Послесловие 1 страница

После

Такой я вам нужен

Неужели

Дарья Кобзева

смерти?…»

(Мифы о Достоевском)

Москва, 2012

К55

Кобзева Д.М. «Неужели такой я вам нужен после смерти?...»: Мифы о Достоевском./ Под ред. к.ф.н. Т.А.Степановой. – М.: «Мэйлер», 2012, 112 с.

ISBN 978-5-4278-0042-6.

ОГЛАВЛЕНИЕ

Предисловие

Глава 1. «Но ведь он мастер, мастер?»

Глава 2. «Комический талант»

Глава 3. «Реалист в высшем смысле»

Глава 4. Достоевский ХХ1 века: новый формат.

Приложение. «Пять страниц из романов Достоевского»

Использованная литература

Предисловие

Что это за скверный город:

только где-нибудь поставь какой-нибудь памятник, -

чёрт их знает откудова и нанесут всякой дряни!

Н.В.Гоголь «Ревизор»

Сегодня возник особый жанр в публицистике – развенчание «чёрных» мифов о России, о её героях, о её духовном достоянии. Я не только о знаменитых книгах В.Мединского - ещё ведь есть исторические исследования Е.Прудниковой, В.Шамбарова, А.Исаева, Ю.Мухина, А.Тюрина, С.Лесного и многих других, написанные с той же благородной целью - освободить массовое сознание русского читателя от вульгарных и плоских представлений о собственной стране. Разоблачают эти книги ту самую «развесистую клюкву», над которой смеялся еще Антоша Чехонте в конце позапрошлого века. Разница в том, что в чеховские времена нужно было опровергать небылицы, распускаемые о России иностранцами (насчет лаптей и медведей на улицах), а сегодня приходится бороться с «чернухой», которую зачем-то «запускают» о себе сами русские.

«Мифы», которые я попытаюсь опровергнуть в этой книге, - быть может, и не самые вредоносные, но зато самые характерные для сознания российского обывателя, поскольку порочат именно то, чем мы на самом деле более всего должны бы гордиться. Достоевский – воистину главный писатель человечества. Принадлежи он любому другому народу – уверена, этот народ сумел бы почитать его как должно. Мы же – при внешнем уважительно-опасливом отношении - сумели за 150 лет нанести к его «нерукотворному памятнику» столько всякой дряни (по выражению гоголевского городничего), что возникла настоятельная необходимость этот мусор разгрести.

Миф первый: писания Достоевского – невероятная скучища. В эпоху комиксов и Гарри Поттера читать Достоевского нелепо. И книжки у него слишком толстые.

Миф второй: Достоевский - мрачный маньяк, все его книги – своеобразные старомодные «ужастики». Он и сам якобы был эдаким тщедушным неврастеником (во всех учебниках популяризируются его портреты последних лет жизни, когда он уже был серьёзно болен), и обожал живописать всяких сумасшедших. В литературном обиходе активно употребляется словечко «достоевская любовь к страданиям» и прочая мазохистская чепуха… А сам миф настолько старый и почтенный, что его в конце концов «высекли в мраморе». Имеется в виду новооткрытая станция метро «Достоевская» с виселицами и топорами по стенам, явно созданная во вред детям и беременным женщинам. Да и лицам с неустойчивой нервной системой лучше на этой станции не выходить…

Миф третий - наиболее живучий, наиболее разжёванный, наиболее захватанный, замусоленный, растиражированный в миллионах школьных учебников – о том, что Достоевский - «великий психолог», читающий в душах, разлагающий буквально на атомы сознание своих героев и т.д., и т.п. Якобы весь смысл его произведений – это «копание в мозгах» сумасшедших героев с бредовыми идеями…

Ну так вот. Всё это - неправда. И, как говаривал булгаковский Воланд, «интереснее всего в этом вранье то, что оно - вранье от первого до последнего слова». Это становится ясно любому непредвзятому читателю после знакомства с любым произведением Достоевского. Тем любопытнее – во многих отношениях! – живучесть этих мифов в сознании той части населения, которая Достоевского на самом деле не читала, но «понятие о нём имеет» (в первую очередь, молодежи, которая благополучно «прошла» «Преступление и наказание» в десятом классе). О причинах не берусь судить, зато постараюсь эти «мифы» опровергнуть.

Своих гипотетических оппонентов спешу предупредить, что на роль литературоведа не претендую ни сейчас, ни в будущем - я просто читатель, но именно непредвзятый и добросовестный. Насколько я могу судить, «читатель» от «исследователя» и отличается тем, что в книгах ищет в первую очередь впечатления от автора, а не от сюжета, композиции, выразительных средств и т.п. Такой обычный читатель, может быть, и неспособен оценить какой-нибудь «хронотоп» романа «Дядюшкин сон», но способен «увидеть» самого Федора Михайловича Достоевского – озорного, проницательного и насмешливого. Наверное, поэтому школьники в большой неохотой пишут сочинения о разных «идейно-художественных особенностях», хотя сами произведения читают с удовольствием. Одно дело – просто подружиться с умным и талантливым человеком, другое дело – объяснять, почему он кажется тебе умным и талантливым.

Каждая новая книга – это прежде всего знакомство с новым Человеком, с новой личностью, с новым миром. И когда забываются сюжетные линии и персонажи, всё равно остается ощущение от человека, который эту книгу написал – иногда ощущение радостное, иногда – мутное. От многих книг становится душно, а другие авторы как будто становятся друзьями.

Признаюсь, что за все годы моего чтения лучшего друга, чем Достоевский, у меня не появилось. Тем обиднее слышать о нем глупости, и тем очевиднее для меня задача – восстановить справедливость в отношении него.

Кто-нибудь скажет: а зачем нужна твоя книга, когда есть сам Достоевский и все умеют читать, а значит, и сами могут прийти к нужным выводам без всяких «путеводителей»? Согласна. Но, во-первых, читают не все. Иные просто не подозревают, что чтение может доставлять удовольствие. А во-вторых, даже из читающих вникать в смысл книг умеют тоже не все. Как отнюдь не все умеют читать по нотам - «слышать» гениальную музыку, просто глядя на страницы, где эта музыка записана. Им-то и нужны исполнители – музыканты и дирижёры, благодаря которым мелодия становится доступна всем.

Я хочу всего лишь «разыграть» партитуру Достоевского для тех, кого знаю и кто мне не безразличен – прежде всего, для моих одноклассников, для моего родного 10 «Б». Ну а если повезёт – и для моих ровесников вообще.

Глава 1. «Но ведь он мастер, мастер?»

1.

Самый безобидный и в то же время самый непорядочный «миф» о Достоевском – это тот, который порочит его человеческий облик. Миф запечатлен, что называется, в камне – то бишь в устрашающем памятнике возле Ленинской библиотеки в Москве: изнурённый эпилепсией Федор Михайлович в геморроидальной позе скукожился на краешке пьедестала. Хилый, сутулый, измождённый… И, знаете, как-то не горишь желанием при виде сего монумента взяться за «Братьев Карамазовых» или «Подростка»... Ну что хорошего может написать подобный «закомплексованный неврастеник»?

Однако, признаюсь честно, едва я этот монумент узрела, меня разобрало невинное любопытство: а вправду ли Достоевский был так плох здоровьем и внешностью, как это, так сказать, «позиционируют» авторы московской городской скульптуры?

Полезла во всевозможные мемуары и свидетельства «родных и близких». Выяснилось следующее.

Достоевский ни в какой степени не был тщедушным гномом. Правда, в разных воспоминаниях (особенно дам-мемуаристок) его аттестуют по-разному: то он, видите ли, был «выше среднего роста», то «ниже среднего», то «высокий», то «невысокий», то «обычный». Уточнить этот вопрос я сумела только с помощью «Дневника 1867 года» Анны Григорьевны Достоевской (уж жене-то, вероятно, можно доверять более, чем светским знакомым, видевшим его разок-другой на званых вечерах). Так вот: Анна Григорьевна признается, что она не любит ходить с мужем под руку, потому что он слишком для нее высокий - ей неудобно, приходится«делать гигантские шаги» [1]. А ведь она особенно маленькой не была (сама себя иронически называет в том же «Дневнике» «дылдою») [2].

А разногласия других мемуаристов совершенно неудивительны. Воспоминания сочиняются обычно в старости, когда люди более описывают свои впечатления, а не реальный облик героя воспоминаний. Как заметил еще Гоголь: «Есть, точно, на свете много таких вещей, которые имеют уже такое свойство: если на них взглянет одна дама, они выйдут совершенно белые, а взглянет другая, выйдут красные, красные, как брусника» [3].

Обратимся лучше к свидетельствам тех, кто Достоевского знал по-настоящему. У таких мемуаристов как раз особых разногласий нет. Судите сами:

Д.В.Григорович (соученик, друг юности): «… среднего роста, плотного сложения, белокурый» [4].

С.Д.Яновский (домашний врач Достоевского): «… кости имел широкие и в особенности широк был в плечах и в груди» [5].

А.Е.Врангель (ближайший друг): «… ростом он был выше среднего» [6].

П.К.Мартьянов (записал воспоминания офицеров, служивших в Омском остроге, где Достоевский пробыл четыре года): «Ф.М.Достоевский имел вид крепкого, приземистого, коренастого рабочего, хорошо выправленного и поставленного военной дисциплиной» [7].

Н.Н.Страхов (сотрудник журнала Достоевского, близкий приятель): «.. несмотря на огромный лоб и прекрасные глаза, имел вид совершенно солдатский, то есть простонародные черты лица» [8].

Н.Фон-Фохт (приятель московских родственников Достоевского, в доме которых тот часто гостил): «… немного выше среднего роста, с белокурыми прямыми волосами и бородой, с весьма выразительным и бледно-матовым, почти болезненным лицом» [9].

М.А.Иванова (племянница): «И по внешности он выглядел моложе своих лет. Всегда изящно одетый, в крахмальной сорочке, в серых брюках и синем свободном пиджаке, Достоевский следил за своей наружностью…» [10].

Анна Григорьевна подтверждает – заботился о чистоте рубашек. Отмечает впечатление, которое её муж производил на новых знакомых: на первый взгляд кажется стариком, а потом никто не давал ему больше тридцати семи лет [11].

В.В.Тимофеева (служащая в журнале «Гражданин», видевшая Достоевского по работе ежедневно в течение года): «… плотный…, с широкими плечами» [12].

Вс.Соловьев (близкий друг и единомышленник): «… худощавый, но довольно широкоплечий, казавшийся гораздо моложе своих пятидесяти двух лет…, с некрасивым и на первый взгляд простым лицом» [13].

Живее и образнее других - впечатление М.А.Александрова, метранпажа журнала «Гражданин», в котором Достоевский сотрудничал. Общался этот мемуарист с Достоевским по долгу службы ежедневно и в течение нескольких лет, так что его мнение – отнюдь не случайное впечатление светского знакомого:

«С первого взгляда он мне показался суровым и совсем не интеллигентным человеком всем хорошо знакомого типа, а скорее человеком простым и грубоватым… Меня прежде всего поразила чисто народная русская типичность его наружности… Федор Михайлович напоминал своею фигурою умного, деятельного промышленника-купца, но такого, однако ж, купца, который походил на думного боярина времен допетровской Руси, как их пишут наши художники на исторических картинах …» [14].

А насчет сутулости – из тех же мемуаров выяснилось, что не столько был Достоевский сутул и скрючен (как в том пытаются убедить народ авторы московского монумента), сколько не умел носить парадные костюмы, в которые ему приходилось облачаться для приемов и раутов, а также для фотосъемок и позирования на портреты. Анна Григорьевна жаловалась в «Воспоминаниях», что приходила в отчаяние от вида костюма, заботливо ею приготовленного, когда Федор Михайлович его надевал...

К.А.Трутовский: «Мундир сидел неловко …» [15].

Д.Н.Любимов: «Фрак на нем висел как на вешалке» [16]. И так далее…

Ко всему вышеприведенному добавлю одно соображение, представляющееся мне очень важным.

Как известно, в 1846 году Достоевский провел восемь месяцев в Петропавловской крепости в одиночной камере. С 1847 по 1851 год находился на каторге, в Омском остроге. Каторжные работы, которые он выполнял, описаны им в седьмой главе «Записок из Мёртвого дома».

Так вот: после того как человек в течение четырех лет ежедневно по девять-десять часов орудует тяжелым молотом или вертит вручную огромное точильное колесо, смешно говорить о его тщедушности и слабосильности.

Между прочим, его товарищ С.Л.Дуров (тоже «из дворян») сошел с ума, не выдержав тяжести каторжного труда: «Он гас в остроге, как свечка. Вошел он в него вместе со мною, еще молодой, красивый, бодрый, а вышел полуразрушенный, седой, без ног, с одышкой» [17]. А вот Достоевский не только легко вынес все испытания, но еще и выдержал потом шесть лет солдатчины: несения караульной службы, муштры на плацу и т.п.

Вопрос: справился бы наш великий писатель с подобной физической нагрузкой в течение десяти лет, если б действительно был «маломощным хлипаком»?

Сам он сдержанно замечает о своём физическом облике в тех же «Записках из Мертвого дома»: «Работа и движение были мне очень полезны» [18], «… от работы во мне видимо развивалась сила» [19]. Анна Григорьевна в своем «Дневнике» говорит об этом более эмоционально, неоднократно с гордостью отмечая его силу и моложавость даже и в 52 года («на вид не более 37 лет»), и тоже подчеркивает, что пребывание на каторге «чрезвычайно укрепило его физически» [20].

Итак, предание о физической немощи Ф.М.Достоевского - не более чем миф. Обратимся теперь к «легендам и слухам» по поводу его произведений.

2.

- Исаак, тебе пение Карузо нравится?

- Да нет, ничего особенного…

- А ты разве слышал?

- Мне Рабинович напел…

Народный юмор

- Ты же не читал Достоевского! - тихонько упрекаю одноклассника, честно заработавшего «тройку» по литературе.

- Да я и так ответил, зачем я должен его читать? Такую-то тягомотину?- весело говорит мой приятель. - Кому я должен, я прощаю!

Я прекрасно его понимаю и поэтому как-то затрудняюсь с ответом.

Явный «технарь» по своим интересам и задаткам, он всеми силами «экономит» сейчас время для своих «главных предметов» - физики, математики, информатики. Достоевского он, конечно, не открывал, а полистал учебник с «анализом». Или, еще хуже, скачал «дайджест» из Интернета и пробежал его глазами. Хоть и невдомёк ему, что ни глубокомысленное растолкование «художественных образов», ни убогие пересказы сюжетов (типа «пришел, убил, наследил») никакого отношения к реальному Достоевскому не имеют. Более того – именно нудное разъяснение «идейного содержания» и производит то впечатление «скучной тягомотины», которое потом всю остальную жизнь принимают за впечатление «от Достоевского».

А я, к стыду моему, как-то не решаюсь убеждать его, что, если бы он по-настоящему прочёл хотя бы одну страницу Достоевского, она показалась бы ему какой угодно, но только не скучной!

Ведь если книга кажется «тягомотиной», это означает только одно: её автор - не писатель вообще, а графоман (так называются люди, писать книги не умеющие, но очень это дело любящие). Таких-то примеров можно привести сотни. Но Достоевский – это, братцы, «из другой оперы»… Ему-то «удостоверений» в том, что он именно писатель, не требуется – это ещё булгаковский Коровьев когда-то разъяснял.

С другой стороны, допускаю, что легкомысленного моего приятеля отпугивает именно нелестная репутация Достоевского (а вместе с ним – и прочих «классиков») как писателя «серьёзного». И правда: зачем нам в шестнадцать лет думать о серьёзных и сложных вещах, когда вокруг столько предметов весёлых и соблазнительно-простых!

Признаюсь, что мне самой бывает скучновато читать так называемые «глубокомысленные» книги, трактующие некие философские вопросы. Как-то «не забирает» ни пафос Толкиена, ни лихой цинизм Ф.Вебера (и пр., и др.), и с этим ничего не поделаешь. Вроде бы понимаешь, что прочесть надо – все советуют, все хвалят, но … вот скучно, и всё тут! Кажется, что их философствование – про что-то далекое-далекое от нас… Как будто они на Луне живут и про неё нам с важным видом рассказывают. Да и рассказывают-то в лучшем случае о том, что «дважды два – это четыре».

Признаюсь, что зевала я (страшно признаться!) даже над Коэльо - как-то не «впечатляли» великие откровения португальского литератора: «Энергия Земли требует обновления. Новые идеи требуют пространства. Плоть и дух требуют новых вызовов. Грядущее обернётся настоящим …» [21] - и так далее, продолжать можно до бесконечности. Например, так: «Лошади кушают овёс. Волга впадает в Каспийское море» и пр. В общем, так и видится тут Аглая Епанчина из «Идиота» с «Алхимиком» в руках, ехидно комментирующая: «Сию похвальную мысль я еще в моих прописях читала» [22].

А вот Достоевский (если его действительно читать, а не слушать «в пересказе») скучным не кажется. Хотя, закрыв его книгу, понимаешь, что он тоже успел многое попутно объяснить: про человека, про общество, про жизнь, про Бога. Но зевать над его страницами как-то не получается…

Очень быстро – с третьей строчки – осознаешь: он пишет про то, что происходит именно с тобой, а не с кем-то «далеко и давно»…

Не случайно же он стал «классиком». Я как-то попыталась решить, чем классика отличается от обыкновенных книг, и поняла: это когда читаешь про Ромео и Джульетту (через 500 лет после смерти Шекспира!) и понимаешь, что это – про тебя и про «сейчас».

«С двенадцати лет, я думаю, то есть почти с зарождения правильного сознания, я стал не любить людей. Не то что не любить, а как-то стали они мне тяжелы. Слишком мне грустно было иногда самому в чистые минуты мои, что я никак не могу всего высказать даже близким людям, то есть и мог бы, да не хочу, почему-то удерживаюсь; что я недоверчив, угрюм и несообщителен… Я, может быть, и буду делать добро людям, но часто не вижу ни малейшей причины им делать добро. И совсем люди не так прекрасны, чтобы о них так заботиться. Зачем они не подходят прямо и откровенно и к чему я непременно сам и первый обязан к ним лезть? – вот о чем я себя спрашивал. Я существо благодарное и доказал это уже сотнею дурачеств. Я мигом бы отвечал откровенному откровенностью и тотчас же стал бы любить его. Так я и делал; но все они тотчас же меня надували и с насмешкой от меня закрывались…» (роман «Подросток») [23].

Вот, например, страница, где он с редкой для смертного отвагой говорит о самом страшном, что только есть в нашей жизни:

«На картине этой изображён Христос, только что снятый с креста. Мне кажется, живописцы обыкновенно повадились изображать Христа, и на кресте, и снятого с креста, всё ещё с оттенком необыкновенной красоты в лице; эту красоту они ищут сохранить ему даже при самых страшных муках. В картине же Рогожина о красоте и слова нет; это в полном виде труп человека, вынесшего бесконечные муки… Тут невольно приходит понятие, что если так ужасна смерть и так сильны законы природы, то как же одолеть их?... Природа мерещится при взгляде на эту картину в виде какого-то огромного, неумолимого и немого зверя или, вернее…, в виде какой-нибудь громадной машины новейшего устройства, которая бессмысленно захватила, раздробила и поглотила в себя, глухо и бесчувственно, великое и бесценное существо – такое существо, которое одно стоило всей природы и всех законов её …» (роман «Идиот». Выделено мною. – Д.К.) [24].

Всё дело в том, что это однажды происходит с каждым, и исключений не бывает… Каждый человек вдруг и внезапно ощущает своё абсолютное и непоправимое одиночество перед тем, о чём в процессе жизни стараются не вспоминать: перед смертью или тяжелой болезнью, собственной или близкого человека… То есть перед неизбежным концом.

«Слушай: этот человек был высший на всей земле, составлял то, для чего ей жить. Вся планета, со всем, что на ней, без этого человека – одно сумасшествие… В том и чудо, что не было и не будет такого же никогда. А если так, если законы природы не пожалели и Этого, даже чудо своё же не пожалели, а заставилди и Его жить среди лжи и умереть за ложь, то, стало быть, вся планета есть ложь и стоит на лжи и глупой насмешке… Для чего же жить, отвечай, если ты человек?» (роман «Бесы») [25].

Животные этого не понимают, и этим счастливы. А вот человек – создание мыслящее и потому изначально трагическое. Подумайте только: в теле «зверушки» – заточён разум Создателя!

Если об этом думать слишком долго, можно сойти с ума. Поэтому мы инстинктивно оберегаем себя от таких мыслей, стараемся это не помнить и не знать. И всё же каждому - рано или поздно - приходится на этотужас натыкаться… Так вот перед ним любой человек всегда одинок, именно это и страшно: один на один с мирозданием, со смертью, с вечностью...

Но, оказывается, есть Достоевский, которого в такую минуту можно открыть. Потому что среди его героев есть совсем молодые люди, переживающие то же самое. Например, Иван Карамазов в романе «Братья Карамазовы:

«Я клоп и признаю со всем принижением, что ничего не могу понять, для чего всё так устроено. Люди сами, значит, виноваты: им дан был рай, они захотели свободы и похитили огонь с небеси, сами зная, что станут несчастны, значит, нечего их жалеть… …я знаю, что страдание есть, что виновных нет, что всё одно из другого выходит прямо и просто, что всё течёт и уравновешивается… Что мне в том!... мне надо возмездие… и возмездие не в бесконечности где-нибудь и когда-нибудь, а здесь, уже на земле, и чтоб я его сам увидал… Я хочу быть тут, когда все вдруг узнают, для чего всё так было…» [26].

Можно пережить эти мгновения над книгой Достоевского – и как-то успокоиться (хотя сам он про себя говорил: «Я убаюкивать не мастер» [27]): просто оттого, что ты можешь прямо и смело посмотреть в лицо «этим вопросам» вместе с его героями, – становится легче.

Может оказаться, что твоя проблема – одновременно и проблема многих других. Да что там «других» – всех без исключения людей, с любым цветом кожи и любого возраста. И еще оказывается, что есть писатель, которому по силам разделить с каждым человеком на земле это одиночество перед тайной жизни и смерти.

Или вот это, заезженное и замызганное донельзя изречение, которое приписывают князю Мышкину (на самом деле в романе «Идиот» это произносит Ипполит якобы со слов Мышкина), - «Мир спасет красота»… Ведь эта мысль Достоевского настолько мощная, что её до сих пор никто толком не понял, хотя понравилась она всем ужасно, ужасно! И измызгали её до невозможности: то увидишь её на троллейбусе – в рекламе косметики, то услышишь от «классической блондинки» в разухабистой песенке… А про что это? Что это значит? Какая красота спасёт мир?

А может, это всего-навсего – про то, что сам наш земной мир - безмерно хорош, и это когда-нибудь не позволит его уничтожить? В последний самый момент, когда будет казаться, что уже все пропало – чья-то Рука не поднимется уничтожить нашу Красоту?

Думаю, что князь Мышкин верит именно в это: что нас когда-то, в последнюю минуту, всё-таки пожалеют. Ведь главная-то красота Вселенной – в прекрасных людях. Лучшее, что создала природа, её истинное чудо – это человек, только мы об этом забываем и ведем себя, как животные, благо уверяют нас сегодня со всех сторон, что мы скоты и ничего больше и что нужно жить именно по-скотски – пить, есть и грести под себя.

Вы только вслушайтесь в эти бездарные слоганы, что заполонили сегодня не только экраны, но и наши мозги: «Бери от жизни всё!» «Заботься о себе!» «Ведь ты этого достоин!» - как будто и не прошли над Землей двадцать веков христианства, как будто и не было в человечестве ни одной мысли о любви к другому, не к себе …

Достоевский тоже мечтает о добре и счастье для всех людей – уж поверьте, гораздо больше, чем анонимные авторы этой пошлятины (на самом-то деле они озабочены только одним: как бы вернее опустошить наши карманы). Но он знает: для этого люди сами должны стать действительно прекрасными, а это зависит только от нас самих…

В общем, если стало очень плохо или очень непонятно – знайте, что есть писатель, помогающий обрести твёрдую почву под ногами.

И – прошу прощения у любителей Толкиена и Паоло Коэльо! – но в сравнении с идеями Достоевского «похвальные прописные истины» их кумиров явно «не тянут».

3.

Валентина, взявшая в руки книгу, увлеченно читала. Начала с первой по счету закладки, отлистнула назад.

Сказала:

- Прикольно пишет. Надо будет почитать.

Б.Акунин «Ф.М.»

Впрочем, если вы цените именно «экшн» и «сэспенс» – это тоже ваш писатель. Ибо он, кроме всего прочего, - непревзойденный мастер первоклассной интриги, ни в чем не уступающий самым прославленным звёздам «детективного» или «фантастического» цеха.

У Б.Акунина есть один невероятно нахальный роман под названием «Ф.М.» (о нём речь ещё впереди), но один его эпизод заставляет простить всё его нахальство: там некая юная героиня (или герой?) в самый разгар событий вдруг сидит и читает роман Достоевского, который впервые в жизни взяла в руки. Ее торопят куда-то бежать и от кого-то спасаться, а она ничего не слышит – так увлекли её эти страницы… [28].

Признаюсь, что сама однажды была свидетелем чего-то похожего - ещё в восьмом классе. Нам однажды в упражнении по русскому языку попалась фраза из «Братьев Карамазовых»:

«Мальчики вместе играли, шалили, и вот на четвёртый или на пятый день гощения на станции состоялось между глупою молодёжью одно преневозможное пари в два рубля, именно: Коля, почти изо всех младший, а потому несколько презираемый старшими, из самолюбия или из беспардонной отваги, предложил, что он ночью, когда придёт одиннадцатичасовой поезд, ляжет между рельсами ничком и пролежит недвижимо, пока поезд пронесётся над ним на всех парах».[29].

Помню поразившую меня реакцию класса: едва эту фразу прочли, наступила какая-то напряженнно-ждущая тишина. А в тишине – сорвавшийся невольно у самого отпетого двоечника вопрос: «А дальше?...» Клянусь: что там дальше - стало интересно всем!

Приведу заодно и такое самонаблюдение: сколько бы раз я по разным поводам ни пыталась взять какую-нибудь книгу Достоевского (всегда с некой практической целью: что-нибудь найти или выписать) – я неизменно обнаруживала себя через некоторое время перечитавшей всё до самого конца. Остановиться невозможно, он буквально «втягивает» в своё повествование и не отпускает, пока не перевернешь последнюю страницу.

Потому что на самом деле истории Достоевского гораздо интереснее боевиков и фильмов «про инопланетян».

Возьмите роман «Братья Карамазовы». Если даже просто следить за событиями, происходящими в этой книге (убит богатый злой старик, все подозревают законных наследников, а убийцей оказывается незаконнорожденный сын…) - не напоминает ли это, например, Агату Кристи? Тем более, что у неё есть именно такой сюжет – в повести «Убийство под праздник»…

Другой роман - «Подросток». Если пересказывать только фабулу – чем не Артур Конан-Дойл! Даже легко вообразить, как бы он эту историю представил читателю: приходит интересная и грустная аристократка Катерина Николаевна Ахмакова к Шерлоку Холмсу и жалуется, что ее шантажируют какие-то малолетние негодяи… У английского сочинителя полно рассказов с похожим сюжетом – взять хотя бы «Скандал в Богемии»…

Или эта повесть, как будто выдержанная в духе современных «женских» детективов… Нищий старик-англичанин, умирающий на улицах Петербурга и в последний миг жизни сообщающий некий таинственный адрес… Его бродяжка-внучка, оказывающаяся законной дочерью высокородного князя… Сам князь – злодей и убийца… Его жена, наследница миллионного состояния, погубленная мерзавцем-мужем… Ловкий и умный частный детектив, распутывающий эту историю… А ведь это не Александра Маринина и не Елена Михалкова, это «всего лишь» «Униженные и оскорбленные»!

Или рассказ «Бобок»: история про человека, заснувшего на кладбище, который вдруг начинает сквозь сон слышать из-под земли голоса захороненных людей – чем не «ужастик»? Отнюдь не хуже всяких «кукольных» Франкенштейнов и Дракул.

Хотя, конечно, главный секрет притягательности Достоевского – не в сюжетах, а в том, что он так же просто и увлекательно разъясняет читателю сложнейшие идеи о жизни, о человеке, о Боге, а сюжетная занимательность – только первый слой, «яркая обёртка», которая должна завлечь читателя и «втянуть» его в книгу.

Но ведь и это тоже важно для иного читателя! Который, например, открывает «Мастера и Маргариту», чтобы прочесть забавную историю про появление нечистой силы в Москве, а закрывает - с таким чувством, будто прочел новое евангелие…

Дата добавления: 2015-06-29