Екатеринбург 2002 15 страница

Основное возражение против бихевиоризма состояло в том, что он не мог выражать живой личный опыт, а Лешли на это отвечал, что описание опыта ближе искусству, а не науке. На­конец, критик бихевиоризма Уильям Мак Даугол, использовав термин "робот", только что изобретенный Карелом Чапеком, в научно-фантастической пьесе "Россумовские универсальные роботы" /Р.У.Р/, задал вопрос: "Люди или роботы?"

Вовремя II Мировой войны Уотсон довольно неудачно служил в ар­мии, разрабатывая тесты для летчиков. В это же время он занялся новыми исследованиями. Условно-рефлекторными методами он изучал приобретение рефлексов детьми. Уотсон считал, что природа снаб­дила человека немногими безусловными рефлексами, и поэтому слож­ное поведение взрослого человека можно объяснить лишь тем, что он приобретает множество условных рефлексов.

Уотсон полностью от­рицал евгенику, считая, что не существует наследования способно­стей, таланта, темперамента, психической конституции и иных "хара­ктеристик". Например, он отрицал функциональную асимметрию. Он не мог найти структурных различий между детьми-левшами и праворукими. Праворукость он относил к социальному научению и полагал, что не будет вреда в переучивании левшей.

Переоценка роли среды выразилась в широко известной цитате из Уотсона: "Дайте мне дюжину здоровых детей и мой особый мир, чтоб воспитать их, и я гарантирую, что взяв одного наугад, и обучая его я сделаю его кем угодно на выбор: врачем, юристом, художником, торговцем и даже нищим и вором" (1930). Уотсон обратился к прию­там, чтобы доказать, что люди являются пластичным материалом, из которого ваяет общество. Наиболее известные его исследования "Ус­ловные эмоциональные реакции" (I920).

Уотсон проводил эксперимент на ребенке, известном как Альберт Б. Задача была доказать, люди рождаются только с немногими инстинктами: страхом, гневом, сексу­альной реакцией и что остальные эмоции являются условными верси­ями этих безусловных. В качестве безусловного стимула, вызывающе­го страх (безусловную реакцию), Уотсон выбрал громкий звук от удара молотка по железу. Этот стимул должен был напугать малень­кого Альберта. Уотсон соединил звук с условным стимулом - тряпичной крысой, с которой Альберт любил играть. Теперь, однако, когда Альберт прикасался к крысе, Уотсон бил по железу. После семи таких повто­рений ребенок обнаруживал страх только при виде крысы.

Уотсон за­явил, что ему удалось выработать условную эмоциональную реакцию, и утверждал, что его эксперимент является прототипом эмоциональ­ного научения нормальных людей в нормальной человеческой среде. Следует заметить, заявления Уотсона выглядят сомнительно, а его этическая позиция в эксперименте вызывает вопросы.

Уотсон, по крайней мере, был всегда последователен. Он влюбился в свою сту­дентку Розали Рейнер, вызвав скандал, который стоил ему кафедры в Университете Джонса Хопкинса в I920 г.. Он писал Розали, что "каж­дая его клетка по отдельности и все вместе принадлежат ей и что все его эмоциональные реакции положительно направлены на нее также как каждая сердечная реакция".

Уотсон всегда стремился к популяризации психологии. После изгнания из академии в I920 г. он стал первым современным популяр­ным психологом. Например, только в издательстве Харпер с 1926 по 1928 год выходили серии его статей о психологии человека с точки зрения бихевиориста. В этих статьях он изображал бихевиоризм как научную замену менталистской психологии и психоанализа. По мнению Уотсона в психоанализе было слишком мало науки, а традиционная психология сознания никогда не обладала правом называться на­укой. В популярных статьях Уотсон часто объединял менталистскую психологию с религией, утверждая, что ум и сознание пришли из церковной догмы Средних веков. Ум или душа по Уотсону - это то, при пошощи чего "церковники правили народом". Психоанализ был всего лишь заменой "демонологии" в науке. И через эти прочные стены рели­гиозных предрассудков наука вынуждена была пробиваться.

Уотсоновский бихевиоризм отрицал религию и моральный контроль за поведением. Он старался заменить их наукой и технологическим контролем поведения посредством бихевиористской психологии. Бихевиоризм уже был готов, чтобы соединиться с прогрессивизмом, поскольку у них совпадали интересы в рациональном контроле общества средствами науки, а бихевиоризм обещал стать такой техноло­гией.

Основные направления в бихевиоризме (I930-I950) К 1930 г. бихевиорализм стал преобладающей точкой зрения в эксперименталь­ной психологии. Термин, придуманный Уотсоном, возобладал и психологи называли эту новую точку зрения бихевиоризмом, признавая, что бихевиоризм выступает во многих формах. Пришло время cоздаватъ теории, предсказывающие и объясняющие поведение. Централь­ной проблемой будущих десятилетий стало научение. Функционализм рассматривал способность к научению как критерий ума животных, а развитие бихевиоризма лишь усилило его значимость. Научение было тем процессом, при помощи которого животные и люди приспосабливаются к среде, при помощи которого они получают образование и при помощи которого они могут изменяться в интересах социального контроля или терапии. В этом нет ничего удивительного, что последующий Золотой век теории психологии (1930-1950) будет золотым только для теории научения, а не для восприятия, мышления, груп­повой динамики или чего-либо другого.

Другое главное достижение этих десятилетий в экспериментальной психологии - это поиски научного метода. В 1930-х западные психологи обнаружили, что они обладают принципом для построения такого метода. Это был логический позитивизм. Позитивистская философия науки со держала то, что и хотели делать психологи. Этим определились це­ли и язык психологии грядущих десятилетий. В то же время, собст­венные оригинальные идеи психологов были лишь слегка затронуты логическим позитивизмом. Его влияние становится заметным только теперь.

Психология и наука о науке. К началу XX века оказались несо­стоятельными попытки позитивизма изучать только то, что поддается прямому наблюдению, исключая из науки концепции атома, электрона и т.д. Физики и химики обнаружили явления, подтверждавшие реальность атомов и электронов, поэтому позитивизм изменился. Его сторонники стали изучать ненаблюдаемые сущности, отказываясь от позитивистского стремления вычеркнуть метафизику из человеческого сознания или хотя бы из науки.

Этот новый позитивизм был назван логическим, потому, что объ­единял позитивистскую приверженность эмпиризму с логическим аппаратом современной формальной логики. Логический позитивизм был сложным и меняющимся движением, но его основная идея была проста Наука доказала, что она является самым мощным средством понимания реальности и получения знаний. Поэтому задача эпистемологии - объяснить, формализовать научный метод, сделав его пригодным для новых дисциплин и улучшив его использование учеными. Логический позитивизм начался в узком кругу венских философов сразу после I Мировой войны, но скоро превратился в мировое движение, направленное на унификацию науки.

У логического позитивизма было много аспектов, но два оказались наиболее важными для психологии. Это формальная аксиоматизация теорий и операциональное определение теоретических терминов. Согласно логическому позитивизму язык науки содержит два типа терминов. Основными являются обсервационные термины, которые от­носятся к непосредственно наблюдаемым свойствам природы: цвет, длина, вес, время и т.д.

Старый позитивизм настаивал на том, что наука должна содержать только наблюдаемые понятия. Логические позитивисты соглашались, что наблюдение образует фундамент науки, но признавали, что теоретические термины были необходимыми составляющими научного словаря, становясь объяснениями в добавление к описаниям природных явлений. Наука просто не могла обойтись без таких терминов, как сила, масса, поле, электрон. Проблема состо­яла в том, как создать научный теоретический словарь, исключив метафизические и религиозные термины. Логические позитивисты по­пытались тесно связать теоретические термины и базовые обсервационные, гарантируя их надежность.

Логические позитивисты доказывали, что значение теоретического термина следует понимать через процедуры, связывающие его с об­сервационными терминами. Например, "Масса" может быть определена как вес объекта на уровне моря. Термин, который не может быть так определен, должен отбрасываться как метафизическая чушь. Такие определения были названы операциональными дефинициями.

Логические позитивисты также утверждали, что научные теории состоят из теоретических аксиом, связывающих между собой теорети­ческие термины. Например, центральная аксиома ньютоновской физики P=MC. Эта теоретическая мысль выражает предполагаемый научный закон и может быть проверена построением предсказаний на основе этого закона. Поскольку каждый термин обладает операциональной дефиницией, можно провести опера­циональное измерение массы объекта, ускорить его до измеряемой скорости и измерить энергию, накопленную объектом. Если предска­занная энергия будет соответствовать измеренной в эксперименте, то аксиома подтвердится. Если значения будут различаться, то аксиома не подтвердится и должна будет пересматриваться.

С точки зре­ния логического позитивиста теории объясняют потому, что они мо­гут предсказывать. Объяснить событие - значит показать, что оно может быть предсказано на основе предшествующих обстоятельств в соединении в каким-либо научным законом. Поэтому для того, чтобы объяснить, почему ваза разбилась, когда ее уронили на пол, необходимо показать, что вес вазы (операционально определенная масса) и высота, с которой ее уронили (операционально определенное ускорение при земном притяжении) создают силу, достаточную для того, чтобы расколоть фарфоровую структуру вазы.

Логический позитивизм предлагал особый рецепт для исследований в любой области: Во-пер­вых, операционно определить теоретические термины, будь то "мас­са" или "голод". Во-вторых, выдвинуть теорию как набор теорети­ческих аксиом, из которых можно вывести предсказания. В-третьих, провести эксперимент, чтобы проверить предположения, и используя операциональные дефиниции, связать теорию и наблюдение. Наконец, пересмотреть теорию в соответствии с результатами наблюдений.

Операционистская революция утвердила притязания бихевиоризма на то, чтобы быть единственной психологической наукой, поскольку только бихевиоризм соответствовал операционистскому требованию о том, что теоретические термины могут определяться лишь путем связывания их терминами наблюдений. В психологии это означает, что теоретические термины не могут соотноситься с ментальными сущностями, а только с образ­цами поведения. Таким образом, менталистская психология становилась ненаучной, и должна была заместиться бихевиоризмом.

К концу 36-х годов операционализм стал догмой в психологии, а логический позитивизм являлся официальной психологической философией, по крайней мере в США, до 60-х годов.

Целенаправленный бихевиоризм Толмена. Хоть это и редко признается, центральной проблемой бихевиоризма было рассмотрение психических явлений без вовлечения ума. Наиболее либеральные бихевиоралисты иногда сохраняли ум в психологии как ненаблю­даемую причину поведения. Одним из таких психологов был Эдвард Чейс Толмен (I886-I959). Приехав в Гарвард в I9II г. он уже был бакалавром по электрохимии. Он прибыл в аспирантуру, чтобы изучать философию и психологию. Здесь он оказался вместе с ведущими философами и психологами того времени Перри и Холтом, Мюнстербергом и Йерксом.

Толмен подходил к проблеме ума, начав работу в Калифорнийском университете в 1918 году. Свидетельства ума были двух видов: интроспективное понимание сознания и очевидная разумность и целенаправленность поведения других людей. Толмен рассматривал "мускулизм" Уотсона как чрезмер­ное упрощение.

В целом Толмен предлагал такой бихевиоризм, который исключал ум и сознание из психологии, но сохранял цель и познание не как силы "загадочного" ума, выводимого из поведения, а как объектив­ные наблюдаемые аспекты самого поведения.

Бихевиоризм Толмена в сравнении с уотсоновским был молярным, а не молекулярным. С моле­кулярной точки зрения Уотсона поведение определялось как мускуль­ные реакции, вызванные пусковыми стимулами. Так что стратегия предсказания и управления поведением заклю­чалась в том, чтобы проанализирввать сложное поведение со стороны мельчайших мускульных компонентов, а затем психологически их интерпретировать. Толмен рассматривая поведение как целенаправленный процесс, изучал целые, интегрированные молярные акты. Например, согласно молекулярному подходу испытуемый, который научился отдергивать палец от электрода на звук, предшествующий удару током, научился особому обусловленному мускульному рефлексу. Согласно молярному бихевиоризму, он научился общей реакции избегания. Теперь, если повернуть палец другой стороной к электроду, то по Уотсону нужно вырабатывать новый рефлекс. Толмен же предсказывал, что испыту­емый будет немедленно избегать удара током, совершая движение, которому он не учился.

В 1920 г. Толмен писал, что мысли могут быть поняты с объективной точки зрения, как состоящие из внутренних представлений стимулов, отсутствующих в данный момент. Позднее, наряду с доказательствами того, что когниции присущи поведению, а не выводятся из него, Толмен (1926) говорил о созна­нии, что оно поставляет репрезентации, управляющие поведением. Говорить о когнициях и мыслях как внутренних представлениях мира причинно обусловливающих поведение, означает разрыв с бихевиоризмом потому, что среди причин поведения появляется нечто психическое. Разрабаты­вая свою систему, Толмен все больше уделял места концепции представления.

В 1934 г. Толмен посетил Вену, где оказался под большим влиянием логических позитивистов, особенно Рудольфа Карнапа, лидера Веского Кружка. Вскоре по возвращении он переформулировал cвой целенаправленный бихевиоризм, выразив его на языке логического позитивизма. Теперь он был готов к созданию бихевиористской ис­следовательской программы.

Поведение следовало рассматривать как зависимую переменную, вызванную средовыми и внутренними, но не психическими независимыми переменными. Конечная цель бихевиоризма в этом случае - описать форму функции "ф", которая связывает зависимую переменную (поведение) с независимыми переменными - стимулом, наследственностью, тренированностью, физиологическими состояниями, такими, как голод.

Поскольку эта огромная цель сразу не достижима, бихевиорист вводит "вводные переменные", которые соединяют независимые и зависимые переменные. Получается уравнение, которое позволяет предсказывать поведение при данных значениях независимых переменных. Молярный бихевиоризм определяет независимые переменные "макроскопически" -как цели и когниции, являющиеся характеристиками поведения, а в конечном счете, молекулярный бихевиоризм будет способен объяснять молярные независимые переменные "в точных неврологических и гормональных терминах".

В 1936 г. Толмен с учетом этих поправок назвал свой бихевио­ризм операциональным. Прилагательное "операциональный" отражает две стороны этого бихевиоризма. Во-первых, он определяет вводные переменные "операционально", как того требовал современный логи­ческий позитивизм. Во-вторых, он подчеркивает тот факт, что пове­дение - это в основном активность, посредством которой организм воздействует на среду.

Существуют два основных принципа операци­онального бихевиоризма. Во-первых, он предполагает, что конечная цель психологии - это предсказание и управление поведением. Во-вторых, эта цель может быть достигнута функциональным анализом поведения, в котором психологические концепции могут быть поняты как вводные переменные, определенные полностью операционально.

В работах 1935-6 гг. Толмен предложил классическую программу методологического бихевиоризма, однако, следует помнить, что он не заимствовал свою концепцию психологии у логических позитивис­тов. Их философия науки соответствовала тому, что Толмен уже про­думал и применил на практике. Его понятия независимой, зависимой и вводной переменной - это значительный вклад в язык психологии.

Еще большее значение имеет то, что Толмен отбросил свой операционизм ради психологического реализма. Согласно операционизму тео­ретические термины не относятся ни к чему. Это просто удобные пу­ти обобщения наблюдений. Таким образом, определением намерений голодной крысы будет ее видимая настойчивая ориентация по отношению к цели.

В своих более поздних работах (1948) Толмен говорит о когнициях как о психологически реальных сущностях. Та­ким образом, "когнитивные карты" - это представления среды, с ко­торыми крыса или человек сверяется, чтобы разумно двигаться к цели.

Наконец, интересно отметить, это Толмен иногда пытался прибли­зиться к математической концепции когнитивной науки. По Уотсону организм является машиной, в которой каждый данный стимул вызыва­ет определенную рефлекторную реакцию, подобно тому, как торговый автомат, получив монету, выдает продукт. Толмен предпочитал думать, что организм - это сложная машина, способная к различным приспособителъным реакциям. При одной приспособительной реакции данный стимул вызовет одну реакцию, при другом внутреннем состо­янии тот же стимул вызовет другую реакцию. Внутренняя приспособительная готовность может быть вызвана или внешним стимулом или "автоматическими изменениями внутри организма". Модель, о кото­рой мечтал Толмен в 1920 году, была компьютером, чьи реакции на ввод зависят от программирования и его внутреннего состояния. Подобно этому Толмен предвосхитил информационный подход к понима­нию ума, когда в 1948 году он описал ум как "комнату центрального управления, в которой входящие импульсы анализируются и обрабатываются в когнитивные карты среды".

Механистический бихевиоризм Халла. Кларк Леонард Халл (I884-1952) подобно многим, родившимся в XIX веке, потерял свою религи­озную веру еще в юности, а затем искал ей замену. Такую замену он нашел в математике и естественных науках. Увлечение математикой вначале подтолкнуло его к карьере горного инженера, но переболев полиомиелитом, он вынужден был изменить планы. Одно время он хотел стать священником Унитарианской церкви, но отказался от этого. По его признанию, он искал новые области, где бы философия соединялась с практикой. Это он нашел в психологии. Он начал с изучения и "Принципов" Джеймса. Он окончил курс в Мичиганском университете, где построил машину, демонстрирующую логику силлогизмов.

Он оставил след в психологии своими исследованиями научения. В аспирантуре он изучал научение у психически больных и попытал­ся сформулировать математические законы того, как они образуют ассоциации. Его докторская диссертация касалась формирования концепций и тоже была математизирована (I920). Несколько последующих лет он посвятил не связанным меж собой предметам. Это был гипноз, который Халл пытался улучшить, применяя "количественную методологию". Это было воздействие табака на поведение, для чего Халл изо­брел машину, через которую можно было курить, не вдыхая табачные вещества. Это были тесты способностей. Для них Халл изобрел маши­ну, подсчитывавшую корреляции между результатами различных тестов в тестовой батарее. Эти занятия утвердили его в мысли, что мышле­ние - это механический процесс, который может быть воспроизведен машиной. Паскаль ужаснулся такому озарению, но Халл посчитал его рабочей гипотезой.

Как и всякий психолог, Халл столкнулся с уотсоновским бихеви­оризмом. Сначала ему нравились нападки Уотсона на интроспекцию и призывы к объективности. Затем его оттолкнул догматизм Уотсона. Увлекшись гештальтпсихологией, Халл, будучи профессором в Вискон­сине, пригласил на год Курта Коффку. Резко отрицательное отношение Коффки к Уотсону убедило Халла не в том, что гештальтпсихология была верна, а в том, что уотсоновский бихевиоризм нуждался н улуч­шении средствами математики. Он называл это необихевиоризмом, то есть, бихевиоризмом, в основном связанным с воздействием количественных законов поведения и их дедуктивной систематизацией. В 1929 г. Халл переехал в Йельский университет, где и прославился как один из лучших экспериментальных психологов своего времени. Программа Халла состояла из двух компонентов. Во-первых, как мы уже видели, Халл был поклонником техники. Он был убежден, что машина может думать. Поэтому он пытался строить машины, способные к научению и мышлению. Первое описание такой машины появилось в 1929 году. Оно представляло собой "прямое приложение механики к новейшей психологии". "Научение и мышление - такие же необходимые функции живой протоплазмы как локомоции (движения по перемещению в пространстве)".

Около 1930 года Халл говорил: "Я пришел к определенно­му заключению, что психология это действительно естественная на­ука. Ее задача в раскрытии законов, количественно выраженных средствами ограниченного числа простых уравнений, при помощи кото­рых можно вывести поведение индивида и группы. Помня об интересе Халла к механике и математике, не следует удивляться тому, что он считал себя Ньютоном поведения. В середине 20-х он прочитал ньютоновские "Принципы" и они стали для него чем-то вроде библии. Он включал их в семинары, постоянно держал у себя на столе, они представляли для неге высшее научное достижение.

В нача­ле 1930-х Халл занимался и формальной теорией, и обучающимися ма­шинами. Публикуя все более математизированные описания сложного поведения, обещая производить "психические машины", способные мыслить и использоваться в качестве промышленных роботов. Однако, со временем, психические машины занимали все меньше места в его работе. Он опасался быть непонятым неспециалистами, кроме того он боялся, что его работе помешает университетское начальство, так же как это раньше случилось с его работой по гипнозу. В то же время, подобно Толмену и многим другим психологам, Халл по­пал под влияние логического позитивизма. Его формализм и сведе­ние психических процессов к физическим вполне согласовались с его собственной философией науки Халла. Он стал делать упор на мате­матическую теорию, считая ее лучшей пропагандой своих идей.

Этот поворот произошел в 1936г. Халл выделил центральную проблему бихевиоризма: учет ума. Он выделил те же признаки ума, что и Толмен - настойчивое поведение в достижении цели, хотя он выразил это совершенно по-иному, в виде механисти­ческих закономерных принципов поведения. "Сложные формы целена­правленного поведения будут обнаружены в основных сущностях теоретической физики, таких, как электроны и протоны".

Халл считал, что можно предсказать движение организмов, основываясь на наборе поведенческих законов, которые он назвал постулатами.

Основываясь на таких постулатах, Халл пытался показать, что целенаправленное поведение можно рассматривать механистически. По мнению Халла психология должна была расстаться с сознанием как со средневековым предрассудком. В отношении роботов он говорил, что если бы кому-то удалось создать механизм из неорганических материалов, обладающий адаптивным поведением, построенным на постулатах, то в этом случае с уверенностью можно было бы сказать, что такое адаптивное поведение было достигнуто чисто физическими средствами. В подтверждение своих предположений Халл продемонстрировал Американской Психологической Ассоциации одну из своих обучающихся машин. Поскольку Халл редко упоминал "психические машины" в дальнейшем, его тезис, ставший центральным в когнитивной науке, прошел незамеченным. В действительности механическая симуляция мысли была центральной в рассуждениях Халла и дала толчок для теоретических разработок, приобретших затем значительное влияние.

Подобно Толмену, Халл попытался выразить свои психологические воззрения в терминологии логического позитивизма. С начала 40-х годов он сосредоточил свои усилия на создании формальной дедуктивной количественной теории научения. Хотя психические машины остались позади, они продолжали играть эвристическую роль в мышлении Халла. Он конечно же не верил в цели и когниции подобно Толмену, но он был реалистом, верившим, что постулаты его теории описывали действительные нейрофизиологические состояния и процессы нервной системы живых организмов, человека или животных.

Он описал систему своих постулатов в серии книг. Первая из них "Математико-дедуктивняя теория заучивания" предлагала математическое понимание вербального научения. Теория заучивания была лишь приготовлением к основной его работе "Принципы поведения" (I943). Это одно из самых значительных психологических произве­дений, опубликованных в XX столетии. В книге сделана попытка объединить всю психологию под знаком формулы С-Р. Впоследствии Халл дважды пересматривал свою систему - в 1951 и 1952 гг. От Халла к Толмену. Целенаправленный бихевиоризм Толмена неизбежно вступал в конфликт с механистическим бихевиоризмом Халла. Толмен всегда верил в реальность цели и когниций. Халл напротив пытался объяснить цель и когницию как результат лишенного мысли механического процесса, описываемого логико-математическими уравнениями. В 1930-е. и 40-е годы Толмен и Халл играли в своеобраз­ный интеллектуальный теннис, поочередно доказывая свою правоту.

Несмотря на различную трактовку поведения, Халл и Толмен были

близки по целям: оба они хотели создать научные теории научения и поведения, приложимые по крайней мере, ко всем млекопитающим, включая и человека. Они шли к своим целям, экспериментируя на крысах и строя теории, полагая, что различия между человеком и крысой незначительны и что лабораторные результаты представляют природное поведение. И Толмен и Халл отрицали сознание как предмет психологии. Задачами психологии они считали предсказание, описание, и контроль за поведением. Они были бихевиоралистами. И, наконец, он находились под влияни­ем логического позитивизма, хотя пришли к нему через собственные теории.

И Толмен и Халл были признанными влиятельными психологами, но нет сомнения в том, что Халл имел большее влияние на развитие психологии, чем Толмен. Работая в Беркли, Толмен вселял в студентов энтузиазм по отношению к психологии и здоровое неуважение к наукообразию. Его работы написаны живым языком, полны интереса науке. Он считал, что работать следует для удовольствия. Он ни­когда не был систематичным теоретиком и вынужден был в конце концов признать себя "крипто-феноменологом", который проводил эксперименты, воображая себя в роли крысы, будучи уверенным, что крысы также умны и рассудительны как и он сам, поскольку они не машины. К несчастью все это означало, что хотя Толмен и мог вдохновлять студентов, он не мог обучать их систематическому мировоз­зрению, не мог создать свою психологическую школу. У него не было последователей.

У Халла последователи были. Вместо удовольствия он находил в работе тяжелый труд, создавая постулаты, выводя из них теоремы. Будучи скучными по форме, его идеи, тем не менее были систематичны и заражали студентов. Академическая ситуация для Халла была также благоприятной. В Йеле помимо факультета психологии у него был Институт Человеческих Отношений, привлекавший светлые умы из многих дисциплин. Например, теория социального научения выросла из семинаров в Институте Человеческих Отношений. У Халла был продолжатель Кеннет Спенс (I907-I967). Спенс сотрудничал в написании книг, продолжил теоретическую работу в 50-х годах, создал истинно позитивистскую версию необихевиоризма и обучил многих ведущих экспериментальных психологов в 50-60-х годах -"интеллектуальных внуков Халла".

Заключение. В конце 40-х годов мало кто из психологов называл себя бихевиористом, поскольку бихевиоризм представлял собой общую точку зрения и принимался большинством психологов. И только Толмен называл себя последовательным бихевиористом. Сам бихевиоризм принимал множественные формы, но тем не менее развивался. Например, необихевиористы резко отделяли себя от Уотсона и классического бихевиоризма, а Спенс пытался выработать общие символы веры, приемлемые для всех бихевиористов. В экспериментальной психологии зарождался новый радикальный бихевиоризм, который после II Мировой войны пришел на смену многочисленным направлениям.

Б.Ф.Скиннер, писатель, затем психолог в 1931 году начал работать ­над бихевиоризмом в духе Уотсона, но с новым набором концепций. До Войны Скиннера всерьез не принимали. В то время, как академи­ческие психологи разрабатывали бихевиоралистские подходы к про­блемам научной психологии, другие психологи занимались проблема­ми общества, и развитие психологии шло не по экспериментальной линии, а по линии прикладной.

Глава 12. Психология и общество (I9I3-I95Q)

После I Мировой войны интеллектуалы, общественные и политичес­кие лидеры увидели, что одного лишь разума недостаточно для того, чтобы достичь социального контроля. Это заставило обратить­ся к общественным наукам, особенно к психологии для того, чтобы разрешить многие послевоенные проблемы.

Ещё Джеймс отмечал напряжен­ность, существовавшую между психологами, занимавшимися наукой и практикующими. Эта тенденция в XX веке значительно усилилась.

В Германии XIX века психология была исключительно академичес­кой и находилась в подчинении у философов. В США дело обстояло иначе. Американские университеты не контролировались узким кру­гом академиков. Они были независимыми и развивали собственные традиции. Американцы ценили практрческий успех и были заинтере­сованы в социальном иличностном совершенствовании, а не в чистом знании. Естетственно, что психологи подчркивали общественную и линностную значимость своей дисциплины, а не её чисто научную ха­рактеристику.

Дата добавления: 2014-01-05