Хроники Хранителей 1 страница

2 апреля 1916 года

Пароль дня: Duo com faciunt idem, non est idem (Terentius).

Лондон все еще обстреливают, вчера немецкие эскадрильи совершали налеты даже днем, бомбы нанесли большой урон во всем городе. Городская организация объявила часть удобных для доступа подвалов в Сити и Дворце правосудия общественными бомбоубежищами. Поэтому мы начали замуровывать известные проходы, поставили стражу в подвале и пополнили традиционное оружие современным.

На сегодняшний день мы элапсируем согласно протоколу безопасности втроем из помещения архива в 1851 год. Каждый из нас взял с собой что‑нибудь почитать, и все прошло бы мирно, если бы леди Тилни с б о льшим юмором отнеслась к моей реплике по поводу ее круга чтения и не начала наш обычный спор опять с самого начала. Я настаиваю на своем мнении, что стихи этого Рильке – сплошная чепуха, неясный набор слов, к тому же читать немецкую литературу непатриотично – мы находимся в разгаре войны! Я ненавижу, когда меня хотят переубедить, от чего леди Тилни, к сожалению, не сумела удержаться. Она как раз читала пассаж о зачахших руках, мокрых и тяжело прыгающих, будто жабы в болоте,[13]или что‑то в этом духе, когда в дверь постучали.

Само собой… жас… поэтому…

…наглость…

Загадка… о… сиво… леди… знать, даже если после этого он все отрицал.

Разъяснение…

… никто!!! Кровь без… ег… метр…

восемьдесят пя… зелен… год…

Пометка на полях:

17.05.1986

Очевидно стало нечитаемым из‑за пролитого кофе. Страницы с 34 по 36 вообще отсутствуют. Предлагаю ввести правило, запрещающее послушникам читать Хроники без надзора.

Д. Кларксен, архивариус (очень зол!!!)

Глава пятая

– О не‑е‑е‑е‑е, ты снова ревела! – сказал Ксемериус, который ждал меня в тайном коридоре.

– Да, – коротко ответила я. Прощание с Лукасом далось мне очень тяжело, и не только я душила в себе слезы.

Мы не увидимся в следующие тридцать семь лет, во всяком случае, так будет для Лукаса, и мы оба считали, что это невообразимо долго. Больше всего мне хотелось тут же прыгнуть в 1993 год, но Лукас заставил меня пообещать ему, что сначала я высплюсь. Ну или что там понимают обычно под «выспаться». Было два часа ночи, а в без четверти семь мне уже надо было вставать. Маме, наверное, понадобится подъемный кран, чтобы поднять меня с кровати.

Поскольку от Ксемериуса не последовало ехидного комментария, я посветила фонариком ему в глаза. Скорее всего, я это придумала, но мне показалось, что он выглядит грустно, а потом я вспомнила, что весь день не уделяла ему времени.

– Здорово, что ты меня ждал, Ксеми… ериус, – сказала я со всей нахлынувшей на меня нежностью. Я бы с удовольствием погладила его, но с призраками это не получается.

– Совпадение. Я все время искал подходящий тайник для этой штуки. – Он показал на хронограф, который я снова завернула в халат, поставила сначала на колени, а потом взяла на плечо.

Зевая, я пролезла в дверь к лестнице и тихонько задвинула на место портрет моего прапрапра… жирного предка. Ксемериус летел рядом со мной, когда я поднималась по лестнице.

– Если выдавить заднюю стенку твоего шкафа – там только гипсокартон, ты сумеешь, – оттуда можно пролезть в пристройку. А там куча мест, где можно что‑то спрятать.

– Мне кажется, сегодня ночью я просто спрячу его под кровать. – Я еле передвигала ноги от усталости.

Фонарик я выключила, потому что дорогу в спальню я могла найти и в темноте. Наверное, даже во сне. Возле комнаты Шарлотты я почти уже спала, и поэтому чуть не уронила хронограф от испуга, когда дверь в ее комнату открылась, и на меня упал свет из двери.

– Ах, черт, – прорычал Ксемериус. – Они все уже спали, честное слово!

– Тебе не кажется, что ты уже вышла из возраста, когда носят пижамы с кроликами? – спросила Шарлотта. Она грациозно прислонилась к дверной раме, одетая в ночную сорочку на тонких бретельках. Волосы блестящими волнами падали ей на плечи. (Большое преимущество при заплетании волос в косу: результат такой же, как и после бигуди. Плюс эффект ангельских золотых волос.)

– Ты в своем уме – так меня испугать? – Я говорила шепотом, чтобы не разбудить еще и тетю Гленду.

– Что это ты крадешься посреди ночи через мой коридор? И что это у тебя там?

– Что это за «твой коридор»? Я что, по стене должна лезть, чтобы попасть в свою комнату?

Шарлотта выпрямилась и сделала шаг в моем направлении.

– Что у тебя в руках? – повторила она, на этот раз угрожающе.

То, что она шептала, делало ее слова еще более настоятельными. К тому же взгляд у нее был настолько… опасный, что я не рискнула пройти мимо нее.

– Ой‑ой, – сказал Ксемериус. – У кого‑то не на шутку разыгрался ПМС. Я бы с ней сегодня не связывался.

Я и не собиралась.

– Ты имеешь в виду халат?

– Покажи, что там внутри! – потребовала она.

Я сделала шаг назад.

– Ты совсем уже чокнулась? Я не собираюсь тебе среди ночи демонстрировать свой халат. Немедленно пропусти меня, я хочу спать.

– А я хочу видеть, что у тебя в руках! – прошипела Шарлотта. – Ты что думаешь, я такая же наивная, как ты? Ты думаешь, что я не заметила ваши заговорщицкие взгляды и перешептывания? Если вы хотите что‑то от меня скрыть, вы должны придумать что‑то более хитроумное. Что там за сундук, который твой брат и мистер Бернхард затащили к тебе в комнату? В нем было то, что ты держишь сейчас в руках?

– Ну, дурой ее назвать трудно, – сказал Ксемериус и почесал крылом нос.

В другое время суток и менее сонная я бы наверняка сходу придумала какую‑нибудь историю, но сейчас у меня на это просто не было сил.

– Не твое дело, – фыркнула я.

– Нет, мое! – прошипела в ответ Шарлотта. – Может быть, я и не Рубин и поэтому не вхожу в Круг Двенадцати, но в отличие от тебя я думаю так, как должен думать член Круга. Я не все слышала из того, о чем вы говорили в твоей комнате, двери в этом доме слишком толстые, но того, что я поняла, мне достаточно! – Она сделала еще шаг ко мне и показала на халат. – Ты должна отдать мне это сию секунду, если не хочешь, чтобы я забрала силой!

– Ты подслушивала? – Меня внезапно затошнило. Что она узнала? Была ли в курсе, что это было хронографом? Который, между прочим, в последнюю минуту, казалось, потяжелел раза в два. На всякий случай я перехватила его, чтобы держать обеими руками, уронив при этом фонарик Ника. Я уже не была так уверена в том, что хочу, чтобы тетя Гленда не просыпалась.

– Знаешь ли ты, что меня и Гидеона обучили крав‑маге? – Шарлотта сделала еще один шаг ко мне, и я автоматически – шаг назад.

– Нет. А ты знаешь, что выглядишь сейчас, как этот сумасшедший грызун в «Ледниковом периоде»?

– Может, нам повезет, и крав‑мага – это какая‑то ерунда, – сказал Ксемериус. – Как Камасутра! Ха! – Он захихикал. – Извиняюсь, но самые лучшие шутки приходят мне в голову в экстремальных ситуациях.

– Крав‑мага – израильская система рукопашного боя, очень эффективная, – проинформировала меня Шарлотта. – Я могу одним ударом ноги в солнечное сплетение вырубить тебя или одним ударом руки сломать тебе шею.

– А я могу позвать на помощь!

До сих пор наш разговор проходил шепотом, такие звуки, наверное, были бы, если бы змеи друг с другом разговаривали: ш‑ш‑ш, ш‑ш‑ш, ш‑ш‑ш. Интересно, что произойдет, если я разбужу остальных обитателей этого дома? Наверное, Шарлотта мне тогда не сломает шею, но все захотят узнать, что у меня завернуто в халат?

Похоже, Шарлотта угадала, о чем я думаю, она издевательски засмеялась и стала приближаться ко мне танцующим шагом.

– Давай‑давай! Кричи!

– Я бы закричал, – сказал Ксемериус.

Но мне не пришлось, потому что за Шарлоттой, как из ниоткуда, возник мистер Бернхард.

– Я могу чем‑нибудь помочь дамам? – спросил он, и Шарлотта подскочила на месте, как испуганная кошка.

На какой‑то короткий момент мне показалось, что она сейчас ударит мистера Бернхарда ногой в солнечное сплетение, чисто рефлекторно, но хотя ее нога и дрогнула, к счастью, Шарлотта этого не сделала.

– Я порой и ночью испытываю голод, и предлагаю свои услуги, чтобы приготовить и для вас что‑нибудь перекусить, раз уж я все равно иду на кухню, – продолжил мистер Бернхард невозмутимо.

Я так обрадовалась его появлению, что впала в истерическое хихиканье.

– А я уже взяла себе кое‑что из кухни. – Подбородком я показала на сверток у меня в руках. – Но у этой малышки‑каратистки упал уровень сахара в крови, ей срочно нужно что‑то пожевать.

Шарлотта подчеркнуто медленно отходила к своей комнате.

– Я слежу за тобой, – сказала она, обвиняюще показывая указательным пальцем на мою грудь. Мне показалось, что сейчас она начнет что‑то декламировать, таким театральным был жест. – И за вами тоже, мистер Бернхард, – добавила она.

– О да, нам нужно теперь быть осторожными, – прошептала я, когда она закрыла за собой дверь, и коридор снова оказался в темноте. – Она умеет Тадж‑Махал.

– Тоже неплохо, – одобрительно сказал Ксемериус.

Я покрепче прижала свой сверток к животу.

– Теперь она нас подозревает! А может, даже знает, что именно мы нашли. Я уверена, что она наябедничает Хранителям, а если те узнают, что мы нашли хро…

– Несомненно существуют более подходящее место и время, чтобы обсудить эту тему, – непривычно строго перебил меня мистер Бернхард.

Он поднял фонарик Ника, который валялся на полу, включил его и направил на дверь в комнату Шарлотты, вверх до самого окна над дверью. Оно была приоткрыто. Я кивнула, чтобы показать, что поняла его: Шарлотта могла слышать каждое наше слово.

– Да, вы правы. Спокойной ночи, мистер Бернхард.

– Приятных снов, мисс Гвендолин.

Утром маме не понадобился кран, чтобы поднять меня с постели. Ее тактика оказалась более коварной. Она использовала гадкого пластмассового Деда Мороза, который Каролина получила в подарок к Рождеству в прошлом году и который, если его завести, беспрестанно повторял отвратительным каркающим пластмассовым голосом «Хо‑хо‑хо, счастливого Рождества». Сначала я еще попыталась спастись, укрывшись с головой. Но после шестнадцатого «Хо‑хо‑хо» я сдалась и вылезла из‑под одеяла. О чем сразу же пожалела, вспомнив, что за день мне сегодня предстоял. Бал.

Если не произойдет никакого чуда и я не найду возможность сегодня до полудня прыгнуть к дедушке в 1993 год, я должна буду встретиться с графом без малейшей информации. Я прикусила себя за язык. Я должна была прыгнуть еще раз сегодня ночью! С другой стороны, в этом случае меня могла разоблачить Шарлотта, так что в этом смысле я приняла правильное решение.

Плохо держась на ногах, я прошлепала от кровати в ванную. Мне удалось поспать всего три часа. После ночного номера Шарлотты я перестраховалась и под руководством Ксемериуса залезла в шкаф. Там я выдавила заднюю стенку и в пристройке разрезала крокодилу брюхо, чтобы спрятать там хронограф. После этого я, совершенно обессиленная, просто провалилась в сон, что было хорошо, потому что мне не приснился кошмар. Вернее, мне ничего не приснилось. В отличие от бабушки Мэдди.

Когда я – немного опоздав, так как потратила кучу времени в поисках маминого консилера,[14]чтобы закрасить темные круги вокруг глаз – шатаясь, брела на завтрак, бабушка Мэдди перехватила меня в коридоре и утянула в свою комнату.

– Что‑то случилось? – спросила я и поняла, что могла бы и не спрашивать.

Если бабушка Мэдди в полвосьмого утра уже поднялась, то случилось что‑то очень и очень важное. Она была полностью растрепана, бигуди, которые должны были поднять ее светлые волосы со лба, частично раскрутились, и висели над ухом.

– О Гвендолин, девочка моя, можно сказать, что что‑то случилось. – Бабушка Мэдди упала на незастеленную постель и смотрела на обои лавандового цвета в мелких цветочек, драматически нахмурив лоб. – У меня было видение!

Опять?!

– Давай я угадаю – кто‑то растоптал сердце из рубина каблуком сапога, – предположила я. – Или это был ворон, который врезался в витрину с… э‑э‑э… часами?

Бабушка Мэдди покачала головой, ее локоны разлетелись и бигуди еще больше раскрутились, повиснув совсем опасно.

– Нет, Гвендолин, не нужно шутить с этим! Эти видения – пусть я иногда не знаю, что они означают – они впоследствии всегда оказываются верными. – Она схватила меня за руку и притянула к себе. – И в этот раз все было так однозначно! Я видела тебя, в голубом бальном платье с широкой юбкой, вокруг было много свечей и играла скрипка.

Я покрылась гусиной кожей. Как будто было мало, что мне и так было не по себе из‑за предстоящего бала. Теперь еще у бабушки Мэдди было видение. Я не рассказывала ей ни о бале, ни о цвете моего платья.

Бабушка Мэдди была довольна, увидев, что я внимательно ее слушаю.

– Сначала все было очень мирно, все танцевали, и ты, но потом я увидела, что в этом зале нет потолка. На небе собрались ужасные черные тучи, из которых вылетела огромная птица, которая хотела тебя убить, – продолжила она. – Ты пыталась убежать и сама врезалась в… Ах, это было ужасно! Везде кровь, все красное от крови, даже небо стало красным и дождь был из капель крови…

– Э‑э‑э…

Она заломила пальцы.

– Я знаю, дорогая, это ужасно жестоко, и я очень надеюсь, что это не означает то, о чем в первую очередь думаешь…

– Мне кажется, ты что‑то упустила, – перебила я ее еще раз. – Куда я… то есть, Гвендолин в твоем сне врезалась?

– Это не сон! Это было видение! – Бабушка Мэдди еще шире распахнула глаза. – В меч. Ты на полном ходу врезалась в него.

– Меч? И откуда он взялся?

– Он… по‑моему, просто висел в воздухе, – сказала бабушка Мэдди и помахала рукой перед моим лицом. – Но это же неважно, – продолжила она, немного раздраженно. – Важно, что было так много крови!

– Хм‑м‑м. – Я села рядом с ней на кровать. – И что я должна сделать с полученной информацией?

Бабушка Мэдди огляделась, выудила с прикроватной тумбочки коробочку с лимонными леденцами и сунула один себе в рот.

– Ах, дорогая, я не знаю. Я только подумала, может быть, это поможет тебе… предупредит…

– Да‑да. Я попробую не врезаться в меч, который висит в воздух, обещаю. – Я поцеловала бабушку Мэдди и поднялась. – А тебе следует еще немного поспать, это для тебя очень рано.

– Да, наверное, мне следует поспать. – Она вытянулась на кровати и укрылась одеялом. – Но отнесись к этому серьезно, – сказала она. – Пожалуйста, будь осторожна.

– Буду. – В дверях я обернулась. – А… – Я прочистила горло. – В твоем видении льва не было? Или бриллианта? Или, может… Солнца?

– Нет, – сказала бабушка Мэдди, уже с закрытыми глазами.

– Так я и думала, – пробормотала я и тихонько прикрыла за собой дверь.

Спустившись в столовую, я тут же заметила, что Шарлотты нет.

– Бедная девочка заболела, – сказала тетя Гленда. – Немного температурит и сильная головная боль – я думаю, это грипп, который сейчас свирепствует. Можешь сказать в школе, что твоя кузина сегодня осталась дома, Гвендолин?

Я мрачно кивнула. Ну да, грипп, конечно! Шарлотта решила остаться дома, чтобы без помех обыскать мою комнату. Ксемериус, улегшийся в блюде с фруктами на столе, очевидно подумал то же самое.

– Я ж говорил, она не дура.

И мистер Бернхард, балансируя тарелкой с яичницей, бросил на меня многозначительный взгляд.

– Последние недели принесли очень много волнений бедной девочке, – сказала тетя Гленда и проигнорировала невежливое фырканье Ника. – Неудивительно, что ее тело требует передышки.

– Не говори чепухи, Гленда, – одернула ее леди Ариста и пригубила свой чай. – Мы, Монтроуз, и не такое выдерживаем. Я, например, – она еще больше выпрямила свою сухопарую спину, – ни одного дня в моей жизни не болела.

– Честно говоря, я тоже… довольно плохо себя чувствую, – сказала я. В первую очередь, если вспомнить, что мою комнату нельзя запереть снаружи. Как практически все комнаты в нашем доме на ней была старинная задвижка, которую можно было задвинуть только изнутри.

Тут же мама подскочила с места и положила руку мне на лоб.

Тетя Гленда закатила глаза.

– Как это типично! Гвендолин не может выдержать, если вдруг не находится в центре внимания.

– На ощупь прохладный. – Мама потрогала кончик моего носа, как будто мне действительно было пять лет. – И тут сухо и тепло. Как и должно быть. – Она погладила меня по голове. – В выходные, если хочешь, я могу по‑настоящему тебя побаловать. Мы можем позавтракать в постели…

– Да, да! И ты почитаешь нам вслух истории о Петере, Флопси, Мопси и Коттонтэйле,[15]как раньше! – сказала Каролина, на коленях которой сидел вязаный поросенок. – А потом мы накормим Гвендолин кусочками яблок и сделаем ей холодный компресс.

Леди Ариста положила ломтик огурца на тост, на котором уже предельно аккуратно лежали друг на друге сыр, ветчина, яичница и помидоры.

– Гвендолин, ты абсолютно не выглядишь нездоровой, скорее наоборот – цветущей.

Непостижимо! Можно от усталости едва держать глаза открытыми и выглядеть, будто тебя укусил вампир, – и услышать такое!

– Я сегодня буду целый день дома, – сказал мистер Бернхард. – Я могу позаботиться, чтобы мисс Шарлотта получила куриный бульон.

Хотя он обращался к тете Гленде, его слова были предназначены для меня, и я это поняла. Но, к сожалению, у тети Гленды были другие планы на его счет.

– Я сама позабочусь о своей дочери. Вам нужно будет съездить в ателье Уайден‑Джонс и забрать там мои заказы и платье Шарлотты для вечеринки.

– Это в Излингтоне, – сказал мистер Бернхард и с тревогой посмотрел на меня. – Мне придется довольно долго отсутствовать.

– Да, конечно. – Тетя Гленда удивленно нахмурила лоб.

– На обратном пути вы можете захватить цветы, – сказала леди Ариста. – Несколько весенних композиций для холла внизу, на обеденный стол и в музыкальную комнату. Ничего яркого, без ординарных попугаистых тюльпанов, как в прошлый раз, больше белых и нежных желтых и сиреневых тонов.

Мама поцеловала нас всех, уходя на работу.

– Если вам попадутся незабудки, захватите для меня пару горшочков, мистер Бернхард. Или ландыши, если они уже есть.

– Непременно, – сказал мистер Бернхард.

– Да, и если вы уже все равно будете этим заниматься, купите сразу пару лилий, которые можно будет посадить на моей могиле, если я умру, потому что меня, больную, отправили в школу, – сказала я мрачно, но мамы уже не было в комнате.

– Ах, не волнуйся, – попробовал подбодрить меня Ксемериус. – Если это рыжая метелка тоже останется дома, Шарлотта не пойдет просто так в твою комнату. И даже если пойдет, ей сначала должна прийти в голову идея отодвинуть заднюю стенку твоего шкафа и пролезть в пристройку. Но даже там она не отважится залезть во внутренности крокодила. Ну скажи, теперь‑то ты рада, что я уговорил тебя сегодня ночью разрезать ему живот?

Я кивнула, хотя при воспоминаниях о темных углах и паутине меня внутренне передернуло, и, конечно, я все равно нервничала. Если Шарлотта действительно подозревала или даже знала, что именно она ищет, так просто она не сдастся. И сегодня я приду еще позже, чем обычно, если у меня не получится отложить посещение бала. Возможно, слишком поздно. Интересно, что произойдет, если Хранители узнают, что украденный хронограф находился в нашем доме? Тот хронограф, в котором не хватало только крови Гидеона, чтобы замкнуть Круг. При этой мысли я тут же покрылась гусиной кожей. Они, наверное, сойдут с ума, если поймут, что находятся на пороге осуществления цели всей их жизни. И кто я такая, чтобы прятать от них то, с помощью чего, может быть, можно будет изготовить лекарство от всех болезней для всего человечества?

– И существует вероятность того, что бедная девочка действительно больна, – сказал Ксемериус.

– Конечно, а Земля – плоская, – ответила я, по глупости вслух.

Все за столом удивленно обернулись на меня.

– Нет, Гвенни, Земля – это шар, – поправила меня Каролина дружелюбно. – Я тоже сначала не могла поверить. И якобы она мчится в космосе ужасно быстро. – Она отломала кусочек от своего тоста и поднесла его к розовому пятачку поросенка. – Но так оно и есть. Не так ли, Маргрет? Еще кусочек с ветчиной?

Ник громко хрюкнул, и леди Ариста неодобрительно скривила губы.

– Разве мы не установили правила, что за столом во время еды не могут присутствовать мягкие игрушки, куклы, настоящие или невидимые друзья?

– Но Маргрет себя хорошо ведет, – сказала Каролина, и все же послушно отпустила поросенка, дав ему соскользнуть под стул.

Тетя Гленда укоризненно чихнула. Очевидно, теперь у нее аллергия и на игрушечных животных.

Хоть Ксемериус мне пообещал защитить хронограф ценой собственной жизни (в этом месте я смеялась, пусть даже не слишком искренне) и тут же сообщить мне, если Шарлотта проникнет в мою комнату, я не могла перестать думать о том, чт о случится, если Хранители заполучат хронограф. Но все мои мысли были впустую, мне надо было пережить этот день и надеяться, что все будет хорошо. Первое, что я сделала – вышла на одну остановку раньше, решив что‑нибудь предпринять против моей усталости в «Старбаксе».

– Ты можешь налить три «эспрессо» в одну порцию «карамель‑маккиато»? – спросила я у парня за стойкой.

На что он, ухмыляясь, ответил:

– Только если ты мне за это дашь номер твоего мобильника!

Я присмотрелась и, польщенная, улыбнулась в ответ. У него были длинные темные волосы и очень длинная челка, его внешность напомнила очень интересного типа из французского фильма. Конечно, он был симпатичным, пока я мысленно не сравнила его с Гидеоном. Что я, по глупости, сделала моментально.

– У нее есть парень! – сказал кто‑то позади меня. Это был Рафаэль, который, когда я повернулась к нему, в ответ на мой нахмуренный лоб моргнул мне зелеными глазами. – Кроме того, она слишком юна для тебя, что ты легко можешь определить по школьной форме. «Кофе‑латте» и один маффин с черникой.

Я закатила глаза и забрала свой спецнапиток, напоследок улыбнувшись, как бы извиняясь.

– У меня нет парня, но в настоящий момент… ну… проблемы со временем. Спроси меня через два года еще раз.

– Спрошу, – ответил парень за стойкой.

– Он точно не спросит, – сказал Рафаэль. – Могу поспорить, что он просит номер телефона у каждой симпатичной девушки. – Я прошла мимо него, но Рафаэль догнал меня на улице. – Эй, подожди! Ну извини, что я помешал тебе флиртовать. – Он недоверчиво посмотрел на свой стаканчик. – Он наверняка плюнул мне в кофе.

Я сделала большой глоток из своего стакана и моментально обожгла губы, язык и верхнюю часть горла, спросив себя, когда снова оказалась в состоянии думать, не было ли лучше получать кофе через капельницу.

– Я вчера ходил в кино с Селией из нашего класса, – продолжил он разговор. – Хорошая девчонка. Очень симпатичная и веселая. Ты так не считаешь?

– Э‑э‑э? – произнесла я, запачкав нос в пене. (Общение с Ксемериусом постепенно отражается на мне.)

– Мы классно провели время вместе, – произнес он. – Но лучше не говори Лесли, а то она будет ревновать.

Я не выдержала и засмеялась. Как умилительно – он хотел манипулировать мною.

– Окей. Я буду молчать как могила.

– О, значит ты думаешь, что она могла бы действительно меня приревновать? – быстро спросил Рафаэль.

– О да! Как сумасшедшая. Тем более, что в нашем классе нет никакой Селии.

Рафаэль растерянно почесал нос.

– Блондинка… У которой вечеринка…

– Синтия.

– Но я правда был с ней в кино, – жалобно сказал Рафаэль. Школьная форма с идиотским сочетанием жалкого желтого и цвета морской волны выглядела на нем еще хуже, чем на нас. А жест, которым он проводил пятерней по волосам, напомнил Ника и разбудил во мне материнские чувства. Я посчитала, что он заслужил поощрение за то, что не вел себя так самоуверенно и высокомерно, как его брат.

– Я осторожно расскажу об этом Лесли, окей? – предложила я.

Он нерешительно улыбнулся.

– Только не говори ей, что я перепутал имя… ах, не говори ей вообще ничего… или говори…

– Дай‑ка я… – Я поправила ему галстук на прощание. – И – поздравляю! Сегодня он правильно завязан.

– Это Синди завязала, – сказал Рафаэль с кривой улыбкой. – Или как там ее правильно зовут?

Первым уроком у нас был английский у мистера Уитмена. Он кивнул, услышав, что Шарлотта заболела, хотя я не могла себе отказать в том, чтобы при слове «заболела» сделать в воздухе жест пальцами, обозначая кавычки.

– Надо было взять его с собой, – прошептала Лесли, когда мистер Уитмен раздавал проверенные домашние задания.

– Хронограф? В школу? Ты в своем уме? Бельчонок бы тут же получил инфаркт. Не говоря уже о том, что он тут же бы сообщил своим дружкам‑Хранителям, которые тогда бы меня четвертовали, колесовали или еще что‑нибудь со мной сотворили, что предписано их дурацкими Золотыми правилами в таком случае. – Я протянула Лесли ключ от сундука. – Вот, держи ключ от твоего сердца. Вообще‑то я хотела отдать его Рафаэлю, но ты же не хочешь. – Лесли закатила глаза и исподтишка посмотрела вперед, где сидел Рафаэль и напряженно старался не удостоить ее взгляда. – Повесь на шею. И не дай Шарлотте его отобрать.

– Крав‑мага, – пробормотала Лесли. – По‑моему, был какой‑то фильм с Дженнифер Лопес? Там, где она в конце избила мужа, распускавшего руки? Я хочу научиться тоже.

– Ты думаешь, что Шарлотта может просто выбить шкаф? Меня бы не удивило, если ее и Гидеона научили открывать замки без ключей. У них, наверное, были мастер‑уроки у агентов MI6 «Элегантный метод с заколкой для волос, никакой лом вам не понадобится!»

Я тяжело вздохнула.

– Если бы Шарлотта действительно знала, чт о мы нашли, она бы давно сообщила об этом Хранителям, – сказала Лесли, покачав головой. – Самое большее – она что‑то подозревает. Она думает, что может найти что‑нибудь, что позволит ей хорошо, а тебе – плохо выглядеть.

– Да, и если она найдет…

– Я очень надеюсь, что вы разговариваете о сонете номер 130. – Возле нас внезапно вырос мистер Уитмен.

– Мы уже несколько дней не говорим ни о чем другом, – сказала Лесли.

Мистер Уитмен задрал бровь.

– В последние дни я не могу избавиться от впечатления, что вы занимаетесь вещами, которые не на пользу школьным занятиям. Возможно, имеет смысл написать об этом родителям. Я думаю, что за деньги, которые они платят за привилегию учебы детей в этом заведении, они могут ожидать с вашей стороны определенные старания. – С легким шлепком он бросил тетради на стол перед нами. – Чуть больше внимания Шекспиру не помешало бы вашему эссе. К сожалению, весьма посредственно.

– Интересно, кто в этом виноват! – пробормотала я зло.

Нахальство! Сначала все свое свободное время я должна тратить на путешествия во времени, примерку костюмов и танцы, а потом слышу, что я недостаточно уделяю внимания школе!

– Шарлотта тебе продемонстрировала, что обе эти вещи прекрасно можно делать одновременно, – ответил мистер Уитмен, как будто угадав мои мысли. – Ее оценки превосходны. И она никогда не жаловалась. В вопросах самодисциплины ты можешь смело брать с нее пример.

Я гневно смотрела ему вслед. Лесли дружески толкнула меня локтем под ребра.

– Когда‑нибудь мы скажем гадкому Бельчонку, чт о мы о нем думаем. Самое позднее – после окончания школы. Но сегодня это было бы пустой тратой энергии.

– Да, ты права. В конце концов, мне нужны все мои силы, чтобы не заснуть. – Я тут же зевнула. – Было бы неплохо, если тройной эспрессо уже попал бы в мою систему кровообращения.

Лесли энергично закивала.

– Окей, а после того как это случится, мы срочно должны придумать, как ты можешь увильнуть от этого бала.

– Но вы не можете заболеть! – сказал мистер Марли и заломил в отчаянье руки. – Все уже подготовлено. Я даже не знаю, как можно объяснить это всем остальным.

– Вы же не виноваты, что я заболела, – сказала я вяло и с большим трудом вышла из лимузина. – И я не виновата. Это форс‑мажор, ничего нельзя изменить.

– Нет! Можно! Даже нужно! – мистер Марли возмущенно смотрел на меня. – Вы совершенно не выглядите больной, – добавил он, что было нечестно, потому что я, жертвуя желанием хорошо выглядеть, стерла с лица мамин консилер.

Лесли сначала хотела добавить немного серых и лиловых теней на веки, но, увидев мое лицо, спрятала косметичку. Круги под глазами отлично подходили для какого‑нибудь фильма о вампирах, к тому же я была смертельно бледна.

– Ну, значение имеет не то, насколько я выгляжу больной, а то, насколько я действительно больна, – сказала я и сунула школьную сумку в руки мистеру Марли. Если я так больна и слаба, он может в этот раз и понести ее. – И я думаю, что в этих обстоятельствах посещение бала можно отложить.

Дата добавления: 2015-07-13