Наши и не наши привычки

И. Прусс

Врезка

Социологи провели международное исследова­ние, результаты которого позволили судить, что ценят россияне и американцы, и пришли к выво­ду, что наши ценности совпадают самым удиви­тельным образом. По данным того же исследова­ния мы можем сравнить и повседневные занятия, и даже повседневную еду населения двух стран, и, думаю, мы удивимся еще больше. Все-таки одно — ценности, совсем иное — быт, повседнев­ные занятия: уж тут и национальные привычки, и уровень богатства должны проступить со всей ясностью. Ан нет.

В повседневных занятиях «у россиян и американ­цев гораздо больше общего, чем в их ценностях». И те, и другие больше всего проводят время с се­мьей и смотрят телевизор. Третье по распростра­ненности занятие россиян — приготовление еды — американцы отодвигают на четвертое мес­то, вперед пропустив слушание музыки по радио (вообще-то одно с другим легко совмещается). На четвертом месте у россиян — работа в саду,

в огороде, у американцев это занятие аж на 17-м месте (хотя, кажется, во всех американских де­тективах фигурируют аккуратные коттеджи с обязательными палисадниками, копаясь в кото­рых, домохозяйки бдительно следят за убийца­ми — если дело не происходит в Нью-Йорке, ра­зумеется). Пятое и шестое занятия опять совпа­дают: встречи с друзьями и чтение. На седьмом месте у россиян покупки в магазинах (у американ­цев — 13-е). Дальше опять одно и тоже: музыка с пленок и дисков.

Различие, как и с ценностями, скорее не в том, чем люди занимаются, сколько в том, как они это делают: досуг американцев более разнооб­разен за счет того, что темп жизни убыстрен и в сутки влезает больше занятий. Это не хорошо и не плохо, точнее, в чем-то хорошо, а в чем-то — не очень, поскольку, например, чтение — занятие в принципе неторопливое и от спрессо-ванности времени оно страдает одно из первых. Кстати, тут впервые ясно обнаруживается зави­симость образа жизни от уровня доходов: чем он выше у россиян, тем их досуг становится раз-

В любой культуре мы сталкиваемся с ритуалами, которые составляют ансамбль привычных действий. Иногда они образуют сложнейшие подси­стемы, охватывающие целую сферу деятельности. Скажем, культ мертвых

в Древнем Египте охватывал комп­лекс «смерть — мертвые тела — души умерших», имевший и «духовную», и вполне материальную стороны. Он составлял важную часть экономики, он требовал бюрократического уп­равления¹⁹.

Не только культура, но и соци­альная жизнь подчиняются привыч­ным правилам, и если они перестанут существовать, то общество развалит­ся. Важны даже внешние формы: статус некоторых групп зависит от их тра­диционного одеяния (у врачей, военных, судей).

Хотя привычки и обычаи часто являются закрепившимся в результате долгого повторения целерациональным действием, с момента своей инсти-туционализации они переходят в сферу традиционного действия.

Пожатие обнаженной руки или приподнимание шляпы при встрече ныне являются стереотипными действиями традиционного ритуала приветствия. Но возникли они в эпоху средневековья из целерационального поведения рыцарей, таким способом демонстрировавших сопернику или окружающим людям открытость своих замыслов: я обнажен и без шлема, следовательно, у меня мирные замыслы.

Наши обычаи закрепили древние формы поведения, в частности, инсти­тут разделения труда возник из ритуального поведения.

нообразнее, к обычным занятиям прибавляются новые развлечения, больше времени они начина­ют уделять спортивным занятиям — но читают меньше и меньше проводят времени с семьей. Интересно: отличающая американцев от нас при­вычка изо дня в день оказывать помощь другим (на добровольных или, как сказали бы у нас, на общественных началах) с ростом благососто­яния у россиян все равно не появляется в спис­ке повседневных занятий. Примерно то же самое с едой: нас и тут отлича­ет не что, а как. Привычный образ русского, на­легающего на картошку и макароны, оказывает­ся, не соответствует действительности — точ­нее, не такая уж тут разница между нами и «цивилизованным человечеством». Пожалуй­ста: из продуктов и мы, и они чаще всего едим хлеб; у нас на втором месте картофель, но у них он на четвертом месте, свежие овощи у аме­риканцев на втором, у нас — на пятом месте. Не­совпадение всерьез произошло, пожалуй, толь­ко с домашним супом, занявшим у нас третье,

а у них двадцать третье место, и с фруктами, вышедшими у них на третье, а у нас — на четыр­надцатое место. У нас на четвертом месте яйца — у них на одиннадцатом, зато птица у них на пятом, у нас — на девятом. И опять: дело не в противостоянии супа гамбур­герам, а в том, что пища американцев суще­ственно разнообразнее, чем наша. Поэтому в ис­следовании у американцев не обнаружилось ясно выраженных предпочтений в еде, множе­ство продуктов по частоте упоминаний располо­жилось близко-близко друг к другу в диапазоне 40-44%, у нас же после первой тройки «хлеб — картофель — суп» идет обрыв и следующая группа «яйца — свежие овощи — макароны — рыба» возникает уже в диапазоне 30-39 %. В безалкогольных напитках мы в отличие от аме­риканцев, проявили явную склонность к тонизи­рующему: на первое место вышел, разумеется, чай, на третье — растворимый кофе (у американ­цев соответственно седьмое и одиннадцатое, американцы предпочитают молотый сваренный

¹⁹ Руткевич A.M. Теория институтов А. Гелена (www.philosophy.ru).

Когда в обществе значительно сужается сфера привычного поведения, например область законов или формальных правил, либо индивиды пере­стают их уважать, чтить или подчиняться, так же стремительно расширяет­ся сфера инстинктивного поведения, в том числе агрессивно-разрушитель­ного. Место мирной консолидации народа заступает разрушительная враж­да. По существу, речь идет о социально-психологической и социокультурной платформе возникновения аномии.

Дата добавления: 2015-06-04