КАТЕГОРИИ: Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748) |
I. Случайность и необходимость. Может ли эволюционная теория быть теорией направленного прогресса? 4 страница
Биологическая эволюция фактически направлена, однако, не просто в сторону усложнения индивидуальной организации и биоса в целом, но к появлению человека.
На этот раз начнем с перспектив. Достаточно распространен взгляд, что "эра человека не будет продолжаться вечно... [и] органическая эволюция достигнет в будущем, когда человек сойдет со сцены, новых успехов" (522). Возможно, так бы и случилось завтра, сойди он с неё сегодня, однако долгосрочные перспективы живого, предоставленного самому себе, безоговорочно мрачны. Существование живого обусловлено факторами, эволюцию которых оно не в состоянии направить в благоприятную для себя сторону, как не в состоянии и приспособиться к ее последствиям. Уже "сравнительно небольшие колебания солнечной радиации и не очень большие изменения вулканической активности, по-видимому, достаточны для уничтожения большинства организмов или всей жизни на Земле" (523), не говоря о будущий гибели Солнца и более раннем исчерпании внутреннего запаса энергии Земли. Круговороты большинства элементов-органогенов, благодаря которым (круговоротам) существует жизнь, не замкнуты в биосфере и подпитываются из земных недр, активность которых в этом отношении, испытывая колебания, в целом падает. Почти отсутствует в природе круговорот фосфора. Жизнь непрерывно расходует, таким образом, одни ископаемые и создает другие, целиком использовать которые вновь, как правило, нe может, хотя и выступает при этом мощным геологическим фактором и отчасти восполняет в результате фотосинтеза потери геосферной внутренней энергии. Естественное поступление доступного живому углерода из недр должно прекратиться за время порядка 10**9 лет (524), а тенденция его сокращения могла бы привести к полному оледенению планеты уже в течение ближайших миллионов лет (525). В подобных форс-мажорных обстоятельствах эволюция безусловно пойдет по нисходящей, конец которой - гибель жизни, и, как бы зная об этом, она создает не формы, способные постоянно жить в экстремальных условиях, а физически все более уязвимые формы. При значительном изменении физических условий высшие животные и растения вымерли бы первыми, а микроорганизмы - последними, и эволюция, кажется, направлена против сохранения собственных результатов, порождая все менее приспособленные к таким изменениям формы. Если это и не подрывает адаптационный парадигмы, то, во всяком случае, свидетельствует, что по мере развития жизни ее фундаментальное внутреннее противоречие между тенденцией к самосохранению и его средствами взрастает, углубляется, но не может быть разрешено в рамках живого самого по себе. Косвенным отражением этого обстоятельства являются неудачи попыток вывести усложнение индивидуальной организации из приспособления к абиотическим условиям. Тем не менее тенденция оказывается сильнее средств и названное противоречие разрешается появлением человека. Современная экология заставляет подчеркивать угрозу, которую несет его деятельность биосфере, его зависимость от ее состояния, ставить на место этого зарвавшегося "хозяина природы", развенчивать его сциентистские и технократические иллюзии (526), однако и психология гостя, который, раз уж он пришел, должен оставаться в прихожей, явно противоречит биологическому смыслу его появления. Она может по-своему выражать озабоченность общества экологической проблемой, но не служит преодолению кризиса, не конструктивна. Смысл же состоит в том, что человек возникает, можно сказать, как итоговая и универсальная биосферная адаптация - адаптация биоса в целом к ситуациям, в которых он сам по себе бессилен, или - точнее - как его пре адаптация к ним: адаптацией человек выступает только тогда, когда его действия оказываются адекватными ситуации. Он, таким образом, не абсолютная гарантия сохранения жизни при любых обстоятельствах, а скорее, ее последний и в длительной перспективе единственный шанс. Примечательно, что иногда человек, по-видимому, может выступить в подобном качестве и непреднамеренно. Возможно, например, что сжигание различных видов топлива, повышающее концентрацию углекислого газа в атмосфере, предотвратило дальнейшее развитие оледенений планеты (527). То, к чему в принципе нельзя приспособиться морфологически, физиологически, изменением структуры сообществ, можно в стремлении к самосохранению только преобразовать. У живого эта способность лишь намечается, и нельзя принять, что "если для развития отдельных органических форм характерно приспособление, то это не характерно для органического мира как целого, так как последний не столько приспособляется к условиям существования, сколько их преобразует" (528). Если под преобразованием понимать глобальную средообразующую активность биоса, нужно учесть, что изменение условий является побочным результатом жизнедеятельности организмов, к которому им приходится приспосабливаться часто как к весьма вредному фактору, каким был, например, кислород после появления фотосинтеза. Со стороны биоса - это еще не преобразование ради самосохранения, между ними ещё нет прямой связи, хотя такое преобразование иногда выступает важным фактором последующего эволюционного прогресса. Это укладывается в представление, что магистраль развития сама создает некоторые внешние предпосылки собственного продолжения (см. гл.4), но совсем не означает, что для своего сохранения живое в принципе не нуждается в человеке, его способности умышленно и глубоко преобразовывать окружающую среду, производить "вторую природу". Возможно, однако, что отнестись к этой нужде действительно всерьез обществе может лишь на грани самоуничтожения, само подорвав многие из своих природных основ. Возможно также, что в этом трагическом противоречии имеется ж свой позитивный момент: таким образом в условиях реальной угрозы для себя оно может выработать стратегию противостояния грядущим катастрофам ухе естественного порядка, но еще больших масштабов. По-видимому, это - жестокая, но объективная диалектика, выражающая один из существенных аспектов необходимости появления человека в мире и его отношения с ним. Современная естественнонаучная картина мира свидетельствует, что, если не возникает человек (социальная форма материи), основные формы материи, которыми представлена известная нам природа, - физическая, химическая, биологическая, - достигнув некоторого пика сложности, неминуемо деградируют, а две последние - вообще исчезают. В закрытой модели Вселенной эволюция физической материи заканчивается ее возвращением в состояние плотной горячей плазмы и последующим коллапсом, в открытой модели - распадом всех протоков и испарением черных дыр (529). Задолго до этого становятся невозможными и без того "обремененные разрывами" химические процессы, затем исчезают и сами атомы. Время же живого - мгновение по сравнению с временем наступления этих событий, но зато сущностная тенденция живого - самосохранение, которое в соединении со способностью человека активно вмешиваться в ход любых природных процессов может быть фактором, ломающим эту инволюционную тенденцию, продлевающим существование основных форм матеии, препятствующим гибели того, что возникает. Тогда место человека - на переломе, и оно не сулит комфорта. Если человек возникает, фигурально выражаясь, чтобы предотвратить это попятное движение, оно должно быть для него не очень далекой чисто теоретической возможностью, а постоянно воспроизводиться в каких-то формах самим обществом, приходить в столкновение с его самосохранением и, таким образом, гнать человека все дальше в познании и технологиях. Похоже, что так оно и есть, и современный экологический кризис - одна из этих форм. Выход из него труден, но если он будет найден, мы приобретем опыт, которого бы иначе не имели и который, возможно, окажется решающим, когда, например, угаснут естественные круговороты биогенных элементов. Если нет, то человечество просто погибнет раньше, чем встанет эта проблема. Как тонко подметил В. П. Визгни, антропный принцип - не гарантии выживания, а задание, и Вселенную еще нужно делать "нашей" (530), постоянно - добавим - размыкая ее замыкающий круг. Такая возможность заложена в единстве мирового процесса и, значит, в моменте зависимости эволюции низших форм материи от высших, в его общей направленности в сторону усложнения, вне которой невозможно его единство, в неустранимом объективном противоречии между действительным и возможным, которое всегда богаче действительного, но с некоторых пор неосуществимо без труда и мышления, в универсальной природе двух этих способностей человека (531). Реализация возможности сделать Вселенную "нашей" имеет, однако, горький привкус вечного кризиса, связывающего в интегральной социальной сущности человека биологическую тенденцию к самосохранению с социальной к активному преобразованию объективной реальности. Регресс - грозный спутник социального прогресса и, в отличие от него, легко находит себе место уже потому, что объективный результат практической деятельности богаче и конкретнее своего благого намерения и замысла и общество живет, постоянно экспериментируя само над собой - в состоянии известной неопределенности и непредсказуемости этого результата. Кризисы не нужно создавать специально, они приходят сами, но прогресс как ведущая тенденция мирового процесса оставляет и пути их преодоления, которые, однако, с определенного момента уже не могут быть пройдены стихийно. Хотя перспективы живого самого по себе безоговорочно мрачны, "ответ на вопрос о длительности существования биосферы изменяется при учете влияния на биосферу деятельности человека. Если эта деятельность приведет к завершению создания ноосферы, ожидаемая длительность существования биосферы значительно возрастает. По-видимому, создание ноосферы будет завершено после формирования системы контроля за состоянием биосферы и после реализации методов регулирования крупномасштабных биосферных процессов" (532). В свою очередь и социальный прогресс имеет, очевидно, очень жесткие, не поддающиеся "идеологизации" биологические критерии, без выработки и учета которых это неосуществимо (533). С появлением человека и переходом объективной реальности в ее социальный модус решающим моментом собственно, высшего в нем (модусе) становится мысль, без которой абстрактная возможность дальнейшего мирового прогресса, размыкающего замыкающийся круг Вселенной, не может переходить в очередную конкретную, реальную возможность. Эта реальная возможность выходит, однако, далеко за содержательные рамки социального как такового, она является также реальной возможностью каких-то глобальных природных процессов, которые могут быть инициированы только человеческой целенаправленной деятельностью, и, таким образом, собственно высшее вновь обнаруживает свою - одно на всех - универсальность, "космополитичность", принадлежность миру как целому, о которых говорилось в первой части работы. Можно сказать, что с возникновением человека у мира в известном смысле действительно появляется цель, и эта цель - не деградация, а прогресс. Переломным в данном отношении является процесс антропогенеза. Если рассматривать его результат как универсальную пре адаптацию биоса к катастрофическим, несовместимым с жизнью самой по себе переменами внешней среды, то в феномене пре адаптации как общего условия и средства макро эволюционных преобразований можно, на наш взгляд, обнаружить новые аспекты. Понятие пре адаптации было введено Дж. Симпсоном в его гипотезу квантовой эволюции (534) для объяснения быстрого перехода предковой формы из одной адаптивной зоны в другую и появления новых таксонов ранга семейства и выше. По Симпсону, каждое коренное преобразование, ведущее к новому типу организации, начинается со случайной пре адаптивной фазы, когда исходная большая популяция распадается на мелкие изолированные линии, в которых происходят неприспособительная дифференцировка и случайное закрепление мутаций; в результате среди таких линий оказывается одна или несколько, пре адаптированных к новой экологической зоне, и под сильным давлением отбора они быстро эволюционируют с ее сторону к максимальной степени приспособленности (535). "Введя в теорию эволюции новый элемент случайности - феномен пре адаптации, он тем не менее подчинил его реализацию контролю со стороны естественного отбора" (536), в чем можно видеть "образец подлинно творческого отношения к идейному ядру дарвинизма" (537). Представляется, однако, если учесть деление предмета приспособления живого на его внутреннюю и внешнюю физико-химические основы, что феномен пре адаптации имеет и более глубокий уровень, на котором ее общий характер оказывается предопределенным более жестко, чем если бы ее содержание зависело только от случайных (не приспособительных) дифференцировок и мутаций. Суть происходящего на этом уровне состоит - коротко - в том, что приспособление к внутренней физико-химической основе и ее эволюционной тенденции необходимо приводит живое в конечном счете и к его социальной "пре адаптации" в отношении будущих изменений внешних условий потому, что внутренняя основа сложнее внешней среды. Поскольку прогрессивная эволюция есть прежде всего результат приспособления живого к внутренней и более сложной части его физико-химической основы, со стороны которой зато оно в целом не испытывает абсолютной угрозы, человек в принципе успевает возникнуть с упреждением - раньше, чем его необходимость станет для живого, так сказать, смертельной необходимостью, диктуемой подавляющими морфофизиологический прогресс, но и более простыми внешними обстоятельствами, в которых человек должен уже не возникать, а действовать. Это означает, однако, что морфофизиологический прогресс на основе роста абсолютной каталитической активности химической системы индивида -роста общей энергии его жизнедеятельности - теряет смысл задолго до возможного начала гибельной для живого самого по себе фазы эволюции соответствующих комплексных форм материи, что эволюционные отношения живого со своей "каталитической" основой уже до этого достигают какого- то предела. Данная ситуация теоретически сродни той химической ситуации, в которой возникла жизнь, когда прямой химический субстратный синтез как способ развития материи потерял самодовлеющее значение с появлением особого химического субстрата, обладающего основной возможного содержания химической материи в целом и способного неограниченно воспроизводить его в этой полноте путем пространственной редупликации. Нужно предположить, что и человек возникает после того как появляется биологический вид, обладающий основной полнотой возможного содержания живой материи в целом, и если жизнь явилась диалектическим отрицанием высшего типа химического синтеза - пространственной редупликации соответствующих систем, то социальное должно было появиться как отрицание такого особенного биологического признака, который может быть присущ лишь виду, обладающему основной полнотой всего возможного биологического содержания, - признака который свидетельствует, что эта полнота достигнута не только биосферой но и отдельным ее видом. Последнее возможно в силу аккумулятивного универсализующего и конвергентного характера биологической эволюции и антропогенеза (536). Выделение этого признака и понимание механизма его отрицания могло бы пролить дополнительный свет на антропогенез как необходимое завершение биологического участка магистрали развития объективной реальности и на природу интегральной социальной сущности человека. Мало сказать, что социальное отрицает биологическое приспособление: по существу только в этом признаке такое отрицание имеет свой реальный предмет. Хотя социальное диалектически противоположно всему живому, лишь один вид фактически имел свойство или признак, известное - по аналогии с самоограничением редупликации при появлении живого - подавление которого привело к социальному. Обычный подход к происхождению человека фиксирует внимание на признаках, которые были либо усилены при переходе к социальному -прежде всего гоминидная триада и ее производные (537) - либо утрачены как бесполезные в общих рамках пере специализации, и обходится без предположении, что кто-то из семейства гоминид имел необычный признак, которого были лишены другие биологические виды и который был не усилен и не отброшен, а именно снят в отрицании социальным биологического, и через это было снято биологическое как таковое. Нужно думать, что этот признак - вновь по аналогии с предложенным нами пониманием скачка от химического к живому - был высшим проявлением собственно жизни, а скачок к человеку - его отрицанием. Существуют разные взгляды (538) на то, сколько скачков или, если скачок был один, сколько стадий включал непосредственный переход от биологического к социальному, имел ли он ступень "не животное, но и человек", какие из стадий или скачков были более и какие - менее решающими и т.п. Не входя в детали этой полемики, попытаемся выяснить, с какой стороны можно подойти к решению проблемы данного перехода на основании содержания предыдущего раздела. Из него следует, что колыбелью ароморфных пре адаптаций являются механизмы внутрипопуляционных отношений, по мосту и через инверсию которых в отношения биоценотические осуществляется переход в новые экологические ниши, обуславливающие дальнейший рост энергии жизнедеятельности и усложнение индивидуальной организации. Многократное перерастание в ходе прогрессивной эволюции первых отношений во вторые и многократно следующее за этим совершенствование первых на фоне вторых должно, однако, вели к стиранию разделяющей их грани, когда механизмы установления внутрипопуляционных отношений становятся универсальными в том отношении, что позволяют их обладателям, так сказать, с ходу - без длительной перестройки морфологии и физиологии - включаться во многие пищевые цепи, сразу - не дожидаясь соответствующих вымираний - устанавливая благоприятные для себя биоценотические отношения с представителями их высших трофических уровней. Экологическая ниша таких видов расширяется в тенденции до пределов биоценоза или даже системы биоценозов, что, очевидно, имеет несколько следствий. Обычно "каждый вид строго «контролируется» его взаимодействиями с видами, занимающими смежные с ним ниши. Однако любой вид, способный выдвигаться из под такого контроля, может оказать огромное влияние на все сообщество в целом, вызвав быстрые эволюционные изменения широкого ряда конкурирующих и взаимозависимых видов" (539). Вероятно, первым следствием далеко зашедшей универсализации рассматриваемых отношений будет то, что их носители, дестабилизируя таким образом сообщество, поначалу получают возможность размножаться, не встречая существенных ограничений со стороны далеких от них видов-конкурентов и хищников и не сливном заходя в тупики специализации, ослабляющие дальше эту конкуренцию. Вторым следствием должно быть, напротив, обострение отношений между видами в пределах этой вырывающейся из-под контроля сообщества систематической группы, все же заставляющее их дивергировать, сохраняя известную дистанцию между отношениями внутри их популяций и друг с другом. Правда, виды, у которых эта дистанция ещё остается в силу начинающейся специализации довольно большой, могут не выдержать конкуренции с быстро эволюционирующими из-за дестабилизации сообщества представителями далеких от них систематических групп. Вероятно, это случилось с теми из гоминид, которые попытались присоединиться к группам крупных хищников или травоядных: выжили лишь их самые всеядные виды (540). Однако виды, которые продолжают двигаться дальше в сторону универсализации обсуждаемых отношений, по-видимому, ожидает - третье и главное следствие - особый внутренний кризис, сокращение у них этой дистанции, вероятно, чревато за какой-то чертой популяционным крахом в силу того, что средства установления конкурентных отношений с другими видами - отношение более жестких и бескомпромиссных, чем должны быть внутрипопуляционные отношения - обращаются внутрь популяции обладателей этих средств. Чем мощнее последние и чем, следовательно, у вида меньше внешних конкурентов и врагов, тем проблематичнее обязывается его сохранение, если учесть, что в последнем счете это - средства ограничения размножения. В сущности биологическая эволюция изначально запрограммирована на такой результат природой собственно жизни - самоограничением пространственной редупликации организмов в качестве условия их прогресса и индивидуализации. Как заметил Л. Берталанффи, "полная индивидуальность... сделала бы невозможным размножение" (541). Однако биологическая сущность как интегральное образование не сводится к этому ограничению. Имея и более широкий план - самосохранение, - она все же оставляет живому в лице попавшего в описываемую ситуацию вида шанс выйти за свои рамки и стать основой социальности. Какой его признак или - теперь уже - какое средство самоограничения редупликации как выражение собственно жизни может быть непосредственно снято социальным? Известно, что механизмы внутрипопуляционной регуляции у животных в ходе прогрессивной эволюции приобретают все более экономичный, дистантный, сигнальный характер, не требующий непрерывного и прямого физического "выяснения отношений", и оказываются в целом не менее эффективными, чем непосредственное насилие. В этом свете наиболее биологичной и одновременно отвечающий развиваемым здесь представлениям кажется гипотеза Б. Ф. Поршнева о том, что древнейшие предки человека в силу превосходящей подвижности их нервных процессов имели "гигантские возможности активного воздействия... на центральную нервную систему [других] животных, на их высшую нервную деятельность" (542) и затем, "в высочайшей мере освоив сигнальную интердикцию в отношении зверей и птиц, наконец, возымели тенденцию все более распространять ее и па себе подобных" (543), что повлекло за собой два следствия: бурную дивергенцию палео- и неоантропов и развитие у последних нейрофизиологических механизмов противодействия "командам" как палеоантропов, так и представителей собственного вида. Эти команды или "сигналы не соответствуют первосигнальным стимулам и реакциям и, следовательно, подавляют их " (544), так что владеющий такими сигналами индивид способен, не причиняя другому индивиду прямого физического ущерба, блокировать в принципе любые его биологически целесообразные действия, оттормаживая управляющие ими импульсы его первой сигнальной системы. Биологически целесообразно для индивида всё, что способствует его репродукции, и с появлением универсального средства торможения здоровых животных рефлексов отношения физико-химического (редупликация) и собственного жизненного (её самоограничения), очевидно, достигают предела, дальше которого чисто биологическое сохранение вида, где такое средство используется и внутри популяции, становится крайне проблематичным. Невозможна в рамные биологии и его редукция, поскольку оно одновременно является средством защиты от превосходящих в остальном хищников и главным средством поддержания нужных отношений с видами-конкурентами (среди которых - и владеющие тем же оружием). В этом своеобразном тупике универсализации биотических отношений могли, однако, предприниматься "перемежающиеся реципрокные усилия воздействовать на поведение другого и противодействовать этому воздействию... [причем] ни на одной из противоположных друг другу побед невозможно было остановиться" (545), и потенциал усложнения таких сигнальных отношений индивидов в популяции был практически безграничным (546). Его результатом стала способность одного индивида не просто тормозить активность другого, но, преодолевая его сопротивление этому, навязывать ему разнообразные конкретные действия, не диктуемые его первой сигнальной системой и не имеющие для него непосредственного первосигнального смысла, а затем - самому (!) производить такие действия, противопоставляя их тем, которых требовал от него партнер по этому своеобразному диалогу. Эта уникальная стадия "животного наоборот" (547) парадоксальна тем, что попытки разблокировать первую сигнальную систему, вернулись на уровень чисто биологической целесообразности, ведут к развитию ее системы-антагониста. Если допустить, что через последнюю прошли в качестве сигналов действия с вещами, выступавшими здесь не в том значении, в каком они могли бы в то время служить раздражителями в первой сигнальной системе, эта система-антагонист должна была стать в конечном счете нейрофизиологической основой абстрактного мышлении, отражения того в вещах, что непосредственно вообще не является раздражителем - общего, сущности, причины и т.п., стать второй сигнальной системой, которая в сочетании с весьма развитым инстинктивным трудом и сделала человека разумным (548). По-видимому, способность индивида самому блокировать свою первую сигнальную систему и явилась тем универсальным признаком непосредственного животного предка человека, в котором оказалась сфокусированной и подготовленной к социальному снятию собственно жизнь, а через нее - и жизнь в целом. Под грузом этого признака соответствующие популяции должны были буквально коллапсировать, испытывай колоссальное внутреннее напряжение и подвергая своих членов очень интенсивному и очень ее естественному отбору в направлении формирования прежде всего тех структур мозга, которые могли бы, приняв этот груз на себя, вынести его за чисто биологические рамки. Внутрипопуляционные отношения закономерно перерастали при этом уже не в новую версию биоценотических отношений, а в отношения социальные, и это в принципе не требовало внешних потрясений биосферы и массовых вымираний - все совершилось на магистрали развития, которая все "взяла на себя". Заметим, что концепция Б. Ф. Поршнева, вероятно, потому до сих пор остается невостребованной антропологами (549), что воспринимается ими вне адекватного ей философского контекста, каким является, на наш взгляд, конкретно-всеобщая теория развития как интегрального прогресса. Заметим также, что его концепция, вероятно, имеет в этом контексте и обратную силу, позволяя глубже понять то, что происходит как при окончании эволюции в направлениях ограниченного прогресса, так и на значительно удаленных от фазы антропогенеза ступенях ее главной магистрали. Вообще же взгляд "снизу вверх" на направленность и закономерности биологической эволюции, на котором построены этот и предыдущий разделы главы, должен быть дополнен взглядом "сверху вниз" - со стороны конечного результата эволюции. Это сняло бы многие шероховатости предложенного нами подхода, и мы надеемся сделать это в будущем, полагая, однако. что некоторые новые аспекты решения проблемы нам все же удалось выявить и обосновать. Заключение.
Дата добавления: 2015-06-27; Просмотров: 666; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы! Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет |