АГРЕССИЯ Конрад Лоренц 11 страница

млекопитающих -- вплоть до человека -- очень затруд-

няют избиение представительниц слабого пола, если не

полностью препятствуют ему. Что касается человека --

максима "Женщина неприкосновенна" справедлива лишь

отчасти. В берлинском юморе, который часто смягчает до-

бросердечием вообще-то мрачноватые краски, побитая

мужем женщина говорит рыцарски вмешавшемуся прохо-

жему: "Ну а вам-то что за дело, коль меня мой милый

бьет?!" Но среди животных есть целый ряд видов, у кото-

рых при нормальных, т.е. не патологических, условиях

никогда не бывает, чтобы самец всерьез напал на самку.

Это относится, например, к собакам и, без сомнения, к

волкам. Я бы совершенно не доверял кобелю, укусившему

суку, и посоветовал бы его хозяину повышенную осторож-

ность -- особенно если в доме есть дети, -- потому что в

социальном торможении этого пса явно что-то нарушено.

Однажды я пробовал выдать замуж свою суку Стази за ог-

ромного сибирского волка; когда я начал играть с ним --

она пришла в ярость от ревности и совсем всерьез набро-

силась на него. Единственное, что он сделал, -- подставил

озверевшей рыжей фурии свое огромное светло-серое пле-

чо, чтобы принять ее укусы на менее ранимое место. Со-

вершенно такой же абсолютный запрет обидеть самку су-

ществует у некоторых вьюрковых птиц, скажем у снеги-

ря, и даже у некоторых рептилий, как, например, у зеле-

ной ящерицы.

У самцов этого вида агрессивное поведение вызывает-

ся нарядом соперника, прежде всего ультрамариново-си-

ним горлом и зеленой окраской остального тела, от кото-

рой и пошло название ящериц. Торможение, запрещаю-

щее кусать самку, явно основано на обонятельных при-

знаках. Это мы с Г.Китцлером однажды узнали, когда са-

мую крупную самку из наших зеленых ящериц коварно

раскрасили под самца с помощью жирных цветных мел-

ков. Когда мы выпустили прекрасную даму обратно в

вольер, то она -- разумеется, не подозревая о своей внеш-

ности, -- кратчайшим путем побежала на территорию

своего супруга. Увидев ее, он яростно бросился на предпо-

лагаемого самца-пришельца и широко раскрыл пасть для

укуса. Но тут он уловил запах загримированной дамы и

затормозил так резко, что его занесло и перевернуло. За-

тем он обстоятельно обследовал ее языком -- и после того

уже не обращал внимания на зовущую к бою расцветку,

что уже само по себе примечательно для рептилии. Но са-

мое интересное -- это происшествие настолько потрясло

нашего изумрудного рыцаря, что еще долго после того он

и настоящих самцов сначала ощупывал языком, т.е. про-

верял их запах, и лишь потом переходил к нападению.

Так его задело за живое то, что едва не укусил даму!

Можно было бы подумать, что у тех видов, где кавале-

рам абсолютно запрещено кусать самок, дамы обходятся

со всем мужским полом весьма дерзко и заносчиво. Как

это ни загадочно -- все обстоит как раз наоборот. Агрес-

сивные крупные самки зеленой ящерицы, затевающие

яростные баталии со своими сестрами, в буквальном

смысле ползают на брюхе и перед самым юным, самым хи-

лым самцом, даже если он втрое меньше ее весом, а его

мужественность едва проявляется синим оттенком на гор-

ле, который можно сравнить с первым пухом на подбород-

ке гимназиста. Самка поднимает от земли передние лапки

и своеобразно встряхивает ими, словно хочет заиграть на

рояле. Так же и суки -- особенно тех пород, которые близ-

ки к северному волку, -- относятся к избранному кобелю

прямо-таки со смиренным почтением, хотя он никогда не

кусал и вообще не доказывал свое превосходство каким-

либо проявлением силы; они проявляют здесь почти такое

же чувство, какое испытывают к человеку-хозяину. Од-

нако самое интересное и самое непонятное -- это иерар-

хические отношения между самцами и самками у некото-

рых вьюрковых птиц из хорошо известного семейства кар-

дуелид, к которому относятся чижи, щеглы, снегири, зе-

ленушки и многие другие, в том числе канарейки.

У зеленушек, например, согласно наблюдениям

Р. Хинде, непосредственно в период размножения самка

стоит выше самца, а в остальное время года -- наоборот. К

этому выводу приводит простое наблюдение, кто кого

клюет и кто кому уступает. У снегирей, которых мы знаем

особенно хорошо благодаря исследованиям Николаи, на

основании таких же наблюдений и умозаключений можно

прийти к выводу, что у этого вида, где пары остаются не-

рушимы из года в год, самка всегда иерархически выше

самца. Снегирь-дама всегда слегка агрессивна, кусает

супруга, и даже в церемонии ее приветствия, в так назы-

ваемом "поцелуе", содержится изрядная толика агрессии,

хотя и в строго ритуализованной форме. Снегирь, напро-

тив, никогда не кусает и не клюет свою даму, и если су-

дить об их иерархических отношениях упрощенно --

только на основании того, кто кого клюет, -- можно ска-

зать, что она, несомненно, доминирует над ним. Но если

присмотреться внимательнее, то приходишь к противопо-

ложному мнению. Когда супруга кусает снегиря, то он

принимает позу отнюдь не подчинения или хотя бы испу-

га, а наоборот -- сексуальной готовности, даже нежности.

Таким образом, укусы самки не приводят самца в иерар-

хически низшую позицию. Напротив, его пассивное пове-

дение, манера, с какой он принимает наскоки самки, не

впадая в ответную агрессию и, главное, не утрачивая сво-

его сексуального настроя, -- явно "производит впечатле-

ние", и не только на человека-наблюдателя.

Совершенно аналогично ведут себя самцы собаки и

волка по отношению к любым нападениям слабого пола.

Даже если такие нападения вполне серьезны, как в случае

с моей Стази, -- ритуал безоговорочно требует от самца,

чтобы он не только не огрызался, но и неуклонно сохранял

бы "приветливое лицо" -- держал бы уши вверх-назад и

не топорщил шерсть на загривке. Кеер smiling! Единст-

венная защита, какую мне приходилось наблюдать в по-

добных случаях, -- интересно, что ее описал и Джек Лон-

дон в "Белом клыке", -- состоит в резком повороте задней

части туловища, который действует в высшей степени

"броско", особенно когда массивный кобель, сохраняя

свою дружелюбную улыбку, отшвыривает крикливо на-

падающую на него сучку на метр в сторону.

Мы вовсе не приписываем дамам птичьего или собачь-

его племени чрезмерно человеческих качеств, когда ут-

верждаем, что пассивная реакция на их агрессивность

производит на них впечатление. Невпечатляемость про-

изводит сильное впечатление -- это очень распространен-

ный принцип, как следует из многократных наблюдений

за борьбой самцов прыткой ящерицы. В поразительно ри-

туализованных турнирных боях этих ящериц самцы

прежде всего в особой позе демонстрируют друг другу

свою тяжело бронированную голову, затем один из сопер-

ников хватает противника, но после короткой борьбы от-

пускает и ждет, чтобы тот в свою очередь схватил его. При

равносильных противниках выполняется множество та-

ких "ходов", пока один из них -- совершенно невреди-

мый, но истощенный -- не прекратит борьбу. У ящериц,

как и у многих других холоднокровных животных, менее

крупные экземпляры "заводятся" несколько быстрее, т. е.

подъем нового возбуждения, как правило, происходит у

них быстрее, чем у более крупных и старых сородичей. В

турнирных боях это почти всегда приводит к тому, что

меньший из двух борцов первым хватает противника за

загривок и дергает из стороны в сторону. При значитель-

ной разнице в размерах самцов может случиться, что

меньший -- кусавший первым, -- отпустив, не ждет от-

ветного укуса, а тотчас исполняет описанную выше позу

смирения и убегает. Значит, и в чисто пассивном сопро-

тивлении противника он заметил, насколько тот превос-

ходит его.

Эти чрезвычайно комичные происшествия всегда на-

поминают мне одну сцену из давно забытого фильма Чар-

ли Чаплина: Чарли подкрадывается сзади к своему гро-

мадному сопернику, размахивается тяжелой палкой и изо

всех сил бьет его по затылку. Гигант удивленно смотрит

вверх и слегка потирает рукой ушибленное место, явно

убежденный, что его укусило какое-то летучее насекомое.

Тогда Чарли разворачивается -- и улепетывает так, как

это умел только он.

У голубей, певчих птиц и попугаев существует очень

примечательный ритуал, каким-то загадочным образом

связанный с иерархическими отношениями супругов, --

передача корма. Это кормление -- при поверхностном на-

блюдении его, как правило, принимают за "поцелуй", --

как и множество других внешне "самоотверженных" и "ры-

царственных" действий животных и человека, интересным

образом представляет собой не только социальную обязан-

ность, но и привилегию, которая причитается индивиду вы-

сшего ранга. В сущности, каждый из супругов предпочел бы

кормить другого, а не получать от него корм, по принципу

"Давать -- прекраснее, чем брать", или -- когда пища от-

рыгивается из зоба -- кормить прекраснее, чем есть. В бла-

гоприятных случаях удается увидеть совершенно недву-

смысленную ссору: супруги выясняют вопрос, кто же из них

имеет право кормить, а кому придется играть менее жела-

тельную роль несовершеннолетнего ребенка, который ра-

зевает клюв и позволяет кормить себя.

Когда Николаи однажды воссоединил после долгой

разлуки парочку одного из африканских видов мелких

вьюрковых, то супруги тотчас же узнали друг друга, радо-

стно полетели друг другу навстречу; но самка, очевидно,

забыла свое прежнее подчиненное положение, потому что

сразу вознамерилась отрыгивать из зоба и кормить парт-

нера. Однако и он сделал то же, так что первый момент

встречи был слегка омрачен выяснением отношений, в ко-

тором самец одержал верх; после этого супруга уже не пы-

талась кормить, а просила, чтобы кормили ее. У снегирей

супруги не расстаются круглый год; может случиться, что

самец начинает линять раньше, чем его супруга, и уро-

вень его сексуальных и социальных претензий понижает-

ся, в то время как самка еще вполне "в форме" в обоих

этих смыслах. В таких случаях -- они часто происходят и

в естественных условиях, -- как и в более редких, когда

самец утрачивает главенствующее положение из-за ка-

ких-либо патологических причин, нормальное направле-

ние передачи корма меняется на противоположное: самка

кормит ослабевшего супруга. Как правило, наблюдателю

кажется необычайно трогательным, что супруга так забо-

тится о своем больном муже. Как уже сказано, такое тол-

кование неверно: она и раньше, всегда с удовольствием

кормила бы его, если бы это не запрещалось ей его иерар-

хическим превосходством.

Таким образом, очевидно, что социальное первенство

самок у снегирей, как и у всех псовых, -- это лишь види-

мость, которая создается "рыцарским" запретом для самца

обидеть свою самку. Совершенно такое же, с формальной

точки зрения, поведение мужчины в западной культуре яв-

ляет замечательную аналогию между обычаем у людей и

ритуализацией у животных. Даже в Америке, в стране без-

граничного почитания женщины, по-настоящему покорно-

го мужа совершенно не уважают. Что требуется от идеаль-

ного мужчины, -- это, чтобы супруг, несмотря на подавля-

ющее духовное и физическое превосходство, в соответствии

с ритуально-регламентированным законом покорялся ма-

лейшему капризу своей самки. Знаменательно, что для

презираемого, по-настоящему покорного мужа существу-

ет определение, взятое из поведения животных. Про такого

говорят "hanpecked" (англ.) -- "курицей клеваный", -- и

это сравнение замечательно иллюстрирует ненормальность

мужской подчиненности, потому что настоящий петух не

позволяет себя клевать ни одной курице, даже своей фаво-

ритке. Впрочем, у петуха нет никаких запретов, которые

мешали бы ему клевать кур.

Самое сильное торможение, не позволяющее кусать

самку своего вида, встречается у европейского хомяка.

Быть может, у этих грызунов такой запрет особенно важен

потому, что у них самец гораздо крупнее самки, а длинные

резцы этих животных способны наносить особенно тяже-

лые раны. Эйбл-Эйбесфельдт установил, что, когда во вре-

мя короткого брачного периода самец вторгается на терри-

торию самки, проходит немалый срок, прежде чем эти зако-

ренелые индивидуалисты настолько привыкнут друг к дру-

гу, что самка начинает переносить приближение самца. В

этот период -- и только тогда -- хомяк-дама проявляет пуг-

ливость и робость перед мужчиной. В любое другое время

она -- яростная фурия, грызущая самца безо всякого удер-

жу. При разведении этих животных в неволе необходимо

своевременно разъединять партнеров после спаривания,

иначе дело доходит до мужских трупов.

Только что, при описании поведения хомяков, мы упо-

мянули три факта, которые характерны для всех механиз-

мов торможения, препятствующих убийству или серьез-

ному ранению, -- потому о них стоит поговорить более

подробно. Во-первых, существует зависимость между

действенностью оружия, которым располагает вид, и ме-

ханизмом торможения, запрещающим применять это

оружие против сородичей. Во-вторых, существуют ритуа-

лы, цель которых состоит в том, чтобы задействовать у аг-

рессивных сородичей именно эти механизмы торможе-

ния. В-третьих -- на эти механизмы нельзя полагаться

абсолютно, при случае они могут и не сработать.

В другом месте я уже подробно объяснял, что тормо-

жение, запрещающее убийство или ранение сородича,

должно быть наиболее сильным и надежным у тех видов,

которые, во-первых, как профессиональные хищники

располагают оружием, достаточным для быстрого и вер-

ного убийства крупной жертвы, а во-вторых -- социально

объединены. У хищников-одиночек -- например, у неко-

торых видов куниц или кошек -- бывает достаточно того,

что сексуальное возбуждение затормаживает и агрессию,

и охоту на такое время, чтобы обеспечить безопасное сои-

тие полов. Но если крупные хищники постоянно живут

вместе -- как волки или львы, -- надежные и постоянно

действующие механизмы торможения должны быть в ра-

боте всегда, являясь совершенно самостоятельными и не

зависящими от изменений настроения отдельного зверя.

Таким образом возникает особенно трогательный пара-

докс: как раз наиболее кровожадные звери -- прежде все-

го волк, которого Данте назвал "непримиримым зверем"

(bestia senza pace), -- обладают самыми надежными тор-

мозами против убийства, какие только есть на Земле. Ког-

да мои внуки играют со сверстниками -- присмотр кого-то

из взрослых необходим. Но я со спокойной душой остав-

ляю их одних в обществе нашей собаки, хотя это крупная

псина, помесь чау с овчаркой, чрезвычайно свирепая на

охоте. Социальные запреты, на которые я полагаюсь в по-

добных случаях, отнюдь не являются чем-то приобретен-

ным в процессе одомашнивания -- они, вне всяких сомне-

ний, перешли в наследство от волка.

Очевидно, что у разных животных механизмы соци-

ального торможения приводятся в действие очень разны-

ми признаками. Например, как мы видели, запрет кусать

самку у самцов зеленой ящерицы наверняка зависит от

химических раздражителей; несомненно, так же обстоит

дело и с запретом у кобеля кусать суку, а его бережное от-

ношение к любым молодым собакам явно вызывается и их

поведением. Поскольку торможение -- как еще будет по-

казано в дальнейшем -- это активный процесс, который

противостоит какому-то столь же активному побуждению

и подавляет его, или видоизменяет, то вполне правомочно

говорить, что процессы торможения высвобождаются,

разряжаются, точно так же как мы говорили о разрядке

какого-либо инстинктивного действия. Разнообразные

передатчики стимулов, которые у всех высших животных

включают в работу активное ответное поведение, в прин-

ципе не отличаются от тех, какие включают социальное

торможение. В обоих случаях передатчик стимула состоит

из бросающихся в глаза структур, ярких цветов и ритуа-

лизованных движений, а чаще всего -- из комбинации

всех этих компонентов. Очень хороший пример того, на-

сколько одинаковые принципы лежат в основе конструк-

ций для передачи стимулов, включающих и активное дей-

ствие, и торможение, -- являют релизер боевого поведе-

ния у журавлей и релизер запрета обидеть птенца у неко-

торых пастушковых птиц. В обоих случаях на затылке

птицы развилась маленькая тонзура, голое пятно, на ко-

тором под кожей находится сильно разветвленная сеть со-

судов, так называемое "набухающее тело". В обоих случа-

ях этот орган наполняется кровью и в таком состоянии,

как выпуклая рубиново-красная шапочка, демонстриру-

ется сородичу поворотом головы. Но функция этих двух

релизеров, возникших совершенно независимо друг от

друга, настолько противоположны, насколько это вообще

возможно: у журавлей этот сигнал означает агрессивное

настроение и, соответственно, вызывает у противника --

в зависимости от соотношения сил -- или контрагрессию,

или стремление к бегству. У водяного пастушка и некото-

рых родственных ему птиц -- и этот орган, и жест его де-

монстрации свойственны только птенцам и служат иск-

лючительно для того, чтобы включать у взрослых сороди-

чей специфический запрет обижать маленьких. Птенцы

водяных пастушков "по ошибке" трагикомично предъяв-

ляют свои рубиновые шапочки не только агрессорам свое-

го вида. Одна такая птаха, которую я растил у себя, под-

ставляла шапочку утятам; те, естественно, на этот сугубо

видовой сигнал водяного пастушка отвечали не торможе-

нием, а как раз клевали его в красную головку. И как ни

мягок клювик у крошечного утенка, но мне пришлось

разъединить птенцов.

Ритуализованные движения, обеспечивающие тормо-

жение агрессии у сородичей, обычно называют позами по-

корности или умиротворения; второй термин, пожалуй,

лучше, поскольку он не так склоняет к субъективизации

поведения животных. Церемонии такого рода, как и риту-

ализованные выразительные движения вообще, возника-

ют разными путями. При обсуждении ритуализации мы

уже видели, каким образом из конфликтного поведения,

из движений намерения и т. д. могут возникнуть сигналы

с функцией сообщения, и какую власть приобретают эти

ритуалы. Все это было необходимо, чтобы разъяснить

сущность и действие тех умиротворяющих движений, о

которых пойдет речь теперь.

Интересно, что громадное количество жестов умиро-

творения у самых различных животных возникло под се-

лекционным давлением, которое оказывали механизмы

поведения, вызывающие борьбу. Животное, которому

нужно успокоить сородича, делает все возможное, что-

бы -- если высказать это по-человечески -- не раздра-

жать его. Рыба, возбуждая у сородича агрессию, расцве-

чивает свой яркий наряд, распахивает плавники или жа-

берные крышки и демонстрирует максимально возмож-

ный контур тела, двигается резко, проявляя силу; когда

она просит пощады -- все наоборот, по всем пунктам. Она

бледнеет, по возможности прижимает плавники и повора-

чивается к сородичу, которого нужно успокоить, узким

сечением тела, двигается медленно, крадучись, букваль-

но пряча все стимулы, вызывающие агрессию. Петух,

серьезно побитый в драке, прячет голову в угол или за ка-

кое-нибудь укрытие, и таким образом отнимает у против-

ника непосредственные стимулы боевого возбуждения,

исходящие из его гребня и бороды. О некоторых коралло-

вых рыбах, у которых кричаще-яркий наряд описанным

образом запускает в ход внутривидовую агрессию, мы уже

знаем, что они снимают эту раскраску, когда должны мир-

но сойтись для спаривания.

При исчезновении сигнала, призывающего к борьбе,

поначалу избегается только выплеск внутривидовой аг-

рессии; активное торможение уже начатого нападения

еще не включается. Однако совершенно очевидно, что с

точки зрения эволюции здесь всего один шаг от первого до

второго; и как раз возникновение умиротворяющих жес-

тов из сигналов борьбы "с обратным знаком" являет тому

прекрасный пример. Естественно, у очень многих живо-

тных угроза заключается в том, что противнику много-

значительно "суют под нос" свое оружие, будь то зубы,

когти, клюв, сгиб крыла или кулак. Поскольку у таких ви-

дов все эти прелестные жесты принадлежат к числу сигна-

лов, "понимание" которых заложено в наследственности,

то в зависимости от силы адресата они вызывают у него

либо ответную угрозу, либо бегство; а способ возникнове-

ния жестов, предотвращающих борьбу, определен здесь

однозначно: они должны состоять в том, что ищущее мира

животное отворачивает оружие от противника.

Однако оружие почти никогда не служит только для

нападения, оно необходимо и для защиты, для отражения

ударов, -- и потому в этой форме жестов умиротворения

есть большое "но": каждое животное, выполняющее такой

жест, очень опасно разоружается, а во многих случаях и

подставляет противнику незащищенным самое уязвимое

место своего тела. Тем не менее эта форма жеста покорно-

сти распространена чрезвычайно широко, и была "найде-

на" независимо друг от друга самыми различными группа-

ми позвоночных. Побежденный волк отворачивает голову

и подставляет победителю чрезвычайно ранимую боко-

вую сторону шеи, выгнутую навстречу укусу. Галка под-

ставляет под клюв той, кого нужно умиротворить, свой

незащищенный затылок: как раз то место, которое стара-

ются достать эти птицы при серьезном нападении с целью

убийства. Это совпадение настолько бросается в глаза, что

я долгое время думал, будто такое выпячивание самого

уязвимого места существенно для действенности позы

умиротворения. У волка и собаки это выглядит действи-

тельно так, потому что молящий о пощаде подставляет по-

бедителю яремную вену. И хотя отведение оружия, не-

сомненно, было поначалу единственным действующим

элементом в жесте умиротворения, -- в моем прежнем

предположении есть определенная доля истины.

Если бы зверь внезапно подставил разъяренному про-

тивнику самую ранимую часть тела незащищенной, пола-

гаясь лишь на то, что происходящее при этом выключение

боевых стимулов будет достаточным, чтобы предотвра-

тить его атаку, -- это было бы самоубийственной затеей.

Мы слишком хорошо знаем, насколько медленно происхо-

дит переход к равновесию от господства одного инстинкта

над другим, и потому можем смело утверждать, что про-

стое изъятие боевого стимула повело бы лишь к постепен-

ному снижению агрессивности нападающего животного.

Таким образом, если внезапное принятие позы покорно-

сти тотчас же останавливает еще грозящее нападение по-

бедителя, то мы имеем право с достаточной достоверно-

стью предположить, что такая поза создает специальную

стимулирующую ситуацию -- и тем самым включает ка-

кое-то активное торможение.

Это безусловно верно в отношении собак, у которых я

много раз видел, что когда побежденный внезапно прини-

мает позу покорности и подставляет победителю незащи-

щенную шею -- тот проделывает движение смертельной

встряски "вхолостую", т. е. возле самой шеи поверженного

противника, но без укуса и с закрытой пастью. То же са-

мое относится к трехпалой чайке -- среди чаек -- и к гал-

ке среди врановых птиц. Среди чаек, поведение которых

известно особенно хорошо благодаря исследованиям Тин-

бергена и его учеников, трехпалая чайка занимает особое

положение, в том смысле, что экологическое своеобра-

зие -- она гнездится по кромкам скальных обрывов --

привязывает ее к гнезду. Птенцы, находящиеся в гнезде,

нуждаются в действенной защите от возможного нападе-

ния чужих чаек больше, чем такие же малыши других ви-

дов, растущие на земле: те, если потребуется, могут убе-

жать. Соответственно и жест умиротворения у трехпалых

чаек не только более развит, но и подчеркнут у молодых

птиц особым цветным узором, усиливающим его дейст-

вие. Отворачивание клюва от партнера действует как

жест умиротворения у всех чаек. Однако, если у серебри-

стой чайки и у клуши, как и у других крупных чаек рода

Larus, такое движение не слишком бросается в глаза и уж

никак не выглядит особым ритуалом, то у простой чайки

это строго определенная танцеобразная церемония, при

которой один из партнеров приближается к другому или

же оба идут друг другу навстречу -- если ни один не за-

мышляет зла, -- отвернув клюв точно на 180 градусов и

повернувшись к другому затылком. Это "оповещение го-

ловой", как называют его английские авторы, оптически

подчеркивается тем, что черно-коричневая лицевая мас-

ка и темно-красный клюв чайки при таком жесте умиро-

творения убираются назад, а их место занимает белоснеж-

ное оперение затылка. Если у обыкновенной чайки глав-

ную роль играет исчезновение включающих агрессию

признаков -- черной маски и красного клюва, -- то у мо-

лодой трехпалой чайки особенно подчеркивается цвет-

ным узором поворот затылка: на белом фоне здесь появля-

ется темный рисунок характерной формы, который -- со-

вершенно очевидно -- действует как специальный тормоз

агрессивного поведения.

Параллель такому развитию сигнала, тормозящего

агрессию у чаек, существует и у врановых птиц. Пожалуй,

все крупные черные и серые врановые в качестве жеста

умиротворения подчеркнуто отворачивают голову от сво-

его партнера. У многих, как у вороны и у африканского бе-

логрудого ворона, затылочная область, которую подстав-

ляют при этом жесте, чтобы успокоить партнера, обозна-

чена светлым пятном.

У галок, которым в силу их тесной совместной жизни в

колониях, очевидно, в особенности необходим действен-

ный жест умиротворения, та же часть оперения заметно

отличается от остального черного не только замечатель-

ной шелковисто-серой окраской. Эти перья, кроме того,

значительно длиннее и -- как украшающие перья некото-

рых цапель -- не имеют крючочков на бородках, так что

образуют бросающийся в глаза пышный и блестящий ве-

нец, когда в максимально распушенном виде подставля-

ются жестом покорности под клюв сородича. Чтобы тот в

такой ситуации клюнул, -- не бывает никогда, даже если

более слабый принял позу покорности в самый момент его

атаки. В большинстве случаев птица, только что яростно

нападавшая, реагирует социальным "поглаживанием":

дружески перебирает и чистит перья на затылке покорив-

шегося сородича. Поистине трогательная форма заключе-

ния мира!

Существует целый ряд жестов покорности, которые

восходят к инфантильному, детскому поведению, а также

и другие, очевидно произошедшие от поведения самок при

Дата добавления: 2015-07-13