АГРЕССИЯ Конрад Лоренц 10 страница

подлинных боев, мы знаем довольно много. Почти у всех

костистых рыб настоящей схватке предшествуют угрожа-

ющие позы, которые, как уже говорилось, всегда вытека-

ют из конфликта между стремлениями напасть и бежать.

Среди этих поз особенно заметна как специальный ритуал

так называемая демонстрация развернутого бока, которая

первоначально наверняка возникла за счет того, что рыба

под влиянием испуга отворачивается от противника и од-

новременно, готовясь к бегству, разворачивает верти-

кальные плавники. Но поскольку при этих движениях

противнику предъявляется контур тела максимально воз-

можных размеров, то из них -- путем мимического утри-

рования при добавочных изменениях морфологии плав-

ников -- смогла развиться та впечатляющая демонстра-

ция развернутого бока, которую знают все аквариумисты,

да и не только они, по сиамским бойцовым рыбкам и по

другим популярным породам рыб.

В тесной связи с угрозой развернутым боком у кости-

стых рыб возник очень широко распространенный запуги-

вающий жест -- так называемый удар хвостом. Из пози-

ции развернутого бока рыба, напрягая все тело и далеко

оттопыривая хвостовой плавник, производит сильный

удар хвостом в сторону противника. Хотя сам удар до про-

тивника не доходит, но рецепторы давления на его боко-

вой линии воспринимают волну, сила которой, очевидно,

сообщает ему о величине и боеспособности его соперника,

так же как и размеры контура, видимого при демонстра-

ции развернутого бока.

Другая форма угрозы возникла у многих окуневых и у

других костистых рыб из заторможенного страхом фрон-

тального удара. В исходной позиции для броска вперед оба

противника изгибают свои тела, словно напряженные S-

образные пружины, и медленно плывут друг другу на-

встречу, как можно сильнее топорща жаберные крышки.

Это соответствует разворачиванию плавников при угрозе

боком, поскольку увеличивает контур тела, видимый про-

тивником. Из фронтальной угрозы у очень многих рыб

иногда получается, что оба противника одновременно

хватают друг друга за пасть, но -- в соответствии с конф-

ликтной ситуацией, из которой возникла сама фронталь-

ная угроза, -- они всегда делают это не резко, не ударом,

а словно колеблясь, заторможенно. Из этой формы борьбы

у некоторых -- и у лабиринтовых рыб, лишь отдаленно

примыкающих к большой группе окуневых, и у цихлид,

типичных представителей окуневых, -- возникла инте-

реснейшая ритуализованная борьба, при которой оба со-

перника в самом буквальном смысле слова "меряются си-

лами", не причиняя друг другу вреда. Они хватают друг

друга за челюсть -- а у всех видов, для которых характе-

рен этот способ турнирного боя, челюсть покрыта тол-

стым, трудноуязвимым слоем кожи -- и тянут изо всех

сил. Так возникает состязание, очень похожее на старую

борьбу на поясах у швейцарских крестьян, которое может

продолжаться по нескольку часов, если встречаются рав-

ные противники. У двух в точности равных по силе самцов

красивого синего вида широколобых окуньков мы запро-

токолировали однажды такой поединок, длившийся с 8.30

утра до 2.30 пополудни.

За этим "перетягиванием пасти" -- у некоторых видов

это, скорее, "переталкивание", потому что рыбы не тянут,

а толкают друг друга, -- через какое-то время, очень раз-

ное для разных видов, следует настоящая схватка, при ко-

торой рыбы уже без каких-либо запретов стремятся бить

друг друга по незащищенным бокам, чтобы нанести про-

тивнику по возможности серьезный урон. Таким образом,

препятствующий кровопролитию "турнир" угроз и следу-

ющая непосредственно за ним прикидка сил первоначаль-

но наверняка были лишь прелюдией к настоящей "мужей

истребляющей битве". Однако такой обстоятельный про-

лог уже выполняет крайне важную задачу, поскольку да-

ет возможность более слабому сопернику своевременно

отказаться от безнадежной борьбы. Именно так и выпол-

няется в большинстве случаев важнейшая видосохраняю-

щая функция поединка -- выбор сильнейшего, -- без того

чтобы один из соперников был принесен в жертву или да-

же хотя бы поранен. Лишь в тех редких случаях, когда

бойцы совершенно равны по силе, к решению приходится

идти кровавым путем.

Сравнение разных видов, обладающих менее и более

специализированным турнирным боем, -- а также изуче-

ние этапов развития отдельного животного от безудержно

драчливого малька до благородного "Джека Дэмпси", --

дают нам надежную основу для понимания того, как раз-

вивались турнирные бои в процессе эволюции. Рыцарски

благородный турнирный бой возникает из жестокой борь-

бы без правил прежде всего за счет трех независимых друг

от друга процессов; ритуализация, с которой мы познако-

мились в прежних главах, -- лишь один из них, хотя и

важнейший.

Первый шаг от кровавой борьбы к турнирному бою со-

стоит, как уже упоминалось, в увеличении промежутка

времени между началом постепенно усиливающихся уг-

рожающих жестов и заключительным нападением. У ви-

дов, сражающихся по-настоящему (например, у много-

цветного хаплохромиса), отдельные фазы угроз -- распу-

скание плавников, демонстрация развернутого бока, раз-

дувание жаберных крышек, борьба пастью -- длятся лишь

секунды, а затем тотчас же следуют первые таранные уда-

ры по бокам противника, причиняющие тяжелые ране-

ния. При быстрых приливах и отливах возбуждения, ко-

торые так характерны для этих злобных рыбок, некоторые

из упомянутых ступеней нередко пропускаются. Особен-

но "вспыльчивый" самец может войти в раж настолько бы-

стро, что начинает враждебные действия сразу же с серь-

езного таранного удара. У близкородственного, тоже аф-

риканского вида хемихромисов такое не наблюдается ни-

когда; эти рыбки всегда строго придерживаются последо-

вательности угрожающих жестов, каждый из которых вы-

полняют довольно долго, часто по многу минут, прежде

чем переходят к следующему.

Это четкое разделение во времени допускает два физи-

ологических объяснения. Или дальше друг от друга распо-

ложены пороги возбуждения, при которых отдельные дей-

ствия включаются по очереди -- по мере возрастания го-

товности к борьбе, -- так что их последовательность со-

храняется и при некотором ослаблении или усилении яро-

сти; или же нарастание возбужденности "дросселирова-

но", что приводит к более пологой и правильно возраста-

ющей кривой. Есть основания, говорящие в пользу перво-

го из этих предположений, но, обсуждая их здесь, мы ук-

лонились бы слишком далеко.

Рука об руку с увеличением продолжительности от-

дельных угрожающих действий идет их ритуализация,

которая -- как уже описано ранее -- приводит к мимиче-

скому утрированию, ритмическому повторению и к появ-

лению структур и красок, оптически подчеркивающих

эти действия. Увеличенные плавники с ярким рисунком,

который становится виден лишь в развернутом состоянии,

броские пятна на жаберных крышках, которые становятся

видны лишь при фронтальной угрозе, и множество других

столь же театральных украшений превращают турнир-

ный бой в одно из самых увлекательных зрелищ, какие

только можно увидеть, изучая поведение высших живо-

тных. Пестрота горящих возбуждением красок, размерен-

ная ритмика угрожающих движений, выпирающая мощь

соперников -- все это почти заставляет забыть, что здесь

происходит настоящая борьба, а не специально постав-

ленный спектакль.

И наконец, третий процесс, весьма способствующий

превращению кровавой борьбы в благородное состязание

турнирного боя и не менее ритуализации важный для на-

шей темы: возникают специальные физиологические ме-

ханизмы поведения, которые тормозят опасные движе-

ния при атаке. Вот несколько примеров.

Если два "Джек Дэмпси" достаточно долго простоят

друг против друга с угрозой развернутым боком и хвосто-

выми ударами, то вполне может случиться, что один из

них соберется перейти к "перетягиванию пасти" на секун-

ду раньше другого. Он выходит из "боковой стойки" и с

раскрытыми челюстями бросается на соперника, который

еще продолжает угрожать боком и потому подставляет зу-

бам нападающего незащищенный фланг. По тот никогда

не использует эту слабость позиции, он непременно оста-

навливает свой бросок до того, как его зубы коснутся кожи

противника.

Мой покойный друг Хорст Зиверт описал и заснял на

пленку аналогичное до мельчайших подробностей явле-

ние у ланей. У них высокоритуализованному бою на ро-

гах -- когда кроны дугообразными движениями ударяют-

ся одна о другую, а затем совершенно определенным обра-

зом раскачиваются взад и вперед -- предшествует угроза

развернутым боком, во время которой каждый из самцов

проходит мимо соперника молодцеватым четким шагом,

покачивая при этом рогами вверх и вниз. Затем оба вдруг,

как по команде, останавливаются, поворачиваются друг

другу навстречу и опускают головы, так что рога с треском

сшибаются у самой земли, сплетаясь между собой. После

этого следует совершенно безопасная борьба, при кото-

рой -- в точности как при перетягивании пасти у "Джеков

Дэмпси" -- побеждает тот, кто продержится дольше. У ла-

ней тоже может случиться, что один из бойцов переходит

ко второй фазе борьбы раньше другого и при этом нацели-

вает свое оружие в незащищенный бок соперника, что при

могучем размахе тяжелых и острых рогов выглядит чрез-

вычайно опасно. Но еще раньше, чем окунь, олень тормо-

зит это движение, поднимает голову -- и видит, что ниче-

го не подозревающий противник продолжает гарцевать и

уже отошел от него на несколько метров. Тогда он рысью

подбегает к тому вплотную и, успокоившись, снова начи-

нает гарцевать боком к нему, покачивая рогами, до тех

пор, пока оба не перейдут к борьбе более согласованным

взмахом рогов.

В царстве высших позвоночных существует неисчис-

лимое множество подобных запретов причинять вред со-

родичу. Они часто играют существенную роль и там, где

наблюдатель, очеловечивающий поведение животных,

вообще не заметил бы ни наличия агрессии, ни необходи-

мости специальных механизмов для ее подавления. Если

верить во "всемогущество" "безошибочных" инстинк-

тов -- кажется просто парадоксальным, что самке, напри-

мер, необходимы специальные механизмы торможения,

чтобы блокировать ее агрессивность по отношению к соб-

ственным детям, особенно новорожденным или только что

вылупившимся из яйца.

В действительности эти специальные механизмы, тор-

мозящие агрессию, чрезвычайно нужны, потому что жи-

вотные, заботящиеся о потомстве, как раз ко времени по-

явления малышей должны быть особенно агрессивны по

отношению ко всем прочим существам. Птица, защищая

свое потомство, должна нападать на любое приближаю-

щееся к гнезду животное, с которым она хоть сколько-ни-

будь соразмерна. Индюшка, пока она сидит на гнезде,

должна быть постоянно готова с максимальной энергией

нападать не только на мышей, крыс, хорьков, ворон, со-

рок, и т.д, и т.д., -- но и на своих сородичей: на индюка с

шершавыми ногами, на индюшку, ищущую гнездо, пото-

му что они почти так же опасны для ее выводка, как и

хищники. И, естественно, она должна быть тем агрессив-

нее, чем ближе подходит угроза к центру ее мира, к ее

гнезду. Только собственному птенцу, который вылезает

из скорлупы, она не должна причинить никакого вреда!

Как обнаружили мои сотрудники Вольфганг и Маргрет

Шляйдты, это торможение у индюшки включается только

акустически. Для изучения некоторых реакций самцов-

индюков на акустические стимулы они лишили слуха не-

скольких птиц посредством операции на внутреннем ухе.

Эту операцию можно проделать только на новорожденном

цыпленке, а в тот момент различить пол еще трудно, поэ-

тому среди глухих птиц случайно оказалось и несколько

самок. Ни на что другое они не годились, зато послужили

замечательным материалом для изучения функции от-

ветного поведения, которое играет столь существенную

роль в связях между матерью и ребенком. Мы знаем, на-

пример, о серых гусях, что они сразу после появления на

свет принимают за свою мать любой объект, который от-

ветит звуком на их "писк одиночества". Шляйдты хотели

предложить только что вылупившимся индюшатам выбор

между индюшкой, которая слышит и правильно отвечает

на их писк, и глухой, от которой ожидалось, что она -- не

слыша писка птенцов -- будет издавать свои призывы

случайным образом.

Как это часто случается при исследовании поведения,

эксперимент дал результаты, которых никто не ожидал, но

которые оказались гораздо интереснее, чем ожидалось.

Глухие индюшки совершенно нормально высиживали

птенцов, как и до того их социальное и половое поведение

вполне отвечали норме. Но когда стали появляться на свет

их индюшата -- оказалось, что материнское поведение

подопытных животных нарушено самым драматичным об-

разом: все глухие индюшки тотчас забивали насмерть всех

своих цыплят, как только те появлялись из яиц! Если глу-

хой индюшке, которая отсидела на искусственных яйцах

положенный срок и потому должна быть готова к приему

птенцов, показать однодневного индюшонка -- она реаги-

рует на него вовсе не материнским поведением: она не из-

дает призывных звуков; когда малыш приближается к ней

примерно на метр, она готовится к отпору -- распускает

перья, яростно шипит, -- а как только он оказывается в

пределах досягаемости ее клюва -- клюет его изо всех сил.

Если не предполагать, что у индюшки повреждено что-то

еще, кроме слуха, то такое поведение можно объяснить

только одним: у нее нет ни малейшей врожденной инфор-

мации о том, как должны выглядеть ее малыши. Она клюет

все, что движется около ее гнезда, если оно не настолько ве-

лико, чтобы реакция бегства у нее пересилила агрессию.

Только писк индюшонка -- и ничто больше -- посредством

врожденного механизма включает материнское поведение,

одновременно затормаживая агрессию.

Последующие эксперименты с нормальными, слыша-

щими индюшками подтвердили правильность этой интер-

претации. Если к индюшке, сидящей на гнезде, подтяги-

вать на нитке, как марионетку, натурально сделанное чу-

чело индюшонка, то она клюет его точно так же, как глу-

хая. Но стоит включить встроенный в эту куклу малень-

кий динамик, из которого раздается магнитофонная за-

пись "плача" индюшонка, -- нападение резко обрывается

вмешательством торможения, явно очень сильного, так

же внезапно, как это описано выше на примере цихлид и

ланей. Индюшка начинает издавать типичные призывные

звуки, соответствующие квохтанью домашних кур.

Каждая неопытная индюшка, только что впервые выси-

девшая цыплят, нападает на все предметы, которые дви-

жутся возле ее гнезда, размерами, грубо говоря, от земле-

ройки до крупного кота. У такой птицы нет врожденного

"знания", как именно выглядят хищники, которых нужно

отгонять. На беззвучно приближающееся чучело ласки или

хомяка она нападает не более яростно, чем на чучело индю-

шонка, но, с другой стороны, готова тотчас по-матерински

принять обоих хищников, если они предъявят "удостовере-

ние индюшонка" -- ту же запись цыплячьего писка -- че-

рез встроенный микродинамик. Испытываешь ужасное

чувство, когда такая индюшка, только что яростно клевав-

шая беззвучно приближавшегося цыпленка, с материн-

ским призывом распускает перья, чтобы с готовностью при-

нять под себя пищащее чучело хорька, подменного ребенка

в самом отчаянном смысле этого слова.

Единственный признак, который, по-видимому, врож-

денным образом усиливает реакцию на врага, -- это воло-

сяной покров, пушистая поверхность объекта. По крайней

мере, из наших первых опытов мы вынесли впечатление,

что мохнатые куклы раздражают индюшек сильнее, чем

гладкие. В таком случае индюшонок -- он имеет как раз

подходящие размеры, движется около гнезда, да еще вдо-

бавок покрыт пухом -- просто не может не вызывать у ма-

тери постоянного оборонительного поведения, которое

должно столь же постоянно подавляться цыплячьим пис-

ком, чтобы предотвратить детоубийство. Это относится,

во всяком случае, к птицам, выводящим потомство впер-

вые и еще не знающим по опыту, как выглядят их собст-

венные дети. Их поведение быстро меняется при индиви-

дуальном обучении.

Только что описанный, примечательно противоречи-

вый состав "материнского" поведения индюшки заставля-

ет нас задуматься. Совершенно очевидно -- не существу-

ет ничего такого, что само по себе можно было бы назвать

"материнским инстинктом" или "инстинктом заботы о по-

томстве", раз нет даже врожденной "схемы" врожденного

узнавания собственных детей. Целесообразное, с точки

зрения сохранения вида, обращение с потомством являет-

ся, скорее, результатом множества эволюционно возник-

ших способов действия, реакций и торможений, организо-

ванных Великими Конструкторами таким образом, что

все вместе они действуют при нормальных внешних усло-

виях как целостная система, "как будто" данное животное

знает, что ему нужно делать в интересах выживания вида

и его отдельных особей. Такая система уже является тем,

что вообще можно было бы назвать "инстинктом"; в слу-

чае нашей индюшки -- инстинктом заботы о потомстве.

Но даже если рассматривать это понятие таким обра-

зом -- все равно оно вводит в заблуждение, потому что не

существует строго ограниченной системы, которая выпол-

няла бы функции, соответствующие только этому опреде-

лению. Напротив, в ее общую структуру встроены и такие

побуждения, которые имеют совершенно другие функ-

ции, как агрессия и включающие ее рецепторные меха-

низмы в нашем примере. Кстати, тот факт, что индюшка

разъяряется при виде пушистых цыплят, бегающих вок-

руг гнезда, -- это отнюдь не нежелательный побочный

эффект. Напротив, для защиты потомства в высшей сте-

пени полезно, чтобы цыплята -- особенно их красивые

пушистые шубки -- с самого начала приводили мать в

раздраженное состояние готовности к атаке. На детей она

напасть не может -- этому надежно препятствует тормо-

жение, вызванное их писком, -- тем легче она разряжает

свою ярость на другие объекты, оказавшиеся вблизи.

Единственная специфическая структура, вступающая в

действие только в этой системе поведения, -- это избира-

тельный ответ на писк птенцов, торможение удара.

Итак, если у видов, заботящихся о потомстве, мать не

обижает своих малышей -- это вовсе не само собой разу-

меющийся закон природы; в каждом отдельном случае это

должно быть обеспечено особым механизмом торможе-

ния, об одном из которых мы только что узнали на приме-

ре индюшки. Каждый, кто работал в зоопарке, разводил

кроликов или пушного зверя, может рассказать свою ис-

торию о том, как мало нужно, чтобы поломать аналогич-

ные механизмы торможения. Я знаю один случай, когда

самолет Люфтганзы, сбившись в тумане с курса, низко

пролетел над фермой чернобурых лисиц и из-за этого все

самки, которые недавно ощенились, возбудившись, со-

жрали своих щенков.

У многих позвоночных, которые вовсе не заботятся о

потомстве или заботятся лишь ограниченное время, ма-

лыши рано -- часто задолго до достижения окончатель-

ных размеров -- бывают такими же ловкими, пропорцио-

нально такими же сильными и почти такими же умными,

как взрослые (впрочем, эти виды так или иначе не могут

научиться слишком многому). Поэтому они не особенно

нуждаются в защите, и старшие родичи обходятся с ними

безо всяких церемоний. Совсем иначе обстоит дело у тех

высокоорганизованных существ, у которых обучение и

индивидуальный опыт играют большую роль и у которых

родительская опека должна продолжаться долго уже пото-

му, что "жизненная школа" детей требует много времени.

На тесную связь между способностью к обучению и про-

должительностью заботы о потомстве уже указывали

многие биологи и социологи.

Молодой пес, волк или ворон уже по достижении окон-

чательных взрослых размеров -- хотя еще не окончатель-

ного веса -- бывает неловким, неуклюжим, сырым созда-

нием, которое было бы совершенно неспособно защитить

себя в случае серьезного нападения своего взрослого соро-

дича, не говоря уж о том, чтобы спастись от него стреми-

тельным бегством. Казалось бы, молодым животным на-

званных видов -- и многих подобных -- и то, и другое

крайне необходимо: ведь они безоружны не только против

внутривидовой агрессии, но и против охотничьих приемов

своих сородичей, если речь идет о крупных хищниках. Од-

нако каннибализм у теплокровных позвоночных встреча-

ется очень редко. У млекопитающих он, вероятно, исклю-

чается главным образом тем, что сородичи "невкусны",

что довелось узнать многим полярным исследователям

при попытках скормить живым собакам мясо умерших

или забитых по необходимости. Лишь истинно хищные

птицы, прежде всего ястребы, могут иногда в тесной нево-

ле убить и съесть своего сородича; однако я не знаю ни од-

ного случая, чтобы подобное наблюдали в охотничьих

угодьях. Какие сдерживающие факторы препятствуют

этому -- пока неизвестно.

Для уже выросших, но еще неуклюжих молодых живо-

тных и птиц, о которых идет речь, простое агрессивное по-

ведение взрослых, очевидно, гораздо опаснее любых кан-

нибальских прихотей. Эта опасность устраняется целым

рядом очень четко организованных механизмов торможе-

ния, тоже почти неисследованных. Исключение составля-

ет механизм поведения в бездушном сообществе кваквы,

которому мы еще посвятим специальную небольшую гла-

ву, -- его легко понять. Этот механизм позволяет оперив-

шимся молодым птицам оставаться в колонии, хотя в ее

тесных границах буквально каждая ветка на дереве явля-

ется предметом яростного соперничества соседей. Пока

молодая кваква, покинув гнездо, еще попрошайничает --

это уже само по себе создает ей абсолютную защиту от лю-

бого нападения местной взрослой птицы. Прежде чем

старшая птица вообще соберется клюнуть птенца, тот,

квакая и хлопая крыльями, стремительно бросается к ней,

старается схватить ее за клюв и "подоить" -- потянуть

клюв книзу, -- как это всегда делают дети с клювами ро-

дителей, когда хотят, чтобы им отрыгнули пищу. Молодая

кваква не знает в лицо своих родителей, и я не уверен, что

эти последние узнают индивидуально своих детей; навер-

няка узнают друг друга только молодые птицы из одного

гнезда. Как старая кваква, у которой нет настроения кор-

мить, боязливо улетает, спасаясь от нападения собствен-

ного дитяти, -- точно так же она улетает и от любого чу-

жого; у нее и в мыслях нет ударить его. Аналогичные слу-

чаи мы знаем у многих животных, у которых от внутриви-

довой агрессии защищает инфантильное поведение.

Еще более простой механизм позволяет молодой пти-

це -- уже взрослой, уже независимой, но еще далеко не

равной в борьбе -- приобрести небольшой собственный

участок в пределах колонии. Молодая кваква, которая

почти три года носит детский костюмчик в полоску, воз-

буждает у взрослых гораздо менее интенсивную агрессию,

нежели птица во взрослом оперении. Это приводит к ин-

тересному явлению, которое я неоднократно наблюдал в

Альтенберге, в колонии свободно гнездившейся кваквы.

Молодая кваква совершенно безо всякого умысла призем-

ляется где-нибудь в пределах семейного участка насижи-

вающей пары -- и ей везет: она попала не в центр его, око-

ло гнезда, который свирепо охраняется, а села подальше.

Но при этом она разозлила соседа, который начинает на-

ступать на пришельца в угрожающей позе -- ползком,

как это всегда бывает у кваквы. Однако при этом движе-

нии он приближается и к расположенному в том же на-

правлении гнезду соседей, сидящей на яйцах пары, а по-

скольку он своей раскраской и угрожающей позой вызы-

вает гораздо большую агрессивность, чем тихо и испуган-

но сидящая молодая птица, -- именно его и берут на муш-

ку соседи, поднимаясь в контратаку. Часто эта контратака

проходит на волосок от молодой птицы и тем самым защи-

щает ее. Поэтому кваквы "в полоску" всегда устраиваются

между территориями постоянных жителей, выращиваю-

щих потомство, в строго определенных пределах, где по-

явление взрослой птицы провоцирует нападение хозяина,

а появление молодой -- еще нет.

Не так легко разобраться в механизме торможения,

который надежно запрещает взрослым собакам всех евро-

пейских пород серьезно укусить молодую, в возрасте до

7--8 месяцев. По наблюдениям Тинбергена, у гренланд-

ских эскимосских собак этот запрет ограничивается моло-

дежью собственной стаи; запрета кусать чужих щенков у

них не существует. Быть может, так же обстоит дело и у

волков. Каким образом узнается молодость собрата по ви-

ду -- это еще не совсем ясно. Во всяком случае, рост не иг-

рает здесь никакой роли: крошечный, но старый и злоб-

ный фокстерьер относится к громадному ребенку-сенбер-

нару, уже смертельно надоевшему своими неуклюжими

приглашениями поиграть, так же терпеливо и дружелюб-

но, как к щенку такого же возраста собственной породы.

Вероятно, существенные признаки, вызывающие это тор-

можение, содержатся в поведении молодой собаки, а воз-

можно и в запахе. Последнее проявляется в том, каким об-

разом молодая собака прямо-таки напрашивается на нюх-

контроль: если только приближение взрослого пса кажет-

ся молодому в какой-то степени опасным -- он тотчас бро-

сается на спину и тем самым предъявляет свой еще голень-

кий щенячий животик, и к тому же выпускает несколько

капель, которые взрослый тотчас же нюхает.

Пожалуй еще интереснее и загадочнее, чем торможе-

ние, охраняющее уже подросшую, но еще беспомощную

молодежь, -- тот тормозящий агрессию механизм поведе-

ния, который запрещает "нерыцарское" поведение по от-

ношению к "слабому полу". У толкунчиков, поведение ко-

торых уже описывалось, у богомолов и у многих других

насекомых -- как и у многих пауков -- самки, как извест-

но, являются сильным полом, и необходимы специальные

механизмы поведения, препятствующие тому, что счаст-

ливый жених будет съеден раньше времени. У мантид --

богомолов, -- как известно, самка зачастую с аппетитом

доедает переднюю половину самца, в то время как его за-

дняя половина безмятежно выполняет великую миссию

оплодотворения.

Однако здесь нас должны занимать не эти капризы

природы, а те механизмы, которые у очень многих птиц и

Дата добавления: 2015-07-13