Рента, антирента, квазирента в глобально-цивилизационном измерении 7 страница

Изъятие экологической антиренты имеет и позитивную стиму­лирующую функцию, которая роднит ее с экологической рентой и побуждает к эффективным инновациям в этой сфере, поскольку дает общественно признанную границу для расчета эффективности экологических инноваций и инвестиций. Следовательно, работая в паре, в тесном единстве, эти две взаимосвязанные экономические категории дополняют друг друга, являясь краеугольными камнями ноосферного экономического механизма, действующего на националь­ном и глобальном уровнях и оптимально сочетающего государствен­ное (и межгосударственное) экологическое регулирование в интересах настоящего и будущих поколений и рыночные начала, создающие реальный эколого-экономический интерес у товаропроизводителей.

Более того, можно сформулировать постулат, что умелое при­менение этих двух категорий в их единстве в наибольшей мере от­вечает законам рынка, так как выравнивает экономические условия конкуренции предпринимателей, в неодинаковой степени исполь­зующих экологический фактор, поощряя дополнительной прибы­лью (экологической рентой) активных инноваторов и наказывая экологической антирентой дельцов, стремящихся к недобросовест­ной конкуренции и получению сверхприбыли за счет хищнического использования природных ресурсов и сверхнормативного загряз­нения окружающей среды. Тем самым указанные категории служат интересам не только экологического, но и экономического, техно­логического и социального прогресса.

Еще раз стоит подчеркнуть, что возникновение этих категорий не было случайностью, выдумкой ревностных экологов и потянув­шихся за ними экономистов. В основе этих категорий лежат два объективно обусловленных, общепризнанных факта, а точнее - яр­ко выраженные тенденции конца XX—начала XXI столетия: во-первых, достигшее критического уровня истощение ряда природных ресурсов и загрязнение окружающей среды, что вызывает угрозу изменения климата Земли и череды экокатастроф, особенно в густо­населенных регионах планеты; во-вторых, быстро нарастающая глобализация, осуществляемая в ее нынешней модели в интересах ТНК, что углубляет пропасть между богатыми и бедными странами, таит угрозу самоубийственного столкновения цивилизаций. Смяг­чить эти узловые противоречия XXI в., предупредить глобальную экокатастрофу, обеспечить реализацию принципов устойчивого

развития в планетарных масштабах возможно, перейдя от деклара­ций и патетических призывов алярмистов, разрозненных акций «зеленых» к практическим действиям по выработке и реализации такого экономического механизма, который делал бы невыгодным для каждого агента рынка расточительное отношение к природным богатствам и загрязнение среды, побуждал к экологическим иннова­циям, к учету интересов будущих поколений.

При этом речь идет о динамическом, поэтапно формирующемся и развивающемся механизме. Проще всего было бы запретить экс­плуатацию естественных ресурсов и выбросы в окружающую среду ради спасения природы; но это стало бы началом финального акта общества, «очищения» природы от человека, который не может су­ществовать без использования природных ресурсов и загрязнений, определяемых используемыми технологиями. Суть экологического императива, сформулированного Н.Н. Моисеевым, в другом: со­здать условия для оптимальной коэволюции природы и общества, отвечающей основам гуманистически-ноосферного постиндустри­ального общества. Этот механизм характерен тем, что на основе непрерывного осуществления и распространения экономически оправданных экологических инноваций будут созданы условия для поэтапного ужесточения экологических стандартов, комплексного использования природных ресурсов, неистощимого природопользо­вания в национальных и глобальном масштабах. Это также станет основой для постепенного изменения вектора нынешней модели глобализации, ее гуманизации и «ноосферизации».

Не стоит преувеличивать степень реальности предлагаемого эколого-экономического механизма, недооценивать сопротивление ему и полагать, что политические деятели \\ представители делового мира, познакомившись с этой концепцией, тут же бросятся ее вы­полнять. Введение отчислений от экологической антиренты, тем более в глобальных,масштабах, натолкнется на ожесточенное со­противление мощных ТНК и государств, не желающих не только делиться с кем-либо сверхприбылью, но и вообще показывать ее истинные размеры, делать объектом государственного и межгосу­дарственного регулирования. Об этом свидетельствует отношение правительства США к Киотскому протоколу. Потребуется ясная научная концепция, мощное общественное движение, давление осознающего свои экологические интересы глобального граждан­ского общества и его институтов, чтобы, предлагаемая эколого-экономическая категория получила путевку в жизнь.

3.2. Формы экологической ренты и антиренты и факторы их динамики

Рассмотрим две новые категории вместе в их конкретных ипо­стасях, ибо в реальной жизни они выступают как близнецы и анти­поды, дополняя и оттеняя друг друга.

Традиционные формы ренты известны: дифференциальная, абсолютная, монопольная. В какой мере они применимы к рассмат­риваемым эколого-экономическим категориям?

Наличие дифференциальной экологической ренты и антиренты трудно оспорить. Использование базисных экологических инно­ваций (освоение новых источников природного сырья, новых поко­лений экологической техники и технологии) дает значительную сверхприбыль — разумеется, после того, как будут возмещены пер­воначальные (стартовые) высокие издержки пионерного освоения и откроется новая обильная рыночная ниша (что далеко не всегда уда­ется). В фазе зрелости сверхприбыль постепенно сходит на нет, а в заключительной фазе превращается в свою противоположность, от­крывая дорогу для освоения следующего поколения. В фазе распрост­ранения нового поколения техники (технологии) экологическая рента реализуется с помощью множества улучшающих инноваций, дающих (да и то не всегда) незначительную и недолговечную сверх­прибыль, однако из-за их большого числа масса экологической рен­ты может быть значительной, хотя и постепенно уменьшающейся.

Очевиден дифференциальный характер и экологической анти­ренты — она зависит от масштабов допускаемых нарушений и разра­батываемых ресурсов (например, при вырубке тропических лесов Амазонки), жесткости государственного контроля за соблюдением экологических стандартов и сверхнормативными потерями при до­быче полезных ископаемых, качества самих стандартов и нормати­вов и других факторов.

Что касается абсолютной ренты, то применительно к экологи­ческой ренте она практически не просматривается (может быть, в небольшой мере — при использовании лицензий на патенты, за­крепляющие интеллектуальную собственность на экологические изобретения). Другое дело экологическая антирента. Присваивая ее, государство выступает как высший собственник природных ресур­сов, ответственный перед настоящим и будущими поколениями за состояние окружающей среды, поэтому здесь черты абсолютной ренты, определяющей минимальный размер платы за загрязнение среды и сверхнормативные потери, более очевидны.

Монопольная экологическая рента и антирента могут возникать в случаях, когда ТНК удается использовать свое монопольное поло­жение для сдерживания удешевления экологической техники или

Рис. 3.2 Разновидности экологической ренты и антиренты

добиться исключительных (льготных) экологических стандартов и нормативов потерь либо — с помощью коррупции (подкупа госу­дарственных чиновников) — добиться неприменения к ним уста­новленных законом санкций.

Разновидности экологической ренты и антиренты могут быть классифицированы применительно к тем видам природных ресур­сов и элементам окружающей среды, где они действуют (рис. 3.2).

Экологическая рента находит выражение в сверхприбыли, по­лучаемой в результате использования высокоэффективных техно­логий, позволяющих существенно сократить потери при добыче, переработке и транспортировке природного сырья, повысить пло­дородие земли, уменьшить вредные выбросы в воздушную и водную среду, а также загрязнение почвы и атмосферы; соответственно можно говорить об атмосферной, гидросферной, почвенной и лито-сферной разновидностях этой ренты. Однако она не сможет стать реальностью, если не учитывается и не оплачивается ущерб, причи­няемый выбросами в атмосферу, сбросом неочищенных сточных вод, использованием земельных площадей под свалки, сжиганием

попутного нефтяного газа в факелах, сверхнормативными потерями минеральных и лесных ресурсов при их добыче и т.п. Для этого в свою очередь необходимы уполномоченные государством организа­ции, наблюдающие за соблюдением установленных экологических стандартов и отклонениями от них (как в лучшую, так и в худшую сторону). Иными словами, экологические «кнут и пряник» должны действовать совместно, в рамках единого механизма государствен­ного экологического регулирования; при этом самым сложным является определение и периодическая корректировка нормативов загрязнения, ставок штрафных платежей (экологической антирен­ты) и норм обложения сверхприбыли, являющейся основой эко­логической ренты и антиренты, которые, как видно из рисунка 3.2, носят зеркальный характер.

Эта проблема становится на порядок сложнее, когда речь идет о трансграничных обменах вредными выбросами между странами и цивилизациями. Проводятся обследования, которые позволяют выявить объем «экспорта» и «импорта» таких выбросов различными странами. Так, по данным международных измерений, «экспорт» окисленной серы превышал ее «импорт» в обмене России с Италией в 169 раз, с Великобританией - в J 06 раз, с Германией - в 58 раз, с Польшей - 18,7 раза, с Эстонией - в 8,6 раза, с Украиной - в 5,8 раза, а с Финляндией и Швецией было обратное соотношение — 0,4 раза, с Норвегией — 0,1 раза. Для стран, подписавших конвенцию, превы­шение загрязнений, выпадавших на территорию России, над по­ступлениями из нее суммарно составило по окислам серы 6,2 раза, по окислам азота — 3,6 раза, по восстановленному азоту — 5,9 раза, по выпадениям свинца — 4,6 раза, калия - 5,7 раза, ртути - 14,5 ра­за [14]. Если бы вступила в действие предусмотренная Киотским протоколом система платы за выбросы в атмосферу и междуна­родной торговли квотами, это на деле ввело бы в жизнь категорию мировой экологической антиренты и стало бы сильным стимулом для применения инноваций, направленных на существенное уменьшение этих выбросов ради сокращения антиренты или по­лучения мировой экологической ренты (до очередного пересмотра и ужесточения международных экологических стандартов).

По территории действия экологические рента и антирента раз­деляются на локальные (экологические стандарты, устанавливае­мые, например, в Норильске, Новокузнецке или Липецке в связи с многократным превышением выбросов в атмосферу от стационар­ных источников над среднероссийскими), региональные (в мас­штабах одного или нескольких субъектов Российской Федерации), национальные (в масштабах страны), межгосударственные (напри­мер, в рамках ЕС, СНГ или НАФТА) и глобальные, которые могут устанавливаться органами ООН или на основе международного договора (например, принятой в 1979 г. международной конвенции

Таблица 3.1 Выбросы двуокиси углерода [72. Р. 162—164]

«О трансграничном загрязнении воздуха на большие расстояния», к которой уже присоединились 43 государства и ЕС).

О распределении вредных выбросов (и соответственно эколо­гической антиренты) между важнейшими странами и цивилизация­ми можно судить по данным Всемирного банка об эмиссии С0₂ (табл. 3.1).

Почти половина выбросов двуокиси углерода приходится на страны с высоким доходом, в которых проживает 14,9 % населения Земли (в т.ч. на США — 24 %); на страны с низким уровнем доходов (40,5 % населения Земли) приходится всего 10,6 % выбросов — в 12,6 раза меньше надушу населения; выбросы в США на душу населения в 24 раза выше, чем в Африке к югу от Сахары. Естественно предпо­ложить, что бремя мировой экологической антиренты (если она будет введена) придется на североамериканскую, западноевропей­скую и японскую цивилизации в пользу африканской и индийской. России не приходится особенно рассчитывать на дополнительный доход от этого источника, поскольку ее выбросы на душу населения в 2,5 раза превышают среднемировые.

Если в государствах с высоким уровнем доходов выбросы прак­тически стабилизировались (а в Германии даже сократились), то в странах с низким уровнем доходов они стремительно растут — вдвое

за 18 лет, что предопределило повышение уровня выбросов в це­лом на 15 %.

Каковы факторы динамики экологической ренты и антиренты как в национальном, так и в глобальном масштабах?

Если оставить в.стороне форс-мажорные обстоятельства (сти­хийные бедствия, техногенные катастрофы, вооруженные кон­фликты и т.п., приносящие значительный экологический ущерб), то систему основных факторов, определяющих уровень и волнообраз­ную динамику экологической ренты и антиренты, можно согласо­вать со сменой разнообразных по длительности и сферам действия технологических, экономических и экологических циклов и их фаз.

Наибольшее влияние на динамику экологической ренты и ан­тиренты оказывают технологические циклы разной длительности — среднесрочные (поколения техники и технологии), долгосрочные (технологические уклады), сверхдолгосрочные (технологические способы производства).

Распространение новых поколений техники, а тем более техно­логических укладов на основе кластера базисных инноваций со­провождается вовлечением в производство новых естественных производительных сил, скачкообразным ростом производитель­ности труда, снижением издержек производства. В этой фазе тех­нологического цикла объем и норма экологической ренты (как национальной, так и мировой) быстро растут в авангардных странах, являющихся эпицентром технологического переворота и снимаю­щих его плоды в виде технологической квазиренты и экологической ренты, а также дифференциальной природной ренты II рода. В этот период экологическая антирента сведена к минимуму.

В фазе зрелости технологических и экономических циклов норма экологической ренты падет, но масса ее максимальна в силу широкого распространения большого количества улучшающих ин­новаций и расширения ареала использования поколений техники (очередного технологического уклада) по все более широкому кругу стран. Вместе с тем достижения пионеров технологического про­рыва становятся общедоступными, определяющими общественно необходимый уровень качества и цены освоившей новые рыноч­ные ниши продукции, что сужает поле возникновения сверхпри­были в любой ее форме. Начинает создаваться экологическая антирента - сверхприбыль, получаемая за счет нарушения пока еше не устоявшихся экологических стандартов и хищнического исполь­зования природных ресурсов, особенно в отсталых странах. К это­му агрессивный капитал подталкивают угрозы потери ставшей уже привычной сверхприбыли.

Эти негативные тенденции усиливаются в кризисной фазе тех­нологических и экономического циклов, в период стремительно раз­ворачивающегося экологического кризиса. Экологической ренты

(как и технологической квазиренты) нет и в помине, производство сворачивается, спрос на природоемкие и высокотехнологичные продукты падет, издержки повышаются, лавинообразно растет цепь банкротств. Оставшиеся фирмы стремятся выжить за счет уси­ленной эксплуатации лучших природных ресурсов и сокращения экологических затрат, перенесения природоемких производств в другие страны. Быстро увеличиваются масштабы экологической антиренты, хотя она и тонет в общем объеме падающей нормы и массы прибыли.

При переходе к следующему циклу, в конце депрессии и начале оживления, при освоении нового кластера базисных инноваций экологическая рента (равно как и технологическая квазирента) практически отсутствует в связи с высокими издержками разработ­ки принципиально новых продуктов (технологий) и завоевания ими рыночных ниш, но постепенно начинают нарастать объемы эколо­гической ренты и технологической квазиренты при сокращении экологической антиренты.

Следовательно, динамика экологических циклов (неразрывно связанных с технологическими и экономическими циклами разной длительности) находит выражение в движении объема и нормы экологической ренты и антиренты, которые находятся как бы в противофазах друг к другу: в фазе подъема экологическая рента максимальная, экологическая антирента почти отсутствует; в фазах кризиса и депрессии наблюдается обратная картина. Амплитуда колебаний наиболее высока при смене технологических способов производства и технологических укладов и менее значительна при смене поколений техники (технологий) в рамках среднесрочных циклов.

Конец XX—начало XXI в. характеризуются переходом от ин­дустриального к постиндустриальному технологическому способу производства. Преобладающий в этот период пятый технологиче­ский уклад на рубеже веков достиг стадии зрелости, началась его по­нижательная волна, что нашло выражение в кризисе 2001—2002 гг., поразившем наиболее развитые в технологическом отношении страны — США, Японию, государства Западной Европы. Это стано­вится импульсом для концентрации исследований на разработке поколений шестого уклада, которые станут определяющими на ми­ровом рынке в 2020-е годы (после следующего, более глубокого и длительного кризиса 2010-х годов).

Следовательно, можно ожидать, что в начале XXI века норма и масса экологической ренты будут падать (при колебаниях в рамках среднесрочных циклов), а экологической антиренты - нарастать. Надо полагать, что в 20-е годы, в фазе распространения шестого технологического уклада, верх возьмут противоположные тенден­ции. Ближайшее будущее покажет, насколько оправдаются эти

ожидания и, следовательно, насколько близка к истине предлагае­мая концепция цикличной динамики экологической ренты и анти­ренты.

3.3.Глобализация и перспективы экологической ренты и антиренты

Какое влияние оказывают процессы глобализации на уровень и динамику экологической ренты и антиренты, на их дальнейшую судьбу?

Глобализация ведет к уплотнению планетарного экологического пространства. Это находит выражение в двух противоположных тенденциях. С одной стороны, глобальные масштабы воспроиз­водства, сохранение сравнительно высоких темпов роста населения и спроса на первичные ресурсы, которые в обозримый период достигнут грани истощения, увеличение выбросов отходов произ­водства и жизнедеятельности в окружающую среду, стремительная вырубка тропических лесов — «зеленых легких» планеты, загрязне­ние морей и океанов — все это приближает человечество к локаль­ным и глобальной экологическим катастрофам, ставит развитию общества пределы, четко сформулированные в докладах Римскому клубу (хотя некоторые из этих прогнозов оказались чрезмерно пессимистическими, они вынудили мыслящих людей взглянуть в лицо надвигающейся угрозе и сконцентрировать усилия на ее пре­дотвращении).

Эта негативная тенденция современной глобализации усили­вается тем, что сейчас она осуществляется преимущественно по нео­либеральной модели, в интересах и под контролем могущественных ТНК, сконцентрированных в развитых цивилизациях (североаме­риканской, западноевропейской, японской), и ведет к углублению достигшей критического предела пропасти между богатейшим меньшинством и беднейшим большинством населения планеты.

Эта тенденция ведет к уменьшению простора для экологиче­ской ренты (поскольку основные запасы природных ресурсов на­ходятся в странах и цивилизациях с низким и средним уровнем среднедушевых доходов) и нарастанию масштабов экологической антиренты, присваиваемой бесконтрольно хозяйничающими в этих странах ТНК.

Но складывается и другая, противоположно направленная тен­денция глобализации и ее последствий. Она открывает простор для очередного технологического переворота и его распространения в планетарных масштабах. Перспективная высокоинтеллектуальная продукция в малой степени связана с природным сырьем (хотя и потребляет немало энергии). В производство вовлекаются новые

экологически чистые источники энергии, виды транспорта, искус­ственные материалы. Относительно, а в ряде случаев и абсолютно сокращается спрос на природные ресурсы, получают распростране­ние энергосберегающие, малоотходные и безотходные технологии. Относительно уменьшается и потребность населения в природных источниках сырья и энергии. Хотя конечный спрос пока абсолютно увеличивается, особенно за счет развивающихся стран, растет уровень загрязнения окружающей среды отходами жизнедеятель­ности, в долгосрочной перспективе и здесь открываются новые воз­можности.

Однако позитивный вариант экобудущего может стать реаль­ностью лишь при реализации ноосферной модели глобализации, осу­ществляемой в интересах большинства населения планеты, если ТНК будут поставлены под контроль глобального гражданского общества и его институтов, при принятии концепции глобального устойчивого развития (о чем речь пойдет далее).

Борьба этих двух вариантов, двух моделей глобализации — нео­либеральной и ноосферной - главное противоречие первых десяти­летий XXI в. Это отчетливо проявилось на Всемирной встрече по устойчивому развитию в Йоханнесбурге (2002 г.). Первая модель по­ка преобладает, но поскольку ее негативные последствия становятся все более очевидными, растут предпосылки, научные и обществен­ные (а в перспективе - и политические) силы, ратующие за ноо-сферную модель и осуществляющие ее. Можно ожидать, что глубо­ким мировым технологическим, экономическим и экологическим кризисом начала 2010-х годов будет дан мощный импульс для реа­лизации этой модели; в таком случае простор для экологической ренты на основе распространения шестого технологического укла­да существенно увеличится, а объемы экологической антиренты (под более жестким национальным и международным контролем) резко сократятся (но с меньшей амплитудой их колебаний по фазам циклов).

Глобализация сопровождается интеграцией национальных хо­зяйств и одновременным углублением дифференциации локальных цивилизаций, формированием четвертого их поколения [53. Гл. 1]. Как это сказывается на взаимоотношениях общества и природы, экологическом развитии, распределении экологической ренты и антиренты между цивилизациями и ведущими странами?

Об исходном положении в этой области свидетельствуют данные Всемирного банка, приведенные в таблице 3.2.

США и Австралия лучше обеспечены земельными, водными, лесными и минеральными ресурсами, в Западной Европе положение хуже. Наиболее бедна природными ресурсами Япония. Страны с высоким уровнем дохода (14,9 % населения Земли) потребляют по­ловину мировых энергоресурсов (в том числе 24 % за счет чистого

Таблица 3.2 Потребление природных ресурсов по цивилизациям и ведущим странам

[71. Р. 138-1601

импорта), тогда как беднейшие страны (40,6 % населения) — всего 12,7 % энергоресурсов, являясь чистыми их экспортерами.

Африканская цивилизация обеспечена пашней и пресными водами на среднемировом уровне, однако по потреблению энергии отстает от среднемирового уровня в 2,5 раза и от стран с высоким доходом — в 8,1 раза. Индия и Пакистан хуже всего обеспечены ос­новными видами природных ресурсов и имеют наиболее низкий уровень энергопотребления. Россия находится в благоприятных ре­сурсно-экологических условиях: обеспеченность пашней выше среднемировой в 3,7 раза, пресными водами - в 3,6 раза; хорошие показатели также по обеспеченности минеральными и лесными ре­сурсами. В период кризиса 1990-х годов энергопотребление сокра­тилось, но следует ожидать его роста.

Каковы перспективы ресурсно-экологической динамики цивилиза­ций в первой четверти XXI в. с учетом тенденций глобализации и развертывания технологического переворота?

1. Можно ожидать общего сокращения темпов роста потребле­
ния первичных ресурсов и загрязнения окружающей среды в силу
действия ряда долгосрочных факторов:

* увеличения численности населения Земли и соответственно
плотности населения и спроса на природоемкие и природозагряз-
няющие продукты. При этом в одних цивилизациях сохранятся
высокие темпы роста населения (африканская, индийская, му­
сульманская, буддийская, латиноамериканская, океаническая — в
Микронезии, Меланезии и Полинезии), в других рост населения
будет умеренным (китайская, североамериканская), в третьих во­
зобладает тенденция к депопуляции (западноевропейская, япон­
ская, евразийская — в России, Украине и Беларуси);

' изменения структуры экономики, увеличения удельного веса услуг и высокотехнологичных производств, в минимальной степени потребляющих природные ресурсы и загрязняющих выбросами окружающую среду, при продолжающемся падении доли сельского хозяйства и добывающей промышленности. Эта тенденция будет наблюдаться во всех цивилизациях, уменьшая зависимость разви­тых стран от импорта сырья и энергоносителей, но до полной неза­висимости здесь весьма далеко;

* распространения присущих пятому и особенно шестому техноло­
гическим укладам энергосберегающих, безотходных и экологиче­
ски чистых технологий.

2. Более четко проявится дифференциация цивилизаций на чис­тых экспортеров (доноров) и чистых импортеров (потребителей) природного сырья и топлива. По данным Всемирного банка, с 1980 по 1999 гг. доля чистого импорта энергоносителей в коммерческом энергопотреблении выросла в США с 14 % до 26 %, в Германии — с 48 % до 61 %, в Южной Азии — с 10 % до 16 % (в Индии - с 8 % до 15 %), тогда как в Японии снизилась с 88 % до 80 %, во Франции - с 75 % до 50 %; превышение экспорта над внутренним потреблением энергии составило по Среднему Востоку и Северной Африке 230 % (в 1980 г. - 580 %), в Африке к югу от Сахары — 56 %, в Латинской Америке — 39 %, в России — 58 %. Подобная тенденция наблюдает­ся и по выбросам двуокиси углерода и других загрязняющих ве­ществ. В значительной мере такая тенденция является следствием реализа-ции неолиберальной модели глобализации, усиливающей доведенную до опасной черты поляризацию стран и цивилизаций по уровню экономического развития и экологическому состоянию. Чтобы переломить эту опасную тенденцию, нужно перейти к ноо-сферной модели глобализации.

3. Указанные тенденции будут оказывать противоречивое воз­действие на динамику экологической ренты и антиренты. С одной стороны, освоение высокоэффективных, ресурсосберегающих по­колений техники шестого технологического уклада на первых порах

даст существенный скачок сверхприбылей для предприятий, ТНК и стран, которые будут пионерами в освоении этого уклада в приро-дохозяйственных и природоемких отраслях, — до тех пор, пока эти технологии не станут общераспространенными, определяющими конкурентоспособность товаров и услуг. Одновременно сократится объем экологической антиренты, особенно в условиях усиления контроля за соблюдением установленных экологических нормати­вов (периодическое ужесточение этих нормативов будет приводить к временному увеличению размеров экологической ренты и антирен­ты). С другой стороны, сокращение объема загрязнений окружаю­щей среды и доли сельского хозяйства и добывающей промышлен­ности в структуре воспроизводства приведет к уменьшению массы экологической ренты и антиренты, значительному падению их доли в общей массе сверхприбыли, получаемой ТНК и цивилизациями.

3.4. Присвоение и использование экологической ренты и антиренты

Экономическая сущность собственности состоит в присвоении дохода, прибыли и особенно сверхприбыли (ренты) от эксплуатации ресурсов объекта собственности. Применительно к природным ре­сурсам со времен Генри Джорджа известно правило: фактический собственник тот, кто присваивает ренту, кому бы эта собственность формально не принадлежала. На этом и была построена теория на­ционализации земли Г. Джорджа. «Я не предлагаю, - писал он, - ни выкупать, ни отбирать в казну право частной собственности на зем­лю. Первое было бы несправедливо, второе - бесполезно. Пусть те люди, которые в настоящее время обладают этим правом, сохраняют за собой владение тем, что им угодно называть своею землею <...> Мы спокойно можем оставить им скорлупу, если возьмем зерно. Нет никакой необходимости отбирать землю; необходимо только ото­брать ренту» [П. С. 283]. Обложение землевладельцев налогом, рав­ным ренте, позволит, по мнению Г. Джорджа, увеличить зарплату рабочих и прибыль капиталов, устранить бедность.

Как же применить эти общие правила присвоения и использо­вания собственником дохода и сверхдохода (сверхприбыли) к таким родившимся на наших глазах зеркально взаимосвязанным эконо­мическим категориям, как экологическая рента и антирента? Для этого нужно прежде всего выяснить, кто же является объектом и субъектом собственности (присвоения) в национальном и мировом хозяйстве.

Объектом экологической ренты можно считать сверхприбыль, получаемую при применении более эффективной технологии (по сравнению с общественно нормальной, средней по национальному

или мировому рынку при данном уровне издержек и цен) при дейст­вующих экологических стандартах и ограничениях. Эта сверхпри­быль является результатом экологических инноваций, существует ограниченное время (пока эта инновация не станет общерас­пространенной) и может возникать в любом поле экологической деятельности, например, при использовании экологически чистых подвижных (транспорт) или стационарных источников загряз­нения атмосферы, при сбросе лучше очищенных сточных вод, снижении потерь при добыче минеральных и лесных ресурсов, улучшении плодородия почвы и т.п. Главное - чтобы были шкала измерения дополнительного экологического (выраженного через экономический) эффекта от применения такой техники и техноло­гии, наличие реального источника экологической сверхприбыли (в том числе и за счет уменьшения платежей экологической антирен­ты) и возможность ее измерить; в противном случае экологическая сверхприбыль останется эфемерной, неизмеримой и экономически ничтожной категорией, «облаком в штанах», а экологические инно­вации для предпринимателей потеряют смысл и смогут осуществ­ляться только за счет бюджетных ассигнований или добровольных пожертвований.

Дата добавления: 2015-07-02