Часть 6. Лекция 34. История развития экономики

Непрерывный характер развития глобального социума[308] определяет относительность любой периодизации социально-экономического развития человечества. Но она необходима и не только в академических целях. Адекватная идентификация нынешнего этапа позволяет объективизировать национальную внутреннюю и внешнюю политику и за счет этого повысить ее эффективность. Так, например, в настоящее время во многих областях науки (в правовой, экономической, политической, социальной и иных) имеет место неопределенность. Следствием стереотипов мышления является утверждение о том, что, коль не изменились отношения собственности, то, стало быть, и в настоящее время в развитых странах имеет место капитализм. Но наличие весьма большого количества качественно новых социально-экономических явлений определяет использование термина «новое индустриальное общество[309]», определяет необходимость исследования его сущности. Требуется уточнение критериев вычленения того или иного этапа в развитии человечества, требуются ответы на вопросы о том, должен ли это быть один и тот же критерий, либо для каждого этапа социально-экономического развития имеется специфический особенный критерий; что общего у феодализма, капитализма и нового индустриального общества и чем каждый из этих этапов отличается друг от друга.

Изучение опыта социально-экономического развития человечества позволяет распознавать новые социальные патологии и находить эффективные способы и средства их нейтрализации. Исходным моментом этого развития было вычленение мира людей из мира животных, начало эволюции форм социальной самоорганизации. Таким началом была стая прагоминид[310].

6.1. Орда гоминид. Прагоминиды в мире животных физически были ущербны. У них не было когтей или клыков. Они не умели быстро бегать. Средством компенсации этой ущербности стало их существование в стае со взаимной помощью и солидарностью ее членов. Иерархическая структура стаи возникла как реакция на потребность в координации действий ее членов во время совместной охоты или при защите стаи от нападения, как условие, необходимое для обеспечения жизнеспособности и жизнедеятельности стаи. Стая прагоминид, будучи частью мира животных, существовала по законам, регулирующим жизнедеятельность стаи любых животных. Эти законы устанавливали жесткую иерархию взаимоотношений членов стаи, их субординацию, полное подчинение воле вожака, наличие у вожака абсолютной власти до тех пор, пока стая признавала справедливость и обоснованность его притязаний на эту роль, заботу стаи о подрастающем поколении; оказание помощи раненым и заболевшим членам стаи, оставление на произвол судьбы немощных и старых, самопожертвование для защиты стаи и другие правила поведения, выявленные этологами при наблюдениях за жизнью стай животных.

Стая прагоминид развилась в орду гоминид. Орда трансформировалась в род людей. Можно только предполагать то, каким был механизм функционирования и развития стаи в орду, орды в род[311]. Аналогия с современными примитивными сообществами аборигенов Южной Америки, Африки, Азии и Австралии весьма условна, потому что эти сообщества являются таким же результатом длительной эволюции, как и вся земная цивилизация.

6.2. Род был первичной биолого-социальной ячейкой, обладающей свойством целостности - «социальным атомом». Его целостность и жизнеспособность была условием и предпосылкой выживания входящих в нее людей. Частью целого - рода, был его член, не способный и не имеющий возможности к автономному, самостоятельному существованию. Другие рода признавали и уважали права равных им субъектов - родов. Бывший член рода, изгнанный из него, оставался без защиты силой и авторитетом рода, а потому обрекался на гибель.

Власть вожака (старейшины) рода была абсолютной. Однако его власть основывалась не только и не столько на его силе, сколько на согласии остальных членов рода признавать авторитет этой силы, обоснованность притязаний вожака на лидерство. В целях поддержания своего авторитета и подтверждения притязаний на лидерство вожак должен был вести себя в соответствии с ожиданиями членов рода, в соответствии с их представлениями о справедливости власти. Вожак обязан был делиться своей добычей и наделять частями общей добычи других членов рода.

При собирательстве плодов, ягод, грибов, кореньев, устриц, улиток, моллюсков и охоте на мелких животных и птиц каждый член рода сам потреблял собранное или добытое им, самка кормила своих детей. Общей добычей рода были крупные животные. Они были не коллективной собственностью сородичей, а собственностью рода в целом. Раздела добычи поровну между всеми членами рода никогда не было. А был раздел в соответствии со сложившимися в роду приоритетами его потребностей и рангом сородичей в иерархической структуре рода. Иерархическая организация рода, основанная на выдвижении на вершину иерархической пирамиды власто- и честолюбивых, но и одновременно наиболее достойных ее членов по критериям, жизненно важным для рода, обусловливала высокую степень его жизнеспособности, его способность эффективно решать проблемы своего выживания и воспроизводства, но в то же время определяла его консерватизм, отсутствие достаточных внутренних стимулов для социального развития - его социальную самодостаточность.

Эволюция орды в род происходила в течение примерно 100 тысяч лет (от более чем 100 тысяч лет назад до 10 тысяч лет назад. По-видимому, факторами, инициирующими развитие рода, были следующие. Накопленный опыт позволил прагоминидам установить, что для изготовления орудий труда годится не любой камень и ветка (или стволик) не любого дерева, а камни и деревья определенных видов. Месторождения камней и места произрастания деревьев локализованы определенными регионами - местами обитания определенных орд гоминид. Потребность в материалах для изготовления эффективных орудий труда инициировала сначала насильственный захват необходимого сырья, сопряженный, как правило, с большими потерями членов орды, а затем переход к более экономичному способу приобретения сырья - к товарообмену между ордами.

Охота как способ удовлетворения потребностей рода имела весьма неопределенный и случайный характер. Периоды изобилия сменялись долгими периодами голода, в течение которых одни рода вымирали, а другие значительно ослабевали. Накопленный опыт позволил людям от случайного эпизодического собирания ягод, плодов, корней, зерен, моллюсков перейти к целенаправленному их выращиванию в одних и тех же определенных регионах, что обеспечивало более надежное, более предсказуемое удовлетворение потребностей орды. Развивавшееся из собирательства примитивное земледелие, также как и собирательство, по традиции оставалось уделом женщин. Они накапливали информацию, связанную с обработкой земли и выращиванием растений, со сменой времени года и календарем, а также умение и практические навыки земледелия.

В процессе эволюции родов люди овладели огнем [312] и навыками обработки камней и дерева при изготовлении оружия и орудий труда.

6.3.1. В исторической ретроспективе внезапный переход человечества к земледелию имел характер неолитической революции [313], в результате которой человек стал выращивать фрукты и злаки, стали приручать и одомашнивать животных и птиц, производить и использовать несамородные металлы, керамику, стекло, ткани, несуществующие в природе. Были изобретены, стали производиться и использоваться такие орудия труда и оружие войны как лук и стрелы, лопата и соха, лодки, колесо, ткацкий станок, повозки. Одомашнивание все большего количества животных делало выгодным скотоводство. Возникают первые элементы письма. Позднее ничего равного неолитическим пшенице, рису, кукурузе, гороху, льну, хлопчатнику, сое выведено не было[314]. Рис, пшеница, кукуруза (маис) оказались на первом место в рационе всех народов и времен, хотя их было трудно и выращивать, и перерабатывать. Охотники и собиратели гораздо меньше зависели от капризов природы, их рацион был разнообразней и богаче земледельческого. Переход к земледелию определил резкий рост численности человечества и демографический взрыв. Охотники и собиратели стремились к рассредоточенной жизни и хозяйствованию, к постоянной смене охотничьих угодий и мест проживания, а земледельцы нуждались в оседлости. Переход человека к земледелию развивал у человека рассудок и терпение, вырабатывал привычку к труду[315].

Рода взаимодействовали друг с другом эпизодически.

Со временем в роду стали четко идентифицироваться и стабилизироваться кровнородственные связи. Формировался патриархальный род. Взаимоотношения сородичей, правила их поведения продолжали традицию орды. Они основывались на жесткой иерархии и ранжированности социальных позиций членов рода по степени их родства и половозрастным характеристикам, на беспрекословном подчинении главе рода. По мере социального прогресса, эволюции идеологии и других сторон духовной жизни рода эти традиции освящались религиозными предписаниями и запретами (о чем свидетельствует, например, - Ветхий Завет). В иерархической структуре рода позиционный уровень того или иного ее члена определялся его субъективными характеристиками (силой, ловкостью, храбростью, умением и другими). А в структуре патриархального рода на первый план выступали объективные обстоятельства рождения человека - родители и состав рода, время рождения, пол.

Динамичный, случайный, вероятностный, а стало быть - нестабильный характер взаимоотношений внутри рода замещался детерминированной стабильной упорядоченностью отношений в патриархальном роду. Иерархическая структура постепенно дополнялась родовой (а затем кровнородственной и свойственной) структурой взаимоотношений сородичей (родственников и свойственников). Позиционный уровень сородичей в иерархической структуре рода стал дополняться их местом в кровнородственной структуре. Власть временно признаваемого авторитета вожака замещалась бесспорной стабильной властью старейшины рода. Идентификация сородичами внутриродовых традиций способствовало стабилизации и фетишизации внутриродовых взаимоотношений, усилению рода и повышению его жизнеспособности. Выявление и стабилизация кровнородственных связей, произошедшая в период становления патриархальных родов, способствовали тому, что возник лествичный порядок наследования должности главы рода (от старшего брата к младшему брату, а затем к старшему сыну старшего брата),- удобный в условиях великого переселения народов, поскольку он позволял сохранять управляемость боем в случае гибели вождя.

Родовые традиции (традиционные нормы) стали первым видом правовых норм, известных человечеству. Они складывались в процессе развития того или иного рода. Это были правила поведения, основанные на первичности и целостности рода, на приоритете его интересов по отношению к интересам сородичей, на безусловном подчинения сородичей старейшине рода. По мере необходимости род сам изменял их.

Распределение в роду осуществлялось не поровну, не по потребности, не в зависимости от трудового вклада сородича и полученных при этом результатов, а исходя из позиции, занимаемой сородичем в структуре рода. Стремление занять более высокую позицию стимулировало высокие боевые качества сородичей, а система распределения обусловливала их низкую трудовую мотивацию[316].

Сородич был в безопасности, под защитой рода только на территории рода. Потребность в товарообмене обусловила необходимость выделения и признания родами коридоров и островов безопасности - дорог и выделенных затесями полян (кругов, площадей), пребывание в которых по торговым делам было безопасно для людей, принадлежащим к определенным родам. Родовая принадлежность фиксировалась тотемом - символом рода, тамгой - клеймом скота, татуировкой, раскраской лица и прической, особенностями украшений и покроем одежды и головных уборов, конструкцией и отделкой оружия и орудий труда. Идентификация человека с определенным родом гарантировала ему защиту авторитетом рода. Сородич был силен и защищен в той же мере, в какой был силен и авторитетен род.

Только род обладал право-, дее- и деликтоспособностью [317]. Род был субъектом права собственности на вещи и иное имущество рода. Род был субъектом, отвечающим за преступления, совершенные сородичами. Ущерб, причиненный жизни и здоровью, имуществу, чести и достоинству члена рода, расценивался как ущерб, причиненный роду (отсюда возник обычай кровной мести). Ущерб (убийство, увечье) члена рода было делом не двух отдельных лиц (пострадавшего и виновника), а делом двух родов, к которым принадлежали эти лица. Поэтому участниками споров были только роды, как первичные биолого-социальные ячейки. Сородич, не обладая право-, дее- и деликтоспособностью и правами собственности, не будучи субъектом уголовной или иной ответственности, был полностью бесправен. Его статус ничем не отличался от статуса раба[318]. По-видимому, пленники, захваченные родом, включались в его состав и, тем самым увеличивали его силу и жизнеспособность (либо приносились в жертву богам). Изгнание родом сородича лишало изгоя защиты и покровительства со стороны рода и обрекало его на рабство или смерть.

Гарантия безопасности торговцев (или путешествующих людей) и сохранности их имущества была общим делом всех родов. Обеспечение этой гарантии было обычным правилом поведения всех сородичей. Постепенно возникло обязательство каждого рода обеспечивать правопорядок на его территории, гарантировать безопасность любого свободного человека (не беглого раба и не изгоя) и сохранность его имущества.[319] Товарообмен и союзничество были новыми социальными явлениями, порожденными развитием родов, но не присущими ни стае прагоминид, ни орде гоминид. Поэтому традиционных правил их осуществления не было. Потребовалось создать обычаи (новые, обычные правила, нормы обычного права) товарообмена и союзничества[320].

6.2.2. Развитие меновой торговли завершилось социальной патологией. Пока перечень товаров, предлагаемых к обмену, и число их владельцев были небольшими, обмен осуществлялся без проблем. Увеличение количества товаров и их владельцев превратило обмен в неразрешимую проблему, поскольку при этом потребовалось выстраивать громоздкие цепочки обменных операций.[321] Возникающие в связи с обменом товаров трансакционные издержки, по-видимому, порой обесценивали сам товарообмен. Данная социальная патология была нейтрализована изобретением денег - использованием в качестве универсального товарного эквивалента вещей, общепризнанных в качестве наиболее ликвидных товаров.

Между родами могли возникать споры относительно прав пользования охотничьими угодьями, раздела военной добычи и другие. Споры решались советом родовых старейшин, представлявших собой роды. Общность происхождения способствовала мирному разрешению межродовых споров. Деятельность межродовых советов старейшин, межродовых рынков и военных союзов способствовала формированию обычных правил разрешения межродовых споров, правил товарообмена, формирования межродовой дружины и управления ею в походе и в бою, раздела и присвоения военной добычи. Повторяемость ситуаций и однотипность судебных решений способствовала использованию порядка, установленного однажды одним из первых решений, в качестве примера, образца для последующих решений.

В основном существование рода было самодостаточным. Основным хозяйственным занятием родов были примитивное земледелие и скотоводство. По мере развития производительных сил происходила специализация родов на производстве определенных товаров. Углублялось межродовое разделение труда. Росли объемы межродового обмена товарами. Происходила обусловленная этим дифференциация уровней жизни в различных родах. Росла производительность труда и способность родов прокормить большее количество людей. Повышалась стабильность и надежность удовлетворения потребностей рода в продовольствии благодаря переходу к целенаправленному земледелию. Это способствовало росту численности членов рода, повышению плотности населения Земли, делению родов и возникновению перенаселенности в отдельных регионах.

6.2.3. Перенаселенность создавала катастрофически большую антропогенную нагрузку на природные ресурсы. Примитивное земледелие имело следствием заболачивание или засоление земель. Использование деревьев и кустарников на топливо и их потрава домашними животными сопровождались опустыниванием земель. В сочетании с долговременными глобальными изменениями географо-климатических характеристик в тех или иных регионах планеты[322][323], следствием которых были экологические катастрофы, и другими факторами это способствовало возрастанию мобильности родов (а порой даже провоцировало ее), обусловливало их продвижение на новые территории - являлось импульсом «великого переселения народов» 8-10 тысяч лет назад.

6.2.4. Даже в условиях низкой плотности населения свободных земель не было. Любая подвижка одного рода была сопряжена с ущемлением прав другого рода на охотничьи угодья, пастбища и другие ресурсы. Рост численности сородичей и недостаточность ресурсов для их жизнеобеспечения или уменьшение ресурсного потенциала при той же численности сородичей обусловливали необходимость в перемене мест, вызревавшую внутри рода. Эта необходимость ликвидировалась в итоге неудачной межродовой войны, либо распространялась на несколько родов в силу ее идентификации ими в качестве собственной. Идентификация родами этой необходимости создавала импульс к движению; способствовала осознанию необходимости в координации действий родов, в объединении их военного потенциала; способствовала, таким образом, структуризации межродовых отношений. Мобильность родов способствовала формированию племен и их организации в ходе великих переселений народов в народ-войско (о чем свидетельствовало сохранение в городах должностей тысяцких, а в деревнях - сотских, сотников и десятских даже спустя тысячу лет после окончания переселений славянских и германских народов). «Великое переселение народов» способствовало слиянию родов и племен в «народ-войско», который вел кочевое хозяйство. Возникновение народа-войска сопровождалось появлением института выборных военных вождей; вече (курултая), состоявшего из родовых старейшин; возникновением обычных правил избрания вождя, ведения боя, дележа добычи, разрешения споров между родами, пользования пастбищами и водопоями и других. Обычаи стали вторым видом правовых норм, используемых человечеством.

Родственные роды, происходившие от общего рода - предка в результате его деления, взаимодействовали, осуществляя товарообмен и заключая военные союзы. Первоначально союзничество родов было эпизодическим явлением. Однако по мере увеличения плотности населения союзы родов стабилизируются, превращаются в племена. Подобная структуризация возникала также как реакция на расширение и стабилизацию межродового товарообмена. Необходимость военных походов, осуществляемых силами воинов нескольких родов, требовала общего руководства силами союзников и координации их действий.

6.3. Территориальная община. По завершению эпохи великих переселений народ-войско садился на землю. Кочевое хозяйство сменялось земледельческим хозяйством. Кочевой народ-войско превращался в оседлую территориальную общину, а род - в трех-четырехпоколенную большую семью. Род сужался до размеров семьи.

Жизнедеятельность семьи и взаимоотношения в ней еще долго регулировались традиционными родовыми правилами поведения, сохранялась жесткая структура семьи с абсолютной властью главы семьи и отсутствием права собственности членов семьи на имущество. Субъектом права собственности была семья. Раздел имущества семьи как первичной социально-биологической ячейки производится только в случае ее деления. Вне семьи, в роли субъекта, представлявшего семью и располагавшего правомочиями собственника ее имущества, выступал глава семьи. Только он был правомочен принимать решения и заключать сделки от имени семьи. Только он отождествлялся с семьей и участвовал в вече.

6.3.1. Территориальная община, образовавшаяся по завершению эпохи великих переселений народов, представляла собой предгосударственную социальную структуру, в которой были пока еще слиты воедино – в едином праве на землю будущие публичное право власти над землей и частное право собственности на землю. Община обладала публичным правом власти над землей, находившейся в частной собственности больших семей - ее членов и в общинной собственности.[324] В частной собственности больших семей находились пахотные земли, борти, охотничьи и рыболовные угодья. Они входили в состав их хозяйств - дворищ. Другая часть общинных земель (выгоны, покосы, леса) находилась в частной собственности общины в целом. Порядок пользования этими землями регулировался решениями общинного вече.

6.3.2. Взаимоотношения между родами в племени, между большими семьями в территориальной общине регулировались решениями собрания родовых старейшин, а затем глав больших семей (вече). Возникающая необходимость в изменении обычаев выявлялась собранием и удовлетворялась посредством коллективного обсуждения и формулирования нового обычая или изменений и дополнений в действующий обычай. Вече одновременно исполняло роль общинного суда.[325] С выделением (в качестве специализированной) судебной функции еще одним источником новых обычаев (изменений и дополнений к действующим обычаям) для территориальной общины были решения вече как общинного суда.

6.3.3. Право собственности больших семей на пахотные земли и угодья возникало из давности пользования ими, то есть - по субъективным основаниям. Захваты земель при переходе на оседлость, а затем их хозяйственное использование неизбежно порождали споры между большими семьями. Между представителями этих семей возникали ссоры - социальные патологии, связанные с присвоением пахотных земель и угодий и их использованием. Это сопровождалось расколом общины на враждующие стороны, способные уничтожить друг друга. Их вражда могла заканчиваться гибелью общины в целом. Выжили только те общины, которые смогли найти средства нейтрализации этой социальной патологии. Таким средством стали возникновение института собственности на землю, борти, рыболовные и охотничьи угодья, а также найм общиной дружины, состоящей из воинов - выходцев из других общин, принадлежащих к любым иным племенам и конфессиям (но только - не своим!). Память о возникновении этого института зафиксирована в "Повести временных лет" в виде легенды о призвании варягов.

6.3.4. Дружина во главе с выборным старшим дружинником (стоявшим во главе ее, на «кон у» - «кон язем», «кон унгом», отсюда - кн язь, кён иг, кин г), выполняя полицейские функции, обеспечивала правопорядок в общине.[326] Участвуя в розыске, дознании, следствии, судопроизводстве и исполнении решения вечевого суда, дружина предотвращала столкновение спорящих или ссорящихся больших семей и раскол общины на враждующие лагеря. Будучи независимой, а потому – объективной, «третьей» силой, дружина являлась средством «сдержек» и «противовесов».

Община выплачивала дружине плату (дань[327]), а также дополнительное вознаграждение за осуществление пыток в процессе дознания, за принятие присяги и ряд других услуг. Условия найма, размер и формы оплаты услуг дружины (дань) устанавливались договором (рядом, докончаньем). Со временем ремесло дружинника, а также должность князя становились наследственными. Происходила инверсия: выборы князя дружиной постепенно сменялись наймом дружинников князем. Упорядоченность процедур разрешения споров и решения вопросов, общих для общины, позволяла родам (а позднее - семьям), входящим в общину, взаимодействовать без насилия, ненужного и способного лишь приводить общину к самоистреблению. По-видимому, истребили себя общины, не осознавшие этого, не достигшие необходимого уровня самоорганизации.

6.3.5. Стариков Е.Н отмечал, что «Существующий в обществе обмен деятельностью (и распределение произведенного продукта) может проявляться в трех основных формах, являющихся одновременно и историческими типами экономической интеграции социума Это реципрокция, редистрибуция и товарно-денежный обмен».[328]

Реципрокция - это добровольное приношение продуктов (материальных благ и услуг) равноправным членам общества на основе подразумеваемых взаимных обязательств Реципрокция зародилась в эпоху присваивающего хозяйства. Она была основана на горизонтальности отношений и симметричности обязательств. Реципрокция возникала, прежде всего, между членами родов, позднее - между членами территориальных общин. Она способствовала появлению эмоциональной взаимной связи, которая устанавливалась и поддерживалась, пока функционировала реципрокция как материальное выражение этих связей. Реципрокция является одной из базисных форм человеческого общежития, лежащей в основе любой социально-экономической формации. На отношениях реципрокции основывается всегда и во всех странах домашнее хозяйство (оно дает в настоящее время до 40% дополнительного ВНП развитых страны).[329] Реципрокция имела место и во взаимоотношениях между государствами - в ХХ в. в форме «ленд-лиза» во время второй мировой войны.

6.3.6. Редистрибуция - это натуральное принудительное неэквивалентное изъятие деятельности и продукта центральной властью (сначала территориальной общины), их концентрация и последующее натуральное перераспределение в интересах власти. Редистрибуция предполагала деление общества на иерархически ранжированные статусные группы с неравенством в правах и обязанностях, с властью одних над другими. Редистрибуция была одним из факторов, способствующих возникновению протогосударства. К. Поланьи полагал, что «зарождающееся государство - в большей мере редистрибутивный аппарат, нежели орган обороны или классового господства[330]».

6.3.7. Третий тип циркуляции материальных благ и услуг — это товарообмен. Он зародился еще в первобытном обществе в виде меновой торговли. Товарно-денежный обмен — это добровольный, горизонтальный, эквивалентный обмен вещами (или вещными правами), способными удовлетворять потребности людей, между суверенными субъектами-товаровладельцами, облекающий отношения людей в безлично-вещную форму.

Реципрокция, редистрибуция и товарообмен длительное время сосуществовали, хотя на разных этапах развития цивилизации изменялось значение каждой из этих форм. На стадии архаичных родов во взаимоотношениях внутри рода преобладала реципрокция, между родами - обмен товарами. В период возникновения территориальных общин обмен мог иметь место лишь между разными общинами. Он всегда предполагал наличие разных вещей, удовлетворяющих разные потребности, противостоящих друг другу как товары. Одни и тоже вещи, производимые внутри данной общины, могли быть объектом реципрокции или редистрибуции, но не товарообмена. Товарообмен предполагает общественное разделение труда. Переходной ступенью от реципрокции к примитивному меновому товарообмену являлся обмен дарами. Первые торговые контакты между общинами всегда выступали как обмен подарками.

На периферии общин реципрокция постепенно превращалась в товарообмен, а внутри общин однородные вещи концентрировались в виде общинных фондов, предназначаемых на случай неурожая, а также для потребления на праздниках в религиозных целях, для обмена с другими общинами, для помощи нетрудоспособным и на прочие общинные нужды. Функцию централизованного сбора продуктов, его хранения и перераспределения выполнял старейшина общины – глава ее исполнительной власти. За этот управленческий труд он получал определенную долю собранного продукта. Ни о какой эксплуатации простых общинников речи пока не шло - отмечал Е.Н. Стариков.[331]

Более того, вожди всегда умирали бедными[332], ибо «имущество такого лидера было нечто вроде страхового банка для коллектива, а подношения ему - типом кредита. Накопление этого имущества требовало спорадического его потребления, которое обычно выражалось в форме раздач, особенно в экстраординарных случаях. Старейшина общины тем самым приобретал новое и чрезвычайно важное право редистрибуции. Редистрибуция первоначально унаследовала от породившей ее реципрокции эгалитаристские качества, но необходимость раздач порождала потенциальные возможности превращения редистрибуции из средства выравнивания имущественных различий в орудие установления социального неравенства.

6.4. Рабовладение в древних Греции и Риме. В территориальных общинах Древней Греции - полисах - их жизнеспособность обеспечивалась родами (большими семьями) посредством автаркии, экономической самостоятельности и самодостаточности.[333] Рода в своих домах, усадьбах и имениях стремились сами себя обеспечивать. Эта относительная самостоятельность родов Древней Греции не нарушалась. Между родом и полисом существовало разделение функций. В полисе имелось небольшое число общественных институтов. Существовала потребность в судах, обеспечении определенного порядка, осуществлении контроля над рынком, военной организации и мерах по упорядочению внешних сношений. Путем принесения жертв и устройства празднеств заручались благосклонностью богов. Требовалось проведение работ в городе и порту. Но расходы полиса должны были оставаться по возможности низкими. Афинские законы устанавливали, что свободный гражданин не платит прямых налогов.

Граждане обеспечивали жизнедеятельность полиса различным образом и лишь частично путем налогообложения. Все граждане, начиная с обладателей определенного состояния, должны были нести военную службу и вооружаться на собственные деньги. Обучение воинскому делу не требовало расходов. Иногда из кассы полиса выплачивались деньги на содержание войска во время военных походов, если те затягивались, что бывало крайне редко. В случае захвата военной добычи в ее дележе то, по-видимому, в той или иной мере участвовали все.

6.4.1. Аттика (и Афины) была разделена на 48 территориальных округов (навкрарий). Состоятельные люди каждой навкрарии снаряжали корабль с экипажем для охраны побережья и выставляли двух всадников на случай войны. Строительство или ремонт городской стены или сооружение храмов при отсутствии поступлений денег на это из экстраординарных доходов и пожертвований осуществлялось, по-видимому, за счет разовых целевых долевых отчислений от размера состояния (в общую кассу деньги не шли). Необходимый размер взносов устанавливал Совет (народное собрание) полиса.

Управление не требовало больших расходов. Должности были почетными. Они безвозмездно отправлялись представителями знати и частично включали в себя обязанности возмещать общинные расходы. Только низшие чины администрации, глашатаи, писцы, люди, занятые уборкой мусора, нанимались и получали заработную плату. В собственности полиса находились и рабы, расходы по содержанию которых ложились иногда на должностных лиц. Полицейские функции исполнялись чаще всего рабами, в основном - скифами. Воспитание детей полисом не финансировалось. Семьи сами нанимали учителей, врачей, певцов и музыкантов или покупали их как рабов. Полис Афины обычно платил вознаграждение за уничтожение волков. Наибольшие затраты требовались на проведение культовых мероприятий и приношение жертв (которые затем шли на угощение общины), организацию празднеств и торжественных миссий и т.п.

Средства на общественные расходы большей частью поступали от эксплуатации общинной собственности (например, земельных участков и порой – рудников), в виде таможенных пошлин, податей на иноземцев, налогов на продажу, судебных пошлин и штрафов. Когда этих поступлений не хватало, взимались налоги на доходы (в частности - от сельского хозяйства). Решения об этом принимались в зависимости от обстоятельств. Определенная часть налогов на доходы зачастую шла на содержание храмов. Кроме того, храмы получали доходы от эксплуатации своего имущества, продажи шкур животных, приносимых в жертву, и из других источников. Священнослужители знатного происхождения брали на себя различные культовые расходы, а на отдельные должности специально назначались самые богатые граждане. Храмы имели свои собственные кассы.

Богатство выставлялись напоказ, имели место случаи демонстративного расточительства. Поэтому полисом прилагались усилия, чтобы ограничить проявление излишней роскоши со стороны отдельных лиц. Тем самым пытались предотвратить возникновение общественного недовольства и повысить эффективность хозяйства полиса, направить честолюбие зажиточных людей на использование выставляемого напоказ богатства во славу богов и на благо полиса (образцом для подражания могли служить архитектурные амбиции тиранов). Соперничество семейств могло проявляться в деяниях на благо полиса. Самостоятельность и соперничество были взаимосвязаны между собой. Наряду со стремлением к власти было довольно четко выражено также желание превзойти других.

Во второй половине VI в. до н.э. в полисах возникли новые формы. В их политической жизни стали активно участвовать более широкие круги населения. Структура издержек полиса не изменялась. Через его казну на общественные нужды по-прежнему расходовалась лишь небольшая часть денег. Доходы города могли превышать его расходы, а разница распределялась между семьями полиса. В нем не могли быть удовлетворены многие притязания общинников, но они даже не возникали – ведь стремление олицетворять собой полис было сильнее желания получать что-либо от него.

6.4.2. Первобытный человек был тесно связан со своим родом. По мере разложения в роду кровнородственных отношений формировались отношения зависимости, в том числе и личной зависимости обедневших сородичей от родовой знати. На этой основе формировались отдельные социальные группы. По родовым традициям в условиях первобытной экономики захваченного пленника из другого рода (племени) уничтожали как лишнего едока, либо в качестве исключения принимали в род на правах сородича. Поворотным моментом в истории стали изменения в производстве, определившие возможность использования пленника на работах в целях получения прибавочного продукта, дополнительного к необходимому для поддержания его жизнеспособности. С этого момента пленников перестали убивать, их стали оставлять в живых как потенциальных работников. Это было экономически выгодно и гуманно. Рабство пленников было естественным для образа мышления, жизни и производства того времени. С точки зрения первобытных людей, живущих среди сородичей, человек вне рода, вырванный из него и оставленный в живых победителем, был «живым убитым» - существом, потерявшим свою личность, стоящим вне рода победителя, следовательно, полностью лишенным в этом роду каких-либо прав[334].

По отношению к бесправному рабу сородичи начинают постепенно осознавать свое превосходство, свою «свободу» как набор принадлежащих им как членам рода определенных прав. Чем сильнее укреплялись рабовладельческие отношения, тем полнее осознавалась сородичами «свобода» и составляющие ее права. Формирование отношений частной собственности, свободы и рабства происходило в сложных, длительных и трудных условиях замещения и преодоления родовых и общинных отношений, поскольку отношения кровного родства и общинной солидарности, будучи самыми естественными в человеческом обществе, обладают непреодолимой живучестью и никогда не могут быть уничтожены. Даже там, где рабовладельческие отношения господствовали, рядом с ними продолжали существовать родовые и общинные структуры.

Экономические и юридические аспекты рабства как формы абсолютной зависимости обосновывались общественным мнением и философами[335]. Безусловная власть одного человека над другим теоретически была невозможна, если оба они принадлежали к одному роду и исполняли одни и те же религиозные обряды. Возможная в этом случае зависимость смягчалась и размывалась рядом привходящих обстоятельств. Иначе было с чужеземцами, особенно пленными, которые говорили на других языках, почитали других богов, потеряли связь с родными. По отношению к ним юридическое полновластие дополнялось общественной моралью, уничтожались все преграды для реализации абсолютной власти рабовладельца и бесправия раба[336].

6.4.3. Рабская форма собственности формировалась внутри территориальной общины с ее единством права на землю, самоорганизацией и саморегулированием (внутри эллинского полиса и римской цивитас. В несколько модифицированном виде, но в целом оставшись неизменной, она продолжала существовать в муниципиях — основных социально-административных ячейках Римской империи. В любом полисе (цивитас) его территория состояла из общинной части земельного фонда ager publicus и частной собственности родов. Роды получили земельные участки как клер, закрепленный за ним полисом. Собственность считалась родовой (семейной). Земельный участок, полученный из ager publicus, купленный за деньги или приобретенный каким-либо другим способом (наследство), рассматривался правом в качестве собственности главы рода, затем семьи (ойкоса, фамилии), который имеет право полного распоряжения землей не сам по себе, а от имени и по поручению рода (семьи, ойкоса, фамилии). Римская фамилия была единством свободных членов семьи и рабов. Власть pater familias была одновременно властью господина и властью отца. Право частной собственности на землю ограничивалось условием, согласно которому все земельные участки родов могли обращаться лишь в пределах данного полиса. В эпоху Римской империи право римского гражданства было дано многим городам Средиземноморья, однако продажа земельного участка римскому гражданину, но не жителю данного муниципия затруднялась рядом ограничений.

Рабовладельческая частная собственность была одной из форм частной собственности, она предполагала абсолютную форму зависимости раба. Но она была обременена родовыми традициями и общинными обычаями и институтами. В условиях рабовладения закреплялась неограниченная власть собственника над личностью раба (основного работника) как субъективная сторона производственного процесса. Отношения рабства были прямо противоположны отношениям кровного родства. Развитие рабства разрывало и взрывало господствовавшие в родах традиционные отношения. Оно создавало условия для формирования отношений частной собственности. Закрепление права частной собственности на средства производства происходило, прежде всего, посредством закрепления права господина полностью распоряжаться личностью и рабочей силой рабов как важнейшей части производительных сил. Отношения частной собственности распространялись на другие области производства и жизни (орудия труда и средства производства, предметы труда, стада скота, землю) с разной степенью полноты, в зависимости от различия исторических, социальных, культурных и других условий.

Абсолютная зависимость рабов как полная реализация права частной собственности определялась требованиями античного производства и жизни. Без каких-либо юридических и моральных ограничений рабовладельцу предоставлялось право использования рабочей силы рабов, маневрирования массами рабов, рациональной организации труда и определения степени эксплуатации. Это способствовало развитию его инициативы, создавало стимулы совершенствования производства. Рабовладельцы, используя это право, эффективно организовали труд рабов, достигли успехов в сельском хозяйстве, ремеслах и торговле.

Экономическое единство работника, орудий труда и средств производства предполагало неограниченное распоряжение рабочей силой, включая не только рабочее, но и все время раба. Это позволяло увеличивать рабочий день до его физического предела. Юридическое определение раба как instrumentum vocale предполагало полное исключение его из сферы права как регулятора отношений между людьми, отрицание необходимости правового регулирования отношений рабовладельца и раба, абсолютное бесправие раба, отрицание его правосубъектности, рассмотрение его как объекта права. Однако развитие рабовладельческого производства заставляло законодателя регулировать разные стороны жизни и труда рабов не как субъектов, а как объектов права, регламентировать их положение как одну из частей имущества рабовладельца наряду с инвентарем, скотом и др. В памятниках права, отражающих кризис рабовладельческих отношений, содержатся нормы, регулирующие отношения в среде рабов (в сфере семьи, некоторые условные сделки, зачаточные формы наследования и т. п. Это предполагало рассмотрение рабов и как субъектов права. Однако и в этот период рабство и свобода рассматривались как противоположные, принципиально исключающие друг друга состояния.

Огромная роль непосредственных производителей в древнем обществе и производстве определялась, прежде всего, абсолютным преобладанием ручного труда и основанного на нем мелкого производства. Рабовладельческое производство генетически рождалось из него и также было основано на ручному труде. Рабство могло существовать только на основе мелкого производства и ручного труда. Рабовладельческое и мелкое свободное (или зависимое) производство сосуществовали и дополняли друг друга.

Особенности труда рабов (порабощение, полное бесправие, моральное уничтожение человеческой личности) тормозили всякую рационализацию вследствие незаинтересованности рабов в труде и их противодействия труду. Это было сложнейшей проблемой рабского производства. Поэтому в трудовом процессе первоочередной была задача организации рабского труда, а не совершенствования техники и технологии. Рабовладельцы (особенно в сельском хозяйстве Рима) достигли успехов в организации рабского труда, что способствовало некоторому совершенствованию технологии и техники. Прогресс в организации труда рабов (особенно в Римской империи) проявлялся в возникновении такой сложной формы производства, как мануфактура с ее разделением труда, но она в принципе не могла развиться в фабрику, поскольку на базе труда рабов машинное производство принципиально невозможно.

6.4.4. Рабовладельческие виллы. В эллинских полисах рабовладение развивалось на базе зевгитских хозяйств - хозяйств среднезажиточных земледельцев, обеспеченных собственной рабочей силой и замкнутых на собственное воспроизводство. В Спарте VI—V вв. до н.э. спартиат владел совокупностью самостоятельных илотских хозяйств, с которых он получал определенную долю дохода в виде сельскохозяйственной продукции. Подобным было крупное землевладение в VI—V вв. до н.э. в полисах афинского типа, где преобладали свободные общинники, свободное мелкое землевладение. Имущественное положение афинских граждан и их распределение по цензовым разрядам зависело не от величины земельной собственности, а определялось размерами их дохода в жидких или твердых продуктах. Поместья крупных афинских землевладельцев VI—V вв. до н.э. скорее всего представляли собой не единое централизованное производство, обеспеченное рабской силой, а совокупность нескольких относительно небольших участков, может быть, расположенных в разных местах полиса и сдаваемых в аренду, либо обрабатываемых на иных условиях. Такая структура афинского землевладения должна была переживать внутренний кризис по мере того, как укреплялось правовое и имущественное положение граждан, росло их самосознание, увеличивалось богатство афинского полиса (оказавшегося во главе обширного Морского союза), упрочивалась система афинской демократии с ее политикой материальной помощи бедным гражданам, интенсивно развивались городская жизнь и ремесла. Резко возрастала численность городского населения, потерявшего связь с сельским хозяйством, а следовательно, увеличилась и потребность в сельскохозяйственной продукции. Но укрепление имущественного и социального положения средних и мелких земледельцев лишало крупных землевладельцев источников рабочей силы, необходимой для обработки их участков. Создавались условия для появления нового типа хозяйства, отличающегося от крестьянского ойкоса - товарной рабовладельческой виллы. В Афинах в V в. до н.э. требовалась дополнительная рабочая сила, которая могла быть только рабской. Постоянные военные столкновения, многочисленные войны сицилийских и южно-италийских греков с Карфагеном, местными племенами и между собой имели следствием обильные поставки рабов на региональные рынки.

Централизованная рабская обработка земли в силу эффекта простой кооперации была более выгодна и рентабельна, чем мелкое хозяйство свободных крестьян, несмотря на их более высокую индивидуальную производительность.

Развитие аграрных отношений в Италии IV—II вв. до н.э. шло по тому же пути, по которому прошли греческие полисы в VI—IV вв. до н.э. Только размах и глубина этого развития в Риме были на порядок больше, чем в греческом мире. Большая часть провинциальных земель в эпоху империи была объявлена государственной. Это тормозило развитие права и отношений частной собственности на землю. Однако массовая раздача земель при выведении колоний, при организации муниципий уменьшала государственный земельный фонд - раздаваемые участки квалифицировались как частная собственность. Происхождение земли из государственного фонда определяло правовые ограничения на ее реализацию. Крупная земельная собственность сенаторов не рассматривалась как полная и неприкосновенная. Частые конфискации сенатских состояний императорами, сложившийся обычай включать императора в число наследников можно квалифицировать не только как насильственные противоправные действия, но и как реализацию государством публичного права власти на землю. Существовали и другие ограничения права частной собственности на землю (например, принцип необходимой обработки земли и др.).

В Италии вплоть до III в. до н.э. господствующим типом было крестьянское хозяйство размером 20—30 югеров (5,0 — 7,5 га), в котором трудился владелец и вся его семья. Также как в Греции в раннем Риме крупное землевладение было совокупностью участков, зависимых от владельца, в пользу которого шла определенная часть урожая. Суровое долговое право, зависимое положение плебеев, традиционный обычай клиентелы создавали благоприятные возможности для существования такой структуры.

Ззаконодательством Лициния—Секстин (367 г. до н.э.) был введен термин villa, утверждено крупное землевладение, закреплен статус земельного владения в 500 югеров как частной собственности. Были установлены гарантии крупного землевладения, созданы условия для его распространения. Отмена долгового рабства в 326 г. до н.э. среди римских граждан сократила до минимума внутренние источники рабов, питавшие архаическую структуру крупного землевладения, и ориентировало собственников поместий (до 500 югеров) на использование рабочей силы рабов, получаемых из источников, внешних по отношению к Римской общине. Реализации этих условий способствовали интенсивная урбанизация Италии во II—I вв. до н.э., превращение итальянских городов в ремесленные центры с многочисленным населением и активная завоевательная политика римлян, сопровождавшаяся массовым порабощением пленных.

Основными подразделениями товарной рабовладельческой виллы были villa (усадьба) — организационный и хозяйственный центр поместья, fundus (praedium) — земельная территория, на которой велось хозяйство, и instrumentum — оборудование, состоящее из instrumentum mutum, instrumentum semivocale (скот) и instrumentum vocale (рабы). Единство villa, fundus и instrumentum создавало хозяйственный комплекс и юридический статус поместья. Оно во всех его структурных частях стало полной частной собственностью персонально его владельца, но не его рода (семьи). Земельная собственность в поместье утратила родовой (семейный) характер. Поместье перестало быть собственностью рода (ойкоса, фамилии). Напротив, фамилия как и земля, стали собственностью главы фамилии как ее господина.

Поместье отделялось от соседних имений и юридически, и территориально. С экономической точки зрения полная правоспособность владельца, отделенность его поместья от соседей, определение границ как дорог, позволяющих связать имение с городом, не ущемляя соседей, развязывали его хозяйственную инициативу, создавали благоприятные условия для организации производства любого масштаба и разной степени рационализации.

Во II в. до н.э. — I в. н.э. росла товарность производства в римском сельском хозяйстве, существовала широкая торговля основными продуктами питания (вином, хлебом, маслом, мясом). Типичная вилла была связана с рынком, но не всеми своими сторонами. Лишь одна из отраслей, основная по удельному весу, ориентировалась на рынок. Из имения были выделены ремесла. Ремесленная продукция доставлялась из внешних по отношению к поместью источников. Хозяин стремился обеспечить рентабельность ведущей отрасли и возможность ввоза и вывоза ее продукции. Усилившиеся связи имений с рынком создавали благоприятные экономические и психологические условия для увеличения продукции, роста рентабельности, повышения производительности труда рабов.

Виллы специализировались в основном на производстве и переработке сельскохозяйственной продукции. Однако такое разделение труда не абсолютизировалось. Специализация хозяйств на одной или двух отраслях позволяла более полно использовать конкретные условия и рационально организовать производство. Подавляющее большинство таких хозяйств кроме ведущей отрасли имело и другие. Специализация не предполагала отсутствие других отраслей и не превращалась в монокультуру: одна отрасль становилась ведущей, главной, при сохранении многоотраслевой основы. Выбор отрасли специализации определялся конкретными природными и экономическими обстоятельствами. Наличие многих отраслей в подобных хозяйствах позволяло обеспечивать собственной продукцией рабочий персонал поместья и городской дом его владельца, не прибегая к услугам рынка, и тем самым обеспечивать относительную автаркию хозяйства в целом. Ведущая (по удельному весу и объемам получаемого урожая), ориентированная на рынок отрасль обеспечивала владельцу денежные поступления для приобретения на рынке предметов роскоши и ремесленных изделий. Таким образом, специализация в поместьях была неполной и неглубокой, в организации хозяйств имело место своеобразное сочетание натуральных и товарных принципов, большая часть получаемой продукции распределялась и потреблялась непосредственно в ойкосе рабовладельца, меньшая часть приобретала товарный вид.

Связь виллы с рынком была основой ее экономики, она определяла ее структуру. На рынок вывозилась практически вся продукция ведущей отрасли (и излишки остальных), с рынка приобретались ремесленные изделия, одежда, большая часть инвентаря, рабочая сила. Развивающиеся города Италии, а затем и провинций империи (особенно в ее западной части), увеличивающееся городское население нуждалось во всех продуктах питания: хлебе, вине, масле, мясе, овощах. На улицах и в лавках небольших италийских городов торговали изюмом, виноградом, вином, маслом, оливками, пшеницей, ячменем, фасолью, овощами, мясом и многими другими товарами.

Товарное поместье производило продукты (например, вино, масло) и реализовало их на рынке в соседнем городе, либо производило продукты на вилле и здесь же продавало его скупщику, переправлявшему затем продукт на городской рынок собственными силами, либо продавало урожай на корню скупщику, который своими силами собирал урожай, приготовлял продукт, транспортировал его в город и реализовывал на рынке. Преобладание той или иной формы определялось местной конъюнктурой, потребностью городского населения в продукции, урожайностью, колебаниями цен, состоянием дорожной сети. Для самостоятельной реализации продукции на городском рынке, обычно отстоявшем на несколько десятков километров от поместья, требовался дополнительный транспорт и штат торговцев. Рекомендовалось устраивать хозяйства около оживленной дороги или на берегу судоходной реки. Римляне обращали пристальное внимание на состояние дорожной сети. Римские дороги имперского значения имели не только военные и административные функции, но и торговые. В каждой области, в каждой муниципии создавалась разветвленная дорожная сеть, которая связывала буквально каждое поместье с местным городом или областным центром. Система римской центуриации в законодательном порядке рассматривала все границы (начиная от границ самых мелких участков до основных планировочных осей – cardo decumanus) как дороги, так что территория колонии была покрыта густой паутиной дорог разного вида.

Торговые связи между виллами и городами облегчались усовершенствованием денежного обращения, достигшего особой интенсивности в период расцвета вилл. В виллах не менее половины продуктов производили нетоварные отрасли. Регулярные товарные связи виллы устанавливали лишь с соседним ближайшим городом. Связи с другими городами были спорадическими и играли вспомогательную роль[337]. Кроме вилл, существовали крестьянские хозяйства с мелким землепользованием и латифундии с натуральным производством, продукция которых редко вывозилась на рынок. Товарные поместья были ориентированы на получение прибыли в денежном выражении, поэтому проблема их доходности была в центре внимания.

Товарная специализация поместий определила высокий уровень агротехники и производства с известной двойственностью в организации производства. Наличие ведущей отрасли, ориентированной на рынок, заставляло владельца обеспечивать конкурентоспособность продукции на рынке, прежде всего - должное качество. Для получения качественной продукции необходимо было применять высокую агротехнику, эффективную технологию и орудия труда, использовать квалифицированную рабочую силу[338]. Сравнение античного уровня сельскохозяйственной техники с предшествующим (с уровнем техники восточных стран и греческих полисов) выявляет существенный прогресс[339]. Появление и распространение новых орудий совпало со временем наибольшего утверждения рабского труда в Италии и Галлии, с расцветом рабовладельческих отношений. Владелец имения был заинтересован в том, чтобы с меньшим рабским персоналом обеспечить нормальный ход работ. В условиях наличия ограниченного числа рабов, обслуживающих поместье в течение всего года, и необходимости набора дополнительной рабочей силы на период срочных летних работ сокращение постоянного рабского персонала и улучшение качества работ за счет более совершенных орудий труда было не только экономически выгодным, но и облегчало организацию труда, уменьшало опасность, связанную с сосредоточением большого числа рабов в пределах одного хозяйства. Новая агротехника зерновых позволила поднять общий уровень их урожайности в Италии к I в. н.э. Техника и передовые технологии были возможны только в товарных виллах, а не в мелких хозяйствах. Тем не менее, технические нововведения были мало распространены. Организация вилл позволила окультурить и ввести в сельскохозяйственный оборот новые земли, в т.ч. ранее считавшиеся непригодными (лесистые, заросшие кустарниками, каменистые, болотистые, песчаные, глинистые).

Продукция других отраслей не шла на рынок, поэтому для них не так актуальна была проблема качества, а стало быть, и применения передовой агротехники, требовавшей больших затрат и применения квалифицированной рабочей силы. Эти отрасли поддерживались на среднем, обычном уровне: вносилось меньше удобрений, менее тщательным был уход, применялась не трехкратная, а двукратная вспашка, ниже была квалификация работников. Таким образом, в одном и том же хозяйстве сосуществовали передовая технология и традиционные методы, т.е. наблюдался двойственный характер агротехники, связанный с особенностью специализации, выделения одной товарной культуры из всех других. В целом товарная рабовладельческая вилла, несмотря на этот дуализм, была передовым для того времени хозяйством.

В Древнем Риме существовало общее разделение труда на такие отрасли производства, как земледелие, скотоводство, ремесло, торговля. Владельцами товарных вилл при организации рабского труда использовались почти все преимущества простой кооперации в сельском хозяйстве. В вилле экономились средства труда. Рабы часто портили орудия труда, поэтому в поместье необходимо было иметь двойной их комплект. Большая часть орудий труда, в том числе все железные, покупалась на рынке, поэтому относительное сокращение их количества уменьшало общие затраты. Использовались элементы сложной кооперации, в частности специализации как среди разных поместий, так и внутри отдельных хозяйств. В римском сельском хозяйстве II в. до н.э. — I в. н.э. существовало и частное разделение труда: в земледелии специализация отдельных хозяйств, например, на виноградарстве, оливководстве, возделывании зерновых и т. д., а в скотоводстве — на разведении крупного и мелкого рогатого скота, свиноводстве, птицеводстве и т. д. Степень частного разделения труда была ограниченной. Вилла была многоотраслевой, в целом натуральной, и лишь одна из отраслей резко выделялась по своему удельному весу, была преобладающей. Но даже неполная специализация совершенствовала производственный процесс. Более сложным было разделение труда внутри поместья, определяемое единичным разделением труда в земледелии, производным от частного разделения труда. Специализация товарных вилл определялась специализацией занятых в них работников. Рабы в виноградарстве (по меньшей мере часть их) по характеру труда, нормам выработки, приобретаемым знаниям отличались от рабов, занятых в зерновом хозяйстве, в скотоводстве.

На каждой вилле имелся постоянный персонал рабов, который обеспечивал весь производственный цикл от подготовки почвы к посевам и посадкам и до уборки урожая в закрома и хранилища и первичной переработки продукции. Основные работы годового цикла обеспечивались трудом постоянного контингента рабов, его организация находилась в центре внимания владельца поместья. Он должен был правильно определить численность рабочей силы. Ряд работ в поместье выполнялся дополнительной рабочей силой, в т.ч. свободными батраками, издольщиками, колонами. Их доля в трудовых затратах достигала 25 %.

6.4.5. Колоны издавна жили в поместье (assiduos colonos). Между ними и хозяином устанавливаются долговременные отношения. В дни жатвы, сбора винограда или оливков, при сенокосе приглашали свободных наемников и батраков. Роль дополнительного (особенно зависимого) труда в товарной рабовладельческой вилле I в. н.э. усиливалась. Это было вызвано иссяканием источников поступления рабов в связи с завершением эпохи победоносных войн Империи с варварской периферией. Приглашение наемной силы или арендаторов для выполнения сельскохозяйственных работ, позволяло собственнику поместья довести состав постоянной части фамилии до минимума и рационально построить хозяйство. Поэтому рекомендовалось покупать имение в здоровой местности, где имелось много работников.

Общая величина рабов в фамилии была весьма велика. В ней были рабы, закованные в кандалы, и незакованные. Рабы разделялись на десятки во главе с деканами (десятниками) — мониторами (надсмотрщиками). Рабская администрация в фамилии включала прокуратора, вилика, актора, магистров, мониторов, эргатуляриев, остиариев. Каждый из представителей рабской администрации имел семью, поэтому на вилле имелось некоторое количество женщин и детей. Рабская интеллигенция и прислуга находились в ином привилегированном материальном, бытовом и социальном положении, чем жестоко эксплуатируемые на товарных виллах сельские рабы, и вряд ли разделяли их надежды и протест. Они были скорее опорой рабовладельцев, чем союзником сельских рабов. Известны полувоенные формирования из рабов, которые создавались римскими магнатами, например Цезарем, Милоном, Гнеем Помпеем и др. Общая численность постоянного персонала рабов варьировалась вследствие разнообразия местных условий, величины поместий и методов возделывания.

Раб как работник был одним из самых ценных орудий производства наряду с инвентарем и скотом, и даже более ценным, чем они. Хозяйский рационализм требовал проявлять постоянную заботу о том, чтобы говорящие орудия функционировали нормально и не выходили из строя раньше срока. Купить раба на рынке, заплатив за него немалую сумму, а затем уморить его голодом или довести до болезни и потери трудоспособности было не в интересах господина[340].

Относительное спокойствие рабов как говорящих орудий достигалось рядом способов и средств. Так, усадьбы поместий были архитектурными сооружениями закрытого типа, в которых рабы содержались на казарменном положении. Помещичья усадьба была не только хозяйственным и административным центром имения, но и крепостью-тюрьмой[341].

Женщин на виллах было очень мало. В I в. н.э., видимо, большинство рабской администрации получило возможность более или менее нормальной жизни с подобием собственного хозяйства, выделенного в пекулий. Такая квазисемья начинала жить своим квазихозяйством. Этим правом пользовались вилики, акторы, магистры, мониторы. Господа поощряли их семейную жизнь путем отпуска на свободу их плодовитых подруг (но не самих мужей, которые продолжали оставаться в рабстве). Хозяин извлекал из этого выгоду: обеспечивая преданность и усердие поместной администрации. Взамен фиктивно свободной рабыни (отец ее детей оставался в рабстве, поэтому она продолжала жить в том же имении на прежнем положении) господин получал трех новых рабов, которых воспитывали их родители-рабы из своего скудного пайка. Рабская администрация в I в. н.э. сильно выросла, поэтому на виллах увеличилась численность женского и детского населения.

Дополнениями к жилищам-каморкам рабов были деревенские кухни, где рабы проводили значительную часть своего досуга и рабочего времени (при работах в темное время суток), и бани, в которых они мылись. Жилищные условия сельских рабов соответствовали общему духу хозяйства виллы. Для них характерны рационализм, обеспечение высокой степени эксплуатации, направленность на принуждение к труду, разделение рабов на группы согласно квалификации работников на рядовой состав и администрацию и, если можно так выразиться, сносные условия повседневного существования, создающие предпосылки для постоянного и интенсивного труда на благо хозяина.

Для рабов создавались такие условия труда и жизни, которые максимально увеличивали рабочее время и низводили до минимума время, используемое для нужд самого работника. Раб должен был работать или спать. Все время раба, кроме сна, рассматривалось как рабочее время. Одним из условий для реализации этого было лишение рабов семьи и казарменное положение основной их массы.

Для основной массы работников не имелось достаточного количества женщин - потенциальных супруг, с которыми они могли бы создать более или менее устойчивые семьи с воспитанием детей. Система распределения продовольственных пайков, одежды и обуви, приготовление пищи, жилые каморки исключали семейный быт даже при всей условности и известной кратковременности брачных отношений в рабской среде. Повседневная жизнь рабов предполагала холостой быт находящихся на казарменном содержании мужчин, которые жили и работали организованно и по команде. Ранним утром они выходили из виллы на работу, вечером организованно возвращались, принимали горячую пищу, приготовленную на кухне, и отправлялись спать в каморки, где жили по 2—3 человека в каждой. Система каморок была расположена так, что все их обитатели находились под взаимным присмотром в течение всего периода пребывания на вилле. Быт рабов, не закованных в цепи и живущих в каморках, мало чем отличался от жизни рабов-колодников, которых запирали на ночной сон в эргастуле. Лишение рабов семьи, подбор холостых мужчин-рабов и перевод их на казарменное положение позволяли собственнику виллы увеличивать их рабочее время до максимальных границ.

Общество, государственная власть, религиозно-философские воззрения и общественное мнение не вмешивались в отношения между господином и рабом. Хозяин устанавливал величину рабочего дня по своему полному усмотрению, доводя его до физических пределов. Рабы должны быть всегда в работе — летом в поле в течение всего длинного дня, а если погода дождливая и работать в поле нельзя, то рабам имеются дела в усадьбе.

Потеря раба наносила убыток, с которым считались. Поэтому на вилле выделялось под лечебницу особое помещение – valetidunarium, имелся раб-медик[342].

В целях обеспечения порядка и спокойствия рабов виллы рекомендовалось соблюдать один из основных принципов: рабам не должно быть плохо, они не должны мерзнуть и голодать [343].

Однако интенсивный труд быстро истощал силы и здоровье работавших на сельских виллах рабов. Закон Элия—Сентия 4 г. н.э., изданный по инициативе императора Августа, устанавливал возрастную границу в 30 лет, до достижения которой отпуск на свободу рабов был сильно затруднен рядом юридических барьеров, после 30-летнего возраста, напротив, он был предельно облегчен и как бы поощрялся. Установление возрастной границы в 30 лет было не случайным, а определялось исчерпанием возможностей эксплуатации сил и способностей раба к 30 годам. Работа раба как полноценного работника начиналась с традиционного римского совершеннолетия, т.е. - с 16 лет. Обычный срок работы невольника в Риме продолжался с 16 до 30 лет. В зависимости от различных обстоятельств (индивидуальных особенностей, характера труда, степени хозяйской заботы, пребывания в городе или сельской местности и т.п.) могли быть отклонения.

Степень интенсивности труда рабов в виллах возрастала с развитием в них товарных отношений. При господстве натуральных отношений масса продукта, производимого невольниками, ограничивалась потребностями рабовладельца и его семьи. При возникновении товарных отношений с вывозом части продукта на рынок эксплуатация рабов достигает максимума. Доходность товарных вилл, рациональная организация их хозяйства достигались за счет перенапряжения сил рабов. Система интенсивного труда рабов могла эффективно функционировать лишь при постоянной и довольно быстрой замене быстро дряхлеющих работников свежими, получаемыми из внешнего по отношению к данному хозяйству источника. Пока это поступление было постоянным, рабовладельческие виллы обеспечивали производственный процесс. Когда источник пополнения рабочей силы испытывал перебои или иссякал, система товарных вилл вступала в кризис. Воспроизводство рабочей силы было одним из самых уязвимых мест экономики товарной рабовладельческой виллы.

Роль рабского труда в общей обработке имения в I в. до н.э. возросла. Произошло упорядочивание сфер использования труда постоянной фамилии и свободных наемников. Рабы проводили все сельскохозяйственные работы в течение года, а наемные работники применялись лишь во время уборки урожая или для обработки нездоровых участков. Свободный наемный труд был вытеснен из ряда других операций (вспашки, приготовления масла и вина и др.). Однако источники рабов иссякали в связи с прекращением победоносных войн Рима против соседних народов. Это обусловливало необходимость тщательного учета и нормирования труда рабов и его использования. Рекомендовалось организовывать труд рабов на основании норм. Контроль над их выполнением был одной из основных обязанностей хозяина. Однако методов их расчета и обоснования не было. В виллах сосуществовали принципы рационально организованного, построенного на тщательном учете всех ресурсов поместья и традиции крестьянского хозяйства с его скаредностью и мелочной экономией и вместе с тем отсутствием фиксированных норм дневной выработки.

Владельцы товарных вилл к I в. н.э. хорошо изучили особенности трудового процесса раба, выяснили его возможности, его рентабельность как рабочей силы, измерили количественно его эффективность и его потери. Видимо, различные нормы выработки, действовавшие в разных местах Италии, систематизировались, сводились воедино и перерабатывались в общеиталийские нормы с вариантами для легких, средних и тяжелых почв, характера культуры и т. п. Произошел окончательный разрыв с традиционными нормами трудовых затрат, которые были связаны с крестьянским прошлым. Анализ известных трудовых затрат позволяет предполагать, что в экстенсивных отраслях большинство сельскохозяйственных операций — вспашка, мотыжение, прополка, окопка, пасынкование — проводились менее тщательно, главным образом за счет экономии на рабочей силе. Однако разница норм труда между интенсивными и экстенсивными отраслями на многих сельскохозяйственных работах, в. том числе и на таких важных, как пахота на плотных почвах или плантаж, не была значительной.

Расчет норм затрат труда был бы невозможен без специализации работников. Высокие нормы выработки были рассчитаны не на разнорабочих, а на специалистов той или иной операции. Единичное разделение труда не только упрощает и разнообразит качественно различные органы общественного совокупного рабочего, но и создает устойчивые пропорции для количественных размеров этих органов, т. е. для относительного числа рабочих или относительной величины рабочих групп в каждой специальной функции. Вместе с качественным расчленением оно развивает количественные нормы и пропорции общественного процесса труда. Установление особых норм выработки для каждой категории рабочих предполагало известную глубину единичного разделения труда в римском земледелии в I в. н.э. Однако не было целевой подготовки рядовых рабов, а квалифицированные работники в фамилии составляли самый ограниченный минимум. Поверхностная специализация части рабов применялась лишь при возделывании товарных культур по интенсивной технологии. Другие отрасли, не работавшие на рынок, могли не иметь и такого ограниченного числа квалифицированных работников. Отправка раба из городской фамилии в деревню использовалась в качестве наказания. Само деление единой рабской фамилии на familia rustiса и familia urbana было условным. Единичное разделение труда нельзя считать господствующим явлением в италийском земледелии в период расцвета рабовладельческого способа производства. Специализация имела место лишь в товарных виллах, но в них она, охватывая ведущую отрасль, позволяла рабовладельцу повышать производительность труда работников. Нормы выработки рабов свидетельствуют не только об определенном уровне производительности труда, но и о степени его интенсификации и эксплуатации.

В рабовладельческом производстве соединение рабов с основными средствами производства для приведения их в движение (т.е. для организации нормального производственного процесса) осуществляется через грубое принуждение, непосредственное насилие. Главной особенностью раба как непосредственного производителя была его незаинтересованность в результатах своего труда. Раб не хотел работать добровольно; не существовало стимулов, которые бы побуждали его к труду, — ни экономических, ни моральных, ни социальных, ни религиозных. Только физическое принуждение заставляло раба участвовать в. производительном труде. Раб работал лишь до тех пор, пока это насилие действовало. Поэтому непрерывное внеэкономическое принуждение было постоянно действующим фактором рабовладельческого способа производства. Главной задачей рабовладельца была организация постоянного и разветвленного надзора, выработка такой системы производства, при которой каждый раб находился бы под непрерывным контролем. Руководителем этой системы был сам господин.

Идеальным вариантом было постоянное пребывание господина при контингенте рабов. Но владельцы тысяч югеров земли в силу своего положения и богатства вынуждены были жить в городе, занимаясь политическими, военными и научными делами. И только мелкие и средние рабовладельцы - собственники одного поместья, - их единственного источника дохода, постоянно жили в нем и занимались непосредственным надзором за рабами.

В I в. до н.э. — I в. н.э. владельцы чаще жили постоянно не в имениях, а в городе. При этом они не переставали быть главными надзирателями за своими сельскими рабами. Как бы ни был занят господин в городе, он как можно чаще выкраивал время для поездок по своим имениям и лично проверял, как осуществляется принуждение его рабов к труду. Как бы часто ни наезжал хозяин в свое имение, но большую часть времени он был оторван от него. Поэтому теория и практика рабовладельческого хозяйства выработала такие формы наблюдения за рабами, которые учитывали длительное отсутствие господина. Это достигалось за счет наличия многочисленной рабской администрации, взаимной слежки и доносов, поощрений, особых принципов подбора рабов (например, не рекомендовалось иметь в имении многих рабов одной национальности). Величина поместной администрации колебалась в зависимости от размеров имения, численности рабов.

Каждый раб находился под внимательным и пристальным наблюдением. Во время полевых работ за ним смотрели вилик, акторы, магистры, мониторы, старшие рабы. Во время отдыха на вилле к ним присоединялись вилика, ключники, вахтеры — остиарии, кладовщики — cellarii, сторожа — atriensii. Над 50 рабами осуществляли контроль 20—25 представителей рабской администрации (30% —33% от общего числа рабов). Это свидетельствует о наличии продуманной системы постоянного надзора, эффективно принуждающей рабов к производительному труду, а с другой стороны, о постепенном возрастании абсолютной величины и удельного веса представителей рабской администрации и уменьшении доли производительной части контингента рабов, т.е. – о росте трансакционных издержек, обусловленных применением рабского труда.

Содержание паразитической прослойки, достигавшей трети пригодных к труду работников, ложилось тяжелым бременем на непосредственных производителей. Кроме того, надо было содержать большой штат персонала для обслуживания господина и его апартаментов. Разбухшая администрация висела тяжелым грузом на общей экономике хозяйства. Но без нее невозможно было принуждение рабов к труду, а, следовательно, и доходность рабовладельческого производства. Разбухание рабской администрации, появление ее дополнительных звеньев диктовались и тем, что сами рабские иерархи нуждались в контроле и принуждении. Прокуратор следил за виликом, вилик контролировал акторов, акторы наблюдали за магистрами и т.д. Система взаимного контроля и принуждения к труду в товарной рабовладельческой вилле была всеобъемлющей.

При больших рабских коллективах в латифундиях (в несколько сот человек), происходило не только количественное увеличение поместной администрации, но появлялись все новые и новые промежуточные звенья. Общая численность администрации достигала пределов, при которых ее существование теряло всякий экономический смысл. Иметь при 600 рабах 200—250 иерархов (при 1000 рабов - 300—400) было экономическим абсурдом. Уменьшение численности администрации ослабляло надзор над рабами и эффективность их принуждения их к труду, имело следствием падение производительности рабского труда и снижение рентабельности хозяйства. Владельцы рабовладельческих латифундий попадали в заколдованный круг. Ч тобы повысить рентабельность хозяйства, надо было увеличить численность администрации, но это повышало издержки на ее содержание настолько, что поглощало почти весь продукт и хозяйство переставало быть рентабельным. Владельцы хозяйств в I—II вв. отказывались от централизованной рабской обработки своих земель, дробили поместье на мелкие парцеллы и сдавали их в аренду свободным колонам, а то и сажали на них собственных рабов. Громоздкая поместная администрация в прежнем виде оказывалась при этом не нужна, она резко сокращалась, поскольку производство происходило нормально без ее участия.

Прямое физическое принуждение рабов к труду было главным способом соединения раба-работника с орудиями и средствами производства. Но в качестве одного из стимулов к труду использовали и элементы материальной заинтересованности рабов. Так, устанавливалось привилегированное положение членов поместной администрации. В I в. н.э. заботливость господина начинала распространяться и на основную массу рядовых работников. Одним из примеров господского внимания было отношение к рабыням-матерям. Плодовитым женщинам, которых следовало ценить за определенное количество детей, давали отдых, а иногда, если они воспитали много детей, то и свободу (та, у которой трое сыновей, получала освобождение от работы, а та, у которой их больше,— и свободу). Рабовладельцы сознательно шли на повышение некоторых издержек для того, чтобы поощрять работящих и исполнительных рабов. Мерами такого поощрения были внимание хозяина, лучшая пища и одежда, возможность иметь жену и детей, получить небольшой пекулий и создавать некоторое подобие своего хозяйства. Действенным средством заинтересованности в труде стала возможность попасть в ряды поместной администрации, пользовавшейся известными привилегиями по сравнению с основной массой рабов. Работающий раб мог получить за усердную службу свободу, освобождение от рабства. Вместе с тем рекомендовалось проявлять внимание к рабам и заботливость об их быте. Это создавало благоприятный психологический климат в рамках каждого хозяйства, являясь своего рода моральным стимулом. Поэтому практически в каждом поместье имелись старательные, работящие и инициативные рабы. Система материальных и моральных стимулов не только способствовала поддержанию социального мира внутри поместья, но и обеспечивала владельцу дополнительный экономический эффект.

В эпоху ранней империи, в период расцвета рабовладения имели место ситуации, когда зажиточный человек, владевший лавкой, поместьем или мастерской, был рабом, а совершенно неимущий свободный человек был полноправным римским гражданином. В I— II вв. широко распространилось вольноотпущенничество, принявшее массовый характер. Август в законодательном порядке попытался его приостановить, внося в этот процесс некоторые ограничения (законы Элия — Сентия). Однако они оказались малоэффективными и отпуск рабов на волю в I—II в. интенсивно продолжался. Другим новым явлением была посадка сельских рабов (особенно сельских отпущенников) на землю в качестве квазиколонов.

Многие рабовладельцы, стремясь заинтересовать своих рабов в труде и усердии, позволяли им иметь жену, детей, предоставляли им некоторый пекулий. Это был зародыш полусамостоятельного хозяйства квазиколона. В рабской среде были широко распространены фактические браки, которые при общем негативном отношении к ним со стороны властей регулировались некоторыми юридическими нормами и моральными правилами (например, не рекомендовалось разлучать супружеские пары рабов, разделять родителей и их детей, после получения свободы квазибрак довольно легко превращался в полноправный матримоний).

Стимулирующую роль выполнял сам годовой цикл работ в поместье[344]. В замкнутом производственном цикле выпадение одного звена сразу же нарушало ритм других звеньев, становилось заметным и подлежало выправлению самими работниками, либо представителями поместной администрации. Все части законченного годового цикла были тесно связаны друг с другом и не только эффективно контролировались многочисленной поместной администрацией, но и в какой-то степени саморегулировались в системе трудового процесса. Весь быт рабов на вилле был настроен на поддержание этой системы как своеобразного конвейера. Рабочий день был организован таким образом, что создавалась психологическая привычка включаться в работу независимо от желания.

Производительность рабского труда зависела от многих условий. Важнейшим условием производительности рабского, как и любого другого, труда является уровень развития техники. Рабу как незаинтересованному работнику нельзя было доверить новое орудие и совершенствование орудий труда. Распространению изобретений, их применению в практике в III – I вв. до н.э. препятствовала многочисленность рабов и отсутствие восприимчивости к техническим нововведениям со стороны владельцев поместий. Хотя технический прогресс все же имел место.

Изобретение и применение новых материалов (обожженного кирпича и римского бетона), использование гранита и лиственницы, латуни и ртути было мощным фактором подъема в римском обществе строительного дела, архитектуры и градостроительства, общего развития производительных сил.

Товарная рабовладельческая вилла была основной производственной ячейкой римского общества в эпоху классического рабства. В ней были созданы условия для развития и подъема общественного производства на основе достигнутого уровня НТП. В рамках виллы стало возможным крупное производство с централизованным управлением, позволявшим на площади в 1—3 центурии (около 50—150 га) рационально организовать хозяйство с тщательным учетом наличия и расхода материальных ресурсов, их более эффективным использованием, чем в крестьянской парцелле или в крупном владении с землепользованием мелких зависимых арендаторов. Хозяйство небольших крестьянских участков выступало как нерасчлененное целое, не дифференцированно охватывавшее все виды занятий, а в рабовладельческих поместьях организовывались рациональные регулярные отрасли, предполагающие использование эффективной агротехники и технологии, специфического набора орудий труда, специалистов-работников. Разделение сельскохозяйственного труда позволяло поднять агротехнику на уровень, который был невозможен для мелких парцелл. Улучшились вспашка, подготовка семян, обработка посевов, были выведены новые сорта пшеницы, ячменя, бобовых и масличных. Товарные поместья поставляли на рынки империи массы продукции, большие, чем другие типы хозяйств. Они решили проблему снабжения продовольствием многочисленных римских городов, одну из основных проблем любого общества во все времена.

В рамках товарной рабовладельческой виллы были открыты элементы производства будущего: крупное централизованное хозяйство с рациональной организацией, регулируемая интенсификация и планирование производства, технологическое применение науки. Здесь появились такие категории хозяйствования, как затраты, производительность труда, труда, нормы прибыли, разделение труда, специализация и кооперирование работников, «совокупный рабочий», рентабельность хозяйства, степень его товарности.

Вместе с тем в товарной рабовладельческой вилле имел место дуализм и противоречивость системы производства и организации труда рабов, сосуществование традиционных методов и интенсивной технологии, натурально-хозяйственной основы и товарной направленности, чрезмерной эксплуатации и сносных бытовых условий, абсолютной власти рабовладельца и его отсутствия на вилле, жесткой экономии на необходимых затратах и поддержания необходимого для обеспечения трудоспособности рабов их физического состояния, требования их абсолютного повиновения и апелляции к их известной добросовестности. Внутренняя противоречивость виллы определяла узость ее базы, ставила определенные границы, за которыми исчерпывался ее экономический потенциал.

В эпоху республики и ранней империи государственный аппарат Рима на уровне муниципий или общин был малочисленным и слабым. В обществе, где социальный антагонизм огромных масс рабов и их собственников достиг большой остроты, казалось бы, должен был действовать мощный репрессивный государственный аппарат в целях сдерживания недовольства рабов их бесправным положением и эксплуатацией. Но вместо государственного такой аппарат был создан в каждой вилле. Это позволяло на уровнях муниципий, провинций и центрального управления сокращать численность магистратур и бюрократии до минимума.

Товарная рабовладельческая вилла сформировалась в Риме в начале II в. до н.э. В течение II в. до н.э.— II в. н.э. она оказывала воздействие на всю систему римского общества, его идеологию, политические институты и право, развивалась как производственный организм. Однако к середине II в. н.э. основные потенции развития, заложенные в ней, исчерпали себя. Началась ее экономическая деградация, ее кризис как основной производственной ячейки. Кризис начался с середины II в. н.э., когда победоносные войны Рима прекратились и империя была вынуждена перейти к стратегической обороне.

В общей системе римской экономики наряду с товарной рабовладельческой виллой существовали и другие экономические формы, которые охватывали значительные секторы имперского хозяйства. Это - мелкие крестьянские хозяйства в разных вариантах, начиная с зажиточных хозяйств свободных земледельцев и кончая маломощными дворами зависимых колонов. Имелись хозяйства италийских или провинциальных магнатов, представлявшие собой обширные владения, обрабатывавшиеся зависимыми земледельцами, или рабами, посаженными на участок земли, или арендаторами. Во многих провинциях, например, в Галлии, Паннонии или на Балканах производство базировалось на родоплеменных отношениях с элементами рабства.

6.4.6. Кризис товарной виллы предопределялся ее саморазвитием. Возможности ее совершенствования были весьма ограничены и имели тенденцию к сокращению. Ее основа была противоречивой, ведь с принципами рационализма, интенсификации, товарности в ней сосуществовали противоположные принципы традиционализма, экстенсификации и натуральности. Имел место дуализм виллы в силу сочетания передовых и традиционных методов в каждой из них. Наряду с ведущей отраслью, в рамках которой применялись передовые методы хозяйствования, в каждом поместье существовали другие отрасли, работавшие по иным правилам, преследовавшие иные экономические цели. Наличие традиционных методов как постоянного элемента структуры тормозило применение передовых методов.

Рационализм и традиционализм оказывали взаимное влияние. Традиционно ведущиеся нетоварные отрасли испытывали воздействие рациональных расчетов, но традиционализм препятствовал применению передовых методов. Если уровень товарных отношений в регионе в целом был достаточно высок, а спрос на товарную продукцию стабилен, то виллы процветали, положение товарных отраслей отличалось устойчивостью, принципы рационализма активно применялись и даже частично распространялись на нетоварные отрасли. Если же рыночные отношения по экономическим, политическим, военным и др. причинам начинали свертываться, то товарные отрасли переживали трудности, рационализм их организации терял свою экономическую обоснованность, поле его приложения начинало сокращаться. Товарные рабовладельческие виллы играли лидирующую роль в сельскохозяйственной экономике до тех пор, пока в Римской империи товарно-денежные отношения развивались устойчиво, а снабжение многочисленных городов империи осуществлялось через рынок.

Интенсивная технология товарных отраслей позволяла получать значительные урожаи и качественную товарную продукцию, тем самым получать доход и обеспечивать рентабельность виллы. Но интенсивное производство предполагает высокие требования ко всем его элементам, к орудиям и средствам труда, к плодородию почвы. Стабильные высокие урожаи невозможны без восстановления плодородия почв. Но интенсификация товарных хозяйств была ограничена теми пределами, которые преодолеть при тогдашнем уровне земледелия и сельскохозяйственной науки было невозможно. Вследствие этого период доходного интенсивного производства был ограниченным, после чего плодородие почвы истощалось, урожайность всех культур падала. Истощенные земли зарастали кустарником, сорняками, превращались в залежь и становились пастбищами для скота. Для обеспечения интенсивного производства надо было поднимать и окультуривать новые земли. Сельскохозяйственное освоение Средиземноморья, особенно его западной части (Испании, Галлии и Северной Африки), а также придунайского региона было результатом распространения товарных рабовладельческих вилл. В I в. н.э. была освоена и введена в активный сельскохозяйственный оборот большая часть долины реки По, а ранее плодородные области Сицилии, Южной и Центральной Италии стали оскудевать. В Италии в середине I в. началось падение урожайности зерновых (с 1/10 – 1/15 до ⅓ – ¼). Интенсификация производства уменьшалась по мере сокращения земельных площадей, вводимых в сельскохозяйственный оборот.

Истощению плодородия почв и падению урожайности способствовало хищническое отношение рабов к орудиям и средствам производства, в том числе и к земле. Внешние возможности компенсации падения интенсивности производства были ограничены наличием в виллах нетоварных культур, возделываемых традиционными консервативными методами. Высокая степень эксплуатации рабов за счет эффективной организации их труда имела следствием быструю изнашиваемость рабов и необходимость пополнения их контингента из внешних по отношению к данному поместью источников. Пока рабские рынки империи были полны, а источники рабства достаточно стабильны, воспроизводство рабочей силы на товарных виллах проходило нормально. Но как только начинались в силу тех или иных причин перебои с поставкой рабов на рабские рынки или повышались цены на рабов, перед собственниками поместий возникало множество трудно разрешимых проблем. Они могли решаться разными путями. Одним из них было пополнение рабских контингентов за счет внутреннего воспроизводства. Это способствовало формированию семейных отношений в среде рабов, появлению устойчивых рабских семей и рабского семейного микрохозяйства (пекулия и др.), что отнимало часть рабочего времени раба на обслуживание нужд семьи и сокращало время, используемое для господского хозяйства. Другим путем было увеличение в составе персонала виллы доли нерабского контингента: колонов-арендаторов, батраков, колонов-испольщиков и др. Оба этих пути требовали перестройки в организации труда рабочей силы, ее структуры, ее кооперации и специализации, методах эксплуатации. Таким образом, саморазвитие товарной рабовладельческой виллы в конечном итоге было противоречивым. Оно разрушало ее фундаментальные основы: рациональную организацию хозяйства, интенсивное производство и высокую эксплуатацию рабочей силы.

6.4.7. Рентабельное хозяйство на товарной вилле было возможно лишь при быстрой ротации рабочей силы, т.е. непрерывной замене выбывавших изношенных работников свежими. Причем такое пополнение могло осуществляться только из внешних источников, будь это соседний рабский рынок, полученная на войне добыча землевладельца, переведенная из города часть городской фамилии и т.п. В этой особенности воспроизводства рабочей силы в ведущей производственной ячейке заключается причина роли войны как основного источника рабства в эпоху классических рабовладельческих отношений (II в. до н.э. — II в. н.э.) и вообще роли войны в римском обществе.

Судьбы товарной рабовладельческой виллы оказались тесно связаны с судьбами римских городов. Во II в. до н.э. — I в. н.э. свободное сельское население Италии вытеснялось в города рабскими имениями. Мелкие и средние хозяйства со 100,.200, 400 югерами земли и несколькими десятками рабов имели меньшее население, чем, если бы эти земли были заняты крестьянскими дворами. Возрастание городского и уменьшение сельского населения было показателем общего роста сельскохозяйственного производства, в том числе и производительности труда. Появление муниципальных городов, отделение городского ремесла от сельского хозяйства, развитие городской жизни и рост городского населения определили формирование товарной виллы как поставщика (наряду с другими типами хозяйств) сельскохозяйственной продукции городу. Городское ремесло было также основано на труде рабов. Свободные плебеи не желали опускаться до «рабского» физического труда. Патриции в целях предотвращения социальных взрывов подкармливали и развлекали плебс. У нищих свободных плебеев-маргиналов развивалась психология социального паразитизма.

6.4.8. По мере роста территории империи возрастали трансакционные издержки, обусловленные необходимостью прокладки и поддержания дорог, строительства крепостей и содержания их гарнизонов, охраны границ, ведения войн с целью захвата все новых рабов, необходимых хозяйствам вилл и городских мастерских. Социально деградировавшие плебеи не желали ни работать, ни воевать. У них был только один лозунг: «Хлеба и зрелищ!». Империя вынуждена была нанимать на военную службу варваров, трансакционные издержки возрастали еще больше. Настал период, когда эти издержки превысили эффект, получаемый от труда рабов в виллах и городских мастерских. Симбиоз агрессивной колонизационной державы и экономики, основанной на рабском труде, исчерпал потенциал развития и существования. Начался распад империи и деградация хозяйства вилл вследствие непоступления рабов. Распад империи начался с ее эвакуации с Британских островов. Рабовладельческие виллы теряли рентабельность, их владельцы разорялись, либо начинали перестраивать производство на новых экономических основаниях.

6.4.9. Генезис и развитие латифундий. С середины II в. н.э. вместо товарной виллы в качестве лидирующего типа хозяйства формируется новый тип производственной ячейки - крупное земельное владение (латифундия), с иной организацией хозяйства, иными принципами организации рабочей силы, иными целями производства. Распространение латифундий происходило посредством концентрации земли, расширения среднего по размерам поместья. На первых порах латифундия заимствовала принципы организации хозяйства у рабовладельческих вилл. Однако вести интенсивное хозяйство в пределах огромного поместья было очень сложно. Неурожаи, изменение рыночной конъюнктуры, климатические колебания, трудности с организацией труда больших масс рабов делали интенсивные, связанные с рынком хозяйства латифундий крайне неустойчивыми.

Классический образ латифундии - это огромное экстенсивное, плохо обрабатываемое и малорентабельное хозяйство, в котором рабы работают плохо, много земли заброшено, оно опустошается дикими зверями, преобладают примитивное зерновое хозяйство и отгонное скотоводство, хотя есть и другие отрасли, например, виноградарство и оливководство. Едва ли имелись в латифундии отрасли, работающие специально на рынок. В них широко развивались ремесла, имелись собственные кузнецы, столяры, ткачи, керамисты, кожевники и другие специалисты, полностью занятые своим ремеслом. На центральной вилле имелись соответствующие ремесленные помещения. На землях некоторых латифундий разрабатывались рудники, каменоломни, глиняные и песчаные карьеры. Ремесленники латифундии обслуживали не только ее потребности, но и соседнюю округу, включая крестьянские хозяйства, мелкие и средние рабовладельческие виллы, где содержать дорогостоящих мастеров было невыгодно. Наличие собственных ремесленников делало хозяйство виллы независимым от ближайшего городского рынка, придавало латифундии автаркичный характер.

В организации рабочей силы и ее эксплуатации в пределах латифундии имелись особенности. Латифундия была преимущественно рабовладельческим хозяйством. Латифундии, как правило, принадлежали знатным рабовладельцам, поэтому в них возводились роскошные резиденции с многочисленной прислугой, которая не принимала участия в производственном процессе. Таким образом, рабочая сила латифундии включала в свой состав значительную часть непроизводительного населения. В латифундии были широко распространены квазисемейные связи, поощрялись семейные отношения, создавались рабские семьи, что было нехарактерным для товарных вилл. Латифундисты были заинтересованы в развитии семейных связей своих рабов. Ведь это в определенной степени позволяло решать проблему воспроизводства рабов, не прибегая к рабскому рынку. Внутреннее воспроизводство рабской силы придавало латифундии еще более замкнутый характер, делало ее хозяйство независимым от рынка рабов.

Автаркичность латифундии, экстенсивный характер ее производства не создавали у латифундиста такого стремления к рентабельности и доходу, как у собственников товарных вилл. Степень эксплуатации труда рабов в латифундиях была ниже, чем в виллах. А преимуществ хорошо организованного и интенсивно эксплуатируемого труда рабов в товарных виллах по сравнению с трудом мелких производителей латифундии не имели. В связи с этим экономически возможно и целесообразно стало дробление ее земель на парцеллы, на которые сажали семейных рабов, а также свободных арендаторов разного происхождения. Для латифундиста децентрализация хозяйства на мелкие участки была привлекательна. Она уменьшала трудности содержания и воспроизводства рабов, уменьшала трансакционные издержки ведения хозяйства латифундии.

Дробление на парцеллы сопровождалось превращением на рубеже I—II в. н.э. латифундии как огромного ведущегося в централизованном порядке хозяйства в землевладение с децентрализованным землепользованием сидящих на парцеллах колонов и квазиколонов. На первых порах арендаторы и квазиколоны обязаны были вносить арендную плату деньгами, что заставляло их ориентироваться на рынок, усиливало связи латифундии, в частности - колонатных хозяйств, с рынком. Однако постоянное и стабильное поддержание таких рыночных связей для мелкого хозяйства было крайне сложным. В конце I в. постоянно росла задолженность арендаторов и квазиколонов. Выход из этой социальной патологии был найден в установлении арендной платы не в денежной, а в натуральной форме – в виде взноса определенной доли урожая (зерна, вина, масла и других продуктов). Арендатор вносил натуральную арендную плату латифундисту и терял прямые связи с рынком. Ему не нужно было везти на рынок свои продукты, чтобы расплатиться с землевладельцем. Он мог приобрести ремесленные изделия в мастерских латифундии, а не в городе. Латифундисты добились от сената права рынка в своих владениях - т. е. права устраивать торговлю два раза в месяц, когда жители соседней округи могли приобретать товары.

Латифундия становилась местом притяжения округи, являясь автономной производственной единицей в муниципии. Внушительное рабское население латифундии и местное свободное население, которое арендовало у латифундиста парцеллы, попадало в фактическую зависимость от землевладельца и под контроль его администрации. Его прокуратор принимал арендную плату, вел счет недоимкам, требовал выполнения условленных поставок и работ, разбирал споры и ссоры между колонами. Из равноправного контрагента при заключении арендного договора латифундист превратился в господина своих колонов, их работодателя и благодетеля, защитника от притеснений его же поместной администрации и от внешних обидчиков. Знатные владельцы латифундий, зачастую влиятельные сенаторы, добились изъятия своих огромных владений из-под юрисдикции муниципальных властей и создания экзимированных территорий, в пределах которых к латифундисту перешли некоторые политические права над живущим здесь населением.

Кризис товарно-денежных отношений, трудности с пополнением рабских рынков, губительные для товарных вилл, укрепляли хозяйство латифундий. Их хозяйство, обеспечивавшее себя всей сельскохозяйственной и ремесленной продукцией, а также рабочей силой, укреплявшееся благодаря политическому влиянию господина, набирало силу и экстенсивно развивалось.

Товарная рабовладельческая вилла с начала II в. до н.э. пришла на смену мелкому производству свободных крестьян, основного населения италийской деревни раннего Рима. Расцвет вилл с немногочисленной рабской фамилией вызвал вытеснение из деревни массы мелких крестьян, которые шли в города, пополняли ряды ремесленников, торговцев, паразитического люмпен-пролетариата. Расцвет античных городов в этот период был обусловлен господством товарных рабовладельческих вилл, разделением труда между сельской округой как поставщицей сельскохозяйственных продуктов и городом как средоточием, ремесленного производства и рынка рабов. Возросший уровень населенности городов поддерживался за счет разделения труда между городом и деревней, обеспечившего создание их органического производственного единства. Паразитическая часть городского населения жила за счет продукта, получаемого путем эксплуатации труда рабов в товарных виллах или ремесленных мастерских. Чем многочисленней была эта паразитическая прослойка, тем больший прибавочный продукт требовался для ее содержания, тем большей должна была быть степень эксплуатации труда рабов и средств производства. Город доминировал над сельской округой. Античную цивилизацию в целом можно определить как городскую. Распространение латифундий, мало зависимых от соседних городов, и деградация рабовладельческих товарных вилл, производственно тесно связанных с городом, приводили к изменению общего соотношения города и деревни в период поздней античности.

6.4.10. Упадок античных городов, вызванный разорением товарных вилл, натурализацией хозяйства, сокращением товарно-денежных отношений в связи с распространением латифундий, разрывом производственных связей между городом и хозяйствами поместий, укреплением автономного положения латифундий и усилением их автаркии (самодостаточности), вел к перемещению центра тяжести экономической жизни в деревню, сокращению городского населения, в частности его паразитических прослоек, создавал условия для возвращения городских жителей в деревню к производительному труду земледельца.

Господство во всей империи латифундий с децентрализованным колонатным земледелием подготавливало замену рабовладельческих отношений, базировавшихся на экономическом единстве товарных вилл и городского центра, новыми производственными отношениями, основой которых было автономное существование крупного по территории поместья с мелким землепользованием производителей, зависимых от господина, как правило, наделенного известной политической властью над ними. В рамках таких крупных хозяйств были решены проблемы, которые не смогла решить товарная вилла: устойчивости производства и воспроизводство основных его источников - т.е. рабочей силы и плодородия почв.

Рабовладельческий способ производства в его зрелой форме подрывал в процессе своего развития основные источники производства — землю и работника — и тем самым заводил общественное производство в социальный тупик, а латифундия и колонат выводили его из этого тупика, создавая нормальные условия для совершенствования производительных сил. В рамках латифундии складывалась не только экономическая и техническая основа хозяйства нового типа с ярко выраженной тенденцией к натуральному мелкому экстенсивному производству, но и элементы будущей сословной структуры в виде землевладельцев и многочисленных[345] земледельцев, сидевших на своих парцеллах, производственно и юридически привязанных к ним. Элементы политической власти и уголовной юрисдикции латифундиста над своими работниками заключали в себе зародыш политической децентрализации в пределах всего государства.

В рамках латифундий открывались перспективы развития производительных сил и всего общества. Однако господство латифундий и мелкого колонатного земледелия в техническом и агрономическом отношениях означало регресс по сравнению с периодом господства товарных рабовладельческих вилл. В мелком хозяйстве колона не было разнообразия плугов, жаток, серпов, ножей и многих других инструментов. Здесь не применялись интенсивные системы земледелия. Колон плохо разбирался в агрономии, на его участке не было разнообразия сортов пшеницы, виноградных лоз, оливковых и плодовых деревьев, ниже была их урожайность. Приходило в упадок ремесленное производство, деградировала жизнь городов. Гибло античное общество, рушилась его экономика, его цивилизация и культура, но при этом расчищалось место для выхода на историческую арену новой цивилизации. В сложных и противоречивых условиях кризиса поздней античности и рабовладельческого способа производства созревал новый способ производства. Это было возможно только через регресс, через упадок античной цивилизации, через отказ от ее некоторых достижений, появление и использование которых было связано с интенсивной эксплуатацией труда рабов и плодородия почв, приводившего к постепенному истощению их источников. Эволюция экономической организации римской латифундии как основной производственной ячейки позднеантичного общества демонстрирует процесс постепенной деградации рабовладельческих хозяйств и организации труда рабов до их кризиса, разложения и трансформации в новые формы эксплуатации и производства.

6.5. Редистрибутивные протогосударства. Самый примитивный и самый древний вид редистрибуции зародился тогда, когда роды и территориальные общины были тесно связаны с условиями их существования - (прежде всего, с землей). По мере роста численности населения возникала необходимость более интенсивного использования ресурсов земли и воды, необходимость простой кооперации труда (объединения усилий сородичей из всех родов, входящих в территориальную общину) для сооружения плотин и каналов. Их строительство было непосильно каждому отдельному роду, а будучи построены, они позволяли резко увеличить объемы сельскохозяйственного производства. Изначально простая кооперация была актом реципрокции в пользу общинных богов и в целях создания общинных страховых запасов.

Ежегодная повторяемость ирригационных работ, монотонность жизни имели следствием социальную атрофию, а затем – и социальную инверсию. Атрофировались функции общинного собрания родовых старейшин, но постепенно возрастала роль главы исполнительной власти общины. Из исполнителя воли и решений общинного собрания, он, пользуясь правом распоряжения общинными запасами, постепенно превращался в абсолютного властелина общины, распоряжающегося всем, что производили общинники, и самими общинниками. Реципрокция трансформировалась в редистрибуцию.

Объектом редистрибуции могли быть вещные и людские факторы производства (земля, вода и рабочая сила в ее нерасчлененно-физическом аспекте - живой недифференцированный труд), овеществленный труд (продукты производства) и деньги[346]. Редистрибуция – это форма социальной самоорганизации, через которую прошли все народы. Но одни прошли ее быстро (Европа «темных веков») или относительно быстро (крито-микенская и архаическая Греция), а другие задержались на ней тысячелетия или совершали к ней регрессионный возврат в ходе социальных мутаций (Рим эпохи домината, Россия после опричнины, СССР, КНР и др.).

Редистрибуция включала три этапа. На восходящем этапе осуществлялось изъятие центральной властью территориальной общины продукта, произведенного родами. Затем продукт концентрировался и хранился с последующим перераспределением. Иногда «накопление» носило чисто распорядительный характер - изменялись только права присвоения без какого-либо изменения фактически существующего размещения продукта. На нисходящем этапе продукт перераспределялся на нужды армии, на содержание бюрократии и рабочей силы, на обеспечение общественных работ, на использование в качестве товаров для внешней торговли, монополизированной государством.

6.5.1. Система редистрибутивных отношений нуждалась в соответствующей производственной инфраструктуре - каналах (дорогах) и терминалах (складах). Для редистрибуции водных ресурсов требовалась ирригационная система, включавшая каналы и дамбы. Так, в Ангкорской империи (в Камбодже) столица являлась одновременно и центром распределения воды для обширной аграрной области. Для этого была создана система, состоявшая из искусственных озер и 800 других резервуаров, а также ряда самотечных каналов.

Другим элементом редистрибутивной инфраструктуры была система учета, контроля и планирования, долженствующая компенсировать отсутствие внутреннего рынка. Во времена третьей династии Ура (ХХII - ХХI вв. до н.э.) царское хозяйство имело развитую и четкую систему бухгалтерского учета и контроля. Было определено качество всей земли страны. Она была обмерена и сведена в земельные кадастры по округам, границы которых были обозначены точнейшим образом. Государственные хозяйства или имения отдельных округов должны были поддерживать между собой тесные связи и контролироваться из Ура. Велись поименные списки с целью учета наличной рабочей силы для осуществления тех или иных трудовых кампаний.

Для каждого вида трудовой деятельности существовали нормы выработки. Учитывались пайки, предстоящие к выдаче. Работники не имели земельных наделов. Велись списки больных и умерших. О наличии рабочей силы, о расходе продуктов и их неизрасходованных остатках, о произведенных сельскохозяйственных и ремесленных работах, об операциях торговых посредников и т. п. делались рапортички, на основании которых каждый окружной центр составлял годовые отчеты. Малейший расход (например, выдача двух голубей к столу царицы или туши сдохшего барана на корм охотничьим собакам) фиксировался документом на глиняной плитке и закреплялся печатями ответственного чиновника и государственного контролёра. Существовала сложная система перекрестного контроля деятельности каждого чиновника. Системы учета и контроля в бесписьменных общинах Тауантинсуйу (в империи Инков в XV—XVI вв.) и Дагомеи (в Западной Африке ХIХ в.) не многим уступали по своей эффективности и бюрократической изощренности делопроизводству в Шумере с его глиняными табличками или в Древнем Египте с папирусом.

Сверхрегламентация процесса производства и всей жизни социума приводила к унификации и ограничению потребления. Ведь учет, контроль и планирование были возможны лишь в неподвижном, усредненном и унифицированном мире, лишенном собственного спонтанного движения. Это был мир функционирующий, но неразвивающийся. Тотальная регламентация жизни предполагала наличие не только многочисленной бюрократии, но и дисциплинированного населения, принявшего данные правила жизни как свои собственные и рефлекторно повинующегося властям.

Редистрибуция была продуктом развития территориальной общины, состоящей из родов. Наличие право-, дее- и деликтоспособности родов и бесправность сородичей способствовали возникновению редистрибутивной общины – протогосударства. Бесправные покорные сородичи восприняли как нечто совершенно естественное, а следовательно – неощущаемое, замещение власти старейшины рода властью главы общины. Их бесправный статус в результате такого замещения не изменился. Социальный прогресс как процесс эмансипации, раскрепощения человека начинался с абсолютного нуля и эволюционировал десятки тысяч лет. Эволюцию, с одной стороны, тормозили все, кто имел власть, а с другой стороны, ее тормозили сородичи и общинники - духовные невольники рода и общины, пленники покорности традициям и обычаям, власти[347]. Личность, равная нулю — необходимый компонент социальной системы, в которой господствует тотальная редистрибуция.

Предпосылкой и условием отсутствия рынка была возможность производства огромного количества однородных вещей, которые невозможно реализовать обменом, а поэтому оставалось их только накапливать или непроизводительно расходовать на культовые сооружения и празднества, на строительство различных Великих Пирамид, Великих Стен, Великих Каналов или на Социалистическую индустриализацию. Именно наличие подобных нереализуемых в товарообмене излишков и порождало наличие распределителей, организованных в бюрократическое сословие, а вместе с ним — и редистрибутивное общество в целом.

При отсутствии рынка ремесленник был вынужден работать в государственных мастерских за продовольственную пайку и одежду не только и не столько в силу внеэкономического принуждения, сколько потому, что не было альтернативы – он объективно не мог работать на несуществующий рынок. Эпизодическая меновая торговля была для него лишь дополнительным подспорьем, но не основным источником существования.

Отсутствие рынка и денег не позволяло благородным металлам занять исключительное особое место в качестве средства обмена.[348][349]. При отсутствии рынка и денег как средства обращения основные продукты, производимые в данной стране и скапливаемые на государственных складах, начинали играть роль средства платежа. Они поступали в виде налогов в центр, а затем использовались при оплате труда ремесленников, при выплате жалования солдатам и чиновникам, содержания — придворной знати и т. д. Продукты эти в значительной степени потреблялись и, таким образом, уничтожались как средство платежа. Их излишки могли использоваться в меновой торговле на мелких локальных рынках. При отсутствии рыночной системы в архаичных обществах такое средство платежа могло быть независимым от использования денег как средства обращения.

Основной продукт использовался в ирригационных империях как административное средство учета, способствовал трансфертным операциям и клирингу, осуществляемым в натуре, для того, чтобы сделать редистрибуцию более эффективной, а развитие рыночных методов – ненужным. Независимые средства платежа, сокровища и обращения подтверждены их институционально раздельными происхождением и предназначением. Ранние деньги были специальными целевыми деньгами. Различные виды объектов использовались для выполнения различных денежных функций. Эти функции были институализированы независимо друг от друга. В Вавилоне времен Хаммурапи ячмень был средством платежа, серебро — универсальной мерой цены. В очень слабо развитом вавилонском товарообмене ячмень и серебро использовались наряду с маслом, шерстью и некоторыми другими основными продуктами.

Товарообмен требует выделения из массы товаров одного, который становится выражением цены всех остальных, т. е. всеобщим эквивалентом. Но такой эквивалент был нужен не только в рамках товарообменных отношений. Редистрибуция также нуждалась в эквивалентах для учета и количественного выражения в какой-либо одной единице измерения вещей, хранящихся на государственных складах, для их планового перемещения и безденежных кредитных операций с ними.

Выступавшие в качестве всеобщего эквивалента зерно, ткани, металлические изделия и прочее обозначали количественное соотношение между разного вида продуктами, используемых для платежа налогов, ренты, долгов, штрафов или для обозначения соответствия гражданского статуса, зависящего от имущественного ценза. Эквивалентность устанавливала пропорцию, в соответствии с которой по выбору получателя могла быть заработана плата или натуральный паек. Гибкость финансовой системы определялась главным продуктом. На нем основывались планирование, учет и отчетность. Эквивалентность здесь означала не то, что могло быть дано за другой продукт, а то, что могло быть востребовано взамен его.

Рынок и товарообмен — не одно и то же. Обмен по фиксированным ценам имел место и при реципрокативных и редистрибутивных формах. Обмен по твердым ценам совместим с любой формой экономической интеграции за исключением рыночного товарообмена. А обмен по договорным ценам существует лишь в рамках рынков со свободным ценообразованием - ведь только товарообмен по свободно колеблющимся ценам является товарно-денежным обменом. Простое присутствие рыночных элементов или даже рынка без свободного ценообразования в крестьянских и ремесленных сообществах не создает рыночной экономики, основанной на товарообмене. Товарообмен и порождаемый им эффект интеграции появился лишь вместе с саморегулирующейся системой конкурирующих рынков. Там, где цены «установлены», «фиксированы» или как-нибудь еще «назначены», они созданы не рынком, а административным актом.

В архаичных обществах разное целевое назначение денег проявлялось и в наличии специальных статусных денег, подразделяемых на «деньги бедняков» (на которые можно было купить лишь грубую пищу и элементарные предметы первой необходимости) и элитарные деньги (для приобретения элитарно-престижных товаров - коней, золота, рабов, ювелирных изделий и т. д.). Функционирование этих иерархически ранжированных денежных систем не только само порождалось сословно-статусной дифференциацией общества, но и, в свою очередь, подкрепляло и фиксировало статусные различия. По мере развития денежных отношений статусные деньги были заменены деньгами как всеобщим товарным эквивалентом

6.5.2. Редистрибуция человеческого труда осуществлялась в трех формах — непосредственно живого труда, труда, овеществленного в вещах, труда, овеществленного в деньгах. Усиление вещного характера редистрибуции уменьшает долю внеэкoнoмичecкoгo и увеличивает долю экономического принуждения. Редистрибуция в денежной форме играла важную роль в становлении афинской демократии[350].

Первоначально «восходящая» редистрибуция имела характер отчуждения живого труда. Для архаичных обществ характерно было чувство слияния человека-труженика с землей. В силу этой слитности труд на общинные нужды означал и выделение на эти нужды и части земли. Так было в Шумере, в китайском протогосударстве Шан-Инь, в империи инков Тауантинсуйу и в др. Во всех обществах, разделенных временем и пространством, этот симбиоз приводил к весьма сходным результатам. Повсеместно общинники выполняли ирригационные, строительные и воинские повинности. Вся земля общины делилась на царские поля, храмовые поля и поля простых общинников.

В Тауантинсуйу формами редистрибуции были повинности индейцев - обработка «полей Инки и Солнца», военная служба, мита в рудниках и хозяйствах. Их выполнение не было чисто принудительным. На ранних этапах развития общины эти работы воспринимались ее членами именно как общинные, т.е. направленные на общее благо. Объективно в значительной степени таковыми они и являлись. Урожай с царских и храмовых полей имел страховое предназначение. Строительство каналов и дамб, дорог и крепостей, храмов и гробниц также воспринималось как дело, направленное на общую пользу. Поэтому труд на общинных работах в ранней древности имел сакральный характер. Выполняющие его свободные общинники рассматривали этот труд и как повинность, и как почетную общественную обязанность (долг), и даже подчас как большой праздник труда, некий триумф принципа реципроктности. Все помогали властям, власти заботились обо всех, все было правильно, разумно, хорошо. По завершению работ предстояло большое ритуальное торжество с обрядами, танцами, музыкой, угощением и т.п.

Во всех архаичных обществах имела место забота властей о пище, здоровье, регулярном отдыхе общинников, выполнявших подобные работы, вознаграждение их ритуальным пиршеством после их завершения. Работы выполнялись в духе трудового энтузиазма. Почетный характер этих работ подтверждался тем, что именно свободные, и только они (в том числе царские и храмовые чиновники, писцы и др.) привлекались к ним, а обряд первой борозды совершало первое лицо в общине — фараон, Инка или «сын неба». В Вавилоне действовал принцип поголовного участия всех граждан, включая царя, в строительных, прежде всего, - в ирригационных общинных работах. Общинные повинности существовали и в полисах (древнегреческие литургии), поэтому их нельзя считать сугубо восточными или особой формой зависимого труда.

Формирование архаичных общинных структур происходило в несколько этапов. Первоначально земля, находившаяся в общинной собственности, разделялась по целевому назначению на царскую землю, доход от использования которой находился в распоряжении царской семьи, и храмовую землю, доход от использования которой находился в распоряжении храмов. Эта земля находилась на первых порах в ведении общинных органов самоуправления и обрабатывалась на основе принципа реципрокции. Стабильность и объективность функции управления и специализация царской семьи на ее реализации обусловливала постоянство необходимости в средствах, используемых для выполнения функции управления. Соответственно возникала постоянная потребность в средствах, необходимых для выполнения культовых храмовых функций.

Постоянство присваивания средств, получаемых от использования земли, по праву давности создавало представление о праве собственности на эту землю, а затем и само это право. Со временем всё большая часть продукта, производимого на царских и храмовых полях, шла не на общинные нужды, а на «престижное» потребление господствующей верхушки. Соответственно, такой труд постепенно терял характер реципрокции с ее добровольностью и приобретал характер редистрибуции со свойственной ей принудительностью.

При редистрибуции в форме живого труда присваивался не овеществленный труд, а сама личность производителя. Он уже не был организатором собственного производства, его труд находился под жестким контролем надсмотрщика, всякая автономия личности была уничтожена. Не могло быть эволюции собственности в сторону полной частной. Если личное накопление было невозможно, то невозможен был и товарообмен. Осуществлялись грандиозные общественные работы, тотальное регулирование, жизнь по плану с полным подавлением человеческой свободы. Свободные общинники превращались в «царских людей», которые всеми силами пытались уклониться от трудовой повинности.

В Египте Среднего царства (конец Ш - середина II тысячелетия до н.э.) «царских людей» загоняли в охраняемые лагеря, подчиненные ведомству поставщиков людей, объединяли в отряды и под наблюдением надсмотрщиков гнали на царские работы. Казна обеспечивала их орудиями труда, семенами и пайком. Если работник убегал, в лагерь заключалась его семья. Одновременно те же самые процессы имели место и в Шумере, где в конце III тысячелетия до н.э. утвердилась III династия Ура.

Встречались в таких социумах и крохотные личные наделы работников (когда власть не желала тратиться на пайки и «доверяла» содержание работника ему самому), и зародышевые элементы рынка и обмена (в меновой форме и на локальном уровне). Иногда за «царским человеком» закрепляли определенный участок земли - не как объект собственности, а как условие успешного труда на протогосударство. Такой «царский человек» выступал не как субъект собственности, а в сугубо функциональной роли носителя рабочей силы. Поэтому землю давали лишь тому, кто способен был ее обрабатывать, и отбирали тогда, когда человек терял способность к труду.

Подобная «условная» собственность выполняла тяглово-фискальную функцию. В обществах подобного типа естественным было внешне совершенно непонятное явление — крестьяне стремились избавиться от излишков земли, которую им навязывали чиновники. Ведь больший размер земли обусловливал и большую сумму налогов, подлежащих уплате. Сама эта «условная собственность» была настолько условна, что «царских людей» легко перебрасывали с одного участка на другой. В любом случае работник был полной собственностью протогосударства.

Работа в протогосударственном секторе приобретала принудительный характер. Сам этот сектор непрерывно разрастался, поглощая земли общинников. Этот процесс был обусловлен не просто субъективной волей монарха. Имелись и объективные экономические предпосылки его усиления. Примитивность орудий труда при большой зависимости аграрного производства от случайных обстоятельств (погоды, природных условий, войн и т. д.) определяла большую экономическую устойчивость крупных хозяйств по сравнению с мелкими. А эффект простой кооперации больших масс рабочей силы делал большие хозяйства более эффективными, чем мелкие. Так на основе примитивной техники и простой кооперации создавались «агропромышленные комплексы».

К земельным участкам примыкали продовольственные мастерские и склады запасов сырья и готовой продукции. Хлебопекарни были связаны с пивоварнями (пиво приготовлялось из ячменных хлебцев). В комплекс входили гончарные мастерские. Администрация комплекса принимала изделия[351], учитывала их и отчитывалась. Имело место редистрибутивное (принудительное) разделение труда[352].

В Шумере при III династии Ура доля земель, занятых царским хлебом, по самым минимальным подсчетам составляла 60%. Там были созданы громадные псевдо«латифундии» — огромные полевые хозяйства площадью во много тысяч квадратных километров (экономическими соображениями это уже не оправдывалось). Их автономии не существовало. Была создана единая для всей страны система перемещения рабочей силы, жестко контролируемая из центра. Подневольная рабочая сила была сведена в отряды, работающие под надзором надсмотрщиков. По указанию из царской канцелярии рабочая сила, инструменты и прочее произвольно перебрасывались из округа в округ. Весь урожай поступал в государственные закрома. Работники получали жестко нормированный паек. Не было никаких личных наделов, никакой, даже самой условной, собственности. Комплексы обрабатывались мобильными «трудовыми армиями».

Однако еще один фактор существенно повлиял на возникновение отношений редистрибуции. Низкий уровень развития производительных сил, общественного разделения труда, специализации определяли небольшой размер ассортимента производимого продукта, его малый товарный потенциал, преобладание редистрибуции, а не товарообмена.

Ремесленное производство было сведено в множество больших государственных мастерских, устроенных на принципе простой кооперации. «Cпeциaлизиpовaннoe ремесло существовало только как царское ремесло, и царские ремесленные мастерские были поставлены в столь исключительно благоприятные условия; что параллельное развитие каких-либо иных мастерских, производство которых могло бы принять товарный характер, было совершенно исключено. Тем самым закрывался путь к развитию ремесленно-торговых городов античного типа».[353]

Основные отрасли ремесленного производства в Уре были объединены в восемь огромных мастерских, руководимых одним лицом. Работники этих мастерских, даже самые квалифицированные, были по их бесправности приравнены к основной массе подневольных работников, составлявших «трудовые армии». Над ними существовал громадный аппарат надсмотрщиков, надзирателей, счетоводов, кладовщиков, контролеров, инспекторов и т.д. Наиболее придирчиво контролировались ремесленные мастерские (ревизии проводились, по крайней мере, ежемесячно, иногда же и по несколько раз в месяц).

Такой сверхцентрализованный бюрократический механизм был не эффективным и противоестественным. Даже в условиях сверхэксплуатации производительность подневольного труда была низкой. Высока была смертность работников. Необходимо было содержать гигантский аппарат надсмотрщиков и чиновников, проедавших значительную часть произведенного продукта. Все это требовало крайнего напряжения всех сил и средств, систематического применения в широком масштабе насилия.

В Уре существовал жесткий полицейский порядок. Народные собрания бездействовали. Ранее заключенные сделки о купле-продаже земли были запрещены, как и вообще всякая частная нажива[354]. Унифицированы были культы богов, а все цари, начиная с Шульги, обожествлялись. Официальный культ со славословиями в адрес царя приобретал все более рутинный формальный характер, маскируя бюрократические по существу институты.

«Удивительно не то, что урская... каторжная система рухнула, а то, что она смогла при всей своей дорогостоящей громоздкости и бюрократичности вообще просуществовать сто лет».[355] Только естественное плодородие почвы Двуречья и четкая служба ирригации могли сделать громоздкий противоестественный организм царского хозяйства Ш династии Ура пригодным для эксплуатации вообще. Шумерский феномен не уникален, он лишь предельно ясно и четко иллюстрирует тот этап развития, через который прошел и ряд других протогосударств древности, например, - Древний Египет.

В Египте общинный сектор был полностью поглощен государством в столь древние времена, что не было зафиксировано каких-либо рудиментов общинных структур после 2000 г. до н.э. Уникальность географической среды Египта была причиной консервации в нем редистрибуции на тысячелетия[356]. Египет имел собственные этапы развития — от непосредственного управления властью фараонов огромными государственными хозяйствами до появления разного вида условной частной собственности. Но собственность эта была настолько условной, что мало чем отличалась от полного огосударствления. Земля была государственной. Основная рабочая сила состояла из «царских людей», т.е. принадлежала государству. А оно по-прежнему вмешивалось в процесс производства, полученный урожай секвестрировало, малую часть оставляя «частным собственникам». Это была «продразверстка» в самой жесткой форме. В государственные склады поступало и посевное зерно, выдававшееся затем земледельцам. Размеры налога определялись не процентом с полученного урожая, а были зафиксированы в натуральном объеме и с жестокостью изымались у производителя.

Птолемеевский Египет выработал под греко-македонским правлением завершенную систему безрыночного централизованно планируемого хозяйства. Птолемеевская техника редистрибуции базировалась на системе хранилищ и учета в натуре. Она оказала влияние на выбор методов, использованных Римской империей при реорганизации ее администрации и финансов. Сочетание природных условий Египта с искусством управления, основанным на достижениях греческой культуры, давало на протяжении двухсот лет хорошие результаты, но не избавило страну от экономического кризиса II-I вв. до н.э.

Римская империя заимствовала египетские хозяйственные методы в период кризиса-— в Ш-IY вв. н. э., когда происходили такие регрессивные явления, как переход от интенсивного товарного хозяйства к экстенсивному натуральному, порча монеты, инфляция и — как следствие — доминирование редистрибуции над рынком, усиление сословного деления и закрепощение сословий[357]. Ориентализация жизни империи имела следствием ее гибель под ударами варваров.

Редистрибуция овеществленного труда (оброк) предполагала наличие у производителя определенных прав собственности на средства производства (в виде права пользования и даже владений) и, соответственно, определенной автономии в процессе производства, а, следовательно, и в личной жизни. У человека появлялось рудиментарное поле личной автономии. Ведь сначала он сам производил продукт, а уже потом этот продукт у него отчуждался в виде налога. При этом какая-то часть продукта могла оставаться, накапливаться и создавать возможность товарообмена. Отношения пользования и владения могли постепенно эволюционировать в направлении частной собственности. Это произошло на южной оконечности Балкан, породив античную Грецию, а с ней и европейскую модель развития.

Постоянное воспроизведение схожих корпоративных структур на всех иерархических уровнях социума происходило, начиная с периода рaзpушeния пepвоначальной общины, унаследованной от родоплеменного строя. Почти все известные протогосударства имели общинную структуру, представляли собой систему соподчиненных общин. В Шумере большая община (уру) состояла из мелких общин (е), а в Ассирии протогосударство подставляло собой объединение мелких общин (биту) и т.д. В ряде стран Востока (Египет, Китай) сельская община формально перестала существовать еще в древности. Но это не означало отмирания общинных структур как таковых. Они проявлялись в коллективной собственности и круговой поруке, которой были повязаны и «царские люди» Египта Нового царства и члены китайских пятидворок и десятидворок. Для любой общины были характерны клановость, корпоративность, вертикально-клиентельные связи патриархальной зависимости.

Община в средние века очень слабо прослеживается в Китае, Лаосе, Таиланде, Иране, Османской Турции, но в то же время ее значение возрастало в Южной Индии, в России и в ряде других стран. Причем эволюция общины происходила здесь как бы в обратном направлении - в сторону все большего усиления коллективно-уравнительного начала. Причина - полагал Стариков Е.Н. - заключалась в том, что всякая болезнь (в том числе и социальная) есть форма ущербного приспособления к патогенной среде (к жизни, стесненной в своей свободе). Регрессу данного общества могли способствовать враждебные обстоятельства (сверхвысокое военно-политическое давление со стороны соседей, неблагоприятные экологические условия, демографическая перегрузка территории или, наоборот, малонаселенность). Объективная обусловленность регресса не делает его одним из вариантов эволюции. Он остается регрессом, инволюцией. Он способствовал приспособлению того или иного общества к травмирующей ситуации на время. Но это был тупик. К тому же далеко не всякое общество отвечает, согласно А. Тойнби, на вызовы истории непременной деградацией своей структуры.

Одни и те же причины могли приводить к диаметрально противоположным социальным последствиям. Крестьянские восстания в Западной Европе, даже потерпев поражение, привели к отмиранию крепостного права. В Центральной и Восточной Европе подавление крестьянских восстаний привело к усилению крепостничества. То же самое относится и к общине. Сокращение земельного фонда, имеющее первостепенную важность для судьбы общины, могло привести к прямо противоположным последствиям. В Юго-Восточной Азии это способствовало росту частнособственнических тенденций в рамках общины. А у русского населения Сибири это привело в действие механизм уравнительного передела земель и содействовало увеличению фонда общинных земель за счет частных владений. У каждого общества свои собственные рефлекторные реакции на «внешние раздражители», обусловленные социальным генотипом данного социума.

Критерием прогрессивности общины является степень эмансипации личности от коллективной слитности, степень свободы индивида, в том числе свободы хозяйственной самодеятельности. Азиатская община была отнюдь не прогрессивным образованием. Она была приспособлена к ведению натурального экстенсивного хозяйства с доминированием живого труда над овеществленным и преобладанием редистрибуции над товарообменом. Структуры общины на Востоке были изоморфны структурам редистрибуции. Они имели с ней общие принципы построения (натуральное начало; личная, а не вещная форма социальности; отсутствие частной собственности). Община азиатского типа была механизмом редистрибуции, ее базисной социальной опорой, ибо мешала появлению индивидуального начала, вещной формы социальной связи, частной собственности и товарообмена. Коллективное начало в ней стремилось к бесконечности, индивидуальное было близко нулю.

Община имела множество социальных функций, в том числе и защитных по отношению к своим членам: общинного самоуправления, судебную, благотворительную, страховую (сельские запасные продовольственные магазины), культово-обрядовую, фискальную (раскладку повинностей), внешних сношений, в том числе и представительства перед государством и защиты своих членов от чрезмерной эксплуатации, выходящей за пределы нормы, установленной обычаем. Главная хозяйственная функция общины была связана с эксплуатацией общинных угодий, с кооперацией, необходимо дополняющей индивидуальное производство, с системой сервитутов. У общины азиатского типа была только одна тяглово-фискальная функция. Коллективное начало было сведено к равенству всех в трудовой повинности и в нищенском пайке, а также в коллективной ответственности и круговой поруке. Это был негативный коллективизм, основанный на страхе приведенной к нулю личности перед властью и перед другими нулями, ревниво следящими друг за другом. Община азиатского типа (квазиобщина) была организацией подневольных земледельцев, функционирующей в интересах государства.

Связующим звеном между естественно возникшей общиной раннего типа и искусственно созданной квазиобщиной были уравнительные земельные переделы. Их следы существовали в мире повсеместно. В Англии они сохранялись вплоть до начала XIX в., были окончательно стёрты с завершением процесса огораживания и уничтожением системы «открытых полей». Рудименты передельной системы заключались в наличии большого числа (зачастую десятков) мелких и мельчайших парцелл, которые врезались друг в друга и перепутывались между собой. Система дробления земель была распространена в Европе - от Андалузии до Сибири. Роль ежегодных переделов земли очевидна на примере квазиобщин Тауантинсуйу[358].

В Египте зерновое производство от начала до конца было коллективным, связанным с трудом не отдельных земледельцев, а коллективов. В результате разливов Нила границы индивидуальных участков ежегодно размывались, изменялась поверхность страны, вспыхивали многочисленные и разнообразные споры о границах земельных участков. Зависимость египетского земледельца от водной дистрибуции была абсолютной. Эта зависимость усиливалась тем, что он не обладал тягловый скотом. Ведь скот, а также посевное зерно он получал из казны. Администрация фараона контролировала все сельскохозяйственные работы, начиная от подготовки почвы к пахоте и севу и кончая жатвой. Псевдообщины древнеегипетских «царских земледельцев» не имели ни своей земли, ни своих должностных лиц, ни каких то прав для защиты интересов своих жителей от произвола администрации. Их членам было запрещено покидать места постоянного жительства. В случае государственной необходимости земледельцев могли перебрасывать из одного хозяйства в другое.

В некоторых квазиобщинах (например, в Китае) рядовые общинники избирали из своей среды ответственных за пяти и десятидворки, деревенских старост, начальников отрядов охраны порядка. Эти представители сельского самоуправления сливалась частично с низшими звеньями администрации. Это несколько смягчало социальную напряженность, вуалировало отношения господства-подчинения, вносило элементы патернализма, делало систему тотального контроля разветвленной и все проникающей без каких-либо дополнительных затрат - ведь выборные руководители выполняли свои функции на «общественных» началах.

На Западе экономическая, социальная и политическая сферы общества отчленены друг от друга и представляли собой последовательную цепочку причинной зависимости с более или менее ярко выраженным приматом экономики. Но на Востоке вычлененности этих сфер не было. На Западе имел место самоорганизующийся рыночный продуктообмен. На Востоке редистрибутивный продуктообмен был немыслим без непрерывного воздействия со стороны политической власти в виде внеэкономического принуждения. На Западе собственность и власть существовали относительно раздельно. На Востоке имелась единая «власть-собственность».

На Западе политическое господство было функцией господства экономического. Рынок определял доход собственника. Доход в свою очередь определял его социальный статус. На Востоке имела место обратная картина. Экономическое господство было функцией господства политического. Место в политической иерархии определяло социальный статус индивида и размер его дохода. Частной собственности у индивида в рамках редистрибутивных структур в принципе быть не могло. Могло быть владение, пользование, но никак не полная и безусловная собственность. Безлично-вещный тип западной свободной социальности формировал горизонтальные структуры гражданского общества и «сословия для себя».

На Востоке непосредственная власть распределителя как над производителем, так и над потребителем формировала вертикально-корпоративные структуры личной зависимости. Зародыши отношений западного типа, возникшие на Востоке вместе с отношениями владения и пользования, не привели к формированию горизонтальных структур «сословий для себя». Зародыши же «сословий в себе» были раздроблены на множество вертикально-корпоративных образований, разделены по горизонтали, атомизированы.

6.5.3. В 60 гг. ХIХ в. Г.С. Мэн доказывал, что в основе современного общества лежит «contractus» - права и обязанности, проистекающие из двусторонних договорных отношений, в то время как основой древнего общества был «status» - неравноправная система привилегий и обязанностей, жестко фиксированная «правом рождения» или назначением на государственную должность. «Contractus» есть правовой аспект товарообмена, подразумевающий возможность для человека вступать в добровольные отношения по поводу самого себя как личности. Права, вытекающие из этих отношений, эквивалентны и сбалансированы добровольно принятыми на себя обязательствами. Это - основа горизонтальных социальных структур европейского типа, где иерархия классов по вертикали неотделима от равенства и взаимной связи внутри самих классов по горизонтали. Стратификационная структура 3апада - это иерархия наложенных друг на друга горизонтальных «пластов» (слоев, страт).

В социальной структуре Востока отсутствовали сами горизонтальные страты. Социальная иерархия представляла собой иерархию не социальных слоев, а отдельных индивидов, включенных в вертикально-пирамидальные структуры, ибо по горизонтали они были дискретны. Распределение господствовало над обменом. Поэтому вертикальные связи доминировали над горизонтальными, а социальная структура имела дробно-ячеистый характер. Политика господствовала над экономикой. Поэтому социальная структура не «прорастала» органично и спонтанно «снизу», а искусственно «творилась сверху». Вместо борьбы за собственность на средства производства велась борьба искусственных пирамидальных корпораций вокруг перераспределения, за место в бюрократической табели о рангах, дающее доступ к ключевым рычагам, к контролю над каналами и терминалами редистрибутивной сети. Доход как функция от собственности на средства производства или на свою рабочую силу, получаемый непосредственно в сфере производства, заменялся государственным жалованьем - рентой от занимаемого в редистрибутивной системе статуса. Для «подключения» к редистрибутивной сети требовалось обладание социальным статусом, определяющим, к какому именно каналу имел право «подключиться» индивид. Таким образом, редистрибуция служила структурообразующим основанием социальной дифференциации, делила общество на функциональные группы рядовых производителей, создающих продукт, и распределителей, изымающих продукт в редистри6утивную сеть и выполняющих диспетчерско-распределительные функции.

Внеэкономический властно-политический характер изъятия продукта с неизбежностью порождал различие не только социально-экономического, но и правового статуса этих групп. Распределительные функции закреплялись как право, предоставляемое представителям только определенной социальной группы. Сословие распределителей определяется особым функциональным местом в общественном разделении труда, связанным с этим неравенством в правах, знаковым характером одежды, быта, потребления, презрением по отношению к производителям (сословной психологией) и приниженностью, забитостью последних.

Сословие распределителей было замкнуто. Привилегии и обязанности наследовались на основе сословной эндогамности. Этот признак наличествовал у сословий (особенно высших) в ряде обществ, например, в Спарте и империи Тауантинсуйу, но отсутствовал в Древнем Египте и древнем Китае, которым была свойственна высокая социальная мобильность. Замкнутость и наследуемость не были признаками, выделяющими сословие. При определенных условиях эти признаки появлялись у сословий, при иных - могли отсутствовать. Это не влияло на функционирование той или иной социальной группы именно как сословия (при наличии у нее особого места в общественном разделении труда, закрепленного за ней законом — именно за группой, а не за отдельными индивидами и семьями, составляющими ее). Сословие выступало как корпорация, принадлежность к которой определяла социальные функции ее членов. Наследственность прав лица подменялась преемственностью прав корпорации.

Система относительно «открытых» сословий со «сквозной» вертикальной мобильностью была проявлением «поголовного рабства» — бессубъектного общества, в котором у индивидов в принципе нет сфер автономного поведения, неподотчетных и неподконтрольных деспоту — единственному субъекту в обществе рабов. Наследуемость сословных привилегий «по праву рождения», а не получение их из рук деспота (вместе с должностью) противоречит самому принципу «поголовного рабства», ибо создает относительно независимую от деспота «экологическую нишу» сословно-корпоративных «прав», которых не может быть в обществе всеобщего бесправия.

В условиях европейского феодализма имела место соподчиненность сословно-иерархических уровней («вассал моего вассала - не мой вассал»). Она была обусловлена связями «пэров» («равных») по горизонтали в рамках сословных представительств и сословных «судов пэров» — зачатков гражданского общества. На Востоке существовала принципиально сквозная (по вертикали) подчиненность всех непосредственно деспоту, минуя промежуточные иерархические уровни. Перед лицом деспота все были равны в своем рабстве. Представитель любого сословия мог быть перемещен по вертикали в любом направлении – «вверх» или «вниз».

6.5.4. В определенных условиях возникновение редистрибуции было объективно обусловлено. Но везде и всегда на определенном этапе редистрибуция живого труда приходила к своему логическому завершению - всеобщему огосударствливанию всего и вся. Гигантские государственные хозяйства, «трудовые армии», «работные дома», раздутый чиновничий аппарат и обусловленный этим невероятно высокий уровень трансакционных издержек делает эту систему экономически неэффективной, а социально - весьма хрупкой. Поэтому распад таких систем неизбежен, где бы и когда бы они ни создавались (в Уре, Египте, империи Инков, СССР).

6.6. Коммендация территориальных общин и возникновение феодальных государств в Европе. Государство в Европе возникло сравнительно поздно. По мере роста производительных сил, появления (относительно) избыточного в общинах населения увеличивалась потребность территориальных общин в защите. Постепенный рост миграции (к кочевникам добавились купцы и люди «длинной воли», которые при случае были не прочь ограбить встретившиеся им на пути деревню, село или город) усиливал угрозу для общин, находившихся вблизи транзитных путей, обусловил необходимость и неизбежность для них коммендации (закладничества).[359]

6.6.1. Коммендовавшиеся общины уступали князю (добровольно или в результате силового давления с его стороны) право публичной власти над их землей в обмен на защиту их силами княжеской дружины. В результате коммендации отношения координации - сотрудничества (горизонтальные) замещались отношениями субординации - соподчиненности (вертикальными). Договорная добровольная индивидуальная в каждом конкретном случае дань замещалась обязательной податью, устанавливаемой князем по единым для всех подвластных общин нормам.

До коммендации дружина выполняла в основном полицейские функции, обслуживая одну общину. После коммендации дружина обслуживала несколько общин, она приобретала дополнительно функции вооруженной силы, предназначенной для защиты общин от грабежей и разбойных нападений, а также в случае войны.

В договорный период, в период найма территориальной общиной князя, в заключаемом ими договоре фиксировались взаимные обязательства и права территориальной общины, князя и его дружины, общинников и дружинников, порядок рассмотрения и разрешения споров между ними, порядок и условия возмещения вреда. В междукняжеских договорах фиксировались правила взаимоотношения князей между собой. В этот период право состояло из традиционных внутрисемейных норм, из обычных общинных норм и из договорных общинно-княжеских и междукняжеских норм

После коммендации общин к князю переходила функция правотворчества и право законодательства. Нормы, бывшие результатом компромисса между общиной и князем, превращались в результат изъявления воли одной стороны - князя. Индивидуальные договорные условия найма дружины общиной заменялись общими едиными для всех общин правилами взаимоотношений князя с общинами, дружинников с общинниками. Частноправовые отношения замещаются административно-правовыми отношениями. Обычные и изданные князьями нормы кодифицируются в письменные «Правды» (Салическую, Русскую и другие).

Договорной порядок регулирования взаимоотношений общины и князя обеспечивал, как правило, объективный характер содержания норм, закрепляемых договором. Присвоение князем функции правотворчества и закрепление ее в своей исключительной компетенции, присвоение князем права издания законов создало предпосылки для субъективизма в нормотворчестве, для утраты представления о необходимости объективного содержания норм, для фетишизации государства и абсолютизации власти главы государства. Субъективная форма правотворчества в этот период порой детерминировала субъективное содержание норм права.

Однако наряду с «Правдами» и в дополнение к ним продолжали действовать традиции и обычаи. Так, круговая порука возникла в период существования договорных отношений, когда община выступила в качестве одного из субъектов договора. Субъектом коммендации была община, поэтому сохранялась обычная круговая порука по уплате податей (в России просуществовала до 1903 г.). Ее сохранение в условиях государства способствовало отмиранию в общинах частного права на землю, застою в развитии производительных сил и агрокультуры, консервации архаичных форм мировоззрения и дискриминационного правосознания в деревне.

6.6.2. Акт коммендации являлся моментом образования государства. Однако коммендация не всегда была неизбежной[360]. Феодализм как ранняя форма государства возникал посредством весьма длительной эволюции территориальных общин (как это было в Риме), либо посредством акта коммендации. Коммендация была следствием появления в общинах лишних людей[361], когда их отряды[362] стали создавать угрозу интересам общин. Стремление общин к самосохранению заставило их поступиться правом власти в пользу князей. При этом право на землю общины расщеплялось на право частной собственности на земли родов, входящих в общину, и публичное право власти над землей общины, которое община посредством коммендации делегировала князю.

6.6.3. Наследование должности великого (старшего) князя в княжеских семьях осуществлялось в традиционном родовом лествичном порядке (от старшего к очередному младшему брату, а затем к старшему сыну старшего брата). При этом постоянно возникали споры о том, имеет ли княжич, отец которого не был князем, право быть в общей очереди. Эта коллизия разрешилась переходом к прямому порядку наследования, когда сыновья стали наследовать только то, чем владел отец (в Киевской Руси - на основе решений княжеских съездов, состоявшихся в Любече в 1097 г. и в Витичеве в 1100 г.). В результате этого стало происходить стремительное дробление власти и собственности - княжеств и княжеских земель между наследниками. Возникла очередная социальная патология [363].

6.6.4. Стремление княжеств в Западной Европе к предотвращению чрезмерного дробления власти и собственности, имеющего следствием социальную нестабильность и потерю княжествами способности к обороне, к выживанию, к самосохранению, к нейтрализации этой патологии заставило князей дополнить принцип прямого наследования принципом майората [364]. При этом власть и собственность (королевство, княжество или имение) наследовал только старший сын князя, а младшие сыновья феодалов оказывались вытолкнуты из системы феодальных отношений. Они становились наемными воинами, купцами, церковнослужителями, вынуждены были заняться организаций производства товаров и их торговлей. Занимаясь торговлей, они всегда имели помощь и поддержку со стороны старших братьев-феодалов. Это обстоятельство создавало субъективные предпосылки для самоотрицания феодальной системы социальной самоорганизации. В немалой степени это способствовало развитию рынка и становлению гражданского общества в Европе[365].

6.6.5. На заре феодализма рост количества общин, коммендовавшихся одному и тому же князю определял необходимость содержания достаточно крупного войска (а не дружины, как до коммендации). Организационной структурой государства была система сеньориально-вассальных отношений. Вассал за свою службу нес ответственность перед сеньором[366]. Князья-сеньоры должны были нанимать дружинников для комплектации своего войска, но у них отсутствовали достаточные денежные средства для оплаты услуг наемных воинов. В условиях неразвитого рынка и неразвитых товарно-денежных отношений подать от коммендовавшихся общин они могли получать только в виде продуктов - мехов, шкур, меда, сала, мяса и других продуктов, одни из которых было трудно сохранить, а другие - сложно реализовать. Это детерминировало установление такой формы вознаграждения за службу, как наделение воинов (рыцарей, шляхтичей, дворян, помещиков) правом взимать в их (воинов) пользу податей с тех территориальных общин, на которые они помещены и которые переданы им в условное (на период несения службы) владение. Эти условия стали объективной основой для формирования военно-служилого сословия – дворянства, для зарождения феодализма[367].

Развитие рыночных товарно-денежных отношений и возрастание при этом денежных поступлений в бюджет создали условия для формирования платной наемной армии (позднее комплектуемой посредством всеобщей мобилизации на основе обязательной воинской повинности) и отказа от услуг дворянства. Дворянское войско имело низкую боеспособность. Казна в результате развития производительных сил, рынка и товарно-денежных отношений стала получать подати в виде денежных средств, достаточных для оплаты услуг наемных воинов. Поэтому возникла наемная армия, дворянское ополчение потеряло свое значение, начался закат феодализма[368]. Эволюция феодализма сопровождалась ликвидацией частной собственности крестьянских семей на землю с передачей ее в собственность общин и утратой общинниками личной свободы.

6.6.6. Общество «младших сыновей». Принцип майората на Западе Европы вытолкнул младших сыновей семей феодалов из системы феодальных отношений власти и собственности (на землю и замки), но не разорвал их родственные связи с родителями и старшими братьями. Вынужденные заняться торговлей, пиратством, колонизацией (по крайней мере, - часть из них), они постоянно имели защиту и поддержку со стороны старших братьев-феодалов. Поэтому именно они инициировали быстрое экономическое и социальное развитие Западной Европы.[369] Не имевшие перспектив в системе феодальных отношений, они должны были проявлять свою предприимчивость и инициативу, выстраивать будущее своим наследникам в сфере торговли и предпринимательства. В свою очередь эти родственные связи способствовали усилению товарности феодальных поместий.

6.6.7. Складывавшиеся родственно-экономические связи способствовали социальному прогрессу. Так, в Англии уже в ХII в. начинают действовать суды присяжных. Социально-экономический прогресс сопровождался распадом феодальной системы. В Англии в том же ХII в. редистрибуция живого труда феодалов (обязанность военной службы) при Генрихе II стала заменяться денежной редистрибуцией (щитовыми деньгами). В ХIII в. около 200 городам Англии были пожалованы городские хартии, закрепившие их экономические и политические права и вольности. В 1215 г. Иоанн Безземельный издал Великую хартию вольностей - первую европейскую конституцию, закрепившую принцип презумпции невиновности свободных людей (баронов), права и вольности городов, право свободного передвижения по суше и воде, право свободного выезда из страны и въезда в нее, право свободного въезда иностранных купцов, единство мер и весов, защиту от злоупотреблений королевских чиновников, упорядочение судебной процедуры, право на мятеж против короля, не соблюдающего конституционные нормы.

6.6.8. В Польше жалованная грамота Казимира (1457 г.) закрепила принцип презумпции невиновности и эмансипацию индивидуума от семьи (закреплялась его право-, дее- и деликтоспособность), закреплялись имущественные права женщин-аристократок и их право свободно выходить замуж. Король становился выборным, абсолютизировалось право «вето». Либерализация на северо-западе Европы способствовала быстрому развитию товарно-денежных отношений и рынка, развитию идеологии либерализма и демократии в северной Европе, а затем - и в Северной Америке. Либерализация в Польше закончилась гибелью польского королевства, когда подкупленные русскими шляхтичи-депутаты сейма, используя право «вето», парализовали деятельность сейма.

Младшие сыновья испанских и португальских идальго колонизовали Центральную и Южную Америку, Африку, Филиппины, младшие сыновья английских, голландских, германских дворян - Северную Америку, Африку, Индию. За море уплывали самые отважные и предприимчивые. Тем самым генетически закладывались предпосылки будущего социально-экономического развития колоний.

6.7. Европейский капитализм. Научно-технический прогресс и порожденное им углубление общественного разделения труда, расширение ассортимента товаров способствовали возникновению и росту городов как центров ремесел и торговли.

6.7.1. Потребность городских ремесленных производств в свободной мобильной рабочей силе, заинтересованность ремесленников в присвоении результатов своего труда обусловили разнонаправленнность и противоречивость интересов горожан[370] (ремесленников и торговцев) и феодалов, на землях которых возникали города. Вследствие этого постоянно и повсеместно велась борьба горожан с феодалами. Формой социальной самоорганизации горожан становятся городские советы и цехи. Борьба королей с феодалами в процессе укрупнения государств объективно способствовала союзу королей с городами.

На ранней стадии феодализма цехи были самоорганизуемыми саморегулируемыми самоуправляемыми организациями городских ремесленников.

6.7.2. Эволюция королевской власти, возникновение абсолютных монархий сопровождалась возникновением представления о божественном характере королевской власти («всякая власть от бога»), о том, что король – это наместник бога на земле. Бог – всемогущ и вездесущ, поэтому король как его наместник вправе регулировать все стороны жизни общества, в том числе – жизнь городов и деятельность цехов. Цеховое саморегулирование было замещено государственным регулированием. Нормы королевских эдиктов закрепляли требования к качеству продукции, применяемым технологии и инструментам. Углубление общественного разделения труда сопровождалось возникновением мануфактур, а затем фабрик и заводов, их развитие и функционирование требовало применения научно-технических инноваций. Но любая инновация была возможна только при условии внесения изменений и дополнений в королевские эдикты. Эдикты воспринимались как проявление божьей воли, поэтому любые требования по внесению в них изменений и дополнений расценивались как посягательство на «божий промысел», а инициаторы квалифицировались как еретики, место которым – на костре. Нормы королевского законодательства, закрепляя требования к качеству продукции и технологию ее изготовления, тем самым становились препоной для НТП.[371] Возникший феномен правового перерегулирования представлял собой очередную социальную патологию, результатом которой был научно-технический застой, отсутствие экономического роста, а то и социально-экономическим регресс, породивший повсеместное недовольство горожан (буржуа, бюргеров, мещан).

6.7.3. Его духовной религиозно-идеологической формой стала реформация католической церкви на промышленно развитом Севере Европы - протестантизм, основанный на тезисе о свободе совести, на представлении о том, что атеизм или вера в бога – это интимное личное дело каждого человека и посредники (маклеры) в лице служителей церкви здесь не нужны.

6.7.4. Протестанты иначе стали толковать притчу о талантах. До реформации (а в православной и мусульманских церквях – по настоящее время) притча толковалась с позиций раба. Возмездное предоставление денег было предосудительным, функционирование рынка денег осуждалось. Неразвитость рынка денег оказывала негативное влияние на развитие и других сегментов рынка. В ходе Реформации притча перетолковывается с позиций господина. Представление о том, что любой (земельный, имущественный, денежный) капитал должен его собственником использоваться производительно, становится аксиомой экономической теории и практики. Как следствие возникает представление о вмененных издержках, формулируются методики расчета цены любого актива и дисконтирования.

6.7.5. Светской идеологической формой недовольства стало возникновение представления о том, что государство (королевская власть) вообще не должно вмешиваться в хозяйственную деятельность предприятий, что «невидимая рука рынка» способна сама организовать товарное производство и рыночный обмен[372], что существуют абсолютные и относительные преимущества внешней торговли. Так формировалась идеология экономического либерализма (фритредерства), основой которой был тезис о том, что государство вообще не должно вмешиваться в дела национальной экономики. Она стала одной из составных частей идеологии Великой французской революции 1789 г. Ее законодательным отражением и закреплением стали Гражданский и Торговый Кодексы Наполеона I, использованные в последующие 200 лет в качестве основы при создании гражданского законодательства почти во всех развитых странах.

6.7.6. Развивающаяся промышленность требовала массового притока свободной мобильной рабочей силы (ликвидации крепостного права). Отражением этой потребности стало принятие Конвентом 03.09.1791 г. Декларации прав человека и гражданина, закрепившей основные права и свободы человека. Крепостная зависимость была ликвидирована. Таким образом, следствием НТП, возникновения промышленного производства, развития рынка и товарно-денежного обращения стало полное исчерпание феодализмом своей потенции и возможностей в качестве формы социальной самоорганизации[373]. Необходимость в нейтрализации феномена правового перерегулирования и потребность в наличии ресурсов свободной рабочей силы стали объективными причинами гибели феодализма.

6.7.7. В начале XIX в. идеология экономического либерализма становится доминирующей в Европе[374]. Доминирование идеологии экономического либерализма в Европе сопровождалось в XIX в. постепенным замещением режима конкуренции монополизацией рынков. Крупные предприятия поглощали или вытесняли с рынка малые и средние предприятия. Усиливалась монополизация всех трех секторов рынка: товаров и услуг, капитала и рабочей силы. В результате относительно, а порой и абсолютно падала цена рабочей силы. Оставалась на неизменном уровне, а то и уменьшалась покупательная способность населения, емкость национального рынка, совокупный спрос. Падал уровень жизни населения и усиливалось его обнищание, уменьшалась покупательная способность населения и емкость национальных рынков, усиливалась частота и возрастала амплитуда экономических циклических кризисов перепроизводства, усиливалось противоборство труда и капитала, возрастала восприимчивость населения к перераспределительным социалистическим (интернациональным и национальным) идеям.

6.7.8. Идеология буржуазного общества основывается на постулатах о правах и свободах людей – на либерализме. Но монополизация и либерализм – несовместимы. При монополизации происходило тотальное попрание прав и свобод человека на рабочее место, на жилище, на потребление основных жизненных благ. Вследствие этого обострялась социальная напряженность. Замедлялись темпы экономического роста, поскольку предприятия-монополисты не заинтересованы в интенсивном развитии посредством применения достижений НТП, требующих дополнительных инвестиций. Осуществляя экстенсивное развитие, они отторгали достижения НТП. Указанная несовместимость стала объективной органической причиной внутренней противоречивости капиталистического общества, причиной исчерпанности в конце XIX – начале XX вв. идеологии экономического либерализма, понимаемой как невмешательство государства в дела бизнеса. Возникла социальная патология, порожденная монополизацией, как проявление кризиса идеологии экономического либерализма.

6.7.9. Развитие производительных сил обусловливало и определяло необходимость слияния рынков мелких княжеств в крупные региональные рынки. Государственно-политической формой отражения этого объективного социально-экономического процесса стало возникновение централизованных национальных государств в виде абсолютистских монархий. Их становление происходило посредством непрерывных войн. Успех в войне зависел от уровня развития национального военно-промышленного комплекса, от степени обеспеченности национальной армии оружием, боеприпасами, обмундированием, продовольствием, транспортными средствами и объемов их импорта (чем больше объем импорта, тем больше угроза его блокирования неприятелем). Осознание этого обстоятельства определяло стремление государей содействовать развитию национальной промышленности, их стремление к автаркии, к экономической самодостаточности и самообеспеченности. В этих целях устанавливались высокие импортные пошлины на ввоз готовой продукции и высокие экспортные пошлины на вывоз сырья, запрещался вывоз золота и серебра и поощрялся их ввоз. Такие условия способствовали монополизации национального рынка. Территория национального государства была для национальных монополий наиболее доступным рынком сбыта готовой продукции и источником сырья. Субъективной основой укрупнения государств было стремление государей расширить территорию государства. Ведь территория (земля) была основной налогооблагаемой базой для национального государства. Поэтому и монополии, и государства были в равной мере заинтересованы в захвате новых территорий.

Реакцией на это было формирование идеологии протекционизма (покровительства государства национальным монополиям), определявшей экспансионистский имперско-колонизационный характер внешней политики европейских метрополий, создание ими мировых империй[375]. К концу XIX в. мир оказался разделен между десятком империй. Свободных земель для колонизации уже не было. А национальные монополии требовали от имперских правительств расширения имперских рынков. Но сделать это было возможно только в результате межимперских войн. Идеология протекционизма и автаркии, имперская политика исчерпали себя, возник их кризис. Территориальные претензии имелись у каждой империи, в результате стала неизбежной мировая война, ставшая открытой формой проявления этого кризиса[376]. Она сопровождалась социальными революциями, порожденными социальным кризисом, обусловленным монополизацией.

6.7.10. Синхронность мировой войны и социальных революций – не случайна. Они были проявлением кризиса идеологии протекционизма и автаркии и идеологии экономического либерализма, дополнявших друг друга и определявших соответственно содержание и направленность внешней и внутренней политики, проводимых мировыми империями. Дополняемость указанных идеологий была относительной. В определенной степени они противоречили друг другу. Автаркия требовала минимизировать импорт и, соответственно, участие национальной экономики в международном разделении труда (МРТ). А идеология фритредерства утверждала, что эффективность национальной экономики может быть повышена только за счет роста масштабов участия национальной экономики в МРТ. Таким образом, капитализм был внутренне противоречивой формой социально-экономической самоорганизации.

Минимизация роли государства в регулировании рынка была средством нейтрализации феномена правового перерегулирования. Но абсолютизация этого средства привела к возникновению новой социальной патологии, формой проявления которой была тотальная монополизация рынков товаров и услуг, труда и капитала. Возник социальный кризис, его неизбежной открытой формой стали мировые войны и социальные революции. Итогом успешных социальных революций стал отказ от ценностей рынка, частной собственности и демократии, наработанных человечеством в течение многовековой эволюции, и реставрация редистрибутивных протогосударств – т.е., масштабный социально-экономический регресс, сопровождающийся всесторонней (экономической, социальной, политической, экологической) деградацией общества и грозящий гибелью человечества.

После I мировой войны современники оказались не в состоянии идентифицировать причины ее развязывания. Социалисты интернационального (Ленин, Бухарин, Зиновьев и др.) и национального (Розенберг, Гитлер, Муссолини и др.) толков были убеждены, что повышение степени монополизации рынков – это объективный процесс, который неизбежно завершится огосударствливанием экономики. В результате в 20-30 гг. XX века в Евразии монополизация рынков становится тотальной, на ее основе повсеместно возникали тоталитарные диктатуры. Действие тех факторов, которые предопределили развязывание I мировой войны, не исчезло, а напротив – усилилось. Стала неизбежной II мировая война.

6.8. «Новое индустриальное общество» и «социально ориентированная рыночная экономика». Социально-экономическое развитие в Северной Америке осуществлялось несколько в иной фазе по отношению к Евразии. Американские фермеры, мелкие торговцы и предприниматели первыми распознали социальную опасность монополизма. Под их давлением парламент Канады в 1889 г. и конгресс США в 1890 г. приняли первые в мире законы о борьбе с монополизацией рынков. Принятые из популистских соображений, под давлением фермеров, мелких предпринимателей и торговцев[377], эти законы не действовали свыше сорока лет. Администрация США неоднократно обращалась в Верховный Суд с требованием принять решение о принудительном разделении ряда фирм[378]. Однако судьи, принадлежа к элите и разделяя ее убеждения и заблуждения, постоянно отклоняли эти иски. В результате степень монополизации усиливалась.

В открытой форме системный кризис капитализма[379], порожденный монополизацией, начался в ноябре 1929 г. обвалом Нью-йоркской фондовой биржи (пятнадцатью годами позднее, чем в Европе). Более чем в два раз упали объемы продаж и производства, возросла безработица. На Западном побережье сформировалась почти полумиллионная армия безработных, которая, захватывая поезда, двинулась на Вашингтон. Администрации США стоило большого труда рассеять ее деструктивный потенциал. Создалась угроза прихода к власти радикалов коммунистического или фашистского толков, угроза ценностям демократии, частной собственности и рынка. Эта угроза и последовавшие в 1929-1932 гг. социальные потрясения убедили элиту североамериканского общества в том, что монополизация рынков представляет собой социальную патологию, с которой необходимо бороться всеми доступными способами.

6.8.1. Демократические традиции североамериканского общества[380] воспрепятствовали установлению в Северной Америке тоталитарных диктатур, напротив - они способствовали избранию президентом США убежденного демократа и либерала – Ф.Д. Рузвельта. Его администрация искала выход из национального кризиса эмпирически, методом проб и ошибок. Осознание элитой патологичности монополизации было тем фоном, который способствовал выработке и принятию администрацией Ф.Д. Рузвельта в середине 30 гг. XX в. политики «Нового курса». В ее основу были положены два стратегических направления демонополизации национальной экономики и ее развития: повышение степени открытости национальной экономики и воспроизводство в ней конкурентной среды [381]. В 30 гг. и последующие десятилетия XX в. законодательно закрепляются условия, способствующие реализации этих направлений.

6.8.2. Международно-правовая квалификация монополизации как социальной патологии была дана Международными военными трибуналами ООН в Нюрнберге в 1945 и в Токио в 1946 гг., установившими, что основными виновниками развязывания II мировой войны (несомненно, и I мировой войны) являются германские и японские монополии. Меры по демонополизации национальной экономики, предпринятые администрацией Ф.Д. Рузвельта сугубо в утилитарных целях – в целях вывода ее из кризиса, имели фундаментальные качественные следствия, способствовали вхождению глобального социума и, в том числе – мировой экономики, в новый этап развития.

Глобальная социальная рефлексия относительно социальной патологичности монополизации создала предпосылки для нейтрализации этой патологии в масштабах мировой экономики. Средством ее нейтрализации стало законодательное закрепление условий открытости национальных экономик, воспроизводства в них конкурентной среды, деконцентрации собственности; нормативно-правовое закрепление условий воспроизводства конкурентной среды в мировой экономике. Вследствие институционально-правовых изменений возникает «Новая глобальная форма социальной самоорганизации», включающая новое индустриальное общество и социально-ориентированную рыночную экономику, имеющие качественно новые сущностные характеристики. Результатом стали микро-, макро- и глобальные экономические, социальные и политические последствия.

6.8.3. Микро- и макроследствия перехода национальных экономик к большей открытости. С повышением открытости национальной экономики ужесточается конкуренция на национальном рынке. Это заставляет предприятия переходить от экстенсивного к интенсивному развитию. Следствием этого является повышение восприимчивости предприятий к достижениям НТП. В результате растут инвестиции в производство научно-технической продукции. Стимулируется создание малых, особенно – венчурных, предприятий. Повышается качество продукции и производительность общественного труда. Конкуренция на рынке труда между его реципиентами определяет необходимость, а рост доходов в результате роста производительности общественного труда создает возможность повышения заработной платы наемным работникам. Рост заработной платы сопровождается ростом их покупательной способности, ростом емкости национального рынка (ведь лица наемного труда приобретают свыше 90% товаров народного потребления) и совокупного спроса. Одновременно (в соответствии с законом Энгеля) растет склонность населения к сбережениям. Растут объемы денежных средств, депонируемых населением на депозитных счетах коммерческих банков, инвестируемых в уставные капиталы обществ с ограниченной ответственностью, в акции, облигации и иные ценные бумаги, в паевые и пенсионные фонды, в страховые компании. В результате возрастает объем средств, инвестируемых в развитие экономики. Возрастает совокупное предложение. Рост совокупного спроса и совокупного предложения обусловливает ускорение темпов экономического роста и развития.

6.8.4. Ужесточение конкуренции и повышение степени восприимчивости предприятиями достижений НТП определяет превращение научно-технического потенциала фирмы и национальной экономики, отражаемого в производимых ими товарах, в важнейший фактор производства, производственный ресурс первостепенной значимости, главное условие конкурентоспособности товара.

6.8.5. В условиях капитализма, в условиях высокой закрытости национальных экономик существует национальная неравномерность НТП и экономического развития. Мировыми лидерами в области НТП, а, соответственно, и мировыми экономическими лидерами становятся в различные периоды отдельные страны. Отсюда вытекает роль отдельных стран как мировых экспортеров готовой, прежде всего, - машинотехнической наукоемкой продукции.

Повышение степени открытости национальных экономик и усиление их участия в международном разделении труда имело следствием снижение средней ставки таможенного тарифа во взаимной торговле развитых стран (Северной Америки, Европейского Союза и Японии) с 40 % в 1948 г. практически до нуля в начале XXI в. Повышение темпов НТП в условиях открытых национальных экономик развитых стран сопровождалось усилением неравномерности НТП в отдельных отраслях промышленности в отдельных странах, и, соответственно, углублением МРТ с ростом взаимных поставок готовой, особенно наукоемкой машинотехнической продукции.

6.8.6. Возникновение и быстрое развитие во второй половине XX в. вычислительной техники и средств связи, математических методов и теории программирования стало основой и материальной базой для появления и быстрой эволюции эффективных информационно-коммуникационных технологий и Интернета – новой виртуальной инфраструктуры мировой экономики, единого глобального виртуального пространства для развития глобальной системы науки, искусства и культуры, форума для осуществления глобальной социальной рефлексии; для появление новых технологий производства и управления в большинстве отраслей экономики.

6.8.7. Революция в организации машиностроения. Для капиталистической экономики характерна тенденция к укрупнению производственных мощностей машиностроительных предприятий, основанная на представлении о том, что с ростом производственной мощности очевидно снижается величина условно постоянных расходов в расчете на единицу продукции. Однако при этом не очевидным, но вполне реальным было ухудшение управляемости предприятием по мере роста его производственной мощности. С увеличением мощности предприятия приходилось также изымать из сельскохозяйственного оборота все большие площади земли, либо затрачивать все большие средства на планировку территорий под строительство и затраты нулевого цикла. Удлинялись сроки строительства предприятий, их капитального ремонта, модернизации и переналадки при освоении выпуска новых видов продукции и увеличивались связанные с этим суммы инвестиций; увеличивались периоды их замораживания в незавершенное строительство и снижалась их доходность; снижалась мобильность предприятий. Кроме того, крупным машиностроительным предприятиям органически свойственно противоречие между горизонтальной технологической и вертикальной управленческой, плановой и учетно-отчетной системой связей и отношений, существенно затрудняющее построение эффективных организационных структур и систем внутрифирменного регулирования и планирования. Использования ЭВМ и ЭММ[382] стало основой для попыток повышения управляемости предприятиями[383]. Однако связанные с этим дополнительные затраты не сопровождались равноценным или более высоким экономическим эффектом, ростом управляемости и мобильности предприятий, ростом доходности инвестиций.

Появление и развитие Интернета создало материальную основу для революции в организации деятельности машиностроительных предприятий, а повышение открытости национальных экономик – ее правовую основу. В конце 80 гг. ХХ в. появилась (и была реализована сначала во Франции) возможность мобильно организовать выпуск наукоемкой машинотехнической продукции посредством кооперирования малых и средних предприятий, производящих сырье, материалы, комплектующие детали и узлы, а также сборочных производств, расположенных в десятках различных стран. Появилась возможность организовать мобильный переход на выпуск новых видов продукции не путем перестройки крупных предприятий, а путем создания новой сети кооперирующихся малых и средних предприятий. При этом весьма сложная организационная структура крупных предприятий и сложные системы внутрифирменного регулирования и планирования, основанные на внутрифирменных нормах (разрабатываемых индивидуально для каждой фирмы), замещаются значительно более простыми горизонтальными связями кооперирующихся предприятий, основанными на договорах поставок комплектующих изделий (договорах купли-продажи), заключение и исполнение которых регулируется универсальными (для всех предприятий) нормами частного права. Таким образом, замещение крупных предприятий совокупностью кооперирующихся малых и средних предприятий, набор которых определяется конструкцией и технологией производства каждого нового товара, снимает указанное противоречие между горизонтальными технологическими и вертикальными управленческими связями и отношениями.

На действующих крупных предприятиях этот принцип замещения также применяется, но несколько в иной форме. Отношения соподчиненности замещаются отношениями кооперации, сотрудничества. Администрация предприятия заключает договор с трудовым коллективом бригады, участка или цеха, закрепляющий их взаимные права и обязательства. Представитель администрации отвечает не за результаты трудовой деятельности коллектива, а за выявление случаев невыполнения или недобросовестного выполнения коллективом договорных обязательств и применение соответствующих санкций[384].

Вследствие ускорения НТП происходит миниатюризация рабочих органов машин; рост числа, расширение области и рост масштабов применения энерго- и материалосберегающих технологий; рост объемов утилизации отходов как вторичного сырья.

Ужесточение конкуренции на микроуровне (на уровне предприятий) имеет качественные экономические, социальные и политические следствия на макро- и глобальном уровнях. На глобальном уровне имеет место углубление межгосударственного разделения труда и рост объемов взаимной торговли между развитыми странами. Рост масштабов международного кооперирования, объемов международного производства и товарообмена развитых стран ведет как к усилению взаимной дополняемости их национальных экономик, так и к усилению их взаимной зависимости, т.е. к формированию мировой экономики как целостной экономической системы. Усиливается взаимная зависимость государств и становится невозможной их автаркия.

Дата добавления: 2014-01-06