Кому: Анастейша Стил 4 страница

—Мне просто интересно.

—Я уже говорил тебе, что предпочитаю брюнеток.

—Миссис Робинсон не брюнетка.

— Вот именно, — бормочет он. — Она-то и отвратила меня навсегда от блондинок.

—Ты шутишь, — удивляюсь я.

—Да, я шучу, — отвечает он с досадой.

С бесстрастным лицом я высматриваю за окном брю­неток, но Лейлы среди них нет.

Так, значит, он любит только брюнеток. Интересно, почему? Или миссис Необычайный Гламур, несмотря на то что она Старушка Робинсон, в самом деле отвратила его от блондинок? Я трясу головой: Кристиан Грей просто пудрит мне мозги.

— Расскажи мне о ней.

— Что ты хочешь знать? — Лоб Кристиана собирается в гармошку, а его тон рассчитан на то, чтобы меня запу­гать.

— Расскажи мне о вашем деловом соглашении.

Он явно радуется возможности поговорить о делах и успокаивается.

— Я скорее теневой партнер. Бизнес, связанный с сало­нами красоты, меня мало интересует, но она встроила его в успешную сеть других фирм.. Я просто помог ей на стар­те инвестициями.

—Почему?

—Я был у нее в долгу.

-Да?

— Когда меня вышибли из Гарварда, она дала мне взаймы сто тысяч баксов, чтобы я мог начать свой бизнес.

Ни хрена себе! Она тоже богатая...

— Тебя вышибли?

— Это было не мое, Анастейша. Я промучился два года. К сожалению, мои родители не понимали этого.

Я хмурю брови. Мистер Грей и доктор Грейс Тревельян не одобряли его. Мне трудно это представить.

— По-моему, ты не прогадал, вылетев из Гарварда. На чем ты специализировался?

—Политика и экономика. Хм-м... цифры.

—Так она богатая? — бормочу я.

—Ей было скучно. Она была дорогой куклой очень бо­гатого торговца древесиной. — Кристиан повернул ко мне лицо и криво усмехнулся. — Он не позволял ей работать. Понимаешь, он любил все держать под контролем. Такой чудак. — На его лице вновь появилась усмешка.

—Неужели? Разве бывают такие диктаторы? По-мо­ему, это из области мифов... — Я вкладываю в реплику весь сарказм, на какой способна.

Кристиан ухмыляется еще шире.

— Она ссудила тебя деньгами мужа? Он кивает с озорной улыбкой.

—- Какой ужас!

Свое он вернул себе, — туманно возражает Кристи­ан, въезжая в подземный гараж в башне «Эскала».

Да ладно?..

— Каким образом?

Кристиан качает головой, словно ему неприятно вспо­минать об этом, и паркуется возле «Ауди Quattro SUV».

— Пойдем — скоро приедет Франко.

В лифте Кристиан пристально смотрит мне в лицо.

— Ты все еще злишься? — интересуется он будничным тоном.

—Ужасно злюсь.

—Ну-ну, — кивает он и смотрит в стенку.

Тейлор ждет нас возле лифта и берет мой чемодан. Как он ухитряется всегда быть там, где нужно?

—Уэлч звонил? — спрашивает Кристиан.

—Да, сэр.

—И?

—Все улажено.

—Замечательно. Как ваша дочь?

—Все в порядке, благодарю вас, сэр.

— Хорошо. В час приедет парикмахер — Франко де Лука.

—Мисс Стил. — Тейлор почтительно кивает.

—Здравствуйте, Тейлор. У вас есть дочь?

—Да, мэм.

—Сколько ей лет?

—Семь.

Кристиан нетерпеливо смотрит на меня.

—Она живет у матери, — поясняет Тейлор.

—О-о, понятно.

Тейлор улыбается. Для меня это неожиданность. Тей­лор — отец? Я следую за Кристианом в большой зал, впе­чатленная этой информацией.

Оглядываюсь по сторонам. Я не была здесь с того горь­кого момента.

— Ты голодна?

Я качаю головой, мол, нет. Кристиан пристально гля­дит на меня, но решает не спорить.

— Мне нужно сделать несколько звонков. Располагайся как дома.

— Ладно.

Кристиан скрывается за дверью своего кабинета, оста­вив меня одну. Я стою посреди обширной картинной га­лереи, которую он именует домом, и прикидываю, чем мне заняться.

Одежда! Схватив рюкзак, я взбираюсь по лестнице в свою спальню и заглядываю в большой шкаф-купе. В нем по-прежнему много нарядов все новые, с ценниками. Три длинных вечерних платья, три коктейльных платья и еще три повседневных. Все они, должно быть, тянут на запредельную сумму.

Я смотрю на ярлычок одного из вечерних платьев: 2998 долларов. Вот это да! У меня подкашиваются ноги, и я сажусь на пол.

Нет, я не узнаю себя. Обхватив голову руками, я пыта­юсь осмыслить последние несколько часов. Как я устала! Зачем, ну зачем я встретила этого сумасшедшего — кра­сивого как бог, сексуального как аьявол, богатого, как Крез, и вдобавок ко всему сумасшедшего?

Я выуживаю из рюкзака «блэкберри» и звоню маме.

—Ана, девочка моя! Давно ты не звонила. Как ты там, милая?

—Ой, понимаешь...

—Что такое? Ты так и не помирилась с Кристианом?

—Мам, все так сложно. По-моему, он ненормальный. Вот в чем проблема.

—Расскажи мне об этом. Мужчины... их иногда не поймешь. Вот и Боб — сомневается, хорошо ли, что мы переехали в Джорджию.

—Что?

— Да, он уговаривает меня вернуться в Вегас. Да, у всех проблемы. Я не одна такая.

В дверях показался Кристиан.

— Вот ты где! А я уж решил, что ты сбежала, — говорит он с явным облегчением.

Я выставляю перед собой ладонь, показывая, что я раз­говариваю по телефону.

—Извини, мама, мне надо идти. Я перезвоню тебе по­позже.

—Хорошо, милая, будь там осторожна. Целую тебя!

—Я тоже тебя целую, мам.

Я выключаю смартфон и гляжу на Кристиана. Он хму­рит брови и держится до странного неловко.

—Почему ты здесь прячешься? — спрашивает он.

—Я не прячусь. Я пропадаю от отчаяния.

—Пропадаешь? Почему?

—Из-за всего этого, Кристиан. — Я машу рукой в сто­рону нарядов.

—Мне можно войти?

—Это твой шкаф.

Он опять хмурит брови и садится на пол, скрестив ноги.

—Это всего лишь тряпки. Если они тебе не нравятся, я отправлю их назад, в бутик.

—Ты слишком много на себя берешь, понятно?

Он чешет подбородок... свой заросший щетиной подбо­родок. Мои пальцы зудят — так мне хочется дотронуться до него.

—Знаю. Со мной тяжело, — бормочет он.

—Очень тяжело.

—С вами тоже, мисс Стил.

—Тогда зачем ты делаешь все это?

Он широко раскрывает глаза; в них возвращается опаска.

—- Ты знаешь, почему.

— Нет, не знаю.

Он проводит ладонью по волосам.

—Да, с тобой сплошные проблемы.

—Заведи себе хорошенькую брюнетку-сабу. Такую, чтобы спрашивала «Как высоко?» всякий раз, когда ты велишь ей подпрыгнуть. Разумеется, при условии, что ей будет позволено разговаривать. Так зачем я тебе, Кристи­ан? Просто не понимаю.

Он смотрит на меня долгим взглядом, и я совершенно не знаю, о чем он думает в этот момент.

— Анастейша, ты заставила меня по-иному взглянуть на мир. Тебя не интересуют мои деньги. Ты дала мне... надежду, — тихо говорит он.

Что-что? Опять он изъясняется загадками.

— Надежду на что? Он пожимает плечами,

— На большее. — Его голос звучит тихо и спокойно. — И ты права. Я привык, что женщины делают точно то, что я приказываю, когда я им это приказываю. И это быстро надоедает. А в тебе, Анастейша, есть нечто такое, что за­трагивает во мне какие-то глубинные струны, глубокий, непонятный мне уровень. Это как пение сирены. Я не мо­гу противиться тебе и не хочу тебя терять. — Он берет ме­ня за руку. — Не убегай, пожалуйста, — наберись терпе­ния и немного поверь в меня. Прошу тебя!

Он выглядит таким беззащитным и ранимым... Меня это тревожит. Я опускаюсь на колени и нежно целую его в губы.

—Ладно. Вера и терпение. Я буду руководствоваться ими.

—Вот и хорошо. Потому что Франко уже здесь.

Франко маленький, смуглый и веселый. Мне он сразу нравится.

— Такие красивые волосы! — восхищается он с немыс­лимым, вероятно, фальшивым итальянским акцентом.

Я готова поспорить, что он родом откуда-нибудь из Балтимора или типа того, но его энтузиазм заразителен.

Кристиан ведет нас в свою ванную, тут же уходит и воз­вращается со стулом, взятым из комнаты.

—Я оставляю вас здесь, — бормочет он.

—Grazie, мистер Грей. — Франко поворачивается ко мне. — Bene, Анастейша, что мы будем делать?

Кристиан сидит на диване и возится с чем-то, похожим на электронные таблицы. Мягкая, мелодичная классиче­ская музыка плывет по большому залу. Голос женщины страстно поет, вкладывая в песню всю душу. Просто дух захватывает. Кристиан поднимает глаза и улыбается, от­влекая меня от музыки.

— Гляди! Говорю же тебе, что он одобрит твою при­ческу, — бурлит Франко.

— Ты выглядишь прелестно, Лна, — говорит Кристиан.

—Моя работа сделана, — объявляет Франко. Кристиан встает и направляется к нам.

—Спасибо, Франко.

Франко поворачивается, обнимает меня по-медвежьи и целует в обе щеки.

— Больше никому не позволяй стричь твои волосы, bellissima Ана!

Я смеюсь, смущенная его фамильярностью. Кристиан провожает его до лифта и тут же возвращается.

— Как хорошо, что ты оставила длинные волосы, — го­ворит он, подходя ко мне.

Его глаза сияют. Он трогает пальцами прядь.

— Такие мягкие волосы! — восхищается он. — Ты все еще злишься на меня, Ана?

Я киваю, а он улыбается.

—Что же именно тебя сердит? Я закатываю глаза.

—Тебе перечислить весь список?

—Что, даже список?

—Да, длинный список.

—Может, мы обсудим его в постели?

—Нет. — Я по-детски надуваю губы.

—Тогда за ланчем. Я хочу есть и еще кое-чего... — Он подмигивает.

—Я не позволю сбить себя с толку. Хоть ты и не экс­перт, а настоящий сексперт в постели.

Он прячет улыбку.

— Что сердит вас особенно сильно, мисс Стил? Выкла­дывайте начистоту.

Ладно, слушайте, мистер Грей...

— Что меня сердит? Ну, во-первых, твое грубое втор­жение в мои личные дела, то, что ты привез меня в салон, где работает твоя бывшая любовница и где наводили кра­соту все твои брюнетки; на улице ты обращался со мной, словно с шестилетней девочкой, — и, что хуже всего, ты позволяешь твоей миссис Робинсон прикасаться к тебе! — Я перехожу на визг.

Он удивленно поднимает брови, а его благодушное на­строение улетучивается.

— Правда, целый список. Но только я еще раз объяс­няю — она не моя миссис Робинсон.

—Она может прикасаться к тебе, — повторяю я. Он выпячивает губы.

—Она знает, где можно.

—Как это понять?

Он проводит по волосам обеими руками и на миг за­крывает глаза, словно ищет вдохновения свыше. Вздыхает.

— У нас с тобой нет никаких правил. Я никогда еще не занимался сексом без правил, и я никогда не знаю, где ты прикоснешься ко мне. От этого я нервничаю. Твое при­косновение совершенно... — Он замолкает, подыскивая слова. — Ну... просто оно означает больше... намного больше.

Больше?.. Бго ответ оказался для меня совершенно не­ожиданным. Это короткое слово с важным значением снова повисло между нами.

Мое прикосновение означает... больше. Как прикажете мне устоять, когда он говорит такие вещи? Серые глаза ищут мои; я вижу в них настороженность и опаску.

Я нерешительно протягиваю к нему руку, и мое пред­чувствие переходит в тревогу. Кристиан пятится назад, и моя рука повисает в пустоте.

— Жесткий предел, — шепчет он. На его лице читаются боль и паника.

Я страшно разочарована и ничего не могу с собой поде­лать.

— Вот если бы ты не мог дотронуться до меня, что бы ты испытывал?

— Пустоту и обездоленность, — сразу отвечает он. Ох ты мой лукавый! Поистине Пятьдесят Оттенков.

Я качаю головой и слабо улыбаюсь ему. Он заметно успо­каивается.

—Когда-нибудь ты непременно должен мне объяс­нить, почему у тебя существует такой жесткий предел, от­куда он появился.

—Когда-нибудь, — бормочет он, но потом за долю се­кунды сбрасывает с себя боль и беззащитность.

Как быстро он умеет переключаться! Из всех людей, которых я знаю, у него быстрее всего меняется настрое­ние.

— Итак, вернемся к твоему перечню обвинений. Я втор­гаюсь в твою частную жизнь. — Он кривит губы, обдумы­вая ответ. — Это из-за того, что я знаю номер твоего бан­ковского счета?

— Да, это возмутительно.

— Я проверяю всех своих сабмиссив. Я покажу тебе. — Он поворачивается и идет в свой кабинет.

Я покорно плетусь за ним, ошеломленная. Он отпирает картотечный шкаф и достает из него пластиковую папку. На этикетке напечатано: АНАСТЕЙША РОУЗ СТИЛ.

Ни фига ж себе! Я сердито гляжу на него.

Он пожимает плечами, словно извиняясь.

—Вот, можешь забрать себе.

—Ну спасибо, — рычу я.

Потом просматриваю содержимое папки: копия моего свидетельства о рождении — господи, мой жесткий пре­дел! — обязательство о неразглашении информации, кон­тракт — боже! — мой номер социального страхования, резюме, записи по месту работы.

— Так ты знал, что я работаю в «Клэйтоне»? -Да.

— Значит, это не было случайным совпадением. Ты не просто проезжал мимо?

— Нет.

Я не знаю, злиться мне или радоваться.

— Как все это мерзко. Ты хоть понимаешь?

— Не вижу ничего плохого. Я должен соблюдать осто­рожность.

— Но ведь это вторжение в частную жизнь.

— Я не злоупотребляю такой информацией. Анастей­ша, ее может добыть любой человек. Она нужна мне для контроля. Я всегда так поступаю и поступал.

Он настороженно глядит на меня. Теперь его бесстра­стное лицо напоминает маску.

— Нет, злоупотребляешь. Ты положил на мой счет два­дцать четыре тысячи долларов против моей воли.

Он поджимает губы.

— Я уже объяснял тебе. Эти деньги Тейлор выручил за твой автомобиль. Да, согласен, трудно в это поверить, но факт остается фактом.

— Но ведь «Ауди»...

— Анастейша, ты хоть приблизительно представляешь, сколько я зарабатываю?

Я густо краснею.

— Зачем это мне? Кристиан, меня не интересует со­стояние твоего банковского счета.

Его взгляд теплеет.

— Я знаю. Это одна из твоих черт, которые я люблю. Я с испугом гляжу на него. Неужели он что-то любит

во мне?

— Анастейша, я зарабатываю в час приблизительно сто тысяч долларов.

У меня отвисает челюсть — сама собой. Это же немыс­лимые деньги!

— Двадцать четыре тысячи долларов для меня — так, тьфу... Машина, книги, наряды — все это мелочи. — Он словно уговаривает меня.

Я гляжу на него. Он действительно не понимает, чем я недовольна. Вот чудак!

— Как бы ты себя чувствовал на моем месте, если бы на тебя обрушились такие щедроты?

Он смотрит на меня с недоумением. Вот она, его про­блема, — неспособность понять других. Мы погружаемся в молчание.

Наконец, он пожимает плечами и отвечает с искренним недоумением:

— Не знаю.

У меня сжимается сердце. Да, основная проблема Кристиана — неспособность сопереживать. Он не может поставить себя на мое место. Что ж, теперь я это вижу.

— Не очень приятное чувство. Да, ты великодушный и щедрый, но мне от этого некомфортно. Я несколько раз тебе об этом говорила.

Он вздыхает.

— Анастейша, я готов подарить тебе весь мир.

— Мне нужен только ты сам, Кристиан. Без всяких до­плат и добавок.

— Они входят в сделку, как часть меня самого. Нет, так мы ни о чем не договоримся.

— Мы будем когда-нибудь есть? — спрашиваю я. На­пряжение, возникающее между нами, забирает у меня силы.

—Да, конечно, — хмурится он.

—Я что-нибудь приготовлю, ладно?

—Валяй. В холодильнике много продуктов.

— Миссис Джонс уходит на выходные? И ты питаешь­ся в эти дни нарезкой?

— Нет.

—А как? Он вздыхает.

—Мне готовят мои сабы.

— А, ну конечно. — Я краснею от досады. Разве можно быть такой дурой? И с любезной улыбкой спрашиваю: — Что сэр желает?

— Все, что мадам сумеет найти, — мрачно отвечает он.

Ознакомившись с содержимым холодильника (оно ме­ня впечатлило, есть даже холодный отварной картофель), я останавливаюсь на испанском омлете. Готовится быстро и просто. Кристиан все еще сидит в кабинете — несомнен­но, вторгается в частную жизнь какой-нибудь бедной ни­чего не подозревающей дурочки и суммирует информа­цию. Неприятная мысль оставляет во рту горький прив­кус. Мои мысли лихорадочно мечутся. Он действительно не знает никаких границ.

Я всегда готовлю еду под музыку, и тем более мне она нужна сейчас, чтобы не ощущать себя сабой! Я иду к ка­мину, где стоит док-станция, и беру айпод Кристиана. При этом готова поспорить, что в его плей-листе много мелодий, выбранных Лейлой. Меня жуть берет при одной лишь мысли об этом.

Интересно, где же она? И чего ей нужно?..

Я содрогаюсь при мысли о ней. Ну и наследство мне досталось!

Просматриваю обширное музыкальное меню. Хочется чего-нибудь бодрящего. Хм-м, Бейонсе, едва ли она во вкусе Кристиана. «Crazy in Love». О! Годится. Закольцо­вываю и прибавляю громкость.

Пританцовывая, возвращаюсь на кухню, беру миску, открываю холодильник и вынимаю яйца. Разбиваю их и принимаюсь взбивать, не прерывая танца.

Еще раз заглядываю в холодильник, достаю картошку, окорок и — о да! — горошек из морозилки. Отлично! Ставлю на плиту сковородку, лью немножко оливкового масла и снова взбиваю яйца.

Неспособность сопереживать, размышляю я, типична только для Кристиана? Может, все мужики такие, при­чем по вине женщин? Те сбивают их с толку? Я просто не знаю. Возможно, это знают все, кроме меня.

Жалко, что Кейт уехала; она бы мне точно все разъяс­нила. Она еще долго пробудет на Барбадосе и вернется только в конце недели. Из-за Элиота. Интересно, сохра­нилось ли у них и до сих пор то самое желание с первого взгляда?

«Одна из твоих черт, которые я люблю...»

Я замираю, забыв про омлет. Он так сказал. Значит ли это, что он любит и другие мои качества? Я улыбаюсь в первый раз после того, как увидела миссис Робинсон, — искренне, от души, от уха до уха.

Кристиан обнимает меня. От неожиданности я вздра­гиваю.

—Интересный выбор музыки, — мурлычет он и целует в шею. —

Как приятно пахнут твои волосы.

Он утыкается в них носом и глубоко вдыхает их запах. Желание скручивает мой живот. Ну уж нет! Я вырыва­юсь из его рук.

—Я сержусь на тебя. Он хмурится.

—Долго еще будешь злиться? — спрашивает он, запус­кая пятерню в свою шевелюру.

Я пожимаю плечами.

—По крайней мере, пока не поем.

На его губах появляется намек на улыбку. Он берет пульт и выключает музыку.

— Эта запись есть на твоем айподе? — спрашиваю я. Он качает головой, его лицо мрачнеет, и я понимаю,

что это была она — Девушка-призрак.

—Тебе не кажется, что она пыталась тебе что-то ска­зать?

—Что ж, возможно, если подумать, — спокойно согла­шается он.

Что и требовалось доказать. Никакого дара сочувствия. Мое подсознание неодобрительно цокает языком.

— Почему ты не удалил эту песню?

— Мне она нравится. Но я удалю, если она как-то за­девает твои чувства.

—Нет, все нормально. Я люблю готовить под музыку.

—Что еще тебе поставить?

—Сделай мне сюрприз.

Он направляется к док-станции, а я снова взбиваю ом­лет венчиком.

Вскоре зал наполняет божественно нежный и задушев -ный голос Нины Симоне. Это любимая песня Рэя «I Put а Spell on You».

Я вспыхиваю и, раскрыв рот, поворачиваюсь к Кри­стиану. Что он пытается мне сказать? Ведь он уже давно околдовал меня. О господи... его взгляд изменился, сде­лался острым, глаза потемнели.

Я завороженно смотрю, как он движется ко мне под медленный ритм музыки — плавно, словно хищник. Он босой, в джинсах и незаправленной белой рубашке. Кра­сив как бог.

Нина поет «ты мой», и Кристиан протягивает ко мне руки; его намерения ясны.

—Кристиан, пожалуйста, — шепчу я, сжимая в руке венчик.

—Что?

—Не делай этого.

—Чего?

—Этого.

Он стоит передо мной и смотрит сверху вниз.

— Ты уверена? — тихо спрашивает он, отбирает у меня венчик и кладет в миску с яичной массой.

Мое сердце бешено стучит. Я не хочу — нет, хочу — я страшно хочу. Он такой ужасный — и такой желанный, такой горячий. Я с трудом отрываю взгляд от его колдов­ских глаз.

—Я хочу тебя, Анастейша, — мурлычет он. — Я люблю и ненавижу, и я люблю спорить с тобой. Все это совсем ново. Мне надо знать, что у нас все в порядке. Убедиться в этом я могу лишь одним способом.

—Мои чувства к тебе не изменились, — шепчу я.

Его близость завораживает, пьянит. Знакомое притя­жение — все мои синапсы направляют меня к любимому мужчине, моя внутренняя богиня бушует. Я гляжу на треугольничек волос в распахнутом вороте рубашки и прикусываю губу, противясь своему желанию — попро­бовать их на вкус.

Он совсем близко, но не касается меня. Его тепло со­гревает мою кожу.

— Я не дотронусь до тебя, пока ты не скажешь «да», — тихо говорит он. — Но сейчас, после дрянного утра, мне хочется соединиться с тобой и забыть обо всем, кроме нас.

О господи! Нас... Магическая комбинация, маленькое, всемогущее местоимение, которое скрепляет союз. Я под­нимаю голову и смотрю на его прекрасное и серьезное лицо.

— Я хочу дотронуться до твоего лица, — еле слышно го -ворю я и вижу мелькнувшее в его глазах удивление, потом согласие.

Подняв руку, я глажу его по щеке, пробегаю пальцами по щетине. Он закрывает глаза и тихо наклоняет голову навстречу моим прикосновениям.

Потом он медленно наклоняется ко мне, а я машиналь­но тянусь к его губам...

— Да или нет, Анастейша? — бормочет он. -Да.

Его губы нежно соединяются с моими и тут же яростно впиваются в них. Ладонь ползет по моей спине, пальцы погружаются в волосы на моем затылке, щекочут его. Другая ладонь обхватывает мои ягодицы, прижимает мои бедра к нему. У меня вырывается негромкий стон.

— Мистер Грей, — раздается голос Тейлора, и Кристи­ан немедленно отпускает меня.

— Тейлор, — говорит он ледяным тоном.

Я поворачиваюсь и вижу на пороге зала смущенного Тейлора. Кристиан и Тейлор глядят друг на друга, разго­варивая без слов.

—В кабинет, — отрывисто говорит Кристиан, и Тейлор быстро идет через зал.

—Сеанс откладывается, но билеты действительны, — шепчет мне Кристиан и выходит следом за Тейлором.

Я перевожу дыхание, пытаясь успокоиться. Я одновре­менно и смущена, и благодарна Тейлору за вмешательст -во. Неужели я ни минуты не могу противостоять Кри­стиану? Недовольная собой, я качаю головой.

Интересно, что заставило Тейлора прервать наше уеди­нение? И что он видел? Впрочем, мне не хочется об этом думать. Ланч. Я буду готовить ланч. Нарезаю картошку. Что нужно Тейлору? Мои мысли бешено скачут — может, что-то известно о Лейле?

Через десять минут они появляются. Омлет как раз го­тов. У Кристиана озабоченный вид.

—В десять я дам им инструкции, — говорит он Тейлору.

—Мы будем готовы, — отвечает Тейлор и выходит.

Я достаю две подогретые тарелки и ставлю на кухонный островок.

— Будешь?

— Да, пожалуйста. — Кристиан примостился на бар­ный стул. Он внимательно глядит на меня.

—Проблема?

—Нет.

Я хмурю брови. Он не хочет мне говорить. Я расклады­ваю омлет и сажусь рядом с Кристианом, смирившись с тем, что останусь в неведении.

—Вкусно, — хвалит Кристиан, попробовав кусочек. — Хочешь вина?

—Нет, благодарю.

Мне нужна ясная голова, когда я рядом с тобой, Грей...

Омлет удался, хоть я и не очень голодная. Но я ем, зная, что иначе Кристиан начнет ворчать. Потом Кри­стиан прерывает наше угрюмое молчание и включает классику, которую я уже слышала когда-то.

—Что это? — спрашиваю я.

—Жозеф Кантелуб, «Песни Оверни». Эта называется «Байлеро».

—Красивая вещица. На каком языке?

—Это старофранцузский, вернее, окситанский.

—Ты ведь говоришь по-французски. Ты понимаешь слова песни? — Мне вспомнился безупречный француз­ский Кристиана на обеде у его родителей.

—Только отдельные слова. — Кристиан улыбается, за­метно успокоившись. — У моей матери была мантра:

«музыкальный инструмент, иностранный язык, боевое искусство». Элиот говорит по-испански; мы с Миа — по-французски. Элиот играет на гитаре, я — на фортепиано, а Миа — на виолончели.

— Ого! А боевые искусства?

— Элиот владеет дзюдо. Миа в двенадцать лет взбунто­валась и не стала ходить на занятия. — Он улыбнулся при этом воспоминании.

— Жаль, что моя мать не занималась мной.

—Доктор Грейс превращается в беспощадное чудови­ще, когда речь идет о воспитании и обучении ее детей.

—Вероятно, она гордится тобой. Я бы гордилась на ее месте.

По лицу Кристиана пробежала тень, и он мгновенно помрачнел. Он настороженно поглядывает на меня, словно очутился на неизведанной территории.

— Ты уже решила, что наденешь сегодня вечером? Или мне поехать и выбрать что-нибудь для тебя? — внезапно резко говорит он.

Эге! Кажется, он сердится. Почему?.. Что я такого сказала?..

— Хм-м, еще нет. Ты выбирал все эти платья?

— Нет, Анастейша, не я. Просто я дал список нужных вещей и твой размер продавцу из «Нейман Маркус». Платья должны тебе подойти. И вот еще что: на этот ве­чер и на несколько следующих дней я нанял дополнитель­ного секыорити. По-моему, это разумная предосторож­ность, ведь где-то рядом бродит непредсказуемая Лейла. Я не хочу, чтобы ты выходила из дома без охраны. Дого­ворились?

Я удивленно гляжу на него.

—Договорились. — Что произошло с напористым Греем?

—Хорошо. Я дам им инструкции. Это недолго.

— Они здесь? -Да.

Где же?

Кристиан берет свою тарелку и кладет в раковину. По­том выходит. Что тут происходит, елки-палки? В его теле словно уживаются несколько разных людей. Не симптом ли это шизофрении? Надо посмотреть в Гугле.

Я очищаю свою тарелку, быстро мою и возвращаюсь в спальню, прихватив досье на Анастейшу Роуз Стил. Захо­жу в шкаф-купе и достаю три длинных вечерних платья. Ну и какое из них выбрать?

Я ложусь поперек кровати, гляжу на свои «мак», айпад и «блэкберри» и балдею от этих чудес технологии. Пере­писываю плей-лист Кристиана с айпада на «мак», затем выхожу в Гугл, чтобы пошарить по Сети.

Входит Кристиан.

— Чем занимаешься? — ласково интересуется он.

Я в легкой панике прикидываю, можно ли показать ему сайт, который я открыла, — «Диссоциативное расстрой­ство идентичности: Симптомы».

Он ложится рядом и с насмешкой смотрит на сайт.

— Чего ты сюда залезла?

Ворчливый Кристиан исчез — вернулся веселый Кри­стиан. Как мне к этому приспособиться?

— Интересуюсь. Сложной личностью.

Я изо всех сил сохраняю невозмутимость. Его губы кривятся в сдержанной усмешке.

—Сложной личностью?

—Это мой собственный излюбленный проект.

—А теперь твой проект распространяется на меня? В ка­честве побочной линии. Что-то вроде научного экспери­мента. А я-то рассчитывал оказаться в центре внимания. Мисс Стил, вы меня обижаете.

—Почему ты решил, что это касается тебя?

—Случайная догадка.

—Верно, ты единственный чокнутый тип, постоянно меняющийся и помешанный на диктаторстве, с которым я знакома очень близко.

— Я-то думал, что я вообще единственный, с кем ты •накома очень близко.

Я краснею.

—Да. Верно.

—Ты уже пришла к каким-то выводам?

Я поворачиваюсь и гляжу на него. Он лежит на боку, положив голову на локоть; лицо ласковое и удивленное.

— По-моему, тебе нужна интенсивная терапия.

Он протягивает руку и, бережно взяв прядь моих волос, заправляет ее за ухо.

— А по-моему, мне нужна ты. Вот, бери. — Он вручает мне тюбик губной помады.

Я хмуро разглядываю помаду. Она пронзительно -красная, совсем не мой цвет.

— Ты хочешь, чтобы я так ярко красила губы? Он смеется.

— Нет, Анастейша, не хочу. Я вовсе не уверен, что это твой цвет, — сухо добавляет он.

Он садится по-турецки и стягивает через голову ру­башку. О господи...

— Мне нравится твоя идея дорожной карты, — сооб­щает он.

Я хлопаю ресницами, ничего не понимая. Какая еще дорожная карта?

—Запретные зоны, — поясняет он.

—Ой, я шутила)

—А я не шучу.

—Ты хочешь, чтобы я нарисовала их на тебе? Помадой?

—Она смывается. Со временем.

Это означает, что я смогу беспрепятственно дотраги­ваться до него. Я даже заулыбалась от удивления.

— А если взять что-нибудь более стойкое, например, маркером?

—Могу сделать татуировку. — В его глазах светится юмор.

Кристиан Грей с татуировкой? Портить его прекрасное тело, когда на нем и так уже есть отметины? Нет уж!

— Только не тату! — Я смеюсь, чтобы спрятать свой ужас.

— Тогда помада, — усмехается он.

Закрываю «мак» и отодвигаю его в сторону. Пожалуй, это будет забавно.

—Иди сюда. — Он тянет ко мне руки. — Садись на меня. Он лежит на спине, но ноги у него согнуты в коленях.

—Обопрись спиной о мои колени.

Я сбрасываю шлепанцы и сажусь на него верхом. Он смотрит на меня широко раскрытыми испуганными гла­зами. Но ему тоже интересно.

—По-моему, ты с энтузиазмом отнеслась к моему предложению, — ехидничает он.

—Я всегда отношусь положительно к новой информа­ции, мистер Грей, а еще вы успокоитесь, потому что я бу­ду точно знать, где проходят твердые границы допусти­мого.

Дата добавления: 2015-07-13