ПЯТНИЦА 2 страница

После кофе и рогаликов они выбрались из «Греческого уголка» и пошли в городской сад, который тянулся вдоль Седьмой авеню.

— Куда ты пойдешь отсюда? — спросил Джек, когда они пробирались сквозь листву.

Вдоль обочины стояли горшки с разнообразной зеленью — от гевей и огромных папоротников до маленьких королевских пальм. На переднем плане бушевало разноцветье красок — красных, желтых, синих, пурпурных, — а за ними, еле просвечиваясь сквозь запотевшее стекло, лежал ярко-зеленый кусочек влажных джунглей.

На прошлой неделе Кейт сорвала бы несколько цветов для квартиры, но только не сегодня… у нее было не то настроение, чтобы заниматься цветами.

— Через два года, когда Лиззи кончит колледж, я все расскажу детям и Рону. После этого новости быстро дойдут до моих пациентов, и ты понимаешь, что начнется. Добрая часть их отшатнется от меня. Трентон, может быть, и столица штата, но по сути это маленький городок. Люди решат, что им не стоит поручать своих детей, особенно девочек, педиатру-лесбиянке. Тем более, что в том же заведении есть еще пять нормальных врачей. И к тому же мои коллеги вряд ли обрадуются.

— Так переезжай в Нью-Йорк, — сказал Джек, кладя ей руку на плечо. — Тут есть масса детей, родителей которых не волнует, как ты проводишь свое свободное время. Здорово будет жить рядом с тобой.

Она прислонилась к нему:

— Ты не представляешь, как я ценю возможность вот так поговорить с тобой. Прости, что так все получилось. Пойми меня: любовь, которая не осмеливалась заявить о себе, невозможно заставить замолчать. Но я так долго все таила в себе, что сейчас чувствую себя… такой одинокой.

— Но ведь у вас с Жаннет должны быть друзья. Я знаю, что тут есть большое сообщество геев…

— Да, но я сорокачетырехлетняя баба, которая не вписывается в их компанию. Рядом с юными лесбиянками, с девицами двадцати с чем-то лет, которые еще подростками занимались этим, я чувствую себя отверженной, парией. Они считают, что мы не из их компании, и всем, кому это не нравится, говорят: а пошел ты на…

— Куда? — улыбнулся Джек. Ты сказала: «Пошел на…»

— Мне всегда было трудно произносить эти слова.

— Потому что ты нормальный человек. И всегда была им.

Кейт вздохнула. Это правда. Она не выносила ругательств.

— Во многих смыслах я и остаюсь нормальным человеком. Нормальная лесбиянка — можешь ты представить такое? Ходячая нелепица, оксюморон. Родилась нормальной, и обречена на смерть из-за своей убийственной нормальности. Я всегда старалась быть хорошим примером — для тебя, когда ты рос, а потом для Кевина и Лиз.

— Что у тебя и получалось, — мягко сказал он. — И вижу, что и сейчас получается.

— Я не хочу ни менять мир, ни вступать в какое-то движение. Просто я хочу быть сама собой. Мне понадобилось так много времени и стараний, чтобы понять это, что сейчас я хочу только расслабиться и отдохнуть. И пока рядом есть Жаннет, меня совершенно не волнует, что думают другие. Мы уже не в том возрасте, чтобы красоваться в гей-клубах; мы лишь раз как-то выбрались пообедать, но большей частью мы сами готовим и радуемся возможности побыть наедине.

— Когда не приходится специально одеваться и выбираться в город, чувствуя себя как в фильме с Марлоном Брандо «Дикарь»?

— Чувствовать себя симпатичной лесбиянкой — этого более чем достаточно в моем наборе отклонений.

— Кончай говорить о своих отклонениях.

— Я имею в виду несоответствия норме. Это то, чем мы, ненормальные, занимаемся.

— Тут уж с твоими эмоциями ничего не поделаешь. Но если ты никому не приносишь вреда…

— По крайней мере, пока этого не случалось. Но когда наконец я все расскажу… кто знает? — Кейт покачала головой. — Все это из-за хромосомы… одной проклятой хромосомы.

— То есть имеется такой ген?

— Может быть. Но я говорю об Y-хромосоме, о той самой, которая делает тебя мужчиной. У нас, женщин, две Х-хромосомы, но если бы я могла поменять одну из них, сменить X на Y, мои чувства к Жаннет можно было бы считать совершенно нормальными.

Джек тихо присвистнул:

— Господи Иисусе. По-твоему, вот из-за чего вся эта неразбериха?

— Именно. Всего одна хромосома. С ней я не мучилась бы этими жуткими страхами, не боялась бы, что люди узнают.

Он потряс ее за плечо.

— Подумай вот о чем. Ты собираешься рассказать и отцу?

Кейт поежилась. Она не представляла, как отреагирует отец. Она любила его. Они всегда были близки, но это ей и в голову не приходило. В его мире не было лесбиянок. Какими словами может она поведать, что его единственная дочь — одна из них?

— Я еще не решила — рассказать ли ему до детей или после. Но в любом случае ты понимаешь, как его это потрясет.

— Расстроится или полезет на стенку? Засмеявшись, Кейт обняла Джека.

— И то и другое.

Она полюбила нового Джека. От него шло ощущение силы и удачи. До чего чудесно быть рядом с ним. Все становится легко и просто.

Оглядевшись, Кейт поняла, что они вернулись к «Арсли». Она слегка боялась подниматься наверх и встречаться лицом к лицу с Жаннет. Какая она сегодня?

— Хочешь, я поднимусь с тобой? — спросил Джек.

Он что, читает мысли?

— Я не против.

Она открыла входную дверь, но остановила Джека в холле. Он должен совершенно четко понять одну вещь.

— Никто не должен знать, о чем мы говорили с тобой, Джек. Никто — пока и Кевину, и Лиз не исполнится восемнадцать лет. Это нужно не столько мне, сколько им.

— О'кей, конечно, но…

— Никаких но, Джек. Рон ничего не знает, и я даже не догадываюсь, как он отреагирует. Он хороший человек, я думаю, он все поймет, но ничего нельзя знать заранее. Если он решит, что его мужское начало потерпело урон, он может попытаться воздействовать на меня через детей. Пока мы совместно воспитываем их, но он может подать в суд — мол, я лесбиянка и не могу быть матерью…

— Не может быть.

— Это случается сплошь и рядом, Джек. Суды непримиримо относятся к лесбиянкам. Но если даже Рон смирится, как насчет Кевина и Лиз? Новость мгновенно распространится по школе, а ты же знаешь, как жестоки могут быть дети. Юность — вообще нелегкий период. И я не могу увеличивать груз, который лежит на них. Когда они оба будут в колледже, я сяду с ними и все им расскажу. До той поры я должна буду молчать. Как и ты.

— Я? — удивился он. — Что за?..

— Да, ты. Ты, как и я, ведешь двойную жизнь. На людях у тебя одно лицо, но есть и другое — облик того самого Наладчика Джека, который ты скрывал все эти годы от отца, от Тома, от меня и, уверена, от полиции, потому что ясно как день — кое-что из твоих дел далеко от законности. И у тебя есть свои тайны, Джек.

Он посмотрел на нее и кивнул.

— Никогда об этом не думал, но, скорее всего, так и есть. Если не считать, что я всегда остаюсь самим собой. Всегда.

— Расскажи мне о себе.

Он покачал головой, поднял руку и показал ей кончик мизинца:

— Я чуть приоткрыл дверь, но ты и через щель увидела довольно много. Остальное пусть остается внутри.

— Почему?

— Потому что путь ко мне куда длиннее и темнее, чем к тебе.

Она ожидала увидеть печаль в его глазах, но они были спокойны и невозмутимы. Он сделал свой выбор. И жил с ним.

Так же, как она жила со своим.

Когда Джек и Кейт вошли, Жаннет не было видно.

— Может, она еще спит, — сказала Кейт. Джек надеялся, что нет. Перед тем как оставить женщин наедине, он хотел проверить, в каком состоянии Жаннет. Кроме того, надо было еще раз присмотреться к человеку, который так много значил в жизни его сестры. Джек ничего не мог поделать с собой, но теперь он смотрел на Жаннет по-другому. Она больше не была лишь подругой Кейт. Она была ее любовницей.

— Кто спит? — спросила Жаннет, с кружкой в руке выходя из комнаты.

На ней был свитерок и короткие обрезанные шорты. Красивые ноги. Великолепные мышцы. Явно качается.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила Кейт. Жаннет просияла.

— Абсолютно великолепно. А как ты? И Джек тут. Рада новой встрече. А вы-то как?

Глянув на Кейт, Джек увидел тонкую полоску ее сжатых губ и понял, как она себя чувствует. Они оказались в обществе Мэри Поппинс, говорившей без акцента.

— Прекрасно, — буркнул Джек. — Мы прошлись и поболтали.

— С Джеком я забываю обо всем, — сказала Кейт. — Он знает все и вся.

Жаннет скользнула на кухню.

— Вот и прекрасно. — Она поставила свою чашку в микроволновку и принялась нажимать кнопки. — Только все это не важно.

Кейт ошеломленно взглянула на нее:

— Что ты имеешь в виду?

— О, ровным счетом ничего. — Она расплылась в улыбке. — И в то же время все.

Жаннет нажала кнопку «пуск», и улыбка сползла с ее лица. Оно оплыло, и, глядя в одну точку, Жаннет судорожно сглотнула.

— Жаннет? — кинулась к ней Кейт.

Жаннет начала что-то бормотать, медленно и трудно выталкивая слова, как пробку из бутылки:

— Кейт… я… мы… нет… Кейт… со мной покончено. Я больше не могу… держаться…

И тут микроволновка звякнула и отключилась. Жаннет моргнула, и улыбка вернулась на лицо так же неожиданно, как и исчезла.

— Что случилось? — спросила она. — Что вы так смотрите?

— На тебя снова нашло затмение, — сказала Кейт.

— Что за глупости. — Она вынула чашку из микроволновки и сделала глоток. — М-м-м…

— Жаннет… — начала Кейт, когда та попыталась проскочить мимо нее из кухни, но Жаннет прервала ее:

— У тебя есть какие-то планы на сегодня, Кейт? — Она шлепнулась в кресло-качалку и улыбнулась.

Пока Кейт пыталась в очередной раз убедить Жаннет встретиться с доктором Филдингом, Джек рассматривал микроволновку. Он не был уверен, но вроде помнил, что на Жаннет нашло «затмение» прошлым вечером, когда Кейт подогревала подливку из авокадо. И теперь снова — пока она разогревала свой кофе.

Может ли микроволновка быть причиной таких «затмений»? Он не так много знает о них, но если людям с сердечными стимуляторами советуют держаться от них подальше, какие еще штуки они могут выкинуть?

— Никто не против, если я себе сделаю чашку кофе? — произнес он во всеуслышание.

Кейт удивленно посмотрела на него, и он понял ее мысль: не много ли ему будет после того количества кофе, что он выпил в «Греческом уголке»?

Но Жаннет сказала:

— Конечно, будьте как дома.

Найдя кружку, он наполнил ее водой и поставил внутрь печки, что дало ему возможность осмотреть ее. Он заметил, что дверца на петлях расшатана, и нашел трещину в правом нижнем углу застекления. Не падала ли она когда-нибудь?

Прикрыв дверцу, он поставил таймер на пять минут и нажал «пуск». Когда микроволновка зажужжала, Джек повернулся к Жаннет.

Ничего. Она продолжала сидеть в передней комнате, поднося чашку к губам и отрицательно мотая головой в ответ на все предложения Кейт.

Его теория вроде несостоятельна.

Но подождите. Оба раза Жаннет находилась на кухне. Решающим фактором может быть расстояние.

Щелчок на кнопке «пуск».

— Что-то тут не в порядке, — пробормотал Джек. — Микроволновка дает сбои.

— Порой неплотно прикрывается дверца, — сказала Жаннет. — Убедитесь, что она плотно закрыта.

Джек изобразил, что он открывает и закрывает дверцу, и сделал вид, что нажимает «пуск».

— Ничего. Все еще не запускается.

— Ох уж эти мужчины! — фыркнула Жаннет и поднялась с качалки. — Вы годитесь только для одного дела.

Джек отступил в сторону, подпуская ее к микроволновке.

— И для какого же?

— Для продолжения рода.

Странные слова из уст лесбиянки. Разве производитель не считается в среде геев оскорбительным выражением?

Он смотрел, как Жаннет нажимает кнопку «пуск».

Она выронила чашку, облив лодыжку Джека горячим кофе, на лице ее появилось то же самое оплывшее выражение, и она снова стала бормотать:

— Нет… да… это поможет… кто вы…

— Жаннет! — вскрикнула Кейт, кидаясь в кухню. — Это снова начинается!

— Спокойно, Кейт.

Она схватила Жаннет за руку.

— Что происходит?

— Это микроволновка. Похоже, она оказывает на нее какое-то воздействие.

— Так выключи ее!

— Нет, — выдохнула Жаннет. — Оставьте… ее.

— Послушайся ее, Кейт. Воздействие положительное. Словно оно снимает какое-то заклятье, под которым она находится.

— Вирус, — сказала Жаннет. — Это вирус…

— При чем тут вирус? — Кейт схватила Жаннет за плечи и мягко развернула лицом к себе. — Расскажи мне.

Джек сделал шаг назад. Три человека на маленькой кухне полностью исчерпали предел ее вместимости. Пусть разбирается Кейт. Она же врач.

Интонация Жаннет изменилась — голос тот же самый, но вдруг он стал более решительным.

— Мы не хотим говорить об этом.

— Что это значит — «мы»? Голос вновь задрожал.

— Это не я… не слушай их. Это вирус… изменил нас.

— Как изменил?

— Мой мозг… наши мозги… достигли критической массы… — Голос вновь изменился. — Нет! Мы не будем говорить об этом!

Жаннет с силой зажмурила глаза. Похоже, она делала героическое усилие, чтобы сохранить контроль над собой. Это могло выглядеть забавно на сцене или в комедийном выступлении, когда кто-то делает пародию на фильм ужасов, изображая, как демоническое присутствие сказывается на всех окружающих, но Жаннет была вся залита испариной от страха, — и вот она-то была совершенно реальной. Джек чувствовал, как какая-то личность неотступно держит ее, вцепившись когтями, и всем сердцем сочувствовал ей. Он хотел помочь ей, но не имел представления, как это сделать.

— Скажи мне, Жаннет! — потребовала Кейт. — Что с тобой происходит?

— Меня пожирают… пожирают живьем. Каждую минуту… каждую секунду… меня все меньше… их все больше.

— Жаннет, это похоже на… Микроволновка звякнула. Жаннет оцепенела и моргнула.

Проклятье! Джек быстро обогнул Кейт, поставил таймер на десять минут и снова запустил его.

— Е pluribus unum! E pluribus unum! E pluribus unum!..[15]

Она продолжала повторять эту фразу, и Джек не мог понять, какую из Жаннет он видит перед собой. Слова эти походили на молитву, на мантру — нечто, что можно повторять раз за разом, чтобы заглушить какие-то звуки или отогнать пугающую мысль.

— Жаннет! — Кейт трясла ее за плечи. — Жаннет, прекрати и слушай меня!

Но она продолжала гудеть все ту же фразу. И тут Джек повернулся на звук открывающейся двери и увидел, как в комнату ворвался Холдсток.

— Что здесь происходит? — вскричал толстячок. На нем был серый костюм-тройка; лицо раскраснелось и вспотело, словно он бежал. — Что вы с ней Делаете?

— Эй-эй! — сказал Джек, вытянув руку и преградив ему дорогу. — Откуда вы свалились?

— У меня постоянное приглашение, — выдохнул Холдсток и показал ключ. — Видите? Не сомневаюсь, у вас такого нет.

Он попытался скользнуть мимо Джека, но тот не собирался пропускать его и схватил за лацканы пиджака.

— Спокойнее, приятель. Стой, где стоишь.

А за спиной Джека продолжался монотонный речитатив «е pluribus unum».

— Уберите от меня руки! И перестаньте мучить эту женщину, а то я вызову полицию!

— Неужто? — хмыкнул Джек. — Интересно.

Но он принял во внимание угрозу. Меньше всего он хотел увидеть в дверях пару копов.

— Пропустите меня к ней! Пожалуйста!

— Пусти его, Джек, — попросила Кейт. — Может, он объяснит, что происходит.

Джек отпустил Холдстока, который кинулся к Жаннет.

— Послушайте ее, — сказала Кейт, когда Холдсток приблизился. — Вы хоть понимаете, что все это значит?

— Конечно, — бросил он, но вместо объяснения проскочил мимо Кейт и сразу же выключил микроволновку.

— Эй! — вскинулся Джек, когда речитатив смолк. Жаннет повисла на Кейт, но тут же выпрямилась и оттолкнулась от нее.

— Что?.. Где?..

— Все в порядке, дорогая, — сказал Холдсток, выводя ее из кухни. — Я здесь.

— Ну-ка, уберите от нее руки, — приказал Джек.

— Убрать ли от тебя руки, Жаннет? — спросил Холдсток.

— Нет. Конечно нет.

— Ты пойдешь со мной, — сказал он, подталкивая ее к дверям. — Тебе вредно здесь находиться.

— Не так быстро, — прищурился Джек, преграждая им путь.

Жаннет уставилась на Джека.

— Ты! Ты враг! Ты зло! Вон из моего дома!

— Жаннет! — взмолилась Кейт. — Прошу тебя!

— Я хочу, чтобы ты осталась, — произнесла она, не отводя взгляда от Джека, — но если твой брат еще будет здесь, когда я вернусь, то вызову полицию.

Джек не сдвинулся с места. Интуиция говорила ему, что он не должен отпускать Жаннет — для ее же блага, — но если она настаивает, что хочет уйти, он понимал, что выбора у него нет. Придется отпустить ее.

Он неохотно отступил в сторону. Но лишь немного. Чтобы дать им протиснуться.

Когда Холдсток, положив руку Жаннет на плечо, двинулся к дверям, Джек почувствовал, как что-то острое оцарапало ему тыльную сторону ладони. Посмотрев, он увидел отчетливую царапину. Откуда она взялась? Рука Холдстока, когда он проходил мимо, была в кармане пиджака.

Он пожал плечами. Ничего серьезного. Скорее всего, след от булавки, которой была приколота квитанция из химчистки. Чуть-чуть кровоточит.

Он повернулся к Кейт и увидел, что та продолжает стоять на кухне с растерянным и смущенным выражением лица.

— Что тут произошло? — спросила она.

— Будь я проклят, если понимаю. Ты же доктор. Тебе доводилось видеть что-то подобное?

— Никогда.

— Должно быть, это в самом деле микроволновка. Но я знаю о ее работе столько же, сколько о ядерной физике.

— Я знаю, они что-то излучают — неионизированную радиацию. Она зависит от длины волны и используется где угодно — от радаров и мобильных телефонов до приготовления пищи. Но я не могу поверить, что Жаннет так меняется, стоит только ей включить микроволновку.

Джек взял руку Кейт и заставил ее провести пальцами по трещине в дверце духовки.

— Похоже, она протекает.

Кейт помотала головой:

— Я все же не понимаю…

— Я могу составить целый список того, чего и сам здесь не понимаю. И всюду торчит Холдсток. Ты рассказывала, что он появился сразу же после того, как Жаннет в первый раз изменилась, так? И теперь он снова выскочил на сцену. Тебе не кажется ли, что он насовал сюда жучков?

Кейт потерла предплечье.

— Не говори так. Я читала статью, как люди заболевали, когда подвергались облучению неисправными микроволновками.

— Пару месяцев назад я провел весь уик-энд в компании параноиков, которые рассказывали о жутких событиях. Среди них были истории, как КГБ и ЦРУ используют микроволновки для контроля над мозгами. Но может, они были не такими уж параноиками.

— От твоих слов у меня мурашки по коже.

— А что там она говорила о вирусе, который действует ей на мозги? Как по-твоему, это возможно?

У Кейт был жалкий вид.

— Джек, я не знаю. Вроде этого не может быть. Это же аденовирус. Даже если он мутирует… я не могу представить, что аденовирус в состоянии влиять на чей-то мозг.

Микроволновки, многообразие личностей, вирусы с их мутациями — Джеку казалось, что он сорвался с уступа и погружается в подводный каньон.

— Может, я ошибаюсь, но думаю, что надо выходить на Филдинга. Не знаю, как тебе, но мне это не по плечу. Не моя лига. Может, тебе удастся с ним договориться.

— Сейчас же займусь этим.

— А пока ты будешь вести с ним медицинские разговоры, я тоже кое-куда сбегаю. Когда вернусь, не знаю.

У Джека была идея, которую он хотел проверить. Но первым делом ему нужно было обзавестись кое-каким инструментом.

Сэнди сидел за своим столом. У него кружилась голова. Должно быть, это утро было величайшим в его жизни. Он все еще не мог поверить в тот прием, который ему устроили два часа назад, когда он вошел, — поднявшись, ему все аплодировали, издавая радостные вопли. Джордж Мешке встретил его на полпути, чтобы пожать руку, и сказал, что его номер — да, они так и говорят, что это его номер, — был распродан по всему городу.

И теперь еще автоответчик. Он только что прокрутил последнее из девяти посланий. Люди, о которых он не слышал годами — бывший сосед на съемной квартире, давний соученик, даже один из профессоров с факультета журналистики, — все звонили, чтобы поздравить его. Что дальше?

— Привет, Сэнди.

Он поднял глаза и невольно моргнул. Патрисия Роулинсон из отдела культуры, силиконовая блондинка с неизменным загаром. Конечно, она ломака и врунья, но в этом цветастом платье она была сущей куколкой.

Сэнди замялся с ответом.

— Ох… ну да, привет.

— Блистательно.

В прошлом, когда он с ней здоровался, она всегда смотрела на него как на пустое место. В такие минуты он чувствовал себя Рольфом Эллисоном в роли человека-невидимки. А сегодня она сама подошла к нему. Доставила свое роскошное тело в его закуток и заговорила с ним. Даже назвала по имени.

— Я просто хотела сказать, как мне понравилось твое интервью со Спасителем. Запомнила его дословно. Должно быть, говорить с ним было таким волнующим переживанием.

— Так и было. — Только, ради бога, не брякни какую-нибудь глупость, сказал он себе. — О таком моменте мечтает каждый журналист.

— Когда-нибудь ты обязательно мне все расскажешь.

— С удовольствием.

— Звякни, когда будешь свободен.

И с этими словами она, покачивая бедрами, удалилась. Сэнди с трудом подавил желание высунуть голову из ниши и проводить ее взглядом, что он не раз делал в прошлом. Теперь он был выше этого.

— Убеди меня, что я только что слышал не голос Патрисии, — откуда-то с дальнего конца обратился к нему Покорны.

— Ее, приятель. Можешь не сомневаться. Покорны застонал:

— Остается лишь покончить с собой.

Что может быть лучше, чем сегодняшний день, улыбаясь, подумал Сэнди.

Сплошное опьянение. Как наркотик. И он уже привыкает к нему. Он не хочет, чтобы это опьянение проходило. Не может этого позволить. Ему нужно еще больше. Чтобы оно постоянно присутствовало.

Но что дальше? Он не может допустить, чтобы это стало пиком его карьеры, — пойдут разговоры, что после такого взлета он быстро пошел вниз! Он должен выдать еще что-то такое же. Или еще лучше. Но единственным, что, по его мнению, отвечало этому замыслу, могло стать лишь еще одно интервью со Спасителем.

Но что еще осталось недосказанным? Перелопачивать старый материал… нет, это не пойдет.

А что, если я переосмыслю его, подумал он.

Он подозревал, что кое-какие подробности были враньем. Чем больше он думал на эту тему, тем увереннее считал, что Спаситель не занимался тайной работой на правительство. Это было бы слишком уж романтично, слишком напоминало Голливуд.

Но какие другие причины могли остановить его, заставить отказаться от звания героя?

И тут он вспомнил прежний разговор с Бет. Конечно, в ее обществе он витал в облаках, но…

Сэнди хлопнул руками по столу. Господи, держу пари, что так и есть! У этого человека уголовное прошлое. Он беглец! Что-то вроде преступника, на арест которого уже выдан ордер. Вот поэтому он и вооружен!

Вот что ему теперь надо сделать: найти Спасителя и поговорить с ним о его преступлении. Может, он невинная жертва. Или в бегах из-за преступления, которого не совершал…

Нет. Стоп. Тебя снова тянет в Голливуд.

Может, он совершил всего одно преступление и, возможно, в целом он хороший человек. В том поезде он конечно же вел себя совершенно правильно. Может быть…

И когда все сошлось воедино, Сэнди вскочил, хватая ртом воздух, как рыба, вытащенная из воды. Он все понял! Идея просто сказочная.

Он выудил из кармана клочок бумаги — номер телефона, который ему дал Спаситель. Но, потянувшись к телефону, замер.

Нет. Отсюда никаких звонков. Где-то внутри он не сомневался, что все исходящие номера фиксируются. Лучше таксофон.

Сэнди выскочил на улицу. Его буквально жгло. Сейчас на нем лежала ответственная задача. Он собирается сделать нечто потрясающее, он наконец расплатится с этим загадочным человеком за спасение своей жизни. Сколько говорилось, что журналистика должна защищать! Он сделает классный ход, и его материалы не будут звучать как сводка погоды. Конечно, не каждый из них — текучка требует своего, — но он-то будет творить журналистику будущего века!

Сможет ли он дотянуться до Пулицеровской премии?

Джек прошелся по всем магазинам и их закромам и, наконец, в «Домашнем волшебнике» нашел то, что хотел. Возвращаясь к квартире Жаннет, он остановился у таксофона, чтобы проверить автоответчик. Услышав голос Сэнди Палмера, он громко застонал.

— Доброе утро, Джек. Я предполагаю, что это ваше настоящее имя.

Джек? Откуда он узнал?..

И тут Джек вспомнил: он же сам записал на автоответчике: «Это Джек…» О чем начисто забыл. Впрочем, не важно.

Палмер так и так решит, что имя ненастоящее.

— Послушайте, мы должны еще раз поговорить. Мне пришла идея, которая может изменить всю вашу жизнь. Нам необходимо встретиться. Только не отказывайтесь, ибо то, что я собираюсь сказать вам, жизненно важно. Еще одна причина, по которой вам не стоит отказываться, — у меня остался рисунок. Только не ругайте меня. Я не хочу, чтобы вы думали, будто я пытаюсь шантажировать вас, но совершенно уверен, что вы не были полностью искренни со мной в тот день — то есть когда шла речь о вашем прошлом, — так что я не чувствую себя связанным нашим маленьким соглашением и не стал уничтожать рисунок. Но давайте забудем прошлое, и все выясним во время нашей короткой встречи. Позвоните и сообщите мне, где и когда. И верьте мне, Джек, или как там ваше имя, вы будете очень обрадованы.

Он оставил номер и свой добавочный в газете.

Джек с грохотом швырнул трубку. Значит, все снова. И снова.

Я не хочу, чтобы вы думали, будто я пытаюсь шантажировать вас…

А что же еще я должен думать, ты, паршивое маленькое отродье?

Он испытывал настоятельное желание почувствовать в руках тонкую, как карандашик, шейку Палмера и сжать пальцы…

Успокойся. Шаг назад. Посмотри на ситуацию по-другому…

Да, мальчишку прикончить нетрудно. Но Джек не увидел в этом простого и легкого выхода из ситуации. Все козыри на руках у Палмера. Джеку приходится играть по его правилам. Пока.

Он позвонил ему. Пришлось сделать немалое усилие, чтобы голос звучал ровно и спокойно, когда он говорил с автоответчиком.

— На том же месте. В полдень. И повесил трубку.

Когда он добрался до квартиры Жаннет, то уже немного успокоился, но продолжал кипеть, как кастрюля с водой на медленном огне.

Едва только взглянув на него, Кейт спросила:

— Что случилось?

— Ничего особенного.

— Не хочешь поделиться?

Джек едва не поддался искушению все рассказать ей, но решил воздержаться. Чем меньше людей знает, тем лучше.

— Все будет хорошо. Но спасибо. — Он открыл купленный в «Волшебнике» чемоданчик и вытащил маленькую белую коробочку. — Смотри. Тестер для микроволновых печек.

Он поставил таймер духовки на пять минут, включил ее и провел маленьким тестером по краям дверцы. Индикатор сразу же стал мигать красным и буквально раскалился, когда он поднес тестер к нижнему правому краю духовки с треснувшим стеклом.

— Все подтверждается. Вот откуда идет утечка. — Он отключил таймер. — Насколько это может быть опасно?

— Пока тебя не было, я открыла компьютер Жаннет.

— Я-то думал, что врач должен все знать о микроволновках.

— Откуда? На практике мне не приходилось пользоваться радаром.

— Радаром?

— Духовки таких первых печек шли по разряду Радаров. Микроволновый диапазон — это радиочастота излучения. По спектру частот где-то ниже инфракрасного и выше ультракороткого.

Для Джека это ничего не значило.

— Я знаю, что они используются в сотовых телефонах. Но какое у них негативное воздействие — кроме опухолей мозга?

— Этот фактор никогда не был доказан, и вообще это довольно сомнительно, поскольку радиация не обладает ионизирующим эффектом. Основной фактор воздействия — это жар. Тот человек, который открыл, что микроволновка действует на разных частотах, на самом деле искал новое применение радара — а у него расплавился леденец в кармане рубашки.

— Самое время заорать «эврика!».

— Пожалуй. Принцип работы в том, что микроволновка вызывает вибрации молекул воды, создавая тепло. Мощность передатчика и волновая частота определяют глубину проникновения и количество произведенного тепла. Из задокументированных отрицательных воздействий на человека лучше всего известны катаракты и стерилизация тестикул.

На всякий случай Джек отошел подальше от печки.

— И никаких опухолей мозга?

— Ни одной. Но в ходе поиска я наткнулась на описание воздействия на центральную нервную систему — от потери памяти до контроля над мышлением. Но не знаю, насколько это соответствует действительности.

— То есть, если этот вирус оказывает воздействие на мозг Жаннет…

— Который является сердцем центральной нервной системы…

— …может, это излучение подавляет и разрушает его.

— Но как же Холдсток? Он тоже получил свою дозу вируса, но прямиком направился к печке и выключил ее.

— Верно. Я и забыл. Проклятье. Эта теория не годится.

— Во всяком случае, она явно притянута за уши.

— Чего только в наши дни не притягивают за уши, — сказал он, вспоминая о событиях последних двух месяцев. — И помни, это не моя идея, что, мол, вирус берет верх, а Жаннет.

Дата добавления: 2015-06-04