Морозовка и Литвиновичи

Обстановка на фронтах, видимо, не позволяла гитле­ровскому командованию направить значительные силы на борьбу против Ковпака. Поэтому командование партизан­ского соединения решило воспользоваться затишьем и раз­вернуло активную боевую работу отрядов в Путивльском, Глуховском, Кролевецком, Конотопском и Шалыгинском районах. Нашему отряду было приказано занять Морозовку и контролировать такие большие села, как Литвиновичи, Камень, Мутин, Воргол и другие.

Когда наш отряд вышел из Спадщанского леса, Куд­рявский приказал мне с небольшой группой партизан раз­ведать, что делается в Морозовке, и, если обстановка бла­гоприятная, зайти к бывшему председателю местного кол­хоза Семену Ивановичу Неленю.

- Он ведь коммунист, а до сих пор сидит дома, когда у него под носом партизаны действуют. Попытайся про­щупать его настроение, узнай, как он думает вести себя дальше, — сказал Кудрявский.

Разведав обстановку в селе, я послал к Кудрявскому посыльного с донесением, а сам, надев пилотку задом на­перед, повязал на руку полицейскую повязку и с немец­ким автоматом в руках направился в дом Неленя.

Калитка и входная дверь оказались незапертыми, и я без стука вошел в хату. За столом, подперев руками го­лову, сидел пожилой мужчина.

- Мне нужен Семен Иванович Нелень, — сказал я.

- Он самый перед вами, — ответил мужчина, продол­жая сидеть.

- Вы коммунист?

Нелень заметно изменился в лице.

- Який вин коммунист. Вин старый и хворый чоловик, — затараторила пожилая женщина, вышедшая из кухни.

- Нам известно, что вы коммунист. Связь с партиза­нами поддерживаете? — спросил я.

- И знать их не знаю, и связи не поддерживаю.

- А если бы вас пригласили вступить в партизанский отряд, как бы вы к этому отнеслись?

- Куды ему в партизаны — хворому да старому,— опять вмешалась в разговор женщина. Сам же Нелень молчал. Он, видимо, почувствовал что-то неладное в моих вопросах. Не желая дальше терзать старика, я повернул пилотку звездочкой вперед и снял с руки полицейскую по­вязку. Семен Иванович удивленно сказал:

- Так кто же вы наконец? Полицай или партизан?

- Вот я и хочу вначале узнать: кто же вы?

Осмотрев меня с ног до головы, Семен Иванович ска­зал:

- Да, я коммунист и хочу сражаться за Советскую власть, только прихворнул малость, да и жена никак не отпускает.

- Партбилет у вас есть?

- Да, есть! Только я его спрятал от немцев и полиции. Я сейчас его принесу, — ответил он и направился к выхо­ду. Я пошел за ним. Семен Иванович взял лестницу, при­ставил ее к стене внутри скотного двора, поднялся по ней, засунул руку в соломенную крышу, извлек оттуда завер­нутый в газету партийный билет и передал его мне.

—Я командир партизанской группы, которая только что заняла Морозовку. Если желаете вступить в парти­занский отряд, одевайтесь и пойдемте со мной, — сказал я.

Услышав мои слова, жена снова заголосила...

- Не обращайте на нее внимания, товарищ командир. Она всю жизнь голосит. Никак не поймет, что не могу же я сидеть в теплой хате у бабьей юбки и смотреть, как фа­шисты хозяйничают на нашей земле.

Вскоре Нелень уже беседовал с Кудрявским о поло­жении в районе и в Морозовке. Семен Иванович оказался хорошим партизаном. Он знал все ходы и выходы в районе и сразу же включился в наши боевые дела.

Моя группа расположилась заставой на окраине Морозовки у кладбища, прикрывая дорогу, ведущую в село из Кролевца, откуда мы в любой момент могли ожидать на­падения врага. Половина группы всегда была занята на заставе, обеспечивая расчетами пулеметные и минометные огневые точки. С другой частью группы мы ежедневно днем или ночью уничтожали полицаев, сжигали фашист­ские комендатуры, взрывали мосты.

В Морозовке наш отряд значительно пополнился за счет жителей сел Кролевецкого района, в числе которых к нам пришли: Иван Игнатьевич Токарь — председатель горсовета Кролевца, Михаил Руденко — председатель кол­хоза села Мутин, Скиба и Собрат из села Камень, а также Женя Кудрявская — дочь командира отряда, Полина Бе­лоус и Оля Могила из села Камень, ставшие позже от­важными медицинскими сестрами, спасшими жизнь не одному десятку партизан.

Женя Кудрявская и Полина Белоус, как и другие пар­тизаны нашего отряда, прошли с соединением Ковпака от Путивля до Карпат, а Полина, позже, с дивизией имени С. А. Ковпака под командованием

П. П. Вершигоры, уча­ствовала в польском боевом рейде за Сан и Вислу. После войны Женя Кудрявская с израненным в боях отцом и с матерью поселилась в Ялте. Полина Афанасьевна вместе с мужем — нашим боевым партизанским пулеметчиком Ни­колаем Ивановым возвратилась в свое родное село Камень, где работала медицинской сестрой.

Вернулись после войны в свои родные места на Сумщину Токарь, Руденко, Нелень, Скиба, Собрат, Сивопляс, Солдатов, семья Лавренцов и другие.

Не дожила до светлых дней Победы Оля Могила...

Осталась в памяти ночь на седьмое июня 1942 года, ко­гда нашему и Конотопскому отрядам, под общим руко­водством Кудрявского, была поставлена задача уничто­жить в селе Мутин сводный отряд полиции и взорвать но­вый деревянный мост через реку Сейм. Этот мост соеди­нял Путивль, Кролевец и Конотоп. При отступлении наши войска уничтожили старый мост. Гитлеровцы же согнали в Мутин население окрестных сел, и к началу июня 1942 года мост был отстроен заново.

Глубокой ночью Конотопский отряд, окружив и вне­запно атаковав расположившийся в селе сводный отряд полиции, погнал его к мосту, в конце которого с обеих сто­рон дороги поджидали в засаде наши с Валентином боевые группы. Здесь-то мы и встретили дружным огнем удира­ющих из села полицаев.

Очистив село от полиции, мы сразу же приступили к уничтожению моста. Хотели взорвать его, но это оказа­лось непросто. Трофейные взрыватели по большей части не срабатывали, взрывчатка только откалывала щепки, мост же стоял. Тогда решили сжечь его. В селе отыскали несколько бочек с мазутом и отработанным моторным мас­лом, уложили на мост охапки соломы и подожгли их. К утру от моста остались лишь торчащие из воды, обго­ревшие деревянные опоры.

Утром наша группа отправилась в село Мутин, где на­ходился откормочный пункт свиней и мельница. Предстоя­ло вывезти для нужд отряда свинину и мешки с мукой, приготовленные гитлеровцами для отправки на фронт. Вместе с нами в этой продовольственной операции участ­вовало отделение Гриши Крусевича из группы Валентина Подоляко. Прибыв в село, мы выставили на его окраинах пулеметные расчеты и отправились к откормочному пункту.

Повозки были почти заполнены, когда на одной из ок­раин села застрочил пулемет. «Стреляет Николай Ива­нов!»— сообразил я и, вскочив на коня, поскакал по ули­це, ведущей к нашей заставе. Навстречу мчалась немец­кая легковая машина. Я свернул в ближайший проулок, спрыгнул с коня и укрылся за углом дома.

Как только машина приблизилась, я ударил по ней из автомата. Машина завиляла, но все же продолжала мчаться на большой скорости. Я побежал следом, стреляя на бегу. С противоположной стороны по машине ударил ручной пулемет: стрелял парень из отделения Крусевича. Пришлось мне залечь, чтобы не попасть под пули своих. Машина остановилась. Из нее выскочили пятеро гитле­ровцев. Перепрыгивая через плетни, они спешили прочь из села. Крусевич с ребятами пустился за ними следом.

Я подошел к машине: на заднем сиденье лежали дна убитых гитлеровских офицера. Лобовое стекло и кузов ма­шины были пробиты пулями, но мотор работал. Я сел за руль, попробовал педали, попытался переключить скоро­сти. Вроде бы получилось. Я уже ехал по селу, когда на­встречу вышел Гриша Крусевич и доложил, что удалось убить еще троих фашистов, остальные двое скрылись в кустарнике. Продолжать погоню он не решился, пони­мая, что в любую минуту его отделение может оказаться необходимым в селе. И действительно, стрельба началась на другой нашей заставе. За домами послышался шум грузовика.

- Всем замаскироваться за заборами и приготовиться к бою! — крикнул я находящимся поблизости партизанам Крусевича.

Убедившись, что мой приказ выполнен, я поспешил к повороту на улицу, по которой ехал грузовик, чтобы из-за угла дома взглянуть, чем он загружен. Едва добежал до поворота, как из-за него показался нос большой машины. Вскинув автомат, я дал очередь.

Скрипнули тормоза, машина остановилась. С обеих сторон кабины поднялись руки. Пассажиры явно сдава­лись.

В машине оказались три чеха в гражданской одежде. Они объяснили, что фашисты мобилизовали их на обеспе­чение войск боеприпасами и продовольствием. Только они не хотят подчиняться.

Я сказал, что мы им верим, но обязаны обыскать их и проверить документы. Оружия, кроме финских ножей, у чехов не оказалось. У каждого было по чемоданчику с лич­ными вещами и туалетными принадлежностями.

Поскольку обе захваченные машины были на ходу, я решил отправить их к мельнице для загрузки мешками с мукой. На грузовике шофером остался чех, а за руль лег­ковой машины пришлось сесть мне.

После выполнения задания наша небольшая колонна направилась из Мутина в Морозовку. Впереди двигались два трофейных автомобиля, за ними подводы, а по бокам верховые конники. Вперед выслали связного предупредить нашу заставу в Морозовке, что мы свои. Ведь увидев не­мецкие машины, наши могли открыть огонь.

Кудрявский поблагодарил нас за выполнение задания и, побеседовав с чехами, приказал отправить их в штаб Ковпака.

Позже стало известно, что комиссар Руднев, потолко­вав с чехами, отпустил их с просьбой рассказать своим собратьям правду о советских партизанах, об освободи­тельной миссии Красной Армии.

Трофейные машины мы использовали до тех пор, нока была возможность добывать горючее.

В течение месяца отряды партизанского соединения держали под контролем несколько районов северной ча­сти Сумской области, очистив от гитлеровцев и полиции много населенных пунктов и блокируя активными под­рывными действиями железнодорожные и шоссейные ком­муникации врага. Все попытки гитлеровцев выбить нас из этих районов терпели неудачу.

Можно себе представить, как бесило фашистов, что в их тылу на обширной территории хозяйничают партизаны, срывая планы пополнения и снабжения войск в районах Харькова, Белгорода и Курска.

В середине июня наша разведка начала приносить сведения о выгрузке в Кролевце, Путивле, Конотопе и Глу­хове крупных гитлеровских частей с танками и артиллери­ей. Не от хорошей жизни фашистам пришлось, в ущерб фронту, задерживать в пути войска для борьбы с парти­занами.

Ковпак с Рудневым и Базымой прекрасно знали обста­новку и, конечно, могли бы без особых трудностей вывести соединение из этих районов. Однако Дед не торопился. Он говорил, что каждый день нашего пребывания в север­ной части Сумщины и блокирование проходящих через нее коммуникаций — это великая помощь нашему фронту.

19 июня 1942 года противник со стороны Путивля, Глу­хова и Кролевца крупными силами пехоты, танков и ар­тиллерии повел развернутое наступление на соединение Ковпака, пытаясь загнать нас в болотистую местность междуречья Сейма, Звани и Клевени, между Спадщанским лесом и селами Яцино, Литвиновичи и Воргол, и уничто­жить. Положение складывалось весьма тяжелое. По дан­ным штаба Ковпака соотношение сил было около пятнад­цати фашистов на одного партизана.

18 июня мы уже знали, что на следующий день нужно ожидать большого наступления на обороняемые нашим отрядом Морозовку и Литвиновичи.

- Эх, если бы хоть одна пехота на нас шла, а то ведь с танками и с артиллерией, против которых у нас нет по­чти никаких средств, — говорил мне Лука Кизя, Мы заранее готовились встретить врага. Минировали подступы к Морозовым со стороны Кролевца, окапывались и наиболее рационально расставляли свои огневые точки.

Во время этой работы я увидел летящий на малой вы­соте прямо на нас немецкий самолет Ю-52 и дал команду:

- Огонь по самолету!

Все, кто успел схватить оружие, открыли беспорядоч­ный огонь. Я тоже схватил чью-то лежавшую рядом вин­товку и сделал несколько выстрелов. Самолет с высоты около пятидесяти метров начал снижаться и километрах в семи от нас врезался в лес и загорелся.

Каждому, кто стрелял, казалось, что это он попал в самолет.

- Это я его сбил! — раздавались голоса.

Мне тоже казалось, что все выпущенные мною пули попали в самолет, потому что стрелял я по правилам стрельбы по воздушным целям, учитывая скорость само­лета. Целился по кабине, и мне казалось, что попал в пилота, а поэтому неуправляемый самолет и врезался в лес.

Командир отряда Кудрявский приказал удерживать Морозовку лишь в том случае, если атаковать нас будет пехота без танков, если же появятся танки — Морозовку оставить, занять оборону на окраине Литвиновичей и сто­ять там насмерть.

- Такой приказ Ковпака и Руднева, — заявил он.

Еще до наступления темноты, оставив только охране­ние и дозорные посты, я приказал всем партизанам груп­пы ложиться спать, предупредив, что в последующие но­чи, возможно, не придется и глаз сомкнуть.

К рассвету все были уже на своих местах, а вскоре прибыл выдвинутый мною дозор и сообщил, что со сторо­ны Кролевца на нас движутся до десятка легких танков с большим количеством пехоты и артиллерией.

Ждать пришлось недолго. Вначале мы услышали гул от надвигающихся танков. Затем в предрассветной дымке увидели их силуэты, а несколько позже начали различать развернувшуюся в цепи вражескую пехоту. Фашисты пока не стреляли.

Послав гонца с донесением к Кудрявскому, я подал команду:

- Встретить врага дружным залпом из всех видов ору­жия! Отходить на Литвиновичи только по моей команде, организованно!

Тут в воздух взметнулся клуб дыма и раздался взрыв. Это сработала выставленная нами мина, но кто на ней по­дорвался, не было видно. Однако взрыв оказал свое дейст­вие. Танки остановились, пехота залегла, но стрельбы по­ка не открывала. В это время прибыл связной от Кудрявского с указанием отводить группу на Литвиновичи. Однако танки, а за ними и вражеская пехота, энергично ринулись в атаку и были уже на расстоянии прицельного огня. Я дал команду: «Огонь!» Четыре станковых, шесть ручных пулеметов, два миномета и несколько десятков винтовок рассекли предрассветную тишину залпом. Пехо­та залегла. Затем остановились и танки. Сделав еще два залпа, мы начали организованный отход на Литвиновичи. За ближайшими хатами у нас стояли запряженные в под­воды лошади для перевозки станковых пулеметов и ми­нометов.

У моста через маленькую речушку уже были в готов­ности подрывники. Пропустив свою группу через мостик, я дал команду взорвать его, а сам задержался, чтобы убе­диться в выполнении этого приказа.

У подрывников что-то не ладилось с запалом. Тем вре­менем один из головных танков врага ворвался в Морозовку и открыл огонь из орудия.

«Если мост останется цел, — с волнением думал я,— танки пройдут через Морозовку... Прощай тогда наши подводы с пулеметами и минометами! Подавят все запро­сто...»

Но вот подрывники отбежали от моста, и мы все вме­сте пустились догонять группу.

Минута в такой обстановке кажется часом. Я обернул­ся и увидел, что головной немецкий танк подходит к мо­сту. В это мгновение раздался взрыв.

На душе стало спокойнее. Речка хоть и небольшая, но переправа через нее без моста потребует времени, задер­жит немцев.

С Кудрявским мы встретились на окраине Литвиновичей. Вместе с ним был Мазуренко, новый комиссар отряда Иванько и новый же заместитель Кудрявского Бардашен­ко, недавно переведенный в наш отряд из Путивльского.

Кудрявский сообщил, что получил приказ осуществлять общее руководство обороной села, а командовать нашим Кролевецким отрядом поручено Бардашенко.

По указанию Ковпака, Путивльский отряд вместе с комендантским взводом, за ночь планировал устроить из срубленных жердей гать через болото, а также навести мо­сты через речки Зваиь и Клевень, а утром вывести из Спадщанского леса на Литвиновичи около ста подвод с боеприпасами и ранеными. Стало быть, от нас во многом зависела судьба соединения.

На рассвете двадцатого июня над Литвиновичами по­явился «хейнкель», а через несколько минут начался ар­тиллерийский обстрел села. Загорались уцелевшие хаты...

- Танки и пехота движутся на нас, — крикнул началь­ник штаба отряда майор Мазуренко, наблюдавший за про­тивником в наш единственный бинокль.

— Иван Минович, не маячьте на виду у немцев, ложи­тесь! — крикнул я ему. Он в ответ только рукой махнул, продолжая наблюдение.

Разорвавшийся неподалеку снаряд сбил Мазуренко с ног. Но в санчасть, которая расположилась неподалеку от штаба Кудявского, он не хотел уходить.

Не уходила с боевого поста и комсомолка Таня Быко­ва, наблюдавшая с пожарной вышки за противником. Она получила несколько ранений, но продолжала наблюдение, сообщая об увиденном находившемуся внизу связному. Так и погибла Таня на боевом посту...

До середины дня мы отражали яростные атаки врага. Санчасть была забита ранеными, среди них оказался и Гриша Крусевич. Но мы не сделали ни шагу назад. Связ­ные уже сообщили, что Ковпак с партизанской колонной под нашим прикрытием благополучно прошел через Лит­виновичи. Мы понимали, что возложенную на нас задачу выполнили, но, пока не было письменного приказа об от­ходе, продолжали вести неравный бой.

Юный партизан Женя Устенко под пулями и снаряда­ми осуществлял связь с группой Павловского, занимав­шей оборону справа от нас, за дорогой, разделяющей се­ло. И вот он сообщил, что место расположения группы Павловского уже занято фашистами, что танки и пехота врага обошли нас справа и находятся в глубине села, от­резав дорогу, по которой на Воргол ушел Ковпак со сво­ей колонной. Мы развернули пулеметы и открыли огонь по прибли­жающимся танкам и пехоте. Было слышно, как пули уда­ряются по броне, но пехоте мы явно наносили урон. Часть фашистов залегла, но с противоположной стороны в атаку ринулась другая группа. Теперь мы с двух сторон были окружены пехотой, а слева направили в нашу сторону дула своих пушек два танка. Два других танка, ломая изго­роди и деревья, приближались к нам.

Отходить было некуда. Мы были окружены плотным кольцом и заняли круговую оборону. Пулеметчики один за другим докладывали, что боеприпасы подходят к концу.

У комиссара Иванько осталась противотанковая гра­ната, и он, крикнув;

— Бардашенко, давай команду на прорыв! — пополз по-пластунски к одному из танков. Метрах в десяти от танка он приподнялся, бросил гранату... Но тут же его скосила пулеметная очередь врага.

Танк остановился, а затем, дав задний ход, скрылся в кустах. Второй наседавший на нас танк остановился за сараем. Видимо, экипаж оценивал обстановку для реша­ющей атаки. Воспользовавшись временной паузой, мы с Кизей подбежали к Иванько, но он был уже мертв. Лука взял его полевую сумку и оружие. Затем мы перенесли его в густой кустарник и уложили на траву...

С каждой секундой наше положение становилось все тяжелее. Оставалась лишь надежда на прорыв и выход к обрыву между двумя танками. Но издали, перебежками, маскируясь кустами, вслед за танком устремилась группа вражеских автоматчиков. А Бардашенко уселся на лежа­щее в кустах бревно, закрыл уши ладонями и, склонив голову, твердил:

- Без письменного приказа не отходить! Все умрем, но не отойдем!

Мы с Кизей пытались его убедить, что соединение Ков­пака уже давно прошло через Литвиновичи и ушло на Воргол, что задачу свою по его прикрытию мы выполни­ли, а группа Павловского, занимающая оборону справа от нас, видимо, получила приказ на отход и ушла вслед за соединением. Однако Бардашенко повторял теперь только одно слово: «Смерть! Смерть!..»

- Что вы не видите, что он рассудка лишился?! — крикнул кто-то из партизан. — Нужно прорываться, а не рассуждать о смерти.

Политрук Лука Егорович Кизя быстро собрал здесь же в кустах коммунистов и сказал:

- Обстановка всем понятна. Мы окружены. Боепри­пасов осталось только на прорыв. Что будем делать?

- Прорываться! Не умирать же под танками! — друж­но ответили коммунисты, которых осталось в живых около двадцати человек.

Здесь мне хочется привести выдержку из книги Луки Егоровича Кизи, в которой он описывает этот момент:

«Нужно нового командира! Комиссара тоже нет...

Мы, коммунисты, собрались, помню, в густом вишне­вом садочке, и за какую-то минуту решили: командовать нашим отрядом будет Алексей Федорович Борисов.

Из двух рот, которые защищали подступы к Литвиновичам, теперь едва ли можно сформировать одну. Нема­ло бойцов и командиров потеряли мы в этом тяжелом бою. Задержимся еще на минутку.

Продолжают:

— Комиссаром пусть будет Кизя...

Согласны.

— Раненых вперед. Живые забирают оружие погиб­ших, — отдает первые приказания Борисов...»^[1]

Итак, на наши с Лукой плечи легла сложнейшая и, ка­залось, невыполнимая задача — вырвать группу из окру­жения.

Послав Женю Устенко разведать место расположения танков, я подал команду:

— Коммунисты пойдут впереди! Оружия не оставлять! Станковые пулеметы и минометы быстренько разобрать и нести по частям на себе. Ручные пулеметы и автоматы вперед — на прорыв.

Вскоре вернулся Женя и доложил, что между двумя танками есть густой кустарник, маскируясь которым мет­рах в пяти от одного из танков можно проскочить к скло­ну берега, а дальше кубарем вниз к реке Клевень,

Вражеские автоматчики все тесней сжимали кольцо окружения. Однако огонь они открывали только наверня­ка, заметив наше передвижение в кустах и огородах. Опа­сались по ошибке попасть в своих. Мы же, устремленные на прорыв, только отстреливались на бегу.

Бардашенко всерьез приготовился погибать и не хотел идти с нами. Пришлось троим нашим парням силой тол­кать его к обрыву.

Женя Устенко бежал впереди, указывая наиболее скрытый путь. Кизя был рядом с ним, а я бежал сзади, подгоняя отстающих.

Под носом у двух танков наша группа без потерь вы­шла к обрыву и благополучно спустилась вниз к реке Кле­вень, которая в этом месте, на наше счастье, оказалась довольно мелкой, и мы смогли перейти ее вброд. Только когда мы были на противоположном берегу, фашисты со­образили, что упустили нас, и открыли огонь. Но мы без потерь добрались до борка посередине болота между Литвиновичами и Спадщанским лесом, из которого толь­ко сегодня Ковпак вывел свою партизанскую колонну.

Спускаясь с обрыва, я заметил слева на дороге повоз­ку, с которой кто-то на ходу поливал фашистов из станко­вого пулемета. Это был партизан Лука Копераско, пуле­метную точку которого фашисты отсекли от нас во время боя в селе. Вместе с конем и пулеметом он присоединился к нам.

Построив всех партизан в лесочке, мы с Кизей насчи­тали всего сорок человек с шестью ручными, тремя стан­ковыми пулеметами и минометом. Патронов осталось на одну-две стычки с врагом. Нашлись четыре противопехот­ных гранаты. Коня Копераско навьючили боевым грузом, освободив бойцов от тяжелой поклажи. Все мы после двух­дневного боя валились с ног. Запасы съестного, сохранив­шиеся в карманах и вещевых мешках партизан, выложили в одну кучу и разделили на сорок две порции. Запаса это­го хватило лишь на легкий ужин.

Кто-то вырыл яму, в которой сразу же отстоялась во­да. Все по очереди умылись, вода придала бодрости. На­ступали сумерки, ночевать предстояло в лесу, в мокрой одежде, отбиваясь от комаров.

Выставив охранные посты, я приказал всем отдыхать, предупредив, что в середине ночи разбужу...

Мы с Кизей понимали, что вышли пока только из ма­лого кольца окружения и предстоит преодолеть большое кольцо, которое гитлеровцы устроили между Путивлем, Кролевцом и Глуховом для соединения Ковпака. Мы зна­ли, что Ковпак увел соединение через Литвиновичи на Воргол, и теперь раздумывали, куда он пошел дальше.

- Скорее всего, Ковпак маневрирует, чтобы сбить гит­леровское командование с толку, но общее направление держит все-таки на Брянские леса, — говорил Лука.— Ведь к наступлению зимы нужно найти место для длитель­ной стоянки, чтобы переставить обоз с повозок на сани.

Посоветовавшись, мы решили до рассвета пройти от­крытое болото, переправиться через речку Звань и выйти в Спадщанский лес, откуда вчера ушёл Ковпак с соеди­нением. Отдохнуть там день, а ночью, по болотистому бе­регу Клевени, пройти мимо гитлеровцев, занимающих Старую Шарповку, и к рассвету выйти за пределы большого кольца окружения.

Сначала все шло по плану. Разведка доложила, что в темноте, маскируясь кустарником, можно скрытно пройти в сотне метров от гитлеровских застав на окраине Старой Шарповки, но нужно это сделать без малейшего шума. Кто-то высказал опасение, что вблизи села, учуяв других лошадей, наш конь может заржать. Не хотелось расста­ваться с конем. Он ведь был навьючен и нес на себе станины и стволы от станковых пулеметов. Но рисковать из-за него людьми было неразумно. Разгрузили его и отпу­стили в лес. Но когда совсем близко подошли к немецкой заставе, кто-то из партизан шепнул, что конь топает в конце колонны. Я сказал, чтобы его не прогоняли.

От фашистской заставы было не более ста метров, ко­гда Бардашенко вдруг сел на траву и заявил, что даль­ше не пойдет. Мы стали уговаривать его, внушая, что ско­ро будем в полной безопасности. Но шепот, видимо, испу­гал больного человека, и он вдруг громко закричал:

- На смерть ведете! Смерть! Смерть!..

В воздух моментально взвились белые ракеты, освещая прикрывавший нас кустарник. Ночную тишину рассекли пулеметные очереди. План выхода из окружения был со­рван.

- Назад! Всем быстро уходить в лес! — подал я команду.

К рассвету, вконец усталые и голодные, мы добрались до места в лесу, где раньше располагался штаб Ковпака.

- Что-то о нас сейчас думают в штабах Ковпака и Куд­рявского?— задумчиво спросил меня Лука Кизя.

Что тогда я ему ответил, не помню, но вот что пишут о тех днях в своих воспоминаниях Войцехович и сам Ковпак.

«Два дня без перерыва длился кровавый бой. Фаши­сты наступали от Путивля, Глухова и Кролевца, намере­ваясь уничтожить партизан. Особенно тяжело было в селе Литвиновичи, где, прикрывая переправу через Клевень, оборонялась группа М. И. Павловского и Кролевецкий от­ряд В. М. Кудрявского.

Наиважнейший участок удерживала оперативная груп­па Алексея Борисова и политрука Луки Кизи, усиленная минометом и пулеметами из других подразделений. Там же находились комиссар отряда Иванько и заместитель командира Бардашенко.

Вражеская группировка, что наступала от Кролевца, напоролась на непреодолимую стену. Ни танки, ни скорострельные пушки не могли смять партизан. Уже послед­ние подразделения перебрались через Клевень, взлетела в воздух переправа, а застава все вела бой. Связной, ко­торого послал Кудрявский в Литвиновичи, не вернулся. Намерения разведчиков разыскать группу Борисова яви­лись безуспешными. Мы так и предполагали, что парти­заны погибли в бою» [2].

«...22 июня. К утру все отряды собрались в лесу Марица. Неизвестна была только судьба группы Борисова, состоявшей из сорока партизан. Двухдневный ожесточен­ный бой, форсирование реки, утомительный ночной марш изнурили людей. Стоило человеку присесть, как он тотчас же погружался в глубокий сон. Необходима передыш­ка...»[3]

Вторую попытку вырваться из большого кольца окруже­ния мы решили сделать между селами Камень и Морозовкой. Поэтому ночью снова переправились через речку Звань и опять пошли по направлению к Литвиновичам, рассчитывая на то, что немцы не подумают, что мы ре­шимся выходить там, где только недавно были плотно окружены. Проводниками у нас стали партизаны из Кам­ня— Скиба и Собрат. Они отлично знали эти места, и мы без происшествий вышли на оперативный простор. Теперь нужно было искать следы соединения Ковпака и догонять его.

Дата добавления: 2015-06-28