Цыганка-монахиня

СОМНАМБУЛИЧЕСКИЙ РОМАНС

Любовь моя, цвет зеленый.

Зеленого ветра всплески.

Далекий парусник в море,

далекий конь в перелеске.

Ночами, по грудь в тумане,

она у перил сидела -

серебряный иней взгляда

и зелень волос и тела.

Любовь моя, цвет зеленый.

Лишь месяц цыганский выйдет,

весь мир с нее глаз не сводит -

и только она не видит.

Любовь моя, цвет зеленый.

Смолистая тень густеет.

Серебряный иней звездный

дорогу рассвету стелет.

Смоковница чистит ветер

наждачной своей листвою.

Гора одичалой кошкой

встает, ощетиня хвою.

Но кто придет? И откуда?

Навеки все опустело -

и снится горькое море

ее зеленому телу.

- Земляк, я отдать согласен

коня за ее изголовье,

за зеркало нож с насечкой

ц сбрую за эту кровлю.

Земляк, я из дальней Кабры

иду, истекая кровью.

- Будь воля на то моя,

была бы и речь недолгой.

Да я-то уже не я,

и дом мой уже не дом мой.

- Земляк, подостойней встретить

хотел бы я час мой смертный -

на простынях голландских

и на кровати медной.

Не видишь ты эту рану

от горла и до ключицы?

- Все кровью пропахло, парень,

и кровью твоей сочится,

а грудь твоя в темных розах

и смертной полна истомой.

Но я-то уже не я,

и дом мой уже не дом мой.

- Так дай хотя бы подняться

к высоким этим перилам!

О дайте, дайте подняться

к зеленым этим перилам,

к перилам лунного света

над гулом моря унылым!

И поднялись они оба

к этим перилам зеленым.

И след остался кровавый.

И был от слез он соленым.

Фонарики тусклой жестью

блестели в рассветной рани.

И сотней стеклянных бубнов

был утренний сон изранен.

Любовь моя, цвет зеленый.

Зеленого ветра всплески.

И вот уже два цыгана

стоят у перил железных.

Полынью, мятой и желчью

дохнуло с дальнего кряжа.

- Где же, земляк, она, - где же

горькая девушка наша?

Столько ночей дожидалась!

Столько ночей серебрило

темные косы, и тело,

и ледяные перила!

С зеленого дна бассейна,

качаясь, она глядела -

серебряный иней взгляда

и зелень волос и тела.

Баюкала зыбь цыганку,

и льдинка луны блестела.

И ночь была задушевной,

как тихий двор голубиный,

когда патруль полупьяный

вбежал, сорвав карабины...

Любовь моя, цвет зеленый.

Зеленого ветра всплески.

Далекий парусник в море,

далекий конь в перелеске.

Безмолвье мирта и мела.

И мальвы в травах ковровых.

Она левкой вышивает

на желтой ткани покрова.

Кружится свет семиперый

над серою сетью лампы.

Собор, как медведь цыганский,

ворчит, поднимая лапы.

А шьет она так красиво!

Склонись над иглой в экстазе,

всю ткань бы она покрыла

цветами своих фантазий!

Какие банты магнолий

в росинках блесток стеклянных!

Как лег на складки покрова

узор луны и шафрана!

Пять апельсинов с кухни

дохнули прохладой винной.

Пять сладостных ран Христовых

из альмерийской долины.

В ее зрачках раздвоившись,

куда-то всадник проехал.

Тугую грудь колыхнуло

последним отзвуком эха.

И от далеких нагорий

с дымною мглой по ущельям

сжалось цыганское сердце,

полное, медом и хмелем.

О, как равнина крутая

сотнею солнц заплескала!

О, как, сознанье туманя,

вздыбились реки и скалы!..

Но снова цветы на ткани,

и свет предвечерья кроткий

в шахматы с ветром играет

возле оконной решетки.

Дата добавления: 2015-07-02