АГРЕССИЯ Конрад Лоренц 9 страница

защищает своего лежащего, тяжелобольного или раненого

хозяина.

Столь же ясно, что произойдет дальше: если враг, как

бы он ни был подавляюще силен, приблизится еще хоть на

шаг -- последует отчаянное нападение, "критическая ре-

акция" (Хедигер).

Мой понимающий собак читатель сейчас проделал в

точности то, что этологи -- вслед за Н.Тинбергеном и Я.ван

Йерселем -- называют мотивационным анализом. Этот

процесс в принципе состоит из трех этапов, где информация

получается из трех источников. Во-первых, стараются по

возможности обнаружить всевозможные стимулы, заклю-

ченные в некоторой ситуации. Боится ли мой пес другого, а

если да -- как сильно? Ненавидит он его или почитает как

старого друга и "вожака стаи"?.. И так далее, и так далее.

Во-вторых, стремятся разложить движение на составные

части. На нашей иллюстрации с собаками видно, как тен-

денция бегства оттягивает назад и книзу уши и углы рта, в

то время как при агрессии приподнимается верхняя губа и

приоткрывается пасть -- оба эти "движения замысла" яв-

ляются подготовкой к укусу. Такие движения -- и соответ-

ственно позы -- хорошо поддаются количественному ана-

лизу. Можно измерить их амплитуду и утверждать, что та-

кая-то собака на столько-то миллиметров напугана и на

столько-то рассержена. После этого анализа движений сле-

дует третий этап: подсчитываются те действия, которые

следуют за выявленными движениями. Если верно наше

заключение, выведенное из анализа ситуаций и движений,

что, скажем, верхний правый пес только разъярен и вряд ли

напуган, -- за этим выразительным движением почти всег-

да должно следовать нападение, а бегство почти никогда.

Если верно, что у собаки, помещенной в центре (рис. е),

ярость и страх смешаны примерно поровну, то за такой ми-

микой примерно в половине случаев должно следовать на-

падение, а в половине -- бегство. Тинберген и его сотрудни-

ки провели огромное количество таких мотивационных

анализов на подходящих объектах, прежде всего на угрожа-

ющих движениях чаек; соответствие утверждений, получен-

ных из трех названных выше источников, доказало правиль-

ность выводов на обширнейшем статистическом материале.

Когда молодым студентам, хорошо знающим живо-

тных, начинают преподавать технику мотивационного

анализа, они часто бывают разочарованы: трудоемкая ра-

бота, долгие статистические расчеты в итоге приводят

лишь к тому, что и так давно уже знает каждый разумный

человек, умеющий видеть и знающий своих животных.

Однако видение и доказанное знание -- это разные вещи;

именно здесь проходит граница между искусством и нау-

кой. Ученого, ищущего доказательств, великий яснови-

дец слишком легко считает "несчастнейшим из смерт-

ных" -- и наоборот, использование непосредственного

восприятия в качестве источника познания кажется уче-

ному-аналитику в высшей степени подозрительным. В ис-

следовании поведения существует даже школа -- орто-

доксальный американский бихевиоризм, -- которая

всерьез пытается исключить из своей методики непосред-

ственное наблюдение животных. Право же, стоит потру-

диться ради того, чтобы доказать "незрячим", но разум-

ным людям все то, что мы увидели; доказать так, чтобы им

пришлось поверить, чтобы каждый поверил!

С другой стороны, статистический анализ может обра-

тить наше внимание на несоответствия, до сих пор усколь-

завшие от нашего образного восприятия. Оно устроено

так, что раскрывает закономерности и потому всегда все

видит более красивым и правильным, чем на самом деле.

Решение проблемы, предлагаемое нам восприятием, час-

то носит характер хотя и очень "элегантной", но слишком

уж упрощенной рабочей гипотезы. Как раз в случае иссле-

дования мотиваций рациональному анализу нередко уда-

ется придраться к образному восприятию и уличить его в

ошибках.

В большей части всех проведенных до сих пор мотива-

ционных анализов исследовались поведенческие акты, в

которых принимают участие лишь два взаимно соперни-

чающих инстинкта, причем, как правило, два из "боль-

шой четверки" (голод, любовь, бегство и агрессия). При

изучении конфликтов между побуждениями, сознатель-

ный выбор простейших по возможности случаев вполне

оправдывается нынешним скромным уровнем наших зна-

ний. Точно так же правы были классики этологии, когда

ограничивались лишь теми случаями, в которых живо-

тное находится под влиянием одного-единственного по-

буждения. Но мы должны ясно понимать, что поведение,

определяемое только двумя компонентами побужде-

ний, -- это поистине редкость; оно встречается лишь не-

многим чаще, чем такое, которое вызывается только од-

ним инстинктом, действующим без всяких помех.

Поэтому, при поисках подходящего объекта для образ-

цово точного мотивационного анализа правильно поступа-

ет тот, кто выбирает поведение, о котором с некоторой до-

стоверностью известно, что в нем принимают участие толь-

ко два инстинкта одинакового веса. Иногда для этого можно

использовать технический трюк, как это сделала моя со-

трудница Хельга Фишер, проводя мотивационный анализ

угрозы у серых гусей. Оказалось, что на родном озере на-

ших гусей, Эсс-зее, взаимодействие агрессии и бегства в чи-

стом виде изучать невозможно, так как в выразительных

движениях птиц там "высказывается" слишком много дру-

гих мотиваций, прежде всего сексуальных. Но несколько

случайных наблюдений показали, что голос сексуальности

почти совсем замолкает, если гуси находятся в незнакомом

месте. Тогда они ведут себя примерно так же, как перелет-

ная стая в пути: держатся гораздо теснее, становятся гораз-

до пугливее, и в своих социальных конфликтах позволяют

наблюдать проявления обоих исследуемых инстинктов в

более чистых формах. Учитывая все это, Фишер с по-

мощью дрессировки кормом сумела научить наших гусей

"по приказу" выходить на чужую для них местность, кото-

рую она выбирала за оградой Института, и пастись там. За-

тем из гусей, каждый из которых, разумеется, известен по

сочетанию разноцветных колец, выбирался какой-то

один -- как правило, гусак, -- и в течение долгого времени

наблюдались его агрессивные столкновения с товарищами

по стаду, причем регистрировались все замеченные вырази-

тельные движения угрозы. А поскольку из предыдущих

многолетних наблюдений за этим стадом были во всех под-

робностях известны отношения между отдельными птица-

ми в смысле иерархии и силы -- особенно среди старых гу-

саков высоких рангов, -- здесь представлялась особенно хо-

рошая возможность точного анализа ситуаций. Анализ дви-

жений и регистрация последующего поведения происходи-

ли следующим образом. Хельга Фишер постоянно имела

при себе приведенную здесь "таблицу образцов", которую

составил художник нашего Института Герман Кахер на ос-

новании точно запротоколированных случаев угрозы, так

что в каждом конкретном случае ей приходилось лишь про-

диктовать: "Макс сделал D Гермесу, который пасся и мед-

ленно приближался к нему; Гермес ответил Е, на что Макс

ответил F''". Серия иллюстраций приводит настолько тонкие

различия угрожающих жестов, что лишь в исключитель-

ных случаях приходилось обозначать замеченную позу как

D--Е или К--L, если нужно было описать промежуточную

форму.

Даже при этих условиях, почти идеальных для "чистой

культуры" двух мотиваций, иногда появлялись движения,

которые нельзя было объяснить только взаимодействием

этих двух побуждений. Про угрожающие движения А и В,

когда шея вытянута вперед и вверх, мы знаем, что на оба

побуждения накладывается независимое третье -- стрем-

ление к охранному наблюдению с поднятой головой. Разли-

чия между рядами А -- С и D -- F, в каждом из которых

представлено возрастание слева направо социального стра-

ха на фоне примерно равной агрессивности, состоит, по-ви-

димому, лишь в разной интенсивности обоих побуждений.

Напротив, в отношении форм М--О совершенно ясно, что

в них принимает участие еще какая-то мотивация, природа

которой пока не выяснена.

Как уже сказано, отыскивать в качестве объектов моти-

вационного анализа такие случаи, ще принимают участие

только два источника побуждений, -- это, безусловно, пра-

вильная стратегия исследований. Однако даже при таких

благоприятных условиях необходимо внимательно и посто-

янно высматривать элементы движений, которые нельзя

объяснить лишь соперничеством этих двух побуждений.

Перед началом любого такого анализа нужно ответить на

первый и основной вопрос: сколько мотиваций принимают

участие в данном действии и какие именно. Для решения

этой задачи многие ученые, как например П. Випкема, в

последнее время с успехом применяли точные методы фак-

торного анализа.

Изящный пример мотивационного анализа, в котором с

самого начала нужно было принимать в расчет три глав-

ных компонента, представила в своей докторской диссерта-

ции моя ученица Беатриса Элерт. Предметом исследования

было поведение некоторых цихлид при встрече двух незна-

комых особей. Выбирались такие виды, у которых самцы и

самки почти не отличаются внешне, и именно поэтому два

незнакомца всегда реагируют друг на друга действиями,

которые мотивируются одновременно бегством, агрессией и

сексуальностью. У этих рыб движения, обусловленные

каждым отдельным источником мотивации, различаются

особенно легко, потому что даже при самой малой интен-

сивности их характеризует разная ориентация в простран-

стве. Все сексуально мотивированные действия -- копание

ямки под гнездо, очистка гнезда, само выметывание икры и

ее осеменение -- направлены в сторону дна; все движения

бегства, даже малейшие намеки на них, направлены прочь

от противника и, большей частью, одновременно к поверх-

ности воды, а все движения агрессии -- за исключением не-

которых угрожающих движений, в какой-то степени "отя-

гощенных бегством", -- ориентированы в обратном направ-

лении. Если знать эти общие правила и вдобавок специаль-

ную мотивацию некоторых ритуализованных выразитель-

ных движений, то у этих рыб можно очень точно установить

соотношение, в котором находятся названные инстинкты,

определяя их поведение в данный момент. Здесь помогает

еще и то, что многие из них в сексуальном, агрессивном или

боязливом настроении наряжаются в разные характерные

цвета.

Этот мотивационный анализ дал неожиданный побоч-

ный результат -- Беатриса Элерт открыла механизм вза-

имного распознавания полов, который имеется, конечно,

не только у этих рыб, но и у очень многих других позвоноч-

ных. У исследованных рыб самка и самец не только внешне

похожи друг на друга; их движения, даже при половом ак-

те -- при выметывании икры и ее осеменении -- совпадают

до мельчайших деталей. Поэтому до сих пор было совер-

шенно загадочно, что же в поведении этих животных пре-

пятствует у них возникновению однополых пар. К важней-

шим требованиям, какие предъявляются наблюдательно-

сти этолога, относится и то, что он должен заметить, если

какое-либо широко распространенное действие у опреде-

ленного животного, или группы животных, не встречается.

Например, у птиц и у рептилий отсутствует координация

широкого открывания пасти с одновременным глубоким

вдохом -- то, что мы называем зевотой, -- и это таксономи-

чески важный факт, которого никто до Хейнрота не заме-

тил. Можно привести и другие подобные примеры.

Поэтому открытие, что разнополые пары у цихлид воз-

никают благодаря отсутствию одних элементов поведения у

самцов и других у самок -- это поистине шедевр точного на-

блюдения. У рыб, о которых идет речь, сочетаемость трех

главных инстинктов -- агрессии, бегства и сексуально-

сти -- у самцов и у самок различна: у самцов не бывает сме-

си мотиваций бегства и сексуальности. Если самец хоть чу-

точку боится своего партнера, то его сексуальность выклю-

чается полностью. У самок то же соотношение между сексу-

альностью и агрессивностью: если дама не настолько "ува-

жает" своего партнера, чтобы ее агрессивность была полно-

стью подавлена, она попросту не в состоянии проявить по

отношению к нему сексуальную реакцию. Она превраща-

ется в Брунгильду и нападает на него тем яростнее, чем бо-

лее готова была бы к сексуальной реакции, т.е. чем ближе

она к икрометанию в смысле состояния овариев и уровня

выделения гормонов. У самца, напротив, агрессия прекрас-

но уживается с сексуальностью: он может грубейшим обра-

зом нападать на свою невесту, гонять ее по всему аквариу-

му, но при этом демонстрирует и чисто сексуальные движе-

ния, и все смешанные, какие только можно себе предста-

вить. Самка может очень бояться самца, но ее сексуально

мотивированных действий это не подавляет. Она может со-

вершенно всерьез удирать от самца, но при каждой пере-

дышке, какую дает ей этот грубиян, будет выполнять сексу-

ально-мотивированные брачные движения. Именно такие

смешанные формы действий, обусловленные бегством и

сексуальностью, превратились посредством ритуализации

в те широко распространенные церемонии, которые приня-

то называть "чопорным" поведением и которые имеют со-

вершенно определенный смысл.

Из-за различных соотношений сочетаемости между

тремя источниками побуждений у разных полов, самец мо-

жет спариваться только с партнером низшего ранга, кото-

рого он может запугать, а самка -- наоборот -- лишь с пар-

тнером высшего ранга, который может запугать ее; тем са-

мым описанный механизм поведения обеспечивает созда-

ние разнополых пар. В различных вариантах, видоизме-

ненный различными процессами ритуализации, этот спо-

соб распознавания пола играет важную роль у очень многих

позвоночных, вплоть до человека. В то же время это впечат-

ляющий пример того, какие задачи, необходимые для со-

хранения вида, может выполнять агрессия в гармоничном

взаимодействии с другими мотивациями. В 3-й главе мы

еще не могли говорить об этом, поскольку недостаточно

знали о парламентской борьбе инстинктов. Кроме того, мы

видим на этом примере, насколько различны могут быть со-

отношения "главных" инстинктов даже у самца и самки од-

ного и того же вида: два мотива, которые у одного пола

практические не мешают друг другу и сочетаются в любых

соотношениях, у другого взаимно выключаются по принци-

пу триггера.

Как уже пояснялось, "большая четверка" отнюдь не

всегда поставляет главную мотивацию поведения животно-

го, а тем более человека. И совершенно неправильно пола-

гать, будто между одним из "главных", древних инстинктов

и более специальным, эволюционно более молодым инс-

тинктом всегда существует отношение доминирования, в

том смысле, что второй выключается первым. Механизмы

поведения, которые, вне всяких сомнений, возникли "со-

всем недавно" -- например, социальные инстинкты у обще-

ственных животных, обеспечивающие постоянное сохране-

ние стаи, -- у многих видов подчиняют отдельную особь на-

столько, что при определенных обстоятельствах могут за-

глушить все остальные побуждения. Овцы, прыгающие в

пропасть за вожаком-бараном, вошли в пословицу! Серый

гусь, отставший от стаи, делает все возможное, чтобы вновь

ее обрести, и стадный инстинкт может даже пересилить

стремление к бегству; дикие серые гуси неоднократно при-

соединялись к нашим прирученным -- в непосредственной

близости к людскому жилью -- и оставались!. Кто знает,

насколько пугливы дикие гуси, тому эти случаи дадут пред-

ставление о силе их "стадного инстинкта". То же справед-

ливо для очень многих общественных животных вплоть до

шимпанзе, о которых Йеркс справедливо заметил: "Один

шимпанзе -- вообще не шимпанзе".

Даже те инстинкты, которые "только что" (с точки зре-

ния филогенеза) приобрели самостоятельность через риту-

ализацию и, как я постарался показать в предыдущей гла-

ве, получили место и голос в Великом Парламенте Инстин-

ктов в качестве самых молодых депутатов, -- даже они при

соответствующих обстоятельствах могут заглушить всех

своих оппонентов точно так же, как Голод и Любовь. В три-

умфальном крике гусей мы увидим церемонию, которая

управляет жизнью этих птиц больше, чем любой другой ин-

стинкт. С другой стороны, разумеется, существует сколько

угодно ритуализованных действий, которые еще едва обо-

собились от своего неритуализованного прототипа; их

скромное влияние на общее поведение состоит лишь в том,

что "желательная" для них координация движений -- как

мы видели в случае натравливания у огарей -- становится в

какой-то мере предпочтительной и используется чаще, чем

другие, тоже возможные формы.

"Сильный" или "слабый" голос имеет ритуализован-

ное действие в общем концерте инстинктов -- оно во всех

случаях чрезвычайно затрудняет любой мотивационный

анализ, потому что может симулировать поведение, вы-

текающее из нескольких независимых побуждений. В

предыдущей главе мы говорили, что ритуализованное

действие, сплавленное в некоторую общность из различ-

ных компонентов, копирует форму последовательности

движений, которая не является наследственно закреплен-

ной и часто возникает из конфликта нескольких побужде-

ний, как это видно на примере натравливания уток. А по-

скольку, как уже говорилось там же, копия и оригинал по

большей части накладываются друг на друга в одном и том

же движении, то чрезвычайно трудно разобраться, сколь-

ко же в нем от копии, а сколько от оригинала. Только ког-

да один из первоначально независимых компонентов ока-

зывается в противоречии с ритуально закрепленной коор-

динацией, -- как направление на "врага", которому адре-

сована угроза в случае натравливания, -- тогда становит-

ся явным участие новых независимых переменных.

"Танец зигзага" у самцов колюшки, на котором Ян ван

Йерсель провел самый первый эксперимент мотивационно-

го анализа, служит прекрасным примером того, как совсем

"слабый" ритуал может вкрасться в конфликт двух "глав-

ных" инстинктов в качестве едва заметной третьей величи-

ны. Ван-Йерсель заметил, что замечательный танец зигза-

га, который половозрелые самцы, имеющие свой участок,

1 1 1

исполняют перед каждой проплывающей мимо самкой, и

который поэтому до тех пор считался просто "ухаживани-

ем", -- от случая к случаю выглядит совершенно по-разно-

му. Оказалось, что иногда сильнее подчеркнут "зиг" в сто-

рону самки, а иногда "заг" прочь от нее. Если это последнее

движение очень явственно, то становится очевидным, что

"заг" направлен в сторону гнезда. В одном из предельных

случаев самец при виде плывущей мимо самки быстро под-

плывает к ней, тормозит, разворачивается -- особенно если

самка тотчас поставит ему свое распухшее брюшко -- и

плывет назад к входу в гнездо, которое затем показывает

самке посредством определенной церемонии (ложась пло-

ско на бок). В другом предельном случае, особенно частом

если самка еще не совсем готова к нересту, за первым "зи-

гом" вообще не следует никакого "зага", а вместо того -- на-

падение на самку.

Из этих наблюдений ван Йерсель правильно заключил,

что "зиг" в сторону самки мотивируется агрессивным инс-

тинктом, а "заг" в сторону гнезда -- сексуальным; и ему

удалось экспериментально доказать правильность этого

заключения. Он изобрел методы, с помощью которых мог

точно измерять силу агрессивного и сексуального инстинк-

тов у каждого данного самца. Самцу предлагались макеты

соперника стандартизованных размеров и регистрирова-

лась интенсивность и продолжительность боевой реакции.

Сексуальный инстинкт измерялся с помощью макетов сам-

ки, которые внезапно убирались через определенное время.

В этих случаях самец "разряжает" внезапно заблокирован-

ный сексуальный инстинкт, совершая действия ухажива-

ния за потомством, т.е. обмахивая плавниками как бы икру

или мальков в гнезде; и продолжительность этого "заменя-

ющего обмахивания" дает надежную меру сексуальной мо-

тивации. Ван Йерсель научился предсказывать по резуль-

татам таких измерений, как будет выглядеть танец зигзага

у данного самца, -- и наоборот, по наблюдаемой форме тан-

ца заранее оценивать соотношения обоих инстинктов и ре-

зультаты будущих измерений.

Но кроме обоих главных побуждений, определяющих

движения самца колюшки в общих чертах, -- на них ока-

зывает влияние еще какое-то третье, хоть и более слабое.

Это знаток ритуализованного поведения заподозрит сразу

же, увидев ритмическую правильность смены "зигов" и "за-

гов". Попеременное преобладание одного из двух противо-

речивых побуждений вряд ли может привести к столь регу-

лярной смене направлений, если здесь не вступает в игру

новая, ритуализованная координация. Без нее короткие

рывки в разных направлениях следуют друг за другом с ти-

пичной случайностью, как это бывает у людей в состоянии

крайней растерянности. Ритуализованное движение, на-

против, всегда имеет тенденцию к ритмическому повторе-

нию в точности одинаковых элементов. Мы говорили об

этом в связи с действенностью сигнала.

Подозрение, что здесь замешана ритуализация, превра-

щается в уверенность, когда мы видим, как танцующий са-

мец при своих "загах" временами, кажется, совершенно за-

бывает, что они сексуально мотивированы и должны указы-

вать точно на гнездо. Вместо этого он рисует вокруг самки

очень красивый и правильный зубчатый венец, в котором

каждый "зиг" направлен точно в сторону самки, а каждый

"заг" -- точно от нее. Как ни очевидна относительная сла-

бость новой координации движений, стремящейся превра-

тить "зиги" и "заги" в ритмический "зигзаг", -- она может,

однако, решающим образом определить регулярность по-

следовательных проявлений обеих главных мотиваций.

Вторая важная функция, которую ритуализованная коор-

динация может, очевидно, выполнять, даже будучи очень

слабой в других отношениях, -- это изменение направле-

ния неритуализованных движений, лежавших в основе ри-

туала и происходивших из других побуждений. Примеры

этого мы уже видели при обсуждении классического образ-

ца ритуала, а именно -- при натравливании селезня уткой.

7. ПОВЕДЕНЧЕСКИЕ АНАЛОГИИ МОРАЛИ

Не убий.

Пятая заповедь

В 5-й главе, где речь шла о процессе ритуализации, я

старался показать, как этот процесс, причины которого

все еще весьма загадочны, создает совершенно новые инс-

тинкты, диктующие организму свои собственные "Ты

должен..." так же категорично, как и любой из, казалось

бы, единовластных "больших" инстинктов голода, страха

или любви. В предыдущей 6-й главе я пытался решить еще

более трудную задачу: коротко и доступно показать, как

происходит взаимодействие между различными автоном-

ными инстинктами, каким общим правилам подчиняются

эти взаимодействия, и какими способами можно -- не-

смотря на все сложности -- получить некоторое представ-

ление о структуре взаимодействий в таком поведении, ко-

торое определяется несколькими соперничающими по-

буждениями.

Я тешу себя надеждой, быть может обманчивой, что

решить предыдущие задачи мне удалось, и что я могу не

только обобщить сказанное в двух последних главах, но и

применить полученные в них результаты к вопросу, кото-

рым мы займемся теперь: каким образом ритуал выполня-

ет поистине невыполнимую задачу -- удерживает внут-

ривидовую агрессию от всех проявлений, которые могли

бы серьезно повредить сохранению вида, но при этом не

выключает ее функций, необходимых для сохранения ви-

да! Часть предыдущей фразы, выделенная курсивом, уже

отвечает на вопрос, -- он кажется очевидным, но вытека-

ет из совершеннейшего непонимания сущности агрес-

сии, -- почему у тех животных, для которых тесная со-

вместная жизнь является преимуществом, агрессия по-

просту не запрещена? Именно потому, что ее функции,

рассмотренные нами в 3-й главе, необходимы!

Решение проблем, возникающих таким образом перед

обоими конструкторами эволюции, достигается всегда од-

ним и тем же способом. Полезный, необходимый инс-

тинкт -- вообще остается неизменным; но для особых слу-

чаев, где его проявление было бы вредно, вводится специ-

ально созданный механизм торможения. И здесь снова

культурно-историческое развитие народов происходит

аналогичным образом; именно потому важнейшие требо-

вания Моисеевых и всех прочих скрижалей -- это не пред-

тисания, а запреты. Нам еще придется подробнее гово-

ьрить о том, о чем здесь лишь предварительно упомянем:

передаваемые традицией и привычно выполняемые табу

имеют какое-то отношение к разумной морали -- в пони-

мании Иммануила Канта -- разве что у вдохновенного за-

конодателя, но никак не у его верующих последователей.

Как врожденные механизмы и ритуалы, препятствующие

асоциальному поведению животных, так и человеческие

табу определяют поведение, аналогичное истинно мо-

ральному лишь с функциональной точки зрения; во всем

остальном оно так же далеко от морали, как животное от

человека! Но даже постигая сущность этих движущих мо-

тивов, нельзя не восхищаться снова и снова при виде ра-

боты физиологических механизмов, которые побуждают

животных к самоотверженному поведению, направленно-

му на благо сообщества, как это предписывают нам, лю-

дям, законы морали.

Впечатляющий пример такого поведения, аналогичного

человеческой морали, являют так называемые турнирные

бои. Вся их организация направлена на то, чтобы выпол-

нить важнейшую задачу поединка -- определить, кто силь-

нее, -- не причинив серьезного вреда более слабому. По-

скольку рыцарский турнир или спортивное состязание име-

ют ту же цель, то все турнирные бои неизбежно производят

даже на знающих людей впечатление "рыцарственности",

или "спортивного благородства". Среди цихлид есть вид,

Cichlasoma biocellatum, который именно из-за этого приоб-

рел свое название, широко распространенное у американ-

ских любителей: у них эта рыбка называется "Джек Дэмп-

си" по имени боксера, чемпиона мира, который прославил-

ся своим безупречным поведением на ринге.

О турнирных боях рыб и, в частности, о процессах ри-

туализации, которые привели к ним от первоначальных

Дата добавления: 2015-07-13