Фредерик ван Ренсселлер Дей 12 страница

– С дороги.

Впереди возникли три новых противника. Но они действовали так же разрозненно и нескоординировано, и Соске меньше чем за минуту уничтожил двоих выстрелами с большой дистанции. Контратаковать сумел только один – но это было опасно. Визжащий поток 30-миллиметровых снарядов пронесся по улице огненной метлой. Броня «Сэведжа» загудела под попаданиями малокалиберных, но злых снарядов.

Подкалиберный сердечник пробил уже треснувший бронелист на груди, и разбился, послав внутрь корпуса потоки первичных и вторичных осколков. Экран слева от Соске лопнул, засыпав пилота стеклянным крошевом. Обожгло бедро, по виску тоже поползла горячая струйка.

– С дороги!

Не поддаваться боли. Проверить состояние. Серьезное повреждение левого контура гидросистемы. Давление падает. Пожаров нет.

Нестрашно – «Сэведж» все еще жив, хотя струя вытекающего масла начинает отсчет последних, финальных минут. Но бронеробот двигается.

Навести орудие. Огонь.

Попадание. Цель поражена.

Восьмой.

Танец пальцев на панели контроля повреждений, клапаны перекрыты, гидравлика выдержит еще немного, левый ступоход продолжает работать.

Еще не все. Этот ржавый самовар еще не сдался.

В магазине помпового орудия остались всего два патрона. Соске расчетливо потратил предпоследний – уничтожив выскочившего из-за укрытия на улицу противника.

Девятый. Впереди, словно призрачный дворец, сотканный из ослепительного света, сиял и переливался стадион.

Бывший футбольный стадион. Ныне – Арена.

Возродившая древнее кровавое безумие, посвященное мертвым римским богам. И новому, но столь же жадному до зрелищ плебсу.

В беспощадно режущем глаза сиянии ртутных лампионов Соске рассмотрел полицейскую машину и броневик перед воротами, прорезанными в циклопической стене этого Колизея.

Но когда из темноты возник закопченный белый «Сэведж», полицейские думали о чем угодно, только не о сопротивлении. Никто не мог предположить, что террорист – Соске – прорвется сюда. Тем более, так быстро. В патрульной машине виднелась фигура тучного человека в фуражке. Спутать Шефа с кем-нибудь другим было невозможно. Перепуганный и жалкий, он размахивал руками, и что-то кричал, видимо, пытаясь послать в бой своих людей, но они пятились, сжимая бесполезные против бронеробота автоматы.

В этот момент в наушниках прогремел яростный вопль, переданный внешним микрофоном. Вокруг «Кроссбоу» в асфальт врезались снаряды, а наверху, на обрезе стены Арены, возник черный в сиянии прожекторов силуэт бронеробота. М6 «Бушнелл», вооруженный автоматической пушкой с мономолекулярным резаком, выполненным в виде штыка. Последний противник прыгнул прямо на голову Соске, открыв огонь еще в полете. Прицеливание было не очень точным, и Соске сумел уклониться. Он сделал быстрый кульбит – увы, «быстрый» лишь по меркам обычных «Сэведжей – и этого едва хватило, чтобы избежать атаки.

По сравнению с той скоростью, с которой «Кроссбоу» двигался несколько минут назад, его движения выглядели раздражающе медленными. По броне пробарабанили куски асфальта, и Соске выстрелил в ответ, на мгновение упредив удар штыком и не успев еще как следует прицелиться. Дульное пламя лизнуло броню летящего «Бушнелла», и 57-мм снаряд снес правый плечевой сустав противника, отбросив оторванный манипулятор с зажатым в нем орудием.

Тяжелая автоматическая пушка, вращаясь в воздухе, отлетела в сторону и рухнула на крышу полицейской машины, вдавив ее по борта и почти расплющив автомобиль.

– Урод!!! Ты заплатишь за это! – теперь Соске узнал голос последнего противника-гладиатора – это был Дао. М6 врезался ступоходами в асфальт, его амортизаторы протяжно застонали, брызнув струйками белесого пара. Изрыгая яростные проклятия, Дао выхватил оставшимся левым манипулятором мономолекулярный тесак и нанес размашистый удар. Соске в последний миг блокировал удар стволом разряженного помпового орудия, и его перерубило почти надвое.

– Сдохни! Сдохни! Сдохни!!!

В наушниках Соске взвыл предупредительный сигнал. Упругое сопротивление в коленных суставах «Сэведжа», передаваемое контроллерами на ногах, неожиданно исчезло. Бронеробот рухнул на колени. Рабочая жидкость вытекла, давление упало до критического предела. Гидравлическая система держалась долго, но боевые повреждения все же доконали ее.

«Только не сейчас».

Электрические мускулы еще работали, но без мощной поддержки гидравлики Соске мог двигать только манипуляторами, а все движения страшно замедлились. Оглянувшись, он потянулся к упавшей на крышу патрульной машины автоматической пушке, но движение вышло плавным, словно во сне – это был максимум того, что осталось в его распоряжении.

Дао же не собирался дожидаться.

– Даже и не думай! Не выйдет!!! – заорал он, и, прежде чем Соске дотянулся ослабшим манипулятором до пушки, бросил свой однорукий М6 вперед, нанося протыкающий удар острием мономолекулярного резака прямо в грудь «Сэведжа» – в кокпит.

В последний миг Соске прикрылся левым манипулятором, продолжая шарить правым за спиной. Мономолекулярный резак Дао пронзил предплечье, рассыпая фонтаны искр и жужжа высокооборотной пилой. Внешние бронекольца манипулятора, электрический мускульный пакет, гидроцилиндры, внутренняя титановая ферма скелета – все они поддавались один за другим. Визжащее острие вылезло наружу и уперлось в грудной панцирь, буравя его с диким визгом.

– Отправляйся в ад!!! – донесли динамики вопль Дао, сопровождаемый безумным хохотом.

Искры сыпались, словно из-под полотна болгарки, яростная вибрация заставила зубы Соске мелко застучать и заныть, вонь горелого металла била в ноздри.

Внешний слой брони поддался, и острие погрузилось в грудной отсек. До кокпита оставались считанные сантиметры, визг стал нестерпимым, раздирая уши. Еще немного – и он окажется рассечен надвое. Несколько кабельных пучков тоже были перерезаны, почти все мониторы погасли, а контуры управления левой части машины совершенно не отвечали на команды.

Все было кончено.

Если бы это был какой-нибудь другой, обычный бронеробот, его системы управления отказали бы полностью, и беспомощного пилота ждала быть только смерть.

Даже если бы это был новейший БР третьего поколения, к примеру, М9 «Гернсбек» или даже «Арбалет».

Но это был Рк-91.

Правый манипулятор «Кроссбоу», единственный оставшийся функциональным, продолжал двигаться, упрямо пытаясь нашарить автоматическую пушку. Многократно дублированная, простая и невероятно надежная, можно было бы даже сказать – дубовая – система передачи команд к исполнительным органам еще не умерла. Она продолжала работать.

Старый советский бронеробот по праву заслужил почетное место в Вальхалле для бронероботов – если она существовала, конечно – как надежнейший в истории. Что бы ни случилось, он до самого последнего издыхания слушался своего пилота. Не бросал его одного.

Стальные пальцы крепко стиснули рукоять автоматической пушки. Манипулятор согнулся в локте, поднимая длинное орудие. Нужды в прицеливании не было и, уткнув ствол в бок напирающего «Бушнелла», Соске кликнул спусковой кнопкой. Выстрел встряхнул сцепившихся стальных титанов и 40-миллиметровый снаряд вонзился в бронеробот Дао. М6 дернулся и замер.

Воцарилась тишина.

Нависший над «Сэведжем» американский бронеробот не двигался. Визг высокооборотного полотна мономолекулярного резака, ушедшего глубоко в грудь «Сэведжа», тоже оборвался.

На закопченную белую броню из сочленений «Бушнелла» закапало масло и еще какая-то красная жидкость. Шипели, испаряясь, тонкие струйки пара.

Вопли Дао как ножом отрезало.

Десятый.

Соске прикрыл глаза, глубоко вздохнул и попытался спихнуть с себя тяжелое тело врага. Но «Сэведж» больше не ответил. Двигатель чихнул пару раз и заглох, вся электроника и системы управления отключились. Гидравлика, потеряв последние капли масла, осталась обескровленной. Впрочем, нагнетать давление все равно уже было нечем.

Битва «Кроссбоу» закончилась.

Соске молча дернул рычаг аварийного открывания люка. Над головой щелкнули пиропатроны, отбросив тяжелый кругляш крышки и поставив ее на стопор.

Он выполз из кокпита наружу, прихватив закрепленный на крышке люка автомат и запасные магазины.

Полицейские давно разбежались. Дураков, желающих полюбоваться сражением бронероботов из первого ряда, не нашлось. Лишь вдали раздавались испуганные и сердитые возгласы.

Взгляд, случайно брошенный на сплющенную тяжелой автоматической пушкой полицейскую машину, заставил его присмотреться получше и прищуриться. Зажатый мятым металлом бочкообразный труп нельзя было спутать с кем-то иным. Это был Шеф.

Пытаясь удрать с Арены, он угодил в самый разгар схватки Дао и Соске. Не повезло.

Он сдох даже не от руки мстителя. Глупая смерть. Впрочем, для Соске Шеф все равно не был главной целью.

Приложив к плечу приклад опущенного, но готового к стрельбе в любое мгновение автомата, Соске пересек засыпанную битым камнем и обломками дорогу и нырнул в вестибюль Арены.

Курама ждал его там.

Неважно, какие ловушки там подготовлены.

Он должен был идти.

Для Курамы, который деловито готовил засаду в комнатке охраны глубоко в недрах Арены, столь раннее появление Соске оказалось неприятным сюрпризом.

Одиночку не смогли остановить целых десять бронероботов.

– Тупые, бесполезные придурки.

Раздраженно сопя, Курама ударом ладони загнал магазин, снаряженный патронами калибра 5.56, в приемник новой германской автоматической винтовки. У него оставались еще два запасных магазина – негусто. Времени было мало, и он также не успел запастись гранатами или минами-ловушками.

Он установил только одну, состоявшую из небольшого брикета пластита С4 и дистанционного радиовзрывателя – единственного, который оказался под рукой.

Впрочем, этого будет достаточно.

Если он сможет правильно заманить противника в западню, останется только нажать кнопку, чтобы размазать его по стенам. Вопрос был только в том, позволит ли Сагара Соске обмануть себя?

Время еще есть, возможно, будет разумнее отступить и скрыться?

Нет, безусловно, такие мысли вызывал не страх – это была чистая логика. Курама понимал, что имеет дело с опытным бойцом, обладающим умением хладнокровно оценивать ситуацию и выбирать правильную тактику. Прежде чем вступать с ним в бой, следовало все тщательно обдумать и взвесить. Курама не был склонен недооценивать боевые возможности Сагары, но и не считал, что уступает ему хоть в чем-то. Поэтому он принял решение остаться здесь, встретиться лицом к лицу и убить его.

Когда все будет кончено, он немедленно и без капли сожаления оставит этот занюханный городишко. В Намшаке, как в столице, имелся аэропорт, принимающий международные рейсы, и он сядет в самолет, направляющийся в северную Америку. Да, и обязательно в первый класс. Вкус шампанского, которое он закажет сразу же после взлета, будет еще приятнее, когда он вспомнит, как уничтожил этого назойливого наглеца.

Привычно сжав винтовку, Курама бесшумными шагами покинул комнату охраны.

Поводя стволом готового к стрельбе автомата перед собой, Соске мягкими, но быстрыми шагами спешил по пустому и гулкому коридору на первом этаже стадиона.

Изначально построенное как футбольная арена, это сооружение заключало в себе широкий коридор, опоясывающий центральное поле под высокими трибунами. На втором этаже находился такой же коридор, окруженный множеством небольших помещений для магазинчиков, ларьков, подсобок и туалетов. Этажи соединяли многочисленные лестницы и проходы, выводящие внутрь стадиона, к трибунам.

Соске не имел представления о том, где именно поджидает Курама, и есть ли на Арене настороженные на него ловушки. Хотя, если подумать, у его врага не было времени подготовить их в достаточном количестве.

В правом ботинке хлюпало, и двигаться так аккуратно и бесшумно, как сейчас требовалось, было тяжело. Туда натекла его собственная кровь.

Еще в кокпите, когда он получил попадания перед схваткой с Дао, небольшой осколок засел в бедре. Кровь стекала вниз, вымочив штанину и скапливаясь в ботинке.

Теперь каждый шаг, каждое напряжение мускулов посылало вверх и вниз по ноге волны обжигающей боли. Что было еще хуже, он чувствовал, как голова становится легче и легче, словно собираясь улететь в небеса, а зрение временами затуманивалось муаровым флером. Теперь между физическим состоянием Соске и состоянием его бронеробота была не такая уж значительная разница. Разве что «Кроссбоу», до конца выполнивший свой долг, теперь, наконец-то, смог отдохнуть.

Высокие потолки терялись в полумраке над головой, слегка рассеиваемом отсветами уличных фонарей и лампионов и занимающихся пожаров, проникавшими через широкие пыльные окна. Они рождали странно вытянутые тени, прыгающие, словно живые, по обшарпанным стенам. Жутковато искаженная тень Соске неотступно преследовала его. Он сам не мог узнать себя в этом черном силуэте с гротескно деформированным автоматом в руках. Тень демона или бога смерти, дрожащая и пляшущая в багровых отсветах пожаров. Шаря глазами в поисках мин-ловушек или засад, Соске следил за ней краем глаза. В какой-то момент его пронзило четкое осознание.

Демон.

Бог смерти.

Он заслужил это звание, верно?

Вот он, торопящийся по коридору – сколько живых душ он к этому моменту отправил в царство теней?

Достаточным ли оправданием множеству смертей могла послужить причина, гнавшая его по этому коридору? Ведь даже убийство Курамы сейчас не было для него самоцелью. Он хотел выследить ублюдка и заставить его выложить все, что он знает о «Амальгам». Ради этого он громоздил эту чудовищную гору трупов. И в глубине ее скрывалось тело Нами. Нами – бодрой и жизнерадостной девчонки, грезившей своей прекрасной мечтой. Нами, живой и горячей еще совсем недавно – ее остывшее тело теперь оно тоже лежало там.

Если бы Соске сейчас снова встретился с Чидори Канаме, что бы он смог сказать, глядя ей в глаза? Как объяснить эту гекатомбу, возвышающуюся за его спиной?

«Здравствуй, я пришел спасти тебя. Не обращай внимания. По дороге мне пришлось убить и пожертвовать жизнями множества людей, обречь на смерть милую девочку, такую же, как ты. Но беспокоиться не о чем – ведь теперь я здесь».

Бросить ей в лицо ужасную правду? Но как? Узнав о том, что ради нее умирали люди, она совсем не обрадуется. Эти слова сломают Канаме, разорвут ее на части, лягут на душу невыносимым грузом. Она часто шумела и спорила, ругала Соске, не останавливалась перед тем, чтобы стукнуть или отвесить ему отрезвляющего пинка. Но – кровь, страдания и смерть? В ней не было ни капли жестокости, Канаме невозможно было представить радующейся, глядя на чужую боль и смерть. Напротив, в ней скрывалось море сострадания и доброты, она была воплощением милосердия, пусть даже этого и нельзя было сказать с первого взгляда.

То, как Соске позволил ненависти пожирать себя, то, как он крушил, жег и убивал – все это причинит ей непереносимую боль.

Карма.

Соске наконец-то понял ужасное значение, заключенное в этом коротком слове.

Его карма была страшно отягощена. Пропасть, отделяющую его от мира, в котором жила она, невозможно было ни измерить, ни преодолеть. Эти законы были нерушимы, как… как беспощадный второй закон термодинамики. Даже если случится невозможное, и они снова встретятся, снова смогут взглянуть друг другу в глаза, прикоснуться, они никогда – НИКОГДА – не будут счастливы.

Им никогда не вернуться обратно.

В школу.

Вдвоем.

Никогда.

Конечно, с самого начала было ясно, что это невозможно, и он прекрасно об этом знал. Соске не видел смысла переживать или казниться по этому поводу, относясь, как к очевидному факту. Ведь ни отчаяние, ни горе не могли ничего изменить. Холодно и спокойно он смотрел поверх яростно бушующих волн несущей его реки, имя которой было – злая судьба. Смотрел на другой берег, на девушку, что осталась там. Он знал, что ему не суждено ступить на тот берег. Река несла его вперед, не останавливаясь ни на секунду.

Конечно, он ненавидел Кураму. И информация, которую он надеялся из него выдавить, была необходимой. Но даже если бы этих причин не существовало, он все равно продолжал бы идти вперед – ему не давало остановиться еще что-то: изначальное и неодолимое. Существовавшее на совершенно другом уровне, чем простое упрямство или яростная ненависть. Глубинное и мощное, даже, скорее, инстинктивное – то, толкало его, упрямо и настойчиво, не давая ни минуты покоя.

Идти вперед. Не останавливаться.

Влача за собой по пятам призрачную фигуру демона, Соске прошел уже половину кольца – окружающего Арену коридора.

Ловушек не было, и он не чувствовал чьего-либо присутствия. Нет, постойте…

Когда впереди замаячила широкая лестница, ведущая на второй этаж, он мгновенно насторожился, почуяв угрозу. Там кто-то был.

В следующее мгновение Соске прыгнул в сторону, и одновременно наверху лестничного пролета блеснули вспышки дульного пламени.

Грохот очереди и визг раздирающих воздух пуль ударили по ушам одновременно. Оказавшись за углом, Соске мгновенно глянул в сторону, противоположную направлению, откуда велась стрельба, и пригнулся. Затуманенный болью и усталостью рассудок встряхнулся, переходя в острый и стремительный боевой режим.

Стрелял Курама. Полумрак не давал возможности разглядеть лица, но по смутным очертаниям силуэта противника и экономным и уверенным движениям Соске безошибочно узнал его.

Соске контратаковал, выставив оружие на пару сантиметров из-за угла и выстрелив несколько раз одиночными. Попаданий не было, но противник пригнулся и исчез из поля зрения. Соске немедленно сменил позицию, стараясь занять более выгодную, чем тот угол, из-за которого стрелял только что. В ту же секунду Курама дал несколько отвлекающих выстрелов и отступил. Это выглядело подозрительно, и Соске не стал преследовать его по пятам, чтобы не налететь на пулю.

Поискав взглядом другой путь наверх, он увидел вход на узкую, предназначенную только для персонала лестничную клетку метрах в пятнадцати левее. Над ней висел знак «Пожарный выход».

Она выглядела еще более подозрительной.

Лестница просто кричала: «Поднимись по мне»! Противник вполне мог действовать, заранее рассчитав наиболее вероятные ходы Соске. А мог и не задумываться об этом. Соске решил, что перестраховываться тоже неправильно. Или он просто подсознательно тянет время? Недопустимо. Оценив вероятность засады как пятьдесят на пятьдесят, он решительно двинулся к пожарной лестнице.

Не раздумывая больше, Соске одним прыжком взлетел на первый лестничный марш, и правый ботинок отвратительно хлюпнул затекшей кровью. Когда он выглянул в широкий коридор второго этажа, Курама чуть не подловил его: он выстрелил из тени колонны, покрытой замысловатыми граффити.

Однако Соске ожидал чего-то подобного и не попался: выглянул и тут же нырнул обратно, немедленно выстрелив в ответ. Рядом в бетон врезались пули, выбив яркие искры, воздух наполнился пронзительным визгом рикошетов.

Хотя противники находились на расстоянии, позволяющем разговаривать, не повышая голоса, им не нужны были слова. Ни тот, ни другой не пытались отвлечь внимание противника или оскорбить его – оба сосредоточились на перестрелке. Точная стрельба и быстрое перемещение.

Сражение – ничего больше.

Внимательно отсчитывая беспрерывно следующие один за другим выстрелы, Соске воспользовался моментом, когда противник замолк, чтобы поменять магазин, и сменил позицию. Курама выстрелил вдогонку, но слишком поздно, Соске уже снова укрылся между колонной и массивной бетонной подставкой для цветов и выстрелил оттуда.

Курама не ответил и растворился в полумраке, скрывшись из поля зрения. Кажется, он отошел вглубь коридора. Соске выглянул на мгновение, проверяя реакцию. Ее не последовало. Противник отступил. Соске начал преследование.

Они снова обменялись выстрелами, в мгновенных вспышках дульного пламени их силуэты на выщербленных стенах коридора казались кинематографическими монстрами, двигающимися рывками несинхронизированных кинокадров.

Курама снова сбежал.

Соске увидел издали, как его силуэт исчез в узком проходе, ведущем в сторону Арены, под трибуны и окончательно уверился в том, что его заманивают.

Следовать за демонстративно отступающим противником напрямую было слишком опасно. На открытой части Арены, среди амфитеатра, состоящего из рядов низких скамеек, видимость была прекрасной. Он бы ничуть не удивился, узнав, что там его ожидает снайперский выстрел из какого-нибудь укрытия. Если он собирался преследовать Кураму, у него не было другого выхода, кроме как выйти на Арену в таком месте, откуда открывался хороший вид, и которое было бы более-менее защищенным.

«Комментаторская кабина».

То место, откуда рефери судили, а конферансье комментировали ход матчей.

Соске повернулся и бросился к прочной металлической двери с надписью: «Вход только для служащих и имеющих разрешение». Он схватился за ручку и проверил – дверь была не заперта. Открыв ее, он увидел узкий коридорчик.

Только в этот момент Соске осознал, что действовал слишком неосторожно.

Его противником был Курама.

Отступая, он прекрасно понимал, что Соске не последует за ним по пятам, очертя голову, а станет искать обходные пути и выгодные позиции. Ситуация отличалась от той, что сложилась на пожарной лестнице между первым и вторым этажом чуть раньше. Там у Соске было больше вариантов, теперь пространство его решений сузилось. При условии, что он двигался осмотрительно, стараясь избежать ловушек и не подставиться под выстрел из засады, какой путь он мог избрать? Какую дверь?

Только эту.

Резкая волна по позвоночнику, посланная проснувшимся шестым чувством, заставила его отпрыгнуть назад от полуоткрытой двери. В тот же самый миг брикет пластита, поджидавший его на противоположной стороне двери, взорвался, выбив дверь вместе с косяком. Бледная вспышка. Металлическая дверь прыгнула Соске в лицо, заслонив все поле зрения. Удар пришелся в левое плечо, его снесло, как пушинку.

Мир завертелся перед глазами, а потом – следующий удар, теперь об противоположную стенку коридора. Отлетев от нее, и еще не растратив всю инерцию, Соске покатился по захламленному коридору, сшибая мусорные бачки так, что банки и бутылки дождем взлетели в воздух. Наконец, его тело замерло у противоположной стенки. В глазах плясали выжженные на сетчатке отсветы взрыва, а сверху саваном опускался белый едкий дым.

Курама поймал его.

Эта короткая мысль еще докручивалась в контуженной голове Соске, когда его тело уже автоматически пыталось подняться. Каждый мускул отозвался острой болью, но руки и ноги все еще были при нем. Если бы не митриловский пилотский противоперегрузочный комбинезон, изготовленный из прочного и устойчивого к огню полимерного волокна и оснащенным пластинами и чашками-протекторами, прикрывающими суставы и жизненно-важные органы, ему бы пришлось намного хуже.

Но даже и сейчас левое плечо не двигалось. Вероятно, оно было сломано или вывихнуто. Жгучая боль терзала тело при любом движении, обессиливающая слабость повисла на плечах неподъемным грузом. Он с усилием встал на дрожащие колени и, чтобы подняться, правой рукой тяжело оперся на автомат, который он так и не выпустил в полете.

Голова плыла и кружилась, перед глазами плыл туман. В ушах все еще перекатывались и гудели раскаты взрыва. Глядя вперед, он одной рукой поднял автомат, хотя не был уверен в том, что тот все еще может стрелять.

По ту строну дымного облака, подсвеченного отсветами каких-то горящих обломков, разбросанных по коридору, возник Курама. Приняв безупречную стрелковую стойку, он целился точно в грудь Соске. Единственное, что тот мог попытаться сделать – выстрелить в ответ, вскинув ставшее неподъемным оружие выше, практически без надежды опередить здорового и быстрого противника.

Курама выстрелил.

Тупой удар сотряс тело Соске. Пуля попала точно и пробила комбинезон – тот мог сопротивляться пистолетным пулям и легким низкоэнергетичным осколкам, но остановить пулю автоматической винтовки практически в упор был неспособен. На оштукатуренную стенку за его спиной брызнула кровь.

Падая, Соске гаснущим сознанием отметил еще несколько выстрелов, но даже не смог понять – попали ли в него следующие пули или нет.

Впрочем, первого попадания было вполне достаточно.

Все было кончено.

Перед глазами сгустился мрак, и последним, что почувствовал Соске, был шершавый бетонный пол под щекой. Он упал ничком и потерял сознание.

Курама не предполагал, что противник выживет после взрыва мины-ловушки, и был неприятно удивлен, когда Соске сумел подняться на ноги и попытался выстрелить в ответ.

Парень оказался живучим.

Всадив в Сагару Соске несколько пуль, Курама осторожно шагнул вперед, продолжая держать его на мушке. Он собирался поставить точку контрольным выстрелом в голову, но дым и пламя ограничивали видимость и мешали сделать это с той позиции, где он находился раньше.

Он был уверен, что первый выстрел был смертельным. Даже если бы Курама оставил неподвижно лежащего противника и ушел, тот должен был бы неминуемо умереть. Скорее всего – не приходя в сознание.

Но в следующий момент Курама замер на полушаге, почувствовав присутствие посторонних.

Пришелец был не один. Двое или трое, возможно, даже четверо. Более чем вероятно, их количество этим не ограничивалось. Их сопровождал почти не различимый шорох одежды – если бы он не был настороже, враги застигли бы его врасплох.

«Те самые парни».

Бойцы спецподразделения, которое атаковало блокпост Шефа в горах возле Мунамера. Получается, они последовали за ним сюда. Естественно, Курама не имел намерения сражаться с ними до победного конца, но проложить себе дорогу к отступлению было необходимо.

Времени у него оставалось прискорбно мало и шуметь в сложившейся ситуации – то есть стрелять – ни в коем случае не следовало. Оставив Соске на потом, Курама бесшумно сменил позицию. Первым делом он всадил пулю в плечо человека в черном комбинезоне, неосторожно высунувшегося на полкорпуса над ступеньками лестницы, ведущей с первого этажа.

Выстрел и последовавший за ним крик боли эхом разнеслись по широкому коридору. На лестнице мелькнул второй противник: согнувшись, он оттащил раненого назад, а Курама немедленно перебежал к южной стороне коридора и перед ним показались еще двое, подкрадывающиеся с другой стороны. Он выскочил неожиданно и поймал их в прицел быстрее. Навскидку срезал обоих.

Все решала скорость и опыт – реакция и рефлексы Курамы оказались на более высоком уровне.

Один человек в черном комбинезоне упал, не успев даже вскрикнуть, второй сумел выпустить ответную очередь из пистолета-пулемета. Но пуленепробиваемый плащ Курамы – точнее, замаскированный под плащ тяжелый бронежилет – без труда выдержал попадания маломощных пистолетных пуль. Отскочив, он умело добил противника второй очередью.

Убитый еще не успел повалиться на пол, когда Курама коршуном налетел на него и выхватил из разгрузки ручную гранату. Выдернув чеку, он немедленно отправил ее за угол поперечного прохода, где прятались новые противники. Оттуда донесся металлический звук удара – граната стукнулась о противоположную стену и отскочила дальше по проходу – потом рокот катящегося по полу стального яйца.

Донесшиеся проклятия и неразборчивые крики прервал резкий треск разрыва.

Влетев в затянутый клубящимся едким тротиловым дымом узкий проход, Курама безжалостно и точно расстрелял двух корчащихся на полу израненных противников.

Курама фыркнул коротким носом. Его лицо, каменное, словно у игрока в покер, не выражало ничего, но он был страшно зол на этих неизвестных врагов, которые сегодня уже дважды вставали на его пути. В самый неподходящий момент. Кураме хотелось выплеснуть накопившуюся ярость на них, перебить, а последнего взять в плен и заставить рассказать все – кто они такие, откуда, к какой организации принадлежат. Но времени не было. Не имея представления о том, сколько их, оставаться здесь было слишком опасно. Курама развернулся и торопливыми шагами направился обратно, его черный пуленепробиваемый плащ тяжело хлопал кевларовыми полами, словно мокрыми черными крыльями. Все, что ему осталось здесь сделать – дострелить для верности уже мертвого или умирающего Сагару Соске и покинуть это негостеприимное место.

Как ни странно, Соске не было там, где он его оставил.

В рассеивающихся облаках белесого легкого дыма он увидел лишь большое кроваво-черное пятно на бетонном полу. Поверженный, казалось бы, и неспособный двигаться противник исчез.

Нет, постойте. Чуть подальше виднелись кровавые отпечатки подошв. Человек направился куда-то неверными, петляющими шагами, шатаясь из стороны в сторону. Следы вели к большому мусорному контейнеру, который лежал опрокинутым возле угла коридора.

– Не может…

Вспышка выстрела вырвала из полутьмы смертельно бледное, бескровное лицо Соске, целящегося из автомата точно в него. Что-то тяжелое с размаху ударило в бок, заставив тело Курамы судорожно дернуться и откинуться назад.

Соске выстрелил снова. Семиграммовые автоматные пули пробили бронежилет, и засели в груди Курамы, ломая ребра и рассекая легкие.

Курама больше не мог устоять на ногах. Попятившись к стене, рухнул на колени и, выронив автоматическую винтовку, сполз в лужу крови, которая принадлежала Соске.

Дата добавления: 2017-01-14