Парадоксальность надежды

Надежда, также как и вера, одна из важнейших экзистенциальных универсалий, характеризующих человеческую жизнь. Образ надежды присутствует у разных народов во все времена. У древних греков с идеей надежды связан достаточно мрачный миф о Пандоре. Зевс, рассердившийся на людей, которые получили огонь от Прометея, присылает им ящик, полный несчастий и пороков. Пандора открывает его и выпускает несчастья на белый свет, но на дне страшного сундука остается надежда, и она способна противостоять вырвавшимся на волю бедам. Правда, по другой версии Пандора захлопнула ящик и не выпустила надежду.

В христианстве надежда становится одним из центральных понятий. Речь идет о надежде на Бога, на его всеведение и бесконечность его милости. Не надеяться – значит, не верить, а это уже грех – грех уныния. «Сверх надежды – надежда», - говорит Апостол Павел, и это – опора для всякого верующего, это его девиз и оплот.

Феномен надежды тесно связан с временным характером человеческой жизни, ее устремленностью в будущее, открытостью к тому, чего актуально нет. В надежде мы высказываем свою склонность утверждать, что будущее – будет, что, более того, оно состоится таким, каким мы его замыслили. Надежда оптимистична, поскольку она проявляет волю к жизни, выстраивает позитивные перспективы, подбадривает того, кто еще не достиг желаемого, внушает ему бодрость духа сейчас, пока мечты все еще остаются мечтами. Без надежды у человека опускаются руки, портится настроение, исчезают мотивы для действия.

Источник наших надежд – неопределенность будущего, его размытость и туманность. Если бы все было ясно наперед, надежде не было бы места в человеческом существовании, но поскольку грядущее – сфера прогнозов и гаданий, нередко прямо противоречащих друг другу, у надежды всегда остается шанс получить подтверждение и реализацию даже при самых неблагоприятных исходных обстоятельствах.

Как правило, она оценивается исключительно позитивно. «Надежда – мой компас земной», «Пока дышу – надеюсь», «Надежда умирает последней» -крылатые фразы, посвященные надежде, подчеркивают ее ободряющий и вдохновляющий. Противоположностью надежды выступает безнадежность, то есть, неверие, депрессия. Таким образом, надежда и безнадежность соотносятся как свет и тьма, добро и зло.

Однако, если присмотреться к феномену надежды, то можно обнаружить, что не все обстоит так просто и однозначно. Сама надежда как экзистенциальное и психологическое состояние парадоксальна. Ее противоречивость связана с темпоральностью надежды, ее попыткой заглянуть в будущее и предвосхитить его. Надежда тесно переплетена с желанием, она создает образ желаемого будущего, формирует его конкретный сценарий. И сценарий этот позитивно переживается, так, будто чаемое уже состоялось. В надежде есть сладость свершенности. При этом феномен надежды радикально отличается от феномена цели. Ставя цель (тоже образ желаемого будущего), мы посылаем миру вызов, заявляем о своей решимости добиться желаемого, здесь мы активны и самостоятельны. В надежде мы, напротив, ждем от мира позитивного ответа, здесь нет самодостаточности, а есть зависимость, глубокая эмоциональная связь с тем, что за пределами нашего «я» распорядится судьбой созданного нашим воображением сценария. Но ведь мир может ответить «нет». Тогда надеющийся становится разочарованным. Понадеявшись на надежду, он оказывается в состоянии безнадежности, тревоги, неудовлетворенности. Его надежды обмануты. Это оборачивание надежды унынием возможно на уровне субъектов разного масштаба.

На уровне группы, социума, человечества надежды создаются идеологиями, а в наши дни распространяются средствами массовой информации. Именно здесь наряду со «страшилками» и «пугалками» гражданам поставляются «сценарии надежды». Надежды на технический прогресс, недавно - на коммунистическую революцию, теперь – на победу демократии во всем мире. «Средний человек» уже почти ощущает на губах вкус прекрасного будущего, когда оказывается, что вместо обещанного коммунизма властью объявляются олимпийские игры или вместо демократического рая начинаются войны и кризисы. Действительность опровергает «пустые надежды».

На уровне индивидуальных межличностных контактов человек, построивший сценарий дружбы или любви, может быть отвергнут и отвергаем ровно столько, сколько он сохраняет надежду, то есть, придерживается конкретной сфантазированной им схемы отношений. Мир в лице реальных, не зависящих от его желания людей, говорит ему «нет», порождая у надеющегося комплекс неполноценности.

На метафизическом уровне верующие любой конфессии могут встретиться с жесточайшим разочарованием, если, переступив черту, отделяющую жизнь от смерти, не обнаружат там ничего, на что надеялись при жизни… Да и будет ли кому обнаруживать? То-то было бы обидно. И здесь надежда может сыграть с нами злую шутку, посодействовав скептичным атеистам…

Конечно, все сказанное не значит, что надежду надо отвергнуть. Она была и будет важна и прекрасна. Но ее, несомненно, надо дополнить другой противоположностью – открытостью. Открытость миру означает, что мы не задаем себе эмоционально нагруженных конкретных сценариев – социокультурных, личных, метафизических - и не ждем от реальности соответствующего нашим мечтам ответа. Мы понимаем, что мир ответит, как хочет – странно, по-своему, всякий раз иначе. И мы должны быть гибкими и стойкими, чтобы принять любой ответ. Надежда греет душу, но открытость закаляет ее. Чтобы жить и развиваться нужно и то, и другое.

Дата добавления: 2015-07-02