Том VIII 19 страница. Встреча Елизаветы с архимандритом Игнатием во время по­сещения им Спасо-Бородинского монастыря в конце июля 1847 г

Встреча Елизаветы с архимандритом Игнатием во время по­сещения им Спасо-Бородинского монастыря в конце июля 1847 г. стала определяющим событием в ее жизни. Тогда насто­ятель Сергиевой пустыни заехал в обитель игумений Марии (Тучковой) на Бородинском поле, направляясь для лечения в Николо-Бабаевский монастырь[151].О своем посещении Бородин­ского монастыря архимандрит Игнатий писал наместнику Сер­гиевой пустыни иеромонаху Игнатию (Васильеву): «В двух оби­телях на пути моем принят я был как родной: в Угрешской и Бородинской. <...> Бородинская Г-жа Игумения приняла очень радушно. Первый день занимался беседою с одною ею. <...> На другой день некоторые из <сестер> познакомились со мною. А когда я уезжал, то некоторые из них, провожая, со слезами го­ворили: мы с Вами точно с родным Отцом, как будто век знали. И я с ними породнился — есть такие прекрасные души, многие с хорошим светским образованием. <...> Какие есть на свете души! И как чудно Слово Божие! Недаром один святой Отец говорит, что сеятель сеет сряду, а не известно, которое зерно взойдет и который участок земли даст обильнейший урожай»[152].

Позже Е. Шахова, уже будучи монахиней, подробно и благо­говейно описала приезд архимандрита, не называя его имени, в жизнеописании настоятельницы монастыря игумений Марии, которая, получив согласие почетного гостя, «предупредила сес­тер, что у них будет такой посетитель, которого она принимает за посланника Божия, могущего сказать им истинно старческое слово о спасении»[153]. Беседа архимандрита с сестрами во второй день «продлилась далеко после захождения солнца, и только сумрак и свежесть приближавшейся ночи заставили распустить собрание. Но неутомимая игумения Мария еще не насытилась брашна духовного, вошедши в покои, и удержав при себе не­скольких сестер, из более ревнительных и, подобно ей, жаждав­ших слова Божия из живых уст святого человека, продлила бе­седу до 11-го часа ночи»[154].

Несомненно, среди этих «жаждавших слова Божия» была по­слушница Елизавета. В «Автобиографии» она характеризует свое состояние этого времени как «искушение унынием до отчаяния в Бытии Божий». О впечатлении же, которое на нее произвела встреча с архимандритом Игнатием, пишет там же: «Я воскресла духом от вдохновенной беседы этого великого аскета священноинока и была им принята под руководство. Это был глубокий ас­кет и вместе опытный наставник внутреннего делания».

Насколько серьезно архимандрит Игнатий отнесся к испол­нению своего пастырского долга свидетельствует тот факт, что сразу по приезде на место лечения он в одном из первых писем в Сергиеву пустынь просит наместника переслать в Бородинский монастырь 3 экземпляра только что изданного своего очерка о Валаамском монастыре[155]: «один Г-же Игумений, другой — двум ее келейницам <...>, третий Елизавете Шаховой»[156]. Архиманд­рит Игнатий спешит подарить ей свое первое печатное сочине­ние, вызванное к жизни, по его собственным словам, «поэтичес­ким вдохновением»[157], и тем самым поддержать художественные опыты Шаховой. В последующих письмах к наместнику он не раз справляется о выполнении своей просьбы.

Посещение Бородинского монастыря произвело на архиманд­рита Игнатия сильное впечатление, под влиянием которого он написал, хотя и небольшое по объему, но глубоко-эмоциональное стихотворение в прозе — «Воспоминание о Бородинском монастыре». Уже через месяц после приезда на место лечения он пере­сылает текст «Воспоминания...» в Петербург для публикации в «Библиотеке для чтения»[158], а в конце 1847 г. передает в Бородинс­кий монастырь изданную «брошюрку»[159].

На создание этого произведения архимандрита Игнатия вдох­новили не только сердечный прием и общение с сестрами, но и стихотворение Е. Шаховой «Поле-море», написанное ею в 1846 г. на Бородинском поле. Стихотворение начиналось словами:

«Широкое поле, — глубокое море, Безмолвно и мертво, без влаги, без бурь; Когда-то на этом зеленом просторе, Волнами бежала в струях не лазурь, Не отблеск небесного, ясного цвета, Но кровь разнородных племен и людей! О, поле-кладбище! Гордыня полей! Ты некогда было позорищем света!...»[160]

В «Воспоминании о Бородинском монастыре» архимандрит Игнатий, как бы обращаясь к Елизавете, продолжает неокончен­ный с ней разговор: «Поэт! Ты прав; твой глаз постиг характер этого поля: ты нарек его "поле-море". Прочитав название новое, я не понял его, но когда пришлось мне взглянуть с высоты на Бородинское поле, — я тотчас увидел, что это поле — море. Оно обширно, как море; оно — всё в переливающихся, отлогих хол­мах, как в волнах. Были на нем и другие волны: несметные пол­ки воинов. Утекли эти волны; утекли десятки годов после бит­вы знаменитой; стоит уединенно на поле смиренная обитель инокинь, как пристань на море»[161]. Какой поддержкой должна была стать эта «брошюрка» для инокини!

После знакомства будущий Святитель прежде всего наметил программу духовного образования Елизаветы. «Он преподал мне келейное правило, — пишет она в "Автобиографии" — предложил ознакомиться с учением древних святоотеческих творений и обе­щал доставлять мне книги по его выбору, необходимые для пер­воначального и последовательного чтения и условился о пере­писке с ним, вполне искренней и свободной».

Незадолго до возвращения архимандрита из Бабаевского мо­настыря, в январе 1848 г., Е. Шахова едет в Сергиеву пустынь с сопроводительным настоятельским письмом к наместнику: «Ре­комендую тебе подательницу письма сего Елизавету Никитич­ну Шахову. Приласкай и утешь ее: мне этот человек понравил­ся. И сохрани же ее от взоров сулемы и всякого мышьяка. А то узнают, что моя знакомая, и постараются повредить ей. Она — писательница. Нрава открытого и с умком. Арх. Игнатий»[162].

Приезд Е. Шаховой в Петербург возможно был связан с под­готовкой к изданию нового, четвертого, ее сборника стихотворе­ний. Сколько времени Елизавета пробыла в Сергиевой пустыни, мы не знаем, но, очевидно, не меньше месяца, так как в февральс­ком письме к наместнику архимандрит Игнатий делает припис­ку: «В моем шкафе лежит на полке книга Пр<еосвященного> Иннокентия "Великий пост"[163], потрудись передать Шаховой. Нуж­на для соображения при предполагаемом стихотворении»[164]. Чет­вертый, и последний, сборник стихотворений Е. Шаховой — -«Ми­рянка и отшельница» увидел свет в самом начале 1849 г.[165]

Основная часть вошедших в него стихотворений были напи­саны с 1839 по 1846 г. и только несколько произведений созданы в промежутке между 1847-1848 гг. Содержание сборника отли­чалось от предыдущих, на что обратила внимание критика, встре­тившая его появление гораздо более сдержанно. «О духовных сти­хотворениях г-жи Елизаветы Шаховой мы не будем распростра­няться. Содержание их слишком высоко, а выполнение большею частию далеко не соответствует содержанию», — писал рецензент, хотя и отметил -«замечательное по силе и звучности» стихотворе­ние -«Исступление»[166], которое начиналось так:

«Идите прочь от келий моей,

Мирские, сродники, и недруги и други,

Я излию души моей недуги

Наедине — с самим Творцом людей!

Ни шороха шагов, ни голоса людского,

Ни скрипа у дверей не дайте слышать мне;

В смирении безмолвия святого,

Колена преклоня, в священной тишине,

Я улетучу плоть, от веры и надежды,

И минет — для любви земная полоса...

Широкая пола святой моей одежды

Мне будет облаком к полету в небеса:

Я вознесусь, вне чувственного мира,

Усилием земного существа,

К чиноначалиям превыспренного клира,

До самого Престола Божества!..»[167]

Вероятно, не без оснований другой рецензент отмечал, что содержанием стихотворений сборника Е. Шаховой является «мир субъективный, сфера ее "я"»[168].

Сборник <Мирянка и отшельница» был последним в творче­стве Елизаветы Шаховой. На это имелись как внешние, так и внутренние причины. Начиналось десятилетие, в котором пуб­ликация произведений на религиозные темы искусственно при­останавливалась. С1851 г. перестают печатать в журналах сочи­нения архимандрита Игнатия. Только в 1862 г. Святитель во­зобновляет свои печатные выступления. Примерно в это же время, с 1860 г., на журнальных страницах вновь появляется имя Е. Шаховой. Разумеется, помимо внешней была и внутренняя причина 10-летнего молчания поэтессы: новое содержание ее жизни требовало освоения иных форм выражения. Святитель Игнатий неоднократно в своих сочинениях и письмах подчер­кивал необходимость разделять творчество светское, то есть во­димое мудрованием и духом мира, -«постоянно ниспадающее в свое чувственное, и святое духовное переделывающее в свое чув­ственное», от творчества истинного, в котором душа «находит удовлетворение, пищу», т. е. Слово Божие[169].

В «Автобиографии» Е. Шахова писала, что по возвращении в Сергиеву пустынь после лечения в 1848 г., архимандрит Игнатий вызвал ее из Бородинского монастыря и целый год она, живя на монастырской даче вместе с матерью, под его наблюдением изу­чала творения святых Отцов и занималась Богословием. В это же время Шахова переводит с французского «Деяния семи Вселенс­ких соборов» из книги «История Христианства» аббата Флери[170]. Объемный перевод этот сохранился в архиве Е. Шаховой[171].

После года обучения духовный наставник передает Елизаве­ту на попечение другой своей ученицы, монахини Августы (Козминой) — старицы Старо-Ладожского монастыря; там Е. Шахо­ва поселяется со своей матерью. Сведения о событиях дальней­шей ее жизни, прикровенной для нас, можно почерпнуть из ее «Автобиографии», писем близких ей людей и ее стихов. По сло­вам самой Е. Шаховой, в Ладожском монастыре она 14 лет «за­нималась чтением и списыванием с древних рукописей Св. От­цов по церковному и русско-печатному шрифту».

К началу 1860-х годов в отношениях монахини Августы с на­чальством Старо-Ладожского монастыря возникли трения, пе­решедшие в трудно разрешимый конфликт. Вследствие этого Е. Шахова со своей наставницей, получив благословение святи­теля Игнатия, уходят из монастыря искать себе пристанище в другом месте. Некоторые сведения о перипетиях этого периода жизни Е. Шаховой можно почерпнуть из переписки святителя со своим учеником — игуменом Антонием (Бочковым), поэтом и писателем, полностью разделявшим взгляды Святителя на святоотеческое учение и на современное состояние общества[172]. Именно его попечению поручает святитель монахиню Августу и Е. Шахову, вступив на епископскую кафедру в Ставрополе и навсегда покинув Петербург.

Иеромонах Антоний с 1852 до 1859 г. был духовником Старо-Ладожского монастыря, но в эти годы он часто находился в отъез­де. В1859 г. его переводят настоятелем Введенского Островско­го монастыря в Новоладожском уезде, а в 1862 — настоятелем в заштатный Череменецкий Иоанно-Богословский монастырь. Ве­роятно, во время настоятельского служения игумена Антония и происходит сближение его с Е. Шаховой, горячо поддерживае­мое святителем Игнатием. В письме к игумену Антонию от 18 ап­реля 1861 г. он писал: «Сердечно радуюсь, что труженицы Авгу­ста и Елизавета нашли в Вас единомудренного, сочувствующего им сподвижника. Бог да благословит Ваш духовный союз во славу Святого Имени Своего и в пользу душ, жаждущих услышать слово Божие, и при руководстве Его спасти души свои от нрав­ственной смерти, которая настигнет всех, лишенных истинной пищи — слова Божия»[173]. Через месяц Святитель вновь обраща­ется к игумену с просьбой: -«Не оставляйте Ладожских Стариц, находящих в любви Вашей отраду в сиротстве своем и отдаю­щих Вам полную цену»[174]. В это время между игуменом Антони­ем и Е. Шаховой завязывается переписка, односторонне сохра­нившаяся в архиве Е. Шаховой[175].

Игумен Антоний принимал заинтересованное участие в уст­ройстве дел монахини Августы и Елизаветы Шаховой, за что свя­титель Игнатий не раз благодарил его и передавал благодарности «стариц», как их иногда называли оба корреспондента в перепис­ке. Скитания Е. Шаховой закончились в тверском Рождественс­ком монастыре, где по ее словам, игумения Мария Игнатьева -«со­вершенно успокоила у себя». Здесь в 1863 г. Елизавета Шахова приняла постриг в мантию[176]. «Спаси Вас Господи, — писал Святи­тель игумену Антонию 21 февраля 1864 г. — за любовь и внима­ние, которое Вы оказываете монахине Марии Шаховой. И на ней можно видеть, как направление по учению святых Отцов в наше время нетерпимо. Не терпят его от того, что чужды ему, не знают его, не изучали его, нисколько не занялись им. Говорят, что ныне в книжных лавках обеих столиц вовсе прекратился расход на ду­ховные книги или он так мал, что можно признать его прекратив­шимся. Всему, что сказано в Писании, подобает быть»[177].

Продолжавшаяся оживленная переписка учеников святителя Игнатия — игумена Антония и матери Марии — двух монахов-писателей, помимо вопросов духовного характера касалась лите­ратурных тем. В 1860 г. Е. Шахова начинает печататься: в журна­ле «Странник» она публикует жизнеописание схиигумении Ста­ро-Ладожского Успенского монастыря Евпраксии[178], а в 1862 г. вновь выступает как поэт со стихотворными переложениями пес­нопений Пасхальной утрени[179].

Вероятно, в конце июля или начале августа 1864 г. игумен Антоний и мать Мария вместе посещают святителя в Бабаевс­ком монастыре, где он находился уже на покое. Судя по письму Преосвященного, посланного игумену Антонию сразу после отъезда последнего, основной темой общих разговоров были сти­хи игумена Антония, с которыми, скорее всего, по инициативе матери Марии впервые познакомился Святитель. -«Искренне благодарю Вас за посещение меня, грешного: этим посещением доставлено мне сердечное утешение. Особенно признателен Вам за то, что Вы захотели познакомить меня со стихотворениями Вашими, с Вашим прекрасным талантом, которому даю всю спра­ведливую цену. Мать Мария, по отъезде Вашем, еще прочитала мне некоторые сочинения Ваши»[180].

Встреча с учениками, наделенными поэтическим даром, вдох­новляет Святителя, и свое письмо он украшает богословским рас­суждением о Слове, где в частности пишет: «Все дары Бога чело­веку достойны уважения. Дар слова несомненно принадлежит к величайшим дарам. Им уподобляется человек Богу, имеющему Свое Слово. Слово человеческое, подобно Слову Божию, посто­янно пребывает при отце своем и в отце своем — уме, будучи с ним едино и вместе отделяясь от него неотдельно... Божествен­ная цель слова в писателях, во всех учителях, а паче в пастырях — наставление и спасение человеков: какой же страшный ответ да­дут те, которые обратили средство назидания и спасения в сред­ство развращения и погубления!»[181] Святитель, обращается к игу­мену с призывом, «подвергнуть собственной строгой критике свои сочинения» и, «при свете совести, просвещенной молитвою по­каяния», извергнуть беспощадно из них все, «что принадлежит к духу мира, что чуждо духу Христову». «Судя себя и рассматри­вая себя, Вы увидите, — продолжает он,—что каждое слово, ска­занное и написанное в духе мира сего, кладет на душу печать свою, которою запечатлевается усвоение души Миродержцу»[182].

Напутствие святителя Игнатия игумену Антонию в его лите­ратурном труде в полной мере было воспринято и матерью Ма­рией. Хотя после принятия монашества и до конца 1860-х годов она опубликует только жизнеописание игумений Марии Туч­ковой[183], но будет продолжать писать и стихи. Параллельно переписке матери Марии с игуменом Антонием возникает их сти­хотворная «переписка» 1865-1869 годов, объединенная матерью Марией в цикл «Поэтический телеграф». Так ее стихотворный ответ, написанный на стихотворение игумена «Пастух-банду­рист», к которому мать Мария приложила свой сборник перво­го издания и рукописи стихов, начинался словами:

Простите мне, мой друг, мой старец, мой отец,

Смиреннейший пастух Апостольских овец!

Что лепты медные, простые,

Своих неизданных стихов,

Из старых высыплю мешков,

И за червонцы золотые

Любовию отлитых слов,-

Плачу вам старою, заржавленной монетой,

Чеканенной еще Елизаветой].. [184]

Именно в эти годы поэзия матери Марии достигает того рав­новесия формы и содержания, которого ждал от поэтического слова святитель Игнатий.

В одном из посланий игумен Антоний предложил матери Марии воспеть «истинный идеал» — их учителя. В ответном послании мать Мария говорит о том, что недостойна «воспеть великого отца» и предлагает это сделать самому игумену:

Высокой меры совершенства

Вы указали образец:

Черты его Преосвященства-

Ваш — лучше выразит резец!

В священнодейственные тайны,

Вы, — жрец Христов, — посвящены:

Дары Христовы — не случайны,

И не от мира вам даны![185]

Но, вероятно, все-таки мать Мария решается и пишет сти­хотворение о Святителе, посвящая его времени настоятельства архимандрита Игнатия в Сергиевой пустыни:

Был в древности святой Игнатий:

Он в сердце Господа носил,

И за своих духовных братии

Святую душу положил.

Перед толпою разъяренной

Он, в ожидании зверей,

Молился, кроткий и смиренный,

Не за себя, а за людей, —

За тех, для коих сумасбродством

Казалась вера во Христа,

Кто почитал одним юродством

Святое знаменье креста...

Был между нас другой Игнатий...

Он далеко теперь от нас:

Но сердце благодарных братии

К нему стремится в этот час.

И он злословия цепями

Когда-то весь опутан был;

И на него неслись зверями

Пособники враждебных сил.

Но, встретив их душою твердой,

Он шагу им не уступил,

И велиара замысл гордый

Своим смирением победил.

На берег Финского залива,

На разоренные места,

Принес всемирное он диво

— Сиянье Божьего креста.

И в неустанной с миром битве

Обитель спешно воздвигал,

И, отдыхая лишь в молитве,

Мирских отличий не искал.

И процвела сия пустыня,

И зеленеет яко крин,

И будет в век она, как ныне,

Хранима Господом Самим.

Он Сам, в Своем благоволеньи,

Воздвиг потребного к тому,

И возвеличил во смиреньи,

И крепость духа дал ему.

Он Сам его благословляет

И ограждает от всего;

От нас же только Он желает

Одной молитвы за него.

Да вознесется ж голос братии

В сей благознаменитый час;

И да хранит святой Игнатий

Сего Игнатия для нас!..[186]

Тяжелой утратой для обоих учеников Святителя стала его кончина 30 апреля 1867 г. Игумен Антоний получил сообщение об этом от матери Марии 1 мая в день памяти Святого пророка Иеремии. В ответном письме игумен Антоний с поэтической метафоричностью находит общие черты в жертвенной жизни пророка и своего учителя:

«Горестное известие Ваше я сегодня получил и благодарю за дружеское Ваше внимание. Я отслужил уже соборную панихи­ду по незабвенном нашем Отце и Учителе, Высокопреосвящен-нейшем Игнатии. <...>

Новопреставленный, Новый Иеремия, плакал всю жизнь о бедственных временах наших, о потемнении камыков святыни, о монашестве прилепленном к оставленному миру. Девствен­ный и чистый, он из смирения обвязывался как чресленником (Иеремии, Гл. 13) нашими грехами и многих извел из пропастей из глубины погибели... <...>

Преподобная Матерь Мария поклонитесь за меня неоднок­ратно стопам почившего.

м<ногогрешный> И<гумен> А<нтоний>»[187].

Матери Марии предстояло пережить уход еще двух своих наставников и старших товарищей — монахини Августы и игу­мена Антония. Предчувствуя приближение расставания с ними мать Мария писала в стихотворении «Семячко»:

Увы мне, убогой Марии!

Сама я трясусь, как былинка,

Под бурей воздушной стихии!

У каждого зелья — тычинка;

А вы-то, мои две опоры,

Раненько становитесь хворы,

Расслаблены, больны и хилы!

Страданье сковало вам силы,

И дух от скорбей изнемогший,

На нужды мои не внимает:

Мой тоненький стебель, иссохший,

Несносный червяк обнимает...[188]

С 1863 по 1871 г. монахиня Мария занималась педагогичес­кой деятельностью, о чем подробно пишет в «Автобиографии». В 1873 г. из-за ухудшившегося состояния здоровья она вынуж­дена уйти на покой. Духовная писательница возвращается в Ста­ро-Ладожский Успенский монастырь и остается в нем до после­дних дней своей земной жизни. Здесь она, как напишет позже в «Автобиографии»-, «свободнее стала заниматься духовною ли­тературой»-. В 1877 г. мать Мария издает поэму в драматической форме на библейский сюжет — «Юдифь»-. Идея создания произ­ведения в стиле плачей библейских пророков обсуждалась ею еще в переписке с игуменом Антонием.

В1877-1778 гг. в журнале «Вестник народной помощи»- вновь появляются ее стихи и публицистические статьи. Особенно ак­тивно мать Мария участвует в журнальной жизни в 1880-е годы. Вплоть до 1890 г. ее публицистические статьи, беседы на духов­ные темы, жития святых, повести, стихи публикуют журналы «Мирской вестник», «Благовест», «Чтение для солдат», газеты «Варшавский дневник», «Новороссийский телеграф», а также издаются отдельными брошюрами.

До конца жизни писательница выступала в печати как под мирским именем — «Елизавета Шахова», прочно закрепившим­ся за ее стихотворными сочинениями, так и под монашеским — «монахиня Мария», которым подписывала преимущественно пуб­ликации на духовные темы. Немало публикаций матери Марии выходило в свет под криптонимами и псевдонимами. В 1896 г. монахиня Мария приняла схимнический постриг со своим пер­вым именем Елизавета. Скончалась схимница 5 июля 1899 г. и была погребена в Старо-Ладожском успенском монастыре.

Творчество Елизаветы Никитичны Шаховой, монахини Ма­рии, почти неизвестно современному читателю. Лишь некоторые стихотворения можно встретить в антологиях, например, «Царица муз: Русские поэтессы Х1Х-начала XX вв.» (М., 1989) или единичных журнальных публикациях; так, несколько ее сти­хотворений опубликованы в «Журнале Московской патриар­хии» (1995, № 12).

***

Имеется немало косвенных свидетельств тому, что между свя­тителем Игнатием и Елизаветой Шаховой существовала много­летняя переписка В «Автобиографии» поэтесса писала о том, что сразу после их знакомства в Бородинском монастыре, Архи­мандрит «условился о переписке с ним, вполне искренней и сво­бодной». В письмах 1847-1848 гг. к наместнику Сергиевой пус­тыни он упоминает о своих посланиях в Бородинский монас­тырь, а о продолжении переписки в последующие годы говорит, например, получение Е. Н. Шаховой и монахиней Августой «письменного» благословения архимандрита. В переписке с игу­меном Антонием Бочковым 1860-1867 гг. святитель Игнатий неоднократно ссылается на параллельную переписку с Елиза­ветой Шаховой, которая в эти годы становится мантийной мо­нахиней Марией.

Тем не менее, среди опубликованных писем Святителя к ми­рянам и монашествующим с указанием адресата, посланий к поэтессе мы не находим, равно как и ее ответов. Но с большой степенью вероятности можно говорить о том, что одно из писем Святителя, без адресата и даты, было адресовано Е. Шаховой.

Впервые письмо это напечатано в фундаментальном биогра­фическом исследовании Л. А. Соколова «Епископ Игнатий Брянчанинов: Его жизнь, личность и морально-аскетические воззрения»[189], в комплексе писем Святителя к переводчице и ду­ховной писательнице С. И. Снессоревой под № 58, где оно неиз­менно помещалось при всех последующих переизданиях эпис­толярного наследия святителя. Автограф письма нам неизвес­тен, поэтому в настоящем издании текст его воспроизводится по первой публикации.

Благодарю Вас за прекрасные стихи [190]: не говоря уже о наруж­ной отделке, которая до мелочности изящна, в них много силы и много логики, — того и другого больше, нежели в стихах Майкова [191]. Мне понравились два стихотворения воспитанника дворянского полка Василия Пето [192]: «Молитва» и «Песня», напечатанные в «Ин­валиде» [193]. Видно дитя, виден подражатель Лермонтова, но виден вместеиистинный талант, видна необыкновеннаяглубиначувств,... какой... какой... нет ни в ком из современных поэтов. — Если вы так добры, что принимаете на себя взять заказанную для меня аптечку, то исполните это. Возьмите к ней руководство, если име­ется какое особенное.

А<рхимандрит> И<гнатий>.

Во всех переизданиях писем Святителя публикуемое письмо помещалось между его письмами к С. И. Снессоревой от 9 мая 1846 г. и 29 октября 1847 г. При отсутствии датировки оно вос­принималось читателями написанным во временном отрезке, ограниченном этими датами. Между тем указание архимандри­та Игнатия на публикацию стихотворений в газете «Русский инвалид»- за 19 марта 1854 г. дает возможность датировать пуб­ликуемое письмо с точностью до нескольких дней после выхода номера газеты, то есть последней декадой марта 1854 г.

Ссылки на периодические издания, которые регулярно про­сматривал архимандрит Игнатий, нередки в его письмах. Как правило, он делился своими впечатлениями о только что прочи­танных материалах в свежем издании, если же писал о «старых» публикациях, то обычно указывал номер издания. «Русский Ин­валид». была одной из читаемых архимандритом Игнатием газет, а в 1854 г., во время военных действий на фронтах Крымской войны, повышенный интерес к ней был вполне закономерен.

Именно началу войны посвящены стихотворения «Молитва за Царя» и «Русская песня» кадета Дворянского полка Василия Александровича Потто, в которых со всей горячностью молодо­сти звучала безграничная вера в непобедимость православного воинства. Одно из стихотворений заканчивалось словами:

Будь спокоен, Царь, за святую Русь,

Нам не в первый раз в бой за Русь идти,

Нам не в первый раз сокрушать врагов,

И теперь пойдем, с Божьей помощью,

Сокрушим врага, злого недруга,

Успокоим тебя, Царь, победами!

Высокий патриотический пафос стихотворений обратил на них внимание общества: стихотворения были перепечатаны в нескольких изданиях, а так же изданы отдельной брошюрой[194], сам же автор пожалован Высочайшим царским подарком — зо­лотыми часами с цепью[195]. Удивляет проницательность будущего Святителя, по первым произведениям увидевшего «истинный талант» и «глубину чувств, какой нет ни в ком из современных поэтов», в авторе-юноше, ставшем впоследствии выдающимся военным историком Кавказа, по праву называемым «кавказским Баяном», или «Нестором Кавказских войн».

Обратимся к личности адресата письма. Составители перво­го собрания писем Святителя могли поместить письмо без адре­сата и даты среди писем к С. И. Снессоревой потому, что оно касалось литературных тем. Между тем, анализ содержания письма показывает, что адресовать его С. И. Снессоревой пред­ставляется мало вероятным. В известных письмах архимандри­та Игнатия к С. И. Снессоревой[196], с середины 1840 г. до 1851 г. обсуждаются вопросы публикации его произведений в «Библио­теке для чтения», в чем София Ивановна была деятельной по­мощницей Святителя. Начиная с 1851 по 1862 г. публикация произведений Святителя практически прекращается, приоста­навливается и его переписка; оживает она по мере возобновления публикаций святителя Игнатия в 1862 г. и начавшейся кор­ректорской работы С. И. Снессоревой над ними. Все это время основным занятием Софии Ивановны были переводы иностран­ных романов для журналов. В своем оригинальном творчестве, начиная с 1863 г. и до конца жизни, София Ивановна обраща­лась исключительно к прозаическим жанрам: в основном это были жизнеописания[197], и поэзия никак не могла стать темой об­суждения в переписке.

27 марта 1854 г., примерно в те же дни, когда было написано рассматриваемое письмо, Архимандрит приглашает Софию Ива­новну приехать к нему совсем по другому вопросу: чтобы «про­читать ответ Нахимова» — отклик на переданную адмиралу ар­химандритом Игнатием по рекомендации Софии Ивановны ико­ну святителя Митрофана Воронежского[198]. Мы не располагаем сведениями о том, состоялась ли встреча архимандрита Игна­тия с С. И. Снессоревой, но с уверенностью можно сказать, что архимандрит Игнатий не мог обременить хронически больную немолодую женщину просьбой «взять заказанную для него ап­течку», тем более что жила она в это время в Царском селе, а не в Петербурге.

Среди творческих людей, окружавших архимандрита Игна­тия в начале 1850-х годов Е. Н. Шахова была одной из ярких фигур. Подобно тому, как будущий Святитель разглядел «глу­бину чувств» в стихотворном дебюте Василия Потто, он с пер­вой встречи увидел в молодой послушнице незаурядный талант стихотворца, и в дальнейшем старался дать ему верное духов­ное направление. Поэтому ведущей темой их общения была по­эзия и поэтические опыты самой Е. Н. Шаховой.

Публикуемое письмо написано в интонации продолжающе­гося разговора с близко знакомым человеком в ожидании ско­рой встречи, поэтому оно кратко и не столько информативно, сколько эмоционально. В нем Святитель благодарит за стихи, переданные ему, и высказывает свое мнение о них; делится впе­чатлениями о прочитанных стихах В. Потто, а также просит при­везти заказанную аптечку.

Действительно, в начале 1854 г. ухудшается состояние здоро­вья Архимандрита. Об этом он пишет, например, в письме от 4 мая 1854 г.: «...крайне изнемогаю в силах, подвергаюсь новым припадкам, каких прежде не чувствовал, и вообще чувствую особенное истощение»[199]. В этой ситуации, он в очередной раз, как, например, в Бабаевском монастыре, прибегает к различным ле­чебным средствам и советам по их применению. Обращение ар­химандрита к Е. Шаховой, как человеку достаточно близкому и гораздо моложе его по возрасту, с просьбой «привезти ему аптечку» было вполне естественно.

Дата добавления: 2015-06-04