Эволюция как интегральный и абсолютный прогресс 2 страница

Эволюция является интегральным прогрессом удаления живого от не­живого также и со стороны информационного критерия, который характе­ризует развитие механизмов наследственности, отражения, управления внутренними процессами и внешней активностью. Например, возникновение эукариотической клетки сопровождается усложнением структуры отдельного гена: он становится мозаичным, в нем появляются интроны, перемежа­ющиеся со смысловыми участками, непосредственно кодирующими структуру белка (348). Усложняется и организация генома. Простая петля ДНК клетки прокариот заменяется у эукариот хромосомным набором, заключенным в ядре, появляются сложные механизмы точного распределения генетическо­го материала при делении клетки. В ходе эволюции увеличивается и раз­мер генома. Так, геном эукариотической клетки содержит в сотни и ты­сячи раз больше генов, чем прокариотическая клетка (349), размер генома самых примитивных хордовых составляет 6% такового плацентарных млеко­питающих, ланцетника – 17% (350). Вместе с тем доля ДНК в клетках высших организмов меньше, чем в клетках прокариот (351), а размер генома (число нуклеотидных пар на клетку) колеблется в эволюции, обнаруживая тенденцию не только к росту, но и к снижению, также положительно коррелирующему с общим усложнением морфофизиологической организации (352). Например, геном кистеперых рыб в 35 раз больше генома млекопитающих, и, таким образом, "геном минимального размера отнюдь не свидетельст­вует о так называемой «примитивности»" (353). Это еще раз говорит об относительности регресса как противоположности прогресса и об интегральности прогресса как процесса.

Геном многоклеточного организма формально тождественен геному его зиготы, однако онтогенез также является его (генома) своеобразным интегральным прогрессом. В соматических клетках могут возникать мута­ции, которые, хотя и не передаются потомкам, является источником внутреннего генетического полиморфизма клеток организма. Вероятно, это имеет большой прижизненный смысл прежде всего в случаях, когда необходим синтез белков, структура каждого из которых не может быть отдельно запрограммирована в геноме зиготы, во-первых, по причине их крайнего многообразия и, во-вторых, по причине уникальности ситуации, при которой возникает необходимость в одном из них. Не исключено, что на этом основана работа той части иммунной системы, которая действует по принципу "каждому антигену - свое антитело" (354). Можно предполо­жить, что нечто подобное имеет также прямое отношение к деятельности мозга и психике.

Нашей задачей не является подробный анализ каждой группы крите­риев высоты индивидуальной организации, но остается еще их главная группа, в которой фигурируют показатели структурно-функциональной упорядоченности и целостности организма и которая непосредственно от­ражает степень его морфофизиологической сложности, косвенно фиксируе­мой энергетическими, экологическими, информационными критериями.

Сложность имеет, как уже говорилось, два аспекта: многообразие, множественность и единство, слитность. Усложнение составлено как бы ив двух процессов: роста многообразия и роста связности, слитности. В известном смысле эти процессы противоречат друг другу. Рост многооб­разия является некоторым нарушением и распадом единства, а повышение степени единства - уничтожением многообразия, слиянием многого в од­но. Если за точку отсчета брать многообразие, то повышение степени единства начинает выступать как некоторый регресс. Если исходить из единства, то регрессом оказывается уже нарушающий его рост многообразия. Усложнение имеет, таким образом, две стороны, каждая из которых, взятая сама по себе, может выступать регрессом по отношению к другой и вместе тем является сама по отношению к себе, т.е. в своей сущнос­ти, прогрессом. Адекватным отражением этого обстоятельства и являет­ся положение, что прогресс абсолютен и внутренне опосредован, как собственным относительным моментом, регрессом.

Такая двойственность присуща и морфофизиологическому прогрессу, что выражается в противоположностях полимеризации и олигомеризации, дифференциации и интеграции элементов структуры организма, ее консер­ватизма и пластичности в отношении дальнейших эволюционных преобразо­ваний. Инструментом соотнесения и взвешивания вкладов этих составляю­щих в эволюционные изменения индивидуальной организации должен Сыть критерий морфологической сложности, на основании которого можно было бы ранжировать представителей разных филумов и систематических групп. В него включаются многие признаки: количество элементов (клеток, тканей, органов), их качественное разнообразие, функциональная нагруженность элементов в аспектах интенсивности и многообразия функций, вы­полняемых каждым из них, степень их взаимозависимости и интегрированности, по которой организмы можно разделить прежде всего на две большие группы - унитарные и модулярные (355), и т.д.

Для применения критерия сложности, образованного показателями, которые могут и противоречить друг другу (какой организм сложнее: тот, что имеет мало хорошо дифференцированных монофункциональных эле­ментов, или тот, у которого элементы скорее поли функциональны, плохо дифференцированы, но велики числом и т. п.), необходима некая естест­венная объективная шкала ее градаций. Чтобы критерий мог работать на всем диапазоне различии индивидуальной организации, начиная от прос­тейших прокариот и кончая человеком, за основу такой шкалы нужно при­нять магистраль биологической эволюции - линию неограниченного прог­ресса - с тем, чтобы "приводить" к ней продукты других линий эволюции. Ответ на вопрос, "кто, например, прогрессивнее -... насе­комые или... моллюски... подразумевает существование своего рода «координатной оси» морфофизиологического прогресса, вдоль которой происходит возрастание сложности и совершенства от нулевой точки «идеально простое» в направлении «идеально сложного и совершен­ного». Чтобы сравнить степень достигнутого разными группами организ­мов морфофизиологического прогресса, соответствующие показатели пос­ледних надо как-то суммировать и спроецировать на эту общую ось. При такой операции, очевидно, предполагается возможность абстрагироваться от конкретных особенностей организации и истории разных групп и срав­нивать, так сказать, в «чистом виде» их достижения на пути морфофизиологического прогресса" (356). Приходится констатировать, что такая возможность пока не реализована, методы суммирования и проекции комп­лексов показателей филогенетически далеких друг от друга организмов на координатную ось линии неограниченного прогресса еще не найдены. Очевидно, что необходимое для этого абстрагирование требует примене­ния какого-то математического подхода, не разработанность которого, однако, не может служить основанием принципиального отказа в универ­сальности критерию высоты индивидуальной организации. Если существует единство форм жизни, то единым должен быть и общий критерий прогресса.

Для каждой линии эволюции, конечно, легче найти особый критерий - свой для членистоногих, свой для моллюсков и т.д., и возникает обычно не затрагиваемый в дискуссиях о критерии прогресса, но принци­пиальный вопрос: что может дать их сравнение друг с другом через ко­ординатную ось линии неограниченного прогресса, для чего нужно такое сравнение? По-видимому, самым важным результатом сопоставления всех со всеми по единой шкале сложности должно явиться обнаружение некой фундаментальной структура органического мира, общего закона его раз­нообразия, каких-то глубинных отношений между таксонами видового и более высоких рангов. Возможно, что обнаружится некий универсальный квант биологической сложности, который позволит наметить новые подхо­ды к созданию своего рода периодической системы живого и пониманию природы макроэволюционных событий: не исключено, что главным из них окажется, так сказать, прибавление очередного кванта сложности. В ре­альности подобной перспективы убеждают результаты анализа живого че­рез призму такого формального показателя индивидуальной организации, как размер тела (357). Обнаружено, например, что таксоны высокого ранга отстоят друг от друга в среднем на 0,5 логарифмической единицы по приведенным и взвешенным размерам организмов входящих в них видов. Размер тела, очевидно, как-то коррелирует с его сложностью, и игра явно стоит свеч.

Она стоит их и в связи с наметившимся в биологии возвратом к по­ниманию разнообразия как самодовлеющего феномена, который не знает дисциплинарных границ, а эволюции - как прежде всего процесса преоб­разования разнообразия, - к пониманию того, что путь к построению ра­ботоспособной теории эволюции лежит через анализ проблемы разнообра­зия (358). Более двух тысячелетий биология была по преимуществу наукой о сходствах и различиях организмов, об их многообразии, но последние 100 лет систематику я морфологию считают второстепенным знанием и их астрономических объектов, "уплотненного" выражения их совокупного, но рассеянного по Вселенной химического содержания. Аккумуляции содержа­ния является, следовательно, сквозной, пронизывающей эволюцию и ос­новных, и комплексных форм материи закономерностью, обеспечивающей переход одного модуса объективной реальности в другой - более сложный.

Ее дополняет конвергенция, состоящая в том, что в развитии при­роды происходит неуклонное сокращение распространенности, объема и массы высших форм материи по сравнению с низшими и основную долю объ­ектов материального мира составляют объекты низших форм материи. Ис­толкование этого обстоятельства как свидетельства, так сказать, непрогрессивной направленности развития, случайности прогресса поверх­ностно. На самом деле только конвергентное восхождение от низшего к высшему можно считать естественным и необходимым, а любое другое - чудесным или случайным. Это вытекает из природы отношений, в которых находятся магистраль и боковые или тупиковые линии эволюции. Магист­раль должна порождать тупики, постоянно отдавая им часть своих все более сложных продуктов, тратя себя и сходя на конус потому, что та­ким образом она как бы одевает себя лесами условий, в которых только и возможно ее продолжение, Данное отношение было подробно рассмотрено нами применительно к химической эволюции, но безусловно, что оно яв­ляется, меняя конкретные формы своего выражения, универсальным аспек­том развития всей природы, в которой живого и должно быть меньше, чем химического, а его - меньше, чем физического, именно в силу законо­мерного характера восхождения от низшего к высшему, в силу абсолют­ности прогресса.

Необходимой стороной аккумуляции и конвергенции является универ­сализация сосредоточиваемого во все более миниатюрных пространствен­но-временных формах содержания, его постоянное материальное обобщение. Так, химическая основа живого включает не все химическое содер­жание Вселенной, а его основную полноту. Не обладая всеми особенными и единичными признаками химических объектов Вселенной и не аккумули­руя их в себе непосредственно, она совпадает с их совокупным содержа­нием на некотором уровне его общности, так что каждое ее свойство оказывается принадлежащим одному из рядов тех свойств, что имеют и другие химические объекты, а сама она оказывается местом пересечения этих рядов, и в этом смысле ей присуще универсальное химическое со­держание.

Очевидно, что чем сложнее предмет, тем больше подобных рядов мо­гут пересекаться в нем и, следовательно, тем универсальнее его содержание. Химический объект в принципе универсальнее физического, живой - химического и т.д., но наибольшей универсальностью отличаются продукты магистрали развития, которая, опираясь на все богатство осо­бенного и единичного, создаваемое всеми линиями эволюции, выступает, можно сказать, источником универсального содержания как такового.

Аккумуляция, конвергенция, универсализация, будучи закономерностями всего мирового процесса и обеспечивая переходы от низших форм материи к высшим, действуют также и внутри отдельных форм материи, направляя их эволюцию, что должно быть в каждом случае предметом особого исследования. Наш случай - живое, в эволюции которого данные закономерности получают новые формы и механизмы осуществления.

Свои "величайшие триумфы" празднует в ней - прежде всего в явле­нии наследственности - аккумуляция. По-видимому, аккумулятивный характер развития природы был впервые обнаружен и научно объяснен: именно биологией. Согласно теории Ч. Дарвина, адаптации организмов, способствующие их вышиванию, отбираются, сохранятся и накапливаются в потомстве, приводя к образованию новых видов живых существ (359). Это положение оценено К. Марксом и Ф. Энгельсом как одно из ключевых в уче­нии о развитии живого: "Накопление является... ассимиляцией, постоян­ным сохранением и вместе с тем преобразованием уже воспринятого, осу­ществленного. В таком именно смысле Дарвин делает «накопление» посредством наследственности у всех организмов, у растений и живот­ных, движущим принципом их формирования" (360), развитие видов проте­кает "путем накопления наследственности" (361). С точки зрения совре­менного дарвинизма аккумулятивность есть сущностная черта развития живого и признаки, в которых она выражается (ассимиляции, накопление, интеграция) являются ключевыми в определении феномена биологической эволюции. "Она представляет собою аккумулятивный процесс, т.е. приобретение нового, удержание старого и нового и различные процессы преобразования, взаимодействие которых образует некоторый сплав" (362), "сущность эволюции состоит в адаптивных преобразованиях, вызываемых, регулируемых, накапливаемых и интегрируемых естественным отбором" (363). Аккумуляция признаков предшествующих ступеней развития в последующих - обусловливает рост богатства содержания живой материи, увеличение структурного и функционального многообразия форм жизни. В результате от эобионтов до высших форм жизни сложность существ возрастает на 18-20 порядков (364).

Такой скачок обусловлен прежде всего своеобразным опережающим развитием механизмов точного воспроизведения и, значит, накопления наследственной информации, обеспечивающим возрастание емкости генети­ческой памяти и эволюционного потенциала жизни. Свойства самих по се­бе нуклеиновых кислот ограничивают эту емкость всего 50-100 нуклеотидами; ферментативная репликация одноцепочечной РНК – 10**4 нуклеотидами; репликация двухцепочечной ДНК полимеразами и корректирующими фер­ментами – 10**7; ее сочетание с рекомбинацией поднимает этот предел выше 10**9 нуклеотидов, что достаточно для появления человека (3-10**9 нуклеотидов) (365). Формирование последнего из названных механизмов, начавшись еще у прокариот, завершилось несколько сотен миллионов лет назад, и решающей предпосылкой прогрессивной эволюции стал далее ос­нованный на нем рост количества генетического материала организма, происходящий, как показал С. Оно, путем дупликации отдельных генов, участков хромосом или всего генома. Существенно расширяя возможности наследственной изменчивости, этот рост, видимо, тоже опережал осно­ванный на нем морфофизиологический прогресс. Вероятно, еще предки млекопитающих достигли размеров генома, достаточных для того, чтобы последующие грандиозные скачки, которые привели к возникновению чело­века, осуществлялись за счет дифференциального использования уже су­ществующей генетической избыточности (366), когда наряду с сохранением старых генов их избыток постепенно мутирует в новые гены. Наследс­твенная изменчивость имеет, таким образом, собственное аккумулятивное начало, которое обеспечивает не только рост богатства содержания нас­ледственной основы особи, но и его уплотнение, концентрацию, увеличе­ние количества информации, содержащейся в единице объема живой мате­рии. Поэтому наследственная информация, необходимая для построения такого наисложнейшего существа, как человек, могла быть собрана в клетке объемом 15 кубических микронов (367).

Мощным аккумулятором генетической информации является популяционно-видовой уровень организации живого. Сохранение вида прямо зави­сит от степени генетической разнородности составляющих его особей: чем она больше, тем лучше защищен вид от возможных колебаний среды и тем больше у него шансов адекватно измениться, если эти колебания об­наружат устойчивую направленность. Исследование внутрипопуляционных механизмов поддержания и увеличения генетической разнородности - одно ив важнейших направлений современной экологии (368). О фундаментальности таких механизмов говорит их глубокая связь с отношениями, регулирую­щими численность и плотность популяции. Есть, например, данные, что аффект угнетения развития одних особей и его ускорения у других при перенаселении сильнее всего выражен у наиболее близких генетически организмов - у ближайших родственников (369), смыслом чего является сохранение в популяции, по возможности, представителей всех "семейных" генотипов. Существенным является также то обстоятельство, "что обогащение популяционного генофонда сопровождается увеличением резер­ва, генетических потенций отдельных индивидов... [что] популяции... из центра ареала вида, отличающиеся высокой степенью генетической разно­родности, характеризуются большей генетической емкостью.. отдельных кариотипов" (370). Обычно вид представлен рядом популяции, генетический обмен между которыми может периодически теряться, а затем вновь восстанавливаться и тогда приобретения относительно изолированных микро-популяций могут суммироваться, достигая наибольшей концентрации в центре ареала, популяция которого оказывается насыщенной настолько, что всего пара ее особей способна восстановить при размножении весь генофонд этой системы, сохранив ее эволюционные потенции (371). Эта система работает как своеобразный насос, нагнетающий в середину ареа­ла генотипическое богатство вида. Его действие направлено, таким образом, к тому, чтобы поддерживать в пространстве видов "острова" с наибольшей концентрацией их содержания. Примечательно, что уже микро эволюция, к результатам которой относятся подобные эффекты, обнаружи­вает аккумулятивное начало. Если учесть, что ареалы разных видов мо­гут совпадать или частично перекрываться, естественно предположить, что микро эволюция должна вести к появлению и сохранению "островов" или зон с повышенной концентрацией генотипического богатства не одного, а множества видов. Конечно, это не значит, что соответствующие центры ареалов всех видов какой-то территории обязательно точно сов­падают, но их значительное совпадение может быть вероятным у биоценотически связанных видов. Подобно ареалу вида, "ареал" биоценоза дол­жен иметь участки, где с наибольшей полнотой представлен его совокупный генофонд.

Для появления на магистрали и линиях ограниченного прогресса очередного уровня сложности, вероятно, "требуется информационная мощь всего предыдущего этапа и те экологические условия, которые создаются работой сложны: сообществ, образуемых организмами, состоящими на предыдущих уровнях сложности" (372), и можно предположить, что становление крупных ароморфозов приурочено именно к информационно-генетическим центрам видов и биоценозов. Из наблюдению С. С. Шварца, "магистральный путь эволюции проходит не в условиях изоляции, а на больших участках арены жизни, открытых всем ветрам борьбы за существование" (373), при­чем "на сплошном участке ареала вида эволюция может проходить с боль­шой скоростью, не сворачивая с магистрального пути" (374), и "увеличе­ние темпов эволюции может быть связано как раз с обогащением биоценозов" (375). Именно в таких условиях аккумуляция идет без помех, и ее микроэволюционный механизм может прямо работать на макро эволюцию с ее ароморфной в целом направленностью. Длительная же и устойчивая изоляция микро популяции исходного вида, тоже чреватая быстрым видооб­разованием, в основном ведет к "монстрам эволюции" - односторонне развитым, узко специализированным формам (376).

Отметим далее, что аккумулятивное начало присуще и биоценотическому уровню организации жизни. Во-первых, общая линия как сукцес­сии, так и специогенеза, т. е. эволюции биоценоза в результате эволю­ции видов внутри него - обогащения его видового состава и усложнение внутренних отношений, рост и накопление его внутреннего многообразия. Во-вторых, это образование в пространстве биоценоза зон повышенной концентрации содержания его совокупного генофонда. В-третьих, чтс особенно важно, поскольку непосредственно выражает специфику биоценотических отношений, в пищевой цепи - основе структуры биоценоза -высшие звенья трофической связи "неизбежно становятся своеобразными концентраторами информации, накопленной низшими" звеньями (377). Кон­центрация осуществляется здесь в качественно новой и более высокой форме, которая позволяет организмам высших звеньев использовать гене­тическую информация организмов низших звеньев, непосредственно ею не обладая. Травоядные животные не способны к фотосинтезу, но у них есть, условно говоря, гены, которые информированы, где получить его продукты, лак бы подключив к себе тем самым гены фотосинтеза расте­ний. Таких генов почти лишены хищники, но зато их гены знают, как подключиться к генам травоядных и через них - к генам фотосинтеза. "Е результате создается огромное усиление информационного содержания высших звеньев" (378). Если исходить из того, что центральным событием биоценотического прогресса как такового является надстройка пищевой цепи очередным звеном, то такое усиление нужно считать его основой, причем оно - явная предпосылка будущего превращения человеком природы в свое "неорганическое тело”.

Аккумуляция, которая ведет к этому, осуществляется путем формирования генетических программ поведения, направленного на активный выбор условий существования и обучение. Центром их реализации в ходе эволюции становится нервная система, которая, по мысли Ф. Энгельса, “развившись до известной степени... завладевает всем телом и органи­зует его сообразно своим потребностям” (379). Эта идея получает в нас­тоящее время почти буквальный смысл в свете ряда поразительных фак­тов. Во-первых, у позвоночных нервные структуры являются первым "ор­ганом” эмбриона, их закладка предшествует другим морфогенетическим процессам, и они выступают ведущим фактором последующего эмбриогене­за, интегрируя его процессы в единое целое (380). Во-вторых, клетки мозга обладают очень высоким уровнем генетической активности, и если в обычных соматических клетках активна только малая часть генома (1-З%), то в мозге транскрибируется до 35% генома, причем слож­ность генетической активности нервной ткани и число активных локусов генома ее клеток непрерывно возрастает на всех стадиях развития, во взрослом состоянии, при обучении (381.). Так "опыт" жизни популяций и биоценозов через его аккумуляцию и концентрацию в геноме организмов, находящихся на вершинах трофических цепей, постепенно становится ос­новой психики и мышления.

Характер аккумуляции биологического содержания позволяет предпо­ложить, что ее разные формы и уровни связаны в систему, задающую не­кий предельно абстрактный алгоритм эволюции: 1)заполнение территории возможного ареала, микро эволюция и, так сказать, горизонтальная акку­муляция ее результатов в центре ареала; 2)появление в нем нового тро­фического уровня - событие макроэволюционного масштаба - за счет вер­тикальной аккумуляции, характерной для пищевой цепи; 3)освоение тер­ритории возможного ареала представителями этого уровня с последующим повторением и на нем предыдущей (2) ситуации и т.д. Абстрактность этой схемы выражается уже в том, что за 4-5 термодинамически разре­шенных ее шагов (таково возможное число трофических уровней биоцено­за) не мог бы появиться не только человек, но и все современные типы и классы существ. Тем не менее она заставляет выразить сомнение в том, что в будущем "учение о микро эволюции как таковое прекратит свое су­ществование... [и] его нынешней содержание будет отражать всего лишь популяционные процессы видовой адаптации" (382): в этой схеме микроэво­люционные процессы с их собственным аккумулятивным началом сохраняют известную самостоятельность и выступают именно эволюционными, а не просто адаптационными, процессами и прямым преддверием макро эволюции, основанной уже на иной форме аккумуляции содержания. Мы вернемся к этой проблеме в следующей главе, однако аккумулятивный характер био­логической эволюции остается фактом.

Природа живого требует универсализации возникающего в его эволюции содержания. Ее необходимость диктуется, во-первых: тем, что живое может развиваться лишь размножаясь, а размножение имеет весьма жест­кие пределы и это в принципе исключает накопление и сохранение для дальнейшего развития всего, что потенциально жизнеспособно. Поэтому аккумуляция биосферой итогов собственной эволюции требует постоянного сброса части их содержания. Самым радикальным его способом является биологический регресс, вымирание узко специализированных форм. Во-вторых, она вытекает из очевидной невозможности аккумуляции организмом даже на линии неограниченного прогресса всех особенностей сво­их предшественников. Часть этих особенностей также подлежит сбросу. Универсализацию живого можно считать аккумуляцией, опосредованной ее собственным отрицанием. Очевидно, таков широкий смысл тенденции, дви­жущей макро эволюцию.

В развитии живого происходит прочное закрепление лишь адаптив­ных преобразований, имеющих широкий, универсальный характер. "Органы, обладающие более универсальным значением, удерживаются... надолго или навсегда, так как оказываются полезными во всяких условиях внешней среды. В процессе эволюции происходит поэтому постоянное накопление признаков широкого приспособительного значения. Это приводит не толь­ко к прогрессивному усложнению строения животного, но и к постепенной выработке общих основ организации, которая остается характеристикой для всей восходящей филогенетической ветви. Вырабатывается то, что называется типом организации" (383). Аккумуляция приспособлений широко­го значения достигается установлением функциональных соотношений меж­ду системами и органами на всех стадиях индивидуального развития ор­ганизма, накоплением корреляционных и реагирующих механизмов, обеспечивающих реализацию универсальных реакций независимо от случай­ных колебаний среды. "В результате... происходит не только прогрес­сивное усложнение организации со всеми ее функциями, но и нарастание известного универсализма организации. Возникает не только более слож­ная, но и заметно более совершенная, более устойчивая, но вместе с тем и более пластичная организация" (384).

Эволюция есть далее единство универсализации и специализации - выработки частных приспособлений к жизни в узкой адаптивной зоне, ставящих существование вида в жесткую зависимость от ее сохранения. При далеко зашедшей специализации исчезновение зоны обрекает вид на вымирание. Поэтому в эволюционной перспективе сама по себе "специализация парализует, а ультра специализация убивает. Палеонтология вся состоит из этих катастроф" (385). Даваемый специализацией "успех имеет всегда лишь временный характер" (386). Вместе с тем специализация - сторона и провокатор любого эволюционного преобразования, так как вы­живание всегда требует приспособления к каким-то особенностям среды и "поэтому органы, определяющие специализацию, эволюционируют быстрее, а остальные системы медленнее" (387). Если специализации затягивается, эти гетерохрония и дискоординация постепенно устраняются стабилизиру­ющим отбором, отстававшие догоняют передовых и формируется глубоко скоррелированная система, почти не имеющая конкурентов в своей узкой зоне, но и практически лишенная потенциальных направлений дальнейшей эволюции (388). Однако "на ранних этапах специализации, когда система координации еще не сформировалась, организация таксона сохраняет пластичность, достаточную, чтобы на основе адаптации в узкой и неста­бильной адаптивной зоне произошло расширение этой зоны" (389), т.е. чтобы специализация, дав процессу толчок, перешла в ароморфоз - становление универсального приспособления с соответствующей ему системой корреляции органов и стойкой программой онтогенеза. Неограниченный прогресс тоже есть в известном смысле специализация, ведущая в "ту­пик" человека, и очевидно, что диалектика универсализации и специали­зации - выражение диалектики интегрального (абсолютного) прогресса.

В биосфере всегда есть виды готовые и виды не способные сменить или расширить свою адаптивную зону, и это обстоятельство позволяет дополнить предложенный выше абстрактный алгоритм эволюции еще одним пунктом. В случае вымирания каких-то представителей нижних уровней цепи питании, чем бы это ни было вызвано, освободившееся место может быть занято представителями, пришедшими с высших трофических уровней и принесшими с собой более высокий и универсальный тип организации, приобретенной ранее в результате "вертикальной" аккумуляции и обобще­ния содержания ниже лежавших уровней трофической цепи [следует заме­тить, что "захват новых пищевых материалов лежит в основе прогрессив­ной эволюции... Только беспрепятственный захват... т. е. в верхних звеньях цепей питания" (390)]. Таким образом может происходить ради­кальная универсализация нижних звеньев трофических цепей вплоть до превращения животных в растения. Конечно, последнее мыслимо только в мире простейших, и "недавно было показано, что... у [их] автотрофных представителей (таких, как эвглена), неспособных к фаготрофии, есть рудиментарная глотка, указывающая на существование хищного протозойного предка" (391). Однако возможность универсализации, идущей не толь­ко снизу вверх, но и сверху вниз, является, по-видимому, единственной возможностью уместить все многочисленные ступени линий ограниченного и неограниченного прогрессов в те несколько подъемов, которые разрешены термодинамикой трофической цепи: переселенцы с верхних ее уровней на нижние, эволюционируя там на базе своего относительно более сложного и универсального, чем у предшественников, содержания, могут обратно "поставить" из своей среды на верхний уровень, с которого пришли, нечто еще более сложное и универсальное, чем они сами перед спуском, и т.д.

Дата добавления: 2015-06-27