Примирение с интроектом

Важной предпосылкой здоровья человека в ядре его личности является примирение с интроектом. Благодаря своему необычайно сильному катартическому воздейст­вию оно наступает в психодраме, как правило, очень бы­стро и со стойким эффектом. Достаточно бывает даже одного занятия, чтобы благодаря такому катарсису про­изошло исцеление. Согласно И.Г. Шультцу, «истинное психокатартическое переживание означает преобразова­ние и интегративное упорядочивание в самых глубоких слоях души, прежде всего в аффективно-душевной структуре». К этой глубинной структуре относятся интроекты. Речь здесь идет о внешних влияниях на малень­кого ребенка со стороны родителей или других лиц, ко­торые затем интериоризируются и запечатлеваются в его душе. Вместе с образом (имаго) родителей они могут, даже вопреки воле данного индивида, стать ведущим об­разом и бессознательно определять его поступки. Со­гласно психоаналитической теории, они участвуют в по­строении «Сверх-Я». Они могут влиять на поведение че­ловека изнутри, но также переноситься вовне на других реальных людей, выполняющих функцию носителей проекций, возможно даже в виде сгущений и галлюцина­ций, и тем самым нарушать или делать невозможным ре­алистичное отношение к этим людям. Они являются по-прежнему действенными даже тогда, когда у взрослого человека внешне уже произошло отделение от родителей или он потерял их из-за смерти. Если его отделение от матери или отца, например вследствие их жесткости или эмоциональной обедненности, смогло произойти лишь при агрессивном сопротивлении или пассивном уклоне­нии, то такое внешнее отделение является обычно всего лишь мнимым. Инфантильная привязанность продолжа­ет существовать в виде привязанности к интроекту. Она может привести к тяжелому интрапсихическому конф­ликту, если, к примеру, властное «Сверх-Я» — выража­ясь психоаналитическим языком — бескомпромиссно противостоит сильным стремлениям и побуждениям «Я» и «Оно». В результате возникают неврозы, психозы, а также всякого рода нарушения поведения, создающие препятствия данному человеку до тех пор, пока не насту­пит его примирение с интроектом и не станет возможным внутреннее отделение и освобождение. Дополнительная реальность психодрамы обеспечивает быстрый запуск этого процесса.

Пример: Сначала следует упомянуть психодраму, в кото­рой примирение с интроектом не являлось основным. Тем не менее данная психодраматическая игра, про­веденная утром в рамках учебного семинара, стала предпосылкой для последующего психодраматическо­го примирения другого члена группы с интроектом своего отца.

В утренней психодраматической игре была восп­роизведена очень теплая атмосфера в совершенно обычной, ничем не примечательной семье, особое положение протагониста — как самого юного среди братьев и сестер, — соперничество с ними, поведе­ние матери, которая, преследуя благие намерения, в любой затруднительной ситуации обычно стано­вится между отцом и сыном, тем самым мешая, а иногда даже препятствуя не только выяснению от­ношений, но и коммуникации между ними. Во вре­мя монолога протагонист начинает вдруг испыты­вать неподдельное сожаление по поводу этого об­стоятельства и говорит: «Я стремлюсь к более глу­боким контактам с отцом; в сущности, ведь я его очень люблю». При этом у него появляются слезы.

После нескольких разыгранных сцен психодрама­тическая игра заканчивается изображением весьма гармоничного семейного празднества. В следующей фазе психодрамы, фазе обсуждения, протагонист сообщает, что благодаря психодраматической игре его отношение к своему отцу стало для него гораздо более ясным. Несколько мужчин — участников группы явно взволнованы, они сообщают о своей идентификации с протагонистом. Данная психодра­матическая игра привела в действие мощный цент­рированный на теме групповой процесс.

В самом начале вечернего занятия вызывается другой участник группы, примерно тридцатипяти­летнего возраста, который в отличие от состояния на утренней психодраме выглядит напряженным и бледным. Запинаясь, он сообщает, что испытывает огромное напряжение из-за последней психодрамы. У него пропал аппетит, и он ни к чему не притро­нулся во время обеда. Затем с больной головой и резью в желудке лег в постель, но ему никак не да­вали уснуть будоражащие душу образы-представле­ния: он видел себя стоящим на вершине голой, из­резанной трещинами скалы, смотрящим сверху вниз на темное круглое озеро. И вдруг он понял, что это бездонное озеро наполнено его невыплакан­ными слезами. Рассказчику едва удается сдержать в этом месте плач, однако, захлебываясь от слез, он продолжает описывать густой, окружающий воду лес. Вдруг из-за верхушек елей появляется фигура его отца, она становится все больше и больше, пока наконец не заслоняет самого его, то есть стоящего, как и прежде, на скале сына. В этот момент рас­сказчик разражается бурными рыданиями. Группа подавлена. Пока все в растерянности молчат, веду­щий, сохраняя спокойствие, садится рядом с гром­ко плачущим участником группы. Дождавшись, когда он немного успокоится, ведущий психодрамы обращается к нему с вопросом, жив ли его отец. «Нет», — отвечает тот. Снова разразившись бурны­ми рыданиями, участник группы продолжает: «Мой отец умер десять лет назад, а я с тех пор ни разу не побывал на его могиле».

Его состояние является показанием для отреагирования в психодраме. Психодрамотерапевт подво­дит участника группы, ставшего теперь протагони­стом, к сцене и осведомляется, не чувствовал ли он в детстве или в юности угрозы для себя со стороны отца. Протагонист отвечает утвердительно и вспо­минает, как был наказан отцом после неудачного вступительного экзамена в гимназию. Этот рассказ немного успокаивает протагониста. Вдруг вновь взволнованно он говорит: «Тогда я не хотел понять, как тяжело было отцу, как ему было одиноко рядом с вечно причитающей матерью. У нас дома всегда была напряженная атмосфера».

Во время рассказа психодрамотерапевт ставит перед протагонистом пустой стул. Он просит его представить на этом стуле отца и описать его внеш­ность. Став позади него, он дублирует \ТД - терапевт в роли дубля, ТО - терапевт в роли отца, ТП терапевт в роли протагониста, П — протагонист, ПО — протагонист в роли отца — Прим. авт.\

ТД: «Сейчас я представляю на стуле отца...»

П: «Он сидит слегка наклонившись вперед, его лицо бледное, тонкие губы сжаты. Я отчетливо ви­жу перед собой его седые, редкие волосы, печаль­ные, строгие глаза... Он выглядит очень плохо. Раньше я никогда этого не замечал! Мы никогда не разговаривали между собой по душам».

ТД: «Но теперь я вижу, как плохо ты выгля­дишь. Теперь я могу сказать тебе, отцу, то, что я никогда не решался сказать».

П: «Да, теперь я скажу тебе то, что ты и так уже, наверное, знаешь... я всегда тебя только нена­видел; тебя и еще больше мать».

ТД: «Мать...»

П: «Сделала твою и без того тяжелую жизнь со­всем невыносимой!»

Психодрамотерапевт меняет роли. Присев на корточки позади пустого стула, занятого имаго от­ца, он в роли отца говорит:

ТО: «Все же ты это заметил?»

П (бурно рыдая): «Пожалуй, я всегда это знал, но никогда тебе этого не говорил. Между нами всег­да была ненависть, и все же мне так хотелось бы сойтись с тобой 6лиже!»

ТО: «В самом деле?»

П (снова рыдая): «Ну конечно! Если бы я при­знался тебе в этом раньше!»

В этом месте происходит обмен ролями: сидя на стуле протагониста, психодрамотерапевт в его роли повторяет последние его слова:

ТП: «Если бы я сказал тебе это раньше!»

Протагонист в роли собственного отца отвечает:

ПО: «Ну, ладно, ладно, мой славный мальчик!»

Обмен ролями:

ТО: «Ну, ладно, ладно, мой славный мальчик!»

Протагонист рыдает. Неожиданно его плач пре­кращается.

Видя это, психодрамотерапевт прерывает сцену и вместе с протагонистом выходит на веранду. Тот прислоняется к деревянному столбу и, тихо плача, постепенно успокаивается. С благодарной улыбкой он смотрит на терапевта, рассеянно гладит его по щеке. После этой катартической психодрамы оба испытывают огромное облегчение. Короткая беседа о детях протагониста возвращает к внешней реаль­ности. Он говорит: «Да и я сам веду себя в отноше­нии моего восьмилетнего сына не намного лучше, чем вел себя по отношению ко мне мой отец. Но те­перь все будет по-другому!» Оба смеются. Чары окончательно развеиваются. Словно освободившись от тяжелого кошмара, протагонист и психодрамотерапевт возвращаются в группу.

Своим спокойствием они разительно отличаются от остальных членов группы, по-прежнему сидящих словно в оцепенении. Почти у всех, особенно у муж­чин, влажные от слез глаза. Вся группа направляется на веранду. Сначала молча, затем и вербально проис­ходит психодраматический шеринг. Протагонист пол­ностью расслаблен. Его замечание: «Теперь я могу отправиться на могилу отца без чувства вины и нена­висти» — указывает на происшедшее на психодрама­тическом занятии примирение с интроектом.

Комментарий: Пример является иллюстрацией того, как в результате идентификации с протагонистом на од­ном психодраматическом занятии другой участник груп­пы, глубоко ему сопереживая, становится протагонистом следующей психодрамы. Благодаря идентификациям других участников группы приводится в действие цент­рированный на теме групповой терапевтический процесс. Второе психодраматическое занятие достигает своей кульминации в акционально-катартическом примирении протагониста с интроектом. Внутренний резонанс, кото­рый вызвала у второго протагониста игра первого, явля­ется причиной спонтанного кататимного переживания об­разов, то есть представления образов, соответствующих его внутренней реальности. Символическое содержание этих образов выражает отношение к отцу, вызывавшему у протагониста сильное чувство страха.

В катамнезе, спустя одиннадцать месяцев после этого занятия, он утверждает, что этот кататимный образ неодно­кратно всплывал в его памяти. При этом, однако, вместо темного озера он каждый раз видел луг, усеянный цветами.

Спонтанную трансформацию кататимного образа по­сле психодрамы можно рассматривать как свидетельство происшедших в протагонисте изменений.

Дата добавления: 2014-10-22