Исправительных

Уголовных и

О наказаниях

Курс советского

уголовного права,

т. VI. М„

1971, с. 13.

Есипов Вл.

Превышение и

бездействие власти

по русскому праву.

СПб., 1892, с. 52.

Лозина-Лозинский М. А.

Служебные

провинности и

дисциплинарные

взыскания. —

Право, 1900,

с. 947

Ширяев В. Н. Взяточничество и лиходательство в связи с общим

учением

о должностных

преступлениях.

Ярославль, 1916,

с. 178

Законодательство

первой половины

XIX века

129 Коркунов Н. М.

Русское государственное

право, т. 11. СПб., 1892, с. 552.

Соображения Государственной

канцелярии об основных началах уголовного судопроиз­водства. — Журнал Государственного совета, 1862, №65, с. 24.

Муравьев Н. В.

Об уголовном

преследовании

должностных лиц

за преступления

по службе. —

Юридический

вестник, 1879, кн. 2,

с. 576.

Ширяев В. Н. Указ. соч., с. 1.

Маркс К..,

Энгельс Ф. Соч.,

т. 1, с. 278.

правонарушения, которые совершенно невозможны для частных лиц»¹²⁹.

На необходимость беспристрастного и строгого преследования служебных преступлений и проступков указывала Государ­ственная канцелярия, комментируя проект нового уголовного судопроизводства: «Когда те самые органы государственной власти, которые установлены для охранения силы законов и об­щественного порядка, подают пример беззакония и непорядка, тогда возникает неуважение к властям и нравственная распу­щенность, при которой государство колеблется в самых его осно­ваниях» '. Не менее интересны, и в данном случае справедли­вы, высказывания на этот счет известного реакционного судеб­ного деятеля, в конце XIX — начале XX века министра юсти­ции, Н. В. Муравьева: «Почти безошибочно можно сказать, что всякое преступление по должности, независимо от своих бли­жайших конкретных последствий, производит и в общей сфере государственных, общественных и индивидуальных интересов некоторые разрушительные результаты: в известном размере, до известной степени оно всегда подрывает доверие к представи­телям власти, дискредитирует их в общественном мнении, ума­ляет уважение, которым они должны пользоваться и без которо­го немыслима успешная служебная деятельность, а глав­ное — способствует образованию и поддержанию в обществе взгляда на закон, применяемый и охраняемый должностными лицами, как нечто такое, что очень строго и требовательно по принципу, но очень свободно и легко обходится и нарушается в действительности»¹³¹. Столь же красноречив в этом вопросе и В. Н. Ширяев, предостерегавший: «Если массовое проявление общей преступности способно вызвать и породить обществен­ную тревогу, то развитие и умножение должностных преступле­ний может быть рассматриваемо как общественное бед­ствие»¹³².

Однако пусть эти гневные обличения должностных престу­плений не создадут впечатления, будто самодержавие вело с ни­ми решительную борьбу. Напротив, именно в России они рас­цвели ядовитым цветом, ибо самодержавие как никакая другая власть предполагает бесправие народа и всевластие полиции и чиновничества. Впрочем, как указывал К. Маркс, личные грехи чиновников — мелочь по сравнению с грехами самой государ­ственной организации, иерархию которой подрывают должност­ные преступления: «Иерархия карает чиновника, поскольку он грешит против иерархии или поскольку он совершает такой грех, который иерархии не нужен, но она берет его под свою за­щиту всякий раз, когда сама иерархия совершает грех в его ли­це»¹³³. Классической формой такой «защиты» являлась система административной гарантии, господствовавшая в Российской империи в период действия Уложения о наказаниях. Она была закреплена в Своде законов 1832 года, а впоследствии воспри­нята и творцами Судебных уставов 1864 года. В соответствии с этой доктриной, на возбуждение уголовного преследования про­тив должностного лица необходимо согласие его начальства, оно же, а не органы суда и прокуратуры, после окончания следствия решало вопрос о предании обвиняемого суду или прекращении

уголовного дела; кроме того, по делам о должностных престу­плениях существовала привилегированная подсудность.

Несмотря на то что в русской юридической литературе неод­нократно приводились убедительные доводы в пользу отмены каких бы то ни было поблажек и преимуществ для преступников по должности, они сохранялись в России до 1917 года. Интере­сно, что Н. В. Муравьев, изучив западноевропейский опыт, в одной из своих научных работ сделал вывод: «Административ­ная гарантия единогласно признается на Западе несправедли­вою и ненужною. Она несправедлива потому, что деятельность закона и правосудие суда обеспечиваются только равенством их для всех, а следовательно, и для лиц, облеченных должностной властью. Она не нужна потому, что чиновника преступного его начальство не может и не должно укрывать даже во имя своей административной независимости и своих административных интересов, а невинного сумеет отличить, без постороннего вме­шательства, сам суд, снабженный для этого всеми средствами человеческого ведения и разумения»¹³⁴. Став же министром юстиции и генерал-прокурором, он не только не воспользовался своим правом законодательной инициативы для подготовки и принятия соответствующего закона об отмене административной гарантии, но нередко и сам вынужден был закрывать глаза на должностные злоупотребления во имя ведомственных и прави­тельственных интересов. Статьи, обличающие несправедливость и незаконность административной гарантии, появлялись в печа­ти и позже, например ряд статей К. Д. Анциферова¹³⁵, однако они отнюдь не препятствовали росту должностной преступно­сти, а вместе с ней — практике «иерархической защиты» и даже судебной защиты провинившихся чиновников, выражавшейся в большом числе оправдательных приговоров и применении мини­мальных мер наказания по делам о должностных преступлени­ях. Тот же Н. В. Муравьев констатировал, что строгие наказа­ния, установленные во многих статьях раздела V Уложения о наказаниях, на практике применялись крайне редко. Так, «из общего количества приговоренных за служебные преступления приговаривается к уголовным наказаниям только 0,3%»¹³⁶. По подсчетам Муравьева, в 1872—1876 гг. по этой категории дел было вынесено 60% оправдательных приговоров, т. е. примерно в два раза больше, чем по общим преступлениям. Причем, «по важнейшим из таких дел, т. е. по тем из них, которые рассматри­вались с участием присяжных заседателей, процент оправда­тельных приговоров достигает также высокой цифры — около 57,5%»¹³⁷. Эта тенденция сохранялась и в начале XX века. А. Ф. Кони отмечал, что «с 1906 по 1911 год репрессия все сла­бела, а служебные преступления все умножались. Они увеличи­лись в некоторых округах в четыре раза, в других в пять, в третьих в шесть раз» ⁸. О фактической безответственности чи­новников за преступления по службе писал в 1917 году И. И. Евстихеев: «Можно сказать, что «легче верблюду пройти через игольное ушко», чем обвинить должностное лицо и заста­вить его понести заслуженное возмездие за совершение им пре­ступления по службе»¹³⁹. Он так характеризовал бюрократию самодержавного режима: «Все дозволялось этой разнузданной

Уложение

о наказаниях

уголовных и

исправительных

Муравьев Н. В. Указ.соч., с. 821.

135 См.:

Анциферов К. Д. Сборник статей

и заметок по уголовному

праву и

судопроизводству. СПб., 1898.

Муравьев Н. В. Указ. соч., с. 580.

137 Там же.

Кони А. Ф.

Должностные

преступления исуд

присяжных

заседателей. —

Вестник права,

1916, №49.

Евстихеев И. И.

Ответственность

должностных лиц.

М., 1917, с. 19.

Законодательство

первой половины

XIX века

Евстихеев И. И.

Указ. соч.,

с. 23.

Ширяев В. Н. Указ соч., с. 211.

142 Там же, с. 219.

Цит. по:

Ширяев В. Н.Указ. соч., с. 238.

Дата добавления: 2015-06-27