II. Герард Фридрих Миллер

Герард Фридрих Миллер (1705-1783) являлся уроженцем Вестфалии. В двадцатилетнем возрасте, не доучившись в Лейпцигском университете, Миллер переезжает в Петербург.Историк Г.З. Баейер уговорил младшего соотечественника заняться изучением русской истории. У Миллера, также как у его наставника, окажутся способности к иностранным языкам. Он освоит французский, английский, голландский, шведский, датский, греческий языки и, в отличие от Байера, обучится русскому.

На первых порах Миллер следом за Байером делал выписки из византийских и европейских источников о Древней Руси. Не имея полного университетского образования и практического опыта, Миллер, по словам Петра Шафирова, брал усердием, а не талантом. К 1731 г. Миллер получил звание профессора, а в 1733-1743 годах принимает участие в экспедиции по изучению Сибири. В задачу Миллера входило описать архивы сибирских городов и снять копии с возможно большего количества исторических документов. Попутно Миллер собирает сведения по языкознанию, экономике региона, этнографии и археологии. В ходе десятилетней экспедиции Миллер описал и привел в порядок архивы 20 сибирских городов.

Сибирская экспедиция была подытожена фундаментальным трудом Миллера «История Сибири» (опубликован в 1761-1763). Исследование охватывало период истории от начала русской колонизации Сибири до середины XVIII века. Помимо изучения самого процесса присоединения сибирских территорий к России, Миллер уделил внимание этногенезу сибирских народов, местным культурам и верованиям.

В 1748 г. Миллер получил звание историографа с обязательством написать «генеральную российскую историю», однако последующие события прервали его работу над фундаментальным трудом. Вскоре Миллеру поручили составить речь на тему «О происхождении имени и народа российского» для торжественного заседания Академии наук [содержание доклада Милллера освещается в лекции «Научное наследие М.В. Ломоносова»]. Подготовленный на латинском языке доклад Миллера вызвал сомнение президента Академии наук К.Г. Разумовского, решением которого текст речи был передан на экспертизу членам Петербургской академии наук. Наряду с М.В. Ломоносовым, который указал на то, что Миллер занял доводы у Байера, нелестные отзывы на планируемую речь дал профессор истории И.Э. Фишер. На тенденциозный подбор Миллером источников указал Ф.Г. Штрубе де Пирмонт (позже немец А.Л. Шлёцер назовет многие положения диссертации Миллера «глупыми выдумками»).

Речь Миллера была прочитана 23 августа 1749 года.Обсуждение речи продолжалось с октября 1749 по март 1750 г. и заняло двадцать девять заседаний Чрезвычайного собрания академиков. Полемика обернулась для Миллера персональной катастрофой, надолго подорвавшей научную репутацию ученого. Оппоненты Миллера расходились только в степени неприятия доклада и неприязни к самому Миллеру. Например, В.Н. Татищев, будучи не согласен с основными положениями труда Миллера, отреагировал в спокойной форме. Академик М.В. Ломоносов, напротив, добивался расправы над Миллером. В результате было вынесено решение об уничтожении диссертации Миллера, «так как она предосудительна для России». Миллер попал в продолжительную опалу. Его на год разжаловали из профессоров в адъюнкты, а Ломоносов бдительно следил за тем, чтобы его оппонента не допускали к изучению русской истории. В течение восемнадцати лет Миллер не мог читать лекций. Позже, касаясь вопроса о происхождении русского народа, Миллер следом за Ломоносовым возводил славянскую государственность не к скандинавам, а к сарматскому племени роксолан («Краткое известие о начале Новгорода»).

Время от времени неприятности у Миллера повторялись. В 1761 году в «Ежемесячных сочинениях» Миллер опубликовал работу «Опыт новейшей истории России», которую авторрассматривал, как продолжение «Истории Российской» Татищева. Труд был посвящен Смутному времени. С одной стороны, историк описал нелицеприятные деяния русских правителей, с другой стороны, он отказался от одноцветного изображения исторических персонажей, нарушив тем самым сложившиеся каноны. Например, Миллер не опровергал хрестоматийную версию о злодействах Бориса Годунова, но при этом признавал в нем ум и способности незаурядного государственного деятеля. В правление Годунова произошло укрепление Русского государства и поднялся его международный авторитет. Федор Годунов придал внутренней жизни большую стабильность. Тем не менее, в Годунове одержали вверх качества временщика: ревность, страх и подозрительность, что и предопределило падение рода Годуновых. Критический подход Миллера в описании Смуты привел к тому, что указанием свыше публикация «Опыта новейшей истории России» была прервана.

Вскоре Миллер напечатал исследование «Краткое известие о начале Новгорода», в котором попытался описать общественное устройство Новгородской вечевой республики. Симпатии к демократическим порядкам Новгорода не отменили предпочтение автора централизаторским усилиям Москвы. Настоящая статья о Новгороде также вызвала досаду у властей.

Казалось бы с возвышением Екатерины II, которая благоволила к Миллеру, наступил самый плодотворный и продуктивный этап в биографии историка. Он становится начальником архива Коллегии иностранных дел и получает непосредственный доступ к важнейшим источникам. Им написано множество работ, часть из которых до сих пор не опубликована. Ему предлагают должность историографа. От Академии наук Миллера выдвигают в состав Уложенной комиссии. Однако в 1772 году Миллера разбил паралич, вопреки которому историк продолжал заниматься русской историей вплоть до своей смерти.

В историографии отложились различные оценки научного наследия Г.Ф. Миллера. Как и в случае с Байером, имя историка оказалась связано с норманнской теорией, к тому же репутация Миллера была придавлена авторитетом М.В. Ломоносова. В течение XIX века Миллер удостоился от младших коллег звания чернорабочего науки, представляющего интерес по части собранного им важного фактического материала, тогда как К.Н. Бестужев-Рюмин назвал Миллера «настоящим отцом русской исторической науки». Исследователи советской поры, если исключить их негативные суждения о вкладе Миллера в норманнскую теорию, признавали в первую очередь его археографические заслуги, а также его причастность к постановке научной критики источника. Ныне общепризнанно, что Миллер – один из крупнейших историков своего времени, трудами которого было положено начало изучения многих основополагающих проблем отечественной истории.

III. Август-Людвиг Шлёцер

Помимо Г.З. Байера и Г.Ф. Миллера на поприще изучения русской истории отличился Август-Людвиг Шлёцер (1735-1809). Он родился в семье пастора, учился на богословском факультете Виттенбергского университета, где защитил диссертацию «О жизни Бога», и в Геттингенском университете, где получил хорошую филологическую подготовку.

Шлёцер увлекся текстологическим анализом Библии. Его захватила идея совершить поездку в Палестину, для чего требовались немалые финансы. Михаэлис убедил молодого ученого накопить нужный капитал в Петербурге на службе у Г.Ф. Миллера, которому требовался секретарь. Шлёцер выехал из Швеции в Россию двадцати шестилетним человеком со сложившимися интересами и убеждениями. В полном согласии с Вольтером он считал предметом исторической науки не столько политические события, сколько те «проселочные дороги, по которым незаметно крадутся купцы, миссионеры и путешественники». Шлёцер отказался разделять народы на исторические и неисторические, что позволило ему адаптироваться в России и достаточно безболезненно обновить свои научные интересы.

Жизнь в России вскоре утомила ученого. Как представитель идеологии просвещенного абсолютизма Шлёцер разделял тогдашнюю критику феодализма, называя крепостничество «адской выдумкой». Прогресс он связывал с просвещенными правителями, однако, Шлёцер убедился, что в империи Екатерины Великой деспотия сильнее, чем просвещение, что в России безбожно попираются человеческие права. В 1767 г. он выехал в отпуск в Германию и вопреки своим обещаниям остался на родине. Ему удалось вывезти из Петербурга домашний архив. Он возглавил кафедру философии Геттингенского университета и стал одним из основоположников славистики в Германии.

Основной научный труд «Нестор. Русские летописи на древнеславянском языке» Шлёцер написал на рубеже XVIII-XIX веков. Пятитомный труд, посвященный императору Александру I, будет опубликован в России в 1809-1819 годах. Фундаментальное исследование было посвящено источниковедческому анализу «Повести временных лет» и решало следующие задачи: 1) оценить степень образования и характер исторических воззрений Нестора, а также достоверность его свидетельств; 2) отделить авторский текст от текста его продолжателей и переписчиков; 3) посредством лексического, грамматического и исторического истолкования текста установить современный Нестору смысл слов и соответственно – смысл описанных в летописи событий.

Решение поставленных задач Шлёцер начал с процедуры сопоставления двенадцати опубликованных и девяти рукописных списков «Повести временных лет». Он пришел к выводу, что лишь четыре из них имеют древний, менее всего искаженный характер. Основные выводы Шлёцера были следующими: во-первых, автор «Повести временных лет» Нестор был монахом Киево-Печерского монастыря; он писал о том, чему был свидетелем или о чем хорошо был проинформирован; во многом он полагался на византийские известия; во-вторых, первоначальная летопись «Временник Нестора» не сохранилась и дошла лишь в составе поздних летописей, где была дополнена выписками из иностранных источников и домыслами других авторов.

Труд «Нестор» – пример научного отношения к историческому источнику, хотя в целом гипотеза Шлёцера об отсутствии летописей до Нестора не выдержала испытание временем. Научные приемы Шлёцера не сразу были приняты современниками. Однако со временем научный подход Шлёцера к источникам стал усваиваться русскими исследователями, которые, по мнению В.О. Ключевского, смотрели на Шлёцера как на своего первоучителя. В историографии советского периода одни специалисты называли Шлёцера более передовым ученым, чем другие русские историки того времени, другие считали влияние Шлёцера на русскую науку вредным, а разработку русского летописания несостоятельной. Современные исследователи полагают, что место Шлёцера в русской науке определяется его критическим подходом к историческим легендам и отказом от потребительского подхода к источнику.

Вывод

Не одно десятилетие историографы дискутируют относительно вклада немецких ученых в русскую историческую науку. Диапазон суждений простирается от полного отрицания какой-либо пользы, связанной с деятельностью приезжих ученых, до апологетических оценок научного наследия Байера, Миллера и Шлёцера. Например, М.О. Коялович с некоторыми оговорками приравнивал роль Шлёцера в русской науке к роли Бирона в истории русского государства. Напротив, К.Н. Бестужев-Рюмин называл немецких историков «нашими учителями». Следом за ним Г.В. Вернадский думал, что трое выдающихся ученых, выписанных из Германии, положили начало русской исторической науке в современном смысле этого слова. Наиболее взвешенной представляется точка зрения П.Н. Милюкова, отмечавшего, что немецкие ученые внесли прогресс в русскую историографию, постулировав независимость исторической науки от всякой цензуры, от панегирических целей и патриотических увлечений.

ЛЕКЦИЯ: НАУЧНОЕ НАСЛЕДИЕ М.В. ЛОМОНОСОВА

Дата добавления: 2014-01-07