых бывает: можно сказать ин многие лета проходит сквозь огнь и воду, и нигде не погибают, и обретают себе покой.

Я у себя многие образы имел неисповедимых таковых прохо­димцев земли. Бывает, что сатана и диавол во всех силах, знаме­ниях и чудесах своих лестных является, да прельстит, искусит, погубит даже борющихся с ним: и многие яко кедры ливанские, великие в подвигах, высокие видением, сокрушаются пред ду­хом силы вражной, когда яко буря восшумит, найдет сокрушали.

Ничто наше за нас постоять не может, кроме благодати Христо­вой: бди и молися, отче святый, да не внидешь в напасть. Помни, что всех исцелений Врач не миновал пути, где бесны жили в гро­бах: но Святое Евангелие глаголет, что никтоже тем путем мог проходить, а не токмо исцелить: оно дает нам осторожность бла­горазумную, да не вдаемся в то, что свыше нас есть, надеющееся на себя. От сего ты видишь, богомудре Игнатие, что над бесным твоим дело не твое, и не мое, а Божие: остави его на волю Божию, не связывай его, да не свяжешь себя: не привязывай его ко мне, да не привяжешь ко искушению меня: с Богом пути аще хощет да идет, куда дух его влечет. Он сам не знает теперь, куда идет: а Бог его приведет имиже весть судьбами и спасет и помилует.

Прошу святых твоих молитв ко Господу да спасена будет душа моя, яко птенец от сетей вражиих сущих от земли до небеси и как же видел Антоний Великий.

Радуйся, смиренномудрие их проходит

Грешный Фотий.

1835 года

июля 24

Среда

Приложения к разделу «Архимандрит Фотий»

№1

Письмо святителя Игнатия к графине А. А. Орловой-Чесменской

Милостивая Государыня

Анна Алексеевна!

Господь, его же любит, наказует, и кому приуготовляет бла­женную вечность, тому посылает скорби и болезни.

Поэтому тот, кому послана будет болезнь, должен проводить время в благодарении Богу, в славословии Бога. Благодарением душа содержится в терпении и мире и таким образом усугубля­ет мзду свою на небеси.

Благодарить Бога надо так: -«Благодарю Тебя, Господи, Боже мой, за все, что Ты благоволил послать мне для очищения гре­хов моих. Буди воля Твоя».

Славословить Бога надо так: -«Господи, слава Тебе за все со­вершающееся надо мною! Буди святая воля Твоя!»

Советую Вам в течение дня повторять почаще благодарение и славословие. С ними мало-помалу внидет в душу Вашу спо­койствие и утешение, которые будут для Вас уже отселе залогом вечного утешения. Суетные же занятия отложите.

Примите мой усердный совет в утешении и спасении души Вашей. Духовное упражнение Ваше да будет благоприятно Богу, яко кадило благовонное, яко всесожжение тучное.

Ваш усерднейший Богомолец

н<едостойный> А<рхимамдрит > И<гнатий>.

15 февраля 1847 г.

№2

Письмо святителя Игнатия к вдове Г. Р. Державина, Дарье Алексеевне[112]

Милостивая Государыня Дарья Алексеевна!

Присланные Вами 500 рублей ассигнациями, сумма состав­ляющая половину той цены, которую расположились внести в Сергиеву пустыню за ежедневное служение Божественной Ли­тургии в течение года, мною получена. По субботам сия служба будет начинаться в девять часов, не раньше, не позже.

С истинным почтением имею честь быть Ваш покорнейший слуга и Богомолец

Архимандрит Игнатий. 1839, июля 1-го дня

№3

Постриженик архимандрита Фотия, иеромонах Аникита (Шихматов)

16 мая 1837 г. святитель Игнатий неожиданно получил пись­мо из Афин — от иеромонаха Аникиты.

Иеромонах Аникита, в миру князь Сергий Александрович Ширинский-Шихматов (1783-1837) — интереснейшая лич­ность, оставившая по себе благоговейную память в России и на Востоке. Он родился у благочестивых родителей в принадлежащем им селе Дернове Смоленской губернии. Уже с детства от­личался он незаурядными способностями, особенно легко да­вались ему иностранные языки — французский и немецкий. Также с раннего возраста он усвоил славянский язык, и люби­мым его чтением были псалмы и молитвы. В 10 лет он потерял отца. В14 лет был принят в Морской кадетский корпус, из кото­рого выпущен в 1800 г. мичманом и определен в Ученый коми­тет Коллегии при Адмиралтействе. С 1804 по 1827 г. он служил в морском кадетском корпусе, откуда вышел в чине капитана II ранга. Во время службы продолжал заниматься самообразо­ванием, обучался английскому, латинскому и греческому язы­кам. Также увлекался поэзией, писал стихи патриотические и на евангельские темы. Его «Псалтирь десятиструнный», содер­жащий в себе преложения десяти псалмов, послужил поводом для избрания его в 1809 г. в действительные члены Российс­кой Академии.

При всем том благочестивые уроки детства все больше про­являлись в образе жизни князя Сергия Александровича Шихматова: он учащал в Божий храмы, занимался благотворитель­ностью, был необыкновенно воздержан. Еще в 1817 г. он позна­комился со знаменитым архимандритом Юрьева монастыря Фотием и тогда же стал его последователем в противлении мо­дернизации православия. В этом он расходился со своими стар­шими братьями, Павлом и Алексеем Ширинскими-Шихматовыми. Братья считали, что православие могло бы что-то заим­ствовать из практики иных христианских церквей и иностранной религиозной литературы. Сергий Александрович писал им по этому поводу: «Осмелюсь заметить, что я сомневаюсь, полезно ли учиться совершенству веры из книг, писанных ересью, кото­рой Дух Божий тайн своих открыть не может». Особенно брать­ям не нравилось сближение Сергия Александровича с архиман­дритом Фотием и его намерение вступить в Юрьев монастырь. Они полагали, что Юрьев монастырь — это место, где «имеют приют противные Церкви мнения». Сергий Александрович ста­рался их переубедить: «Прошу поверить мне, что Юрьев монас­тырь не есть гнездо еретичества, а напротив хранилище право­славия церковного».

В ноябре 1827 г. он оставил службу и покинул столицу. Преж­де всего он отправился на родину навестить матушку, и как раз успел проводить ее в последний путь. «В первую же ночь он уви­дел ее во сне и на просьбу благословить его на иноческое подвижничество, услышал: «благословить много, а дозволить мож­но». В начале 1828 г. он переселился в Юрьев монастырь. Лето и осень этого же года, отпросившись у Фотия, он провел в бла­гочестивом странствовании по древним русским святыням.

25 марта 1830 г. в день Благовещения князь Сергий Алек­сандрович Ширинский-Шихматов был пострижен в монаше­ство с переименованием Аникитою. 30 марта он был рукополо­жен в иеродиакона, 3 апреля — в иеромонаха. В его лице архи­мандрит Фотий получил очень ценного единомышленника и сотрудника, который помогал ему в его литературных трудах и переписке. Основным послушанием его было начальствовать в Скиту. Ему предлагалось настоятельство в одном из монас­тырей. Но устремления Аникиты были направлены к Гробу Господню.

5 мая 1834 г., получив благословение архимандрита Фотия, он отправился в путь и, посещая все встречающиеся монастыри, прибыл в Воронеж. Здесь архиепископ Воронежский, знавший о литературных дарованиях Аникиты, попросил его написать житие святителя Митрофана[113]. Затем еще на восемь месяцев он задержался в монастыре близ Одессы из-за открывшейся в Кон­стантинополе моровой язвы. Таким образом, к Афонской горе он прибыл 7 июня 1835 г. Он поселился в Русском ските святого пророка Илии, причем Настоятель уступил ему свою келлию, которую ранее занимал строитель Скита Паисий Величковский. Проникшись во время работы над житием Митрофана Воронеж­ского высоким подвижническим духом этого новоявленного русского чудотворца, Аникита мечтал устроить и освятить на Афоне церковь во имя его. Для осуществления мечты он пере­дал Настоятелю Скита значительную денежную сумму.

♦♦♦

В 1828 г. князь Сергий Александрович Шихматов (будущий иеромонах Аникита), направляясь в Юрьевский монастырь, по­сетил по пути Оптину Пустынь, где встретился с Дмитрием Александровичем Брянчаниновым (будущим святителем Игна­тием). Об этой их встрече о. Аникита сам напомнил архиманд­риту Игнатию в своем письме. Больше их жизненные пути не пересекались. Уйдя в монастырь, затем отбыв в дальние края, о. Аникита о столичных новостях узнавал из писем брата, Пла­тона Александровича Ширинского-Шихматова.

Сам князь Платон Александрович Ширинский-Шихматов (1790-1852) тоже был незаурядной личностью. Н. В. Елагин писал о нем: «К общему назиданию и украшению человечества являются в мире люди, которые, с ранних лет глубоко проника­ясь истинно-христианским благочестием, заботливо и непоко­лебимо хранят его во все дни своей жизни, как твердый залог небесного милосердия, помощи и силы».

Князь Платон Александрович поступил в Морской кадетс­кий корпус в тот 1804 г., в который брат его, Сергий Александ­рович был назначен туда же кадетским офицером. Таким обра­зом, годы учебы в корпусе младший брат находился под опекой и влиянием старшего, что усугубило их родственную и духов­ную близость. В 1811 г. Платон Александрович был произведен в лейтенанты, в 1813 г. участвовал в заграничных сражениях, в 1816 г. по расстроенному в походах здоровью вышел в отставку и поселился в деревне. В 1820 г. он вернулся к общественной деятельности, но не на военную, а на государственную службу. Все эти годы он продолжал заниматься самообразованием, как и брат, писал стихи. В 1824 г. поступил в Министерство народно­го просвещения и оставался здесь до конца своих дней: более четверти века. 27 января 1850 г. был назначен Министром на­родного просвещения. В отличие от старших братьев, младший брат Аникиты с почтением относился к архимандриту Фотию: в сентябре 1830 г. он со всей семьей целую неделю гостил в Юрь­еве монастыре. Скончался он 4 мая 1852 г., успев перед кончи­ной написать небольшую книжицу: «О жизни и трудах иеромо­наха Аникиты в мире князя Сергия Александровича Шихматова» (СПб., 1853). Конечно, сообщая Аниките о столичных новостях, Платон Александрович писал ему и о влиятельном настоятеле Сергиевой пустыни, с которым находился в дружес­ких отношениях. А почему Аникита обратился именно к архимандриту Игнатию, об этом он сам достаточно подробно пишет в своем письме.

***

...30 июля этого же 1835 г. Аникита пустился в дальнейший путь к цели своего путешествия, сначала на корабле в Салоники, затем в Яффу и наконец 10 сентября прибыл в Иерусалим. 4 С наступлением осени, — писал он Платону Александровичу, — зак­лючился я в храме Воскресения. Здесь, питаясь хлебом и водою, провел я четыредесять дней, и дни сии были для меня дни неба... Небесным восторгом горела душа моя, когда нечистыми устами воспевал я: Христос Воскресе из мертвых, при священнодействи­ях Божественных Тайн там, во святилище гроба Живодавца, где Он воистину воскресе и нас совоскреси с собою».

7 апреля 1836 г. Аникита отправился обратно на Афон, но в Яффе узнал, что его назначили служить в церкви при посольстве в Афинах. Он выпросил себе на некоторое время отпуск, чтобы побывать еще раз на Святой Горе. Там он заложил в Скиту цер­ковь во имя святителя Митрофана, добавив к ранее пожертво­ванным суммам новые, полученные от благочестивых лиц.

По прибытии в Афины у Аникиты обострилась его старая бо­лезнь. Болезненное состояние усугубило бедствие, постигшее Скит на Афоне, о котором он пишет в письме святителю Игнатию.

6 июня 1837 г., накануне праздника Сошествия Святого Духа, он причастился и 7 июня — скончался.

По истечении трех лет останки Аникиты были присланы на Афонскую гору в Скит святого пророка Илии. В мае 1854 г., при открытии нового храма святителя Митрофана, останки его осно­воположника торжественно при звоне колоколов и хорном пении «Святый Боже», были помещены там в стене у правого клироса.

А ты, священный прах, до пакибытия, Покойся в тишине глубокой, безнаветной. Тогда возникнешь ты из тьмы и сени смертной, Как огнезлатый, стрелы быстрейший луч, Сверкающий струей из толщи черных туч, Из гроба возблестишь во славе боголепной И с плеском воспаришь, и с песнею хвалебной, И сам себе дивясь в восторге торжества, Поклонишься лицу благого Божества.

(Из поэмы С. А. Шихматова «Ночь на гробах»)

***

Следует добавить, что с кончиною Платона Александровича связь его семьи с Сергиевой пустынью не прекратилась. В 1869 г. вдова князя Платона Александровича Ширинского-Шихматова, в память умершего сына Александра Платоновича, пожерт­вовала в Пустынь 8000 рублей, чтобы на проценты с этой суммы содержались там шесть человек больных: четверо из братии и двое из других сословий. Кроме того, она пожертвовала еще ты­сячу рублей, на проценты с которых должны были содержаться две лампады: одна в больнице, другая перед иконой Божией Матери и ковчегом со святыми мощами, завещанными княги­ней в Пустынь после ее смерти.

Письмо Афонского иеромонаха Аникиты к святителю Игнатию[114]

Получ. 16 мая 1837 года (рукой святителя Игнатия)

Почтеннейший Отец Архимандрит,

Возлюбленный о Господе брат!

Предел положил ecu, егоже не прейдут [115], — сказал божествен­ный Псалмопевец о волнах морских и о днях скоротечной на­шей жизни, подобно волнам, одни за другим к вечности стремя­щимся, и о крутой берег смертности нашей всеобщей разбиваю­щимся с большим или меньшим шумом. Как далеко отстоит каждый из нас от своего предела, хотя нам и неизвестно; но то мы знаем все, что все к оному близки, и нередко достигаем оного вдруг, тогда как полагаем себе быть на средине нашего течения. Премногие из преждеотшедших отцев и братии наших собствен­ным своим опытом истину сию подтвердили (да мы бодрствуем на страже нашего жития) и между прочими недавно и нечаянно преселившийся от временных в вечная общий наш собрат и ва­шей иноческия ограды овча смиренное, отец Палладий. Не знаю, дошел ли до вас слух о его кончине, доставляю, чтобы вас о том уведомить верно и подробно, да воспоминается имя его в святой вашей обители во спасение души его при совершении умилос­тивительной о живых и мертвых бескровной жертвы.

Он был усерднейшим моим сомолитвенником на всех свя­тых местах святого града н окрестных, и потом на Святой Горе Афонской, на которую мы вместе возвратились из Иерусалима, на которой и расстались, по предположению нашему на краткое, но по суду Божию, на всегдашнее время. Он отправился в Царьград для исходатайствования себе нового пашпорта, имея наме­рение побезмолвствовать иночески на Святой Горе, а я поспе­шил, единственно из послушания вышнему нашему начальству, к назначенному мне паче всякого чаяния и вопреки воле моей, при здешней миссии месту. Из Царьграда писал он ко мне пись­мо при отъезде оттоле на Святую Гору, куда и прибыл 18-го сен­тября в скитскую Русскую нашу обитель святого пророка Илии, но неблагополучно: ибо на пути еще заболев, по прибытии сво­ем почувствовал болезнь свою смертельную, и поспешил и спо­добился облечения в великий Ангельский образ с переименова­нием в Павла, и 24-го числа того же месяца, с покаянием отыде ко Господу, сделав при сем распоряжение остающимся крохам своего имущества. С кончиною его начались дни плача для оби­тели святой, приявшей его в материнское недро, ибо вскоре из последствий печальнейших оказалось, что болезнь его была смер­тоносная чума, каковою он в Царьграде на отъезде своем зара­зился. От прикосновения к телу его при погребении, и потом к оставшимся вещам его, зараза в обнтелн сделалась всеобщая, и первая жертва оныя был почтеннейший настоятель иеросхимонах отец Парфений (отец мой духовный, которого прошу усерднейше записать в Синодик вашей святой обители, равно как и схимонаха Феодора, вслед за ним отшедшего, о коем еще будет слово), а потом и братия последовала за настоятелем, так что в краткое время 19-ть отцов легли в сырую землю, сами каждый себе заблаговременно изрывая в ней могилу, а 13-ть еще оста­лись в живых, но еще трепещут той же участи, и находятся в карантинном оцеплении. Но впрочем все меры осторожности приняты, дабы живые пребыли живы. Судьбы Божий суть без­дна многа, но и в хорошие судьбы Его благи и нам не испыты­вать оные, а покоряться оным подобает со смирением и благода­рением. Весть о сем нечаянно постигшем святую обитель Иль­инскую Русскую Святогорскую (в которой я двукратно по два месяца пользовался во спасение души приятнейшим странноприимством) бедствии поразила меня до глубины сердца, и не скоро заживет сия сердечная моя язва, но буди имя Господне благословенно, и не только уповаю я, что посещение сие отечес­кое от Господа послужит во спасение братии умершей и живу­щей, но и несомненно верую, что молитвами святого великого нового нашего Заступника пред Богом святителя Митрофана, будет началом обновления Святоильинской Святогорской оби­тели, и утверждения и прославления.

Много слышал я доброго, как прежде от разных достовер­ных лиц, так и после, от покойного отца Палладия — Павла о вашем иноческом благочестии, которого начаткам и сам радост­ный был свидетель 1828-го года в Оптинской пустыни, кото­рую сподобил меня Господь посетить на возвратном пути моем от поклонения святым Киевопечерским угодникам, а потому, радуясь о излиянном на вас свыше даре изобильный благода­ти, яко возлюбленному о Господе брату, с братскою откровенностию поведаю вам желание моего сердца и прошу усерднейше к исполнению оного вашего споспешения, предоставляя, впрочем, совершенно воле вашей принять в том участие или нет, смотря по возможности, дабы в последнем случае совесть ваша нисколько не тревожилась. В вышеупомянутой свыше посещенной обители, в последнее мое в оной пребывание спо­добил меня Господь, совокупно со старцем схимонахом Феодором, ныне уже в Бозе почивающем (как выше было сказано) заложить новый небольшой храм, но отдельный и особый, во имя великого угодника Божия Митрофана Воронежского; и как я должен был вскоре сюда отправиться, то сделав с о. Феодором складчину из пожертвований благочестивых чтителей угод­ника из наших соотечественников, достаточную на построение заложенного здания священного, предоставил ему строить оное по контракту от общего нашего имени с мастерами заключенно­му. Материалы все были приготовлены, но зараза, не допустив начать строение, похитила и строителя, и других опытных стар­цев на сие дело искусных. От оставшихся в живых братии полу­чил я известие, что деньги, на строение определенные, целы и материалы также, и по снятии карантина можно приступить к строению. Причем они просят меня убедительнейше самому лично положить строению сему начало, равно и пособить им ко введению прежнего иноческого порядка в опустевшую их оби­тель, и просьбу их весьма бы желал я исполнить, особливо по отношению первой статьи, ибо я не оставлю употребить все силы к тому, чтобы заложенный во имя угодника Божия храм был со­строен и освящен и оглашался бы славословием Божиим, осо­бенно при совершении страшной Бескровной Жертвы. Господь помощник мне и Пречистая Его Матерь, последне явленному нашему Святому честь великую дающая, яко ему первому из всех наших соотечественных святых, на Горе Ее Святой, почитаему быти во храме именем Его нареченном, и Сам Господень угод­ник [поможет] благое дело в честь его совершить с своим чуд­ным пособием. Но как слава угодника Божия на Горе Святой Жребия собственного Царицы Небесной есть слава всех пра­вославных Россиян, а паче самого боговенчанного нашего по­мазанника Божия, которого царствование, как многими други­ми опытами благоволения Божия ознаменованы, так наипаче запечатлено явлением во дни его благословенные нового Ему и всему Царству Его заступника святителя Митрофана, от не­тленных святых своих мощей реки чудес изливающего во бла­годеяние Царю и Царству православному. И как упоминаемая Ильинская Русская скитская обитель есть единственное на Горе Святой место, в котором при всяком богослужении, особливо же при совершении Божественной литургии, приносится Гос­поду Богу моление о благочестивейшем нашем Самодержце и о всех поимянно высочайших Его кровных, то чести ради угодни­ка Господня, и в милостыню усердным своим богомольцам, да преклонится благочестивейший наш Самодержец и все высочай­шие Его кровные, щедрым даянием своим, новозаложенный храм святителю Митрофану, яко дом Божий, облечь в подобающее благолепие, да воспрославит их Господь и Пречистая Его Ма­терь, по предстательству Своего угодника божественною Своею силою к благоденствию временному и к блаженству вечному. Вас же, яко по дару свыше имеющих дерзновение к Державным, сподобляет угодник Божий милости быть ходатаем по сему к славе его и славе Божией начинанию. И потому при удобном случае, ежели, опять повторяю, найдете сие возможным к ис­полнению (а ежели нет, то будьте совершенно спокойны в сове­сти своей, отказавшись от сего подвига), испросите щедроту Цар­скую и милость святой обители Ильинской, щедроту на совер­шение и украшение храма, милость призрения на ее запустение, чтобы по манию Царя нашего православного чрез посредство нашего посланника в Царьграде, обитель сия извне ограждена была покровительством турецкого правительства и к чести Рус­ского имени пользовалась бы совершенною свободою от тяж­ких податей (каковыми праведно обложены от султана Афонс­кие Греческие монастыри за участие их во всеобщем восстании греков против него и каковыми неповинно отягощаются и наши соотечественные отшельники) и внутри снабдена бы была до­вольством, дабы чада ея с радостию, а не воздыхающе, возносили бы ко Господу и к Пречистой Его Матери сердца свои и души, при воспоминании в частных и общественных молитвах своих высочайшего имени Царского и всех Царския крови ветвей и отраслей, в которых богоспасаемая Россия зрит надежду и залог будущего своего благополучия.

Таким образом, из вашей обители святой как проистекло несчастне Ильинскому Святогорскому скиту, так из вашей же оби­тели да изнесется милость Божия и обновление благоденствия на все будущее время. В первом случае вы нисколько не винов­ны, во втором — предлежат вам венцы воздаяния свыше в сем мире и будущем, да будет имя ваше, яко создателя обители, вос­поминаемо в ней в род и род с молениями о вашем спасении и с благословением от всех в ней иночествующих устным и сердеч­ным. Не тощ будет труд ваш пред Господом; но по молитвам Царицы Небесной о вас, яко благоговейном чтителе святыни Ее храмов Святой Афонской горы, и по молениям святителя свя­того Митрофана о вас, яко о ревнителе прославления его на зем­ли во спасение многих, не оставит Господь уделить милости Своя на вас и на святой вашей обители.

Ежели вы решитесь просить и свыше благоспоспешителя вам испросить щедрую монаршую милостыню на созидание и дос­тойное украшение нового храма во имя нашего нового святого, так, чтобы он благолепием своим во все концы Афона сияющим свидетельствовал ныне и в будущее время всем во всех монас­тырях греческих иночествующим православным нашим собратиям грекам о благоговении благочестивейшего нашего дома Царского к святыне, яко подобает дому Господню, то не оставь­те, к щедроте милостыни исходатайствовать мне великую ми­лость, необходимо нужную к исполнению предположительно зачинающегося строения, а именно ту, чтобы меня начальство духовное уволило от настоящего моего места с выдачею, по обык­новенному, прогонных на обратный путь в Россию, и с позволением прежде сего возвращения пожить на Горе Святой с год вре­мени для надлежащего приведения к концу новостроящейся свя­тителя Митрофана церкви в обители св. пророка Илии, с доставлением ей возможного благолепия. Сие увольнение, как выше видели, необходимо мне нужно по причине смерти почтен­ного моего в строении сотоварища и других оной обители стар­цев, на которых бы можно возложить сие священное дело. И так как ныне Его Высочество Цесаревич изволит посещать, как сказывали мне, синодальные заседания, то имея к нему свободный доступ, вы удобно можете освободить меня от службы при здеш­ней миссии, на послужение Господу и Пречистой Его Матери на Горе Святой сооружением храма в честь и память великого Их угодника. Вера чиста и нескверна пред Богом Отцем сия есть, еже посещати сирых и вдовиц в скорбех их, и нескверна себе блюсти от мира, по слову святого апостола Богобрата. И вы, со­блюдающий сие, воистину чиста и нескверна от мира, строгим монашеским житием явите сие богоугодное дело веры посеще­ния сирых и вдовиц в скорбех их. Ибо велия скорбь пришла на святую упоминаемую обитель, и воистину есть она вдовица, и воистину сироты суть чада ее. Посетите их утешением в скорби, для которого имеете вы от Господа способ и средство в дерзно­вении вашем у лиц Высочайших. Дело сие предыдет вам ко Гос­поду и заступника нашего великого Митрофана молитвами, за труд ваш в пользу обители Святогорской, в которой имя его величится от соплеменных и от присных в вере, устроит вам оби­тель в дому Отца Небесного. Сего от сердца моего желая, прошу мне простить великодушно смелость моей к вам просьбы, кото­рую ежели можно, не оставьте без внимания, а ежели можно не поставьте мне в вину, ибо единственно по доверию моего к вам уважения, предложил я оную вашей любви о Господе. Во вся­ком случае однако же прошу вас всепокорнейше удостоить меня вашего ответа, каковый и благоволите препроводить ко мне чрез брата моего, имеющего доставить вам сии строки. Молю вас не забывать меня грешного во святых ваших молитвах ко Господу и ко святому Его угоднику преподобному Сергию, которого имя святое во святом крещении на мне грешном наречеся. Я же как сегодня при совершении Божественной службы воспоминал вас в недостойных моих молитвах, тем и впредь не премину.

Призывая на вас и на всех чад ваших о Господе благослове­ние Господне, с истинным уважением имею честь быть ваш ни­жайший слуга и недостойный сомолитвенник грешный

Иеромонах Аникита.

Февраля 8-го дня 1837 года

Афины

+ Скит святого пророка Илии на Святой Афонской Горе осно­ван и построен знаменитым старцем Паисием, бывшим потом игуменом Нямецкого Молдавского монастыря; и теперь еще су­ществует в скиту та самая келлия, в которой он яко настоятель жительствовал и занимался составлением драгоценнейшего для монахов ко внутреннему монашеству руководства, книги Добротолюбия. Греческие при монастырях скиты суть отделенные от обителей, но зависящие от них совокупления монахов, живу­щих хотя и на том же месте, но порознь каждый в собственной особой своей келлии, и токмо по субботам и воскресным дням собирающихся в общую церковь для отправления общего бого­служения. Наш же Русский скит есть малый монастырь, в кото­ром братия живут все вкупе, отправляя ежедневно совокупно все церковные службы и общими силами труждаясь в послуша­нии для общего своего благосостояния, и находится в зависимо­сти греческого Пантократорова монастыря.

Самое важное для скита Русского, в котором прославляется новый России заступник святитель Митрофан, ознаменовавший явлением свято-нетленных мощей своих и многоцелебных, бла­говоление Царя нашего Небесного к царю нашему земному, и в котором токмо одном изо всех обителей на Святой Горе прино­сится Господу Богу и Спасу нашему и Пречистой Его Богомате­ри о православном Царе Русском и о всем его царском роде и о всем его богохранимом царстве всегдашнее усердное моление торжественное при службах церковных, — самое великое было бы благодеяние, ежели бы посольству нашему в Царьграде пред­писано было принять оный скит под особенное покровительство, и войти в ближайшее рассмотрение нужд его, дабы удовлетво­рить оные и упрочить навсегда его благосостояние исходатайствованием ему султанского милостивого фирмана, которым бы ограждались все его льготы и оставались неприкосновенными на будущее время. Се подвиг добр, имже подвизающийся приобрещет венец правды!

IV

Друг архимандрита Игнатия Брянчанинова — отец Исайя Никифоровский

Отец строитель Никифоровской пустыни Олонецкой епар­хии Исайя из всех друзей святителя Игнатия выделялся тем, что позволял себе выражать критические мысли о монашеском делании в Сергиевой пустыни. Знающие отца Исайю люди го­ворили, что он был выдающийся подвижник и делатель умной молитвы. Татьяна Борисовна Потемкина вспоминала, что он гостил в ее доме, когда приезжал в Петербург «хлопотать об отчислении своей пустыни от Александро-Свирского монас­тыря», что и удалось благодаря ее просьбе, обращенной к Ми­нистру духовных дел князю А. Н. Голицыну. Она рассказыва­ла о впечатлении, которое произвел на нее Никифоровский старец: «Такого человека, каков был о. Исайя, я более не вида­ла, в нем было что-то особенное, невольно привлекавшее к нему душу. По наружности был он весьма прост и молчалив, но зато, когда начнет бывало говорить, то всякое его слово звучало си­лою необыкновенною. Даже в молчании своем, одним присут­ствием своим имел он заметное влияние на ближних. Однаж­ды было у нас довольно посетителей, в том числе одна моя род­ственница, весьма не расположенная к монашеству. О. Исайя тоже приглашен был к закуске: он поместился в дальнем углу залы и, по простоте своей, руками начал очищать рыбные кос­ти поданного ему кушанья. Родственница моя, видимо, этим возмутилась. Старец, взглянув на нее пристально, взялся за вилку и нож. Взгляд его был так проницателен, что родствен­ница моя долго потом не могла его забыть. По ее словам, точно сила какая коснулась ее тогда, потрясла все ее существо. <...> А как он молился! Бывало в церкви взглянуть на него не реша­лась я, потому что лицо старца при молитве точно озарялось светом неземным. Просишь бывало его, — помолитесь, батюш­ка, о том, о другом. «Для чего молиться о многом? — ответит он сурово. — Молиться нужно об одном, о спасении, о помилова­нии души, о прощении грехов; а прочее все, Господь сказал, приложится вам». Скорби наши о. Исайя считал сокровищами бесценными, и всегда удивлялся моим иногда жалобам, гово­ря: «что за скорби теперь? вот будет скорбь, когда не увидим ей конца — мука вечная. Пред этою скорбию всякая временная скорбь покажется шуткою»[116].

Дата добавления: 2015-06-04